КИТАЙСКИЕ ДЕТИ, ИЛИ ПРОНИКНОВЕНИЕ В ЧУЖУЮ СРЕДУ. 1960 год
Берлин. Заснеженный вечер перед Рождеством. Тихо. Город почти замер. Лихорадочный темп рождественских покупок затихает. Через несколько часов божественная благодать опустится на затихшие дома, в окнах которых уже давно горят рождественские лампочки-свечи. Красиво. Мы не отмечаем Рождество, но нам очень нравится этот праздник. Он по-особенному торжествен. Жаль, что у нас в Москве не принято радоваться этому Божьему величию. Мне кажется, именно в эти дни очищается человеческая душа. Подобные ощущения возникают, наверное, почти у каждого человека, христианина или неверующего, кто в эти дни очутился в том регионе планеты, где именно Рождество — главное и самое торжественное событие в жизни христианского мира. Эти чувства возникают и усиливаются еще и под воздействием всех видов массовой информации, особенно телевидения. Задолго до Рождества этому событию уделяется особое внимание. У людей возникает праздничное настроение. Все что-то покупают, тщательно и с любовью выбирают подарки, особенно детям. Почта в предрождественские дни не справляется с работой. Все поздравляют друг друга, стремятся сделать близким приятное. По мере приближения к Рождеству все теле- и радиопрограммы заполнены рождественской тематикой…
Скоро наступит Рождественская ночь…
Мы с женой медленно движемся вдоль Тресковаллее в сторону посольства Китайской Народной Республики. Это параллельно той части Карлсхорста, где расположен ряд советских учреждений и жилые дома советского посольства и торгпредства…
На улице редкие прохожие. Недалеко от китайского посольства промтоварный магазин с большим отделом детских вещей и игрушек. Рядом со входом огромная ярко освещенная витрина, за чистым и прозрачным стеклом которой в разных позах застыли диковинные игрушки. Игрушечный рай притягивает не только детей, но и взрослых. Мы направляемся к давно известной нам витрине. Две детские спинки в курточках-анораках. Вязаные яркие зимние шапки-колпачки. Дети столбиками застыли у яркого от электрического света стекла. Совсем рядом от рассматривающих витрину детей стоит тепло одетый в плотную зимнюю шинель и русского покроя шапку-ушанку немецкий полицейский. Наверное, здесь его рождественский пост, а может быть, он из охраны у китайского посольства, находящегося недалеко от магазина. Скоро магазин закроется. Подходим ближе. Уже четко видно раскрасневшееся от легкого мороза лицо полицейского. Он смотрит в сторону о чем-то живо разговаривающих детей. Останавливаемся за маленькими детскими спинками. Наверное, им не больше пяти или шести лет. Это здешние, берлинские детки. Они щебечут что-то веселое на берлинском диалекте. Но что это? Почему на лице полицейского четко выраженное удивление, граничащее с нескрываемым изумлением? Чем так поразили его веселящиеся ребятишки? Хлопает магазинная дверь и сразу же раздается непонятный гортанный звук женского голоса. Мы поворачиваем головы. К витрине спешит молодая китаянка. Дети бросаются к ней. Это ее дети! Китайские ребятишки! Полицейский при исполнении. Он делает серьезное и невозмутимое лицо и медленно направляется в сторону китайского посольства. Теперь не слышно веселого щебетания на берлинском диалекте, дети по-китайски разговаривают с женщиной. Через несколько минут они входят в здание посольства.
Я не удержался и подошел к полицейскому. Действительно, он нес охрану посольства. Молодой парень, берлинец. Он сказал, что даже представить себе не мог, чтобы китайские дети так говорили по-немецки да еще виртуозно владели берлинским диалектом. Я запомнил слова полицейского: «Если бы я не видел их лица, никогда бы не поверил, что разговаривают китайские дети. Я сам берлинец и по слуху их воспринимал как маленьких берлинцев».
Позже я выяснил, что все сотрудники китайского посольства отдают своих детей в детские учреждения демократического Берлина с трех-четырех лет.