Рабочий день давно закончился. В посольстве осталось только двое: дежурный комендант внизу, у входа, и дежурный из числа дипсостава наверху, в приемной посла. Сегодня мой черед дежурить. Ранний осенний вечер. Посол М.Г. Первухин давно поднялся в свои апартаменты. Мое дежурство заканчивается ровно в полночь. В обязанность дежурного по посольству входит в основном прием посетителей, если таковые появятся, что, впрочем, в вечернее время было крайне редко; кроме того, могли быть какие-то сообщения из Москвы. Поэтому звонок снизу от дежурного коменданта с просьбой выйти к посетителю заставил меня с большим нежеланием оторваться от какого-то чтива. Спускаюсь вниз. В холле вижу пожилого человека. Он с трудом поднимается из кресла. Ноги его явно плохо слушаются. Он делает шаг мне навстречу. Человек среднего роста, как у нас говорят, этакий кряжистый мужик. Особо выделяется большой мясистый нос «боксерской» формы. На лбу, щеке и подбородке плохо зарубцевавшиеся и явно старые шрамы (позже выяснилось, что это следы сабельных ударов, полученных на фронтах Гражданской войны в России). Крепкое рукопожатие. Моя рука тонет в его огромной ручище. Садимся. Начинается разговор, который все больше и больше увлекает меня. Слушая внимательно, рассматриваю его весьма примечательную внешность. Крупная голова, мощная шея еле угадывается, а главное — он какой-то волосатый. Такое впечатление, что он весь состоит в основном из волос. Пышная, впечатляющая кажущейся не-чесанностью седеющая шевелюра. При этом возникает ощущение, что он как бы подстрижен ежиком. Волосы торчат из ушей, ноздрей, еще откуда-то сбоку, кустистые брови. Волосы выступают из-под воротника сорочки на груди, их не скрывает даже подпирающий горло плотно завязанный галстук.

«Волосатый» Мюллер, как я сразу окрестил этого немца, хорошо владеет русским. Правда, это далеко не литературный язык, пересыпанный большим количеством украинских слов, более напоминающий говорок сельского люда юга Украины. Чем дальше мне рассказывает свою одиссею Мюллер, тем больше я проникаюсь симпатией к этому внешне грубому, как и его речь, человеку. Он поведал интереснейшую историю. Бывший горняк, шахтер. Еще в кайзеровской Германии, спустившись впервые в шахту в 15 лет, он вырос от простого шахтера-проходчика до маркшейдера.

В Первую мировую в 1916 году он в кавалерийской атаке в бою с казаками был ранен и попал в русский плен. В лагере военнопленных в Сибири стал большевиком.

Потом была Гражданская. Воевал на юге Украины, где вскоре стал комиссаром Мелитопольского кавалерийского полка. Дрался под Каховкой, брал Перекоп. Несколько раз был ранен. За Гражданскую войну был награжден орденом Красного Знамени. Демобилизовался в 1922 году. Работал на шахтах Донбасса. В начале 30-х его перевели на работу в Киев, где он вырос до заместителя наркома угольной промышленности Украины. Арест в 1937 году по обвинению в троцкизме. Тюрьма, лагеря, в которых погиб его сын. Он с женой выжил. В 1954 году реабилитирован и вместе с женой вернулся в Германию. Конечно же в ГДР. Восстановлен в партии. Рассказав все это, «волосатый» Мюллер обратился с просьбой решить, как он выразился, очень деликатный вопрос. Это якобы была его единственная просьба за все годы жизни в России, службы в Красной армии и работы в Советском Союзе: помочь приобрести легковой автомобиль «москвич».

— Мы с женой два старых и больных человека. Я хожу с трудом, жена вообще еле передвигается. Что нам осталось жить, хотя я еще крепок и чувствую себя хорошо? При аресте у меня были конфискованы по тем временам, наверное, хорошие, дорогие вещи. Мебель, ковры, несколько картин, посуда, ну и всякое другое, в общем-то, ценное барахло (он так и сказал — «барахло»). По закону, — продолжал старик, — я имею право получить компенсацию, как мне было объявлено в ЦК КПСС при моем отъезде в ГДР. Я там, в Москве, сказал и сейчас говорю вам: мне ничего не надо компенсировать. Ходить мне тяжело стало. Подарите «москвич». У нас в ГДР купить легковую автомашину невозможно. Стоять в очереди на авто надо много лет. Не доживу. Конфискованные при аресте вещи стоят во много раз больше, чем «москвич». Если не получится, тоже в обиде не буду, — закончил Мюллер.

Рассказ старика — «волосатого» Мюллера — тронул и взволновал меня. Утром я все доложил послу. Михаил Георгиевич принял в решении этого вопроса самое горячее участие, дав мне соответствующее поручение и указание. Сделанный запрос через МИД подтвердил историю Мюллера. Через пару месяцев счастливый обладатель новенького «москвича» подъехал к зданию советского посольства. Поддерживая еле передвигающуюся жену, Мюллер вновь встретился со мной, передал благодарственное письмо нашему послу Первухину. Позже я получил по почте еще одно благодарственное письмо трогательного содержания в мой адрес с фотокарточкой этих милых стариков на фоне нашего «москвича». К сожалению, эти дорогие для меня реликвии, долго лежавшие в моем архиве, ныне утрачены. Такая вот история с легендарным героем Гражданской войны, завоевывавшим Советскую власть за тысячи километров от своей родины — Германии.