Моя плановая замена в Берлине должна была произойти в 1971 году. Однако посол Абрасимов попросил мое руководство в Москве продлить мне командировку еще на год в связи с продолжающимися переговорами по Западному Берлину, начатыми в марте 1970 года. В «команде» по переговорам я был пресс-аташе нашей делегации. Моя замена на последнем этапе встреч и переговоров делегаций Советского Союза, США, Франции и Великобритании, как считал наш посол, была нежелательна. Я знал о решении Москвы оставить меня на работе после завершения загранкомандировки в Центральном аппарате. Это было для меня, в прошлом сотрудника КГБ Украины, конечно же приятно. Центр есть Центр! И я ждал скорейшего завершения моей работы в Берлине. Однако повлиять на свою дальнейшую судьбу в любом случае я не мог. Пусть будет как решит начальство, полагал я. Все равно квартиры у меня в Москве нет, торопиться мне особенно некуда…

Переговоры закончились в сентябре 1971 года. Я еще несколько месяцев оставался в Берлине. Сдавал дела своему преемнику. Этот процесс всегда занимал достаточно времени и от желания поскорее уехать не зависел. Если, конечно, не возникали экстраординарные и неожиданные ситуации.

Мое возвращение в Москву совпало с начавшимся переездом Службы в новое здание в Ясенево. Сегодня об этом объекте говорится открыто, а в те годы место дислокации разведки составляло государственную тайну. К слову сказать, один из моих друзей военной юности, ставший после службы в ВВС гражданским пилотом, командиром воздушного корабля «Аэрофлота», — Игорь Владимирович Король давно знал об этом таинственном объекте. Он рассказывал еще в те годы, что на авиационных картах появилась новая точка разворота при заходе на посадку на Внуковский аэродром. Все пилоты «Аэрофлота», а стало быть, не только советские летчики, знали, что это какой-то секретный объект КГБ.

Вскоре после начала моей работы на новом месте мир узнал о готовящейся встрече двух великих шахматистов XX века.

Один из них — чемпион мира с 1969 года, международный гроссмейстер, заслуженный мастер спорта, тридцатипятилетний Борис Спасский, собиравшийся подтвердить звание чемпиона мира, другой — американский шахматист, международный гроссмейстер и чемпион США, двадцатидевятилетний Роберт Фишер, заранее публично объявивший о своей победе над советским шахматистом.

Они должны были встретиться в конце лета 1972 года в столице далекой Исландии — Рейкьявике…

Чтобы лучше понять значимость поединка обратимся к прошлому этих знаменитых в шахматном мире фигур.

Фишер — первый в истории шахмат Америки человек, ставший чемпионом США в 14 лет. В мире шахмат появилась новая восходящая звезда. Мальчик делал стремительную шахматную карьеру, поражая и восхищая шахматный мир невиданной доселе изобретательностью комбинаций и ходов.

Мужая, он не только приобретал опыт в поединках с сильнейшими шахматистами, но и сам очень быстро стал опытным и непредсказуемым противником. Именно он изобрел собственные шахматы, в которых расстановка фигур производится случайно, бессистемно и объявляется перед началом игры. Ему же принадлежит идея электронных часов, дающих проигрывающему шанс на прорыв и выигрыш (но не с Бобби Фишером!). У игравших с ним и изучавших его комбинации возникала мысль, что он превосходит, говоря сегодняшним языком, компьютер. Как утверждают многие, в шахматах он знал все.

Он владел несколькими иностранными языками, в том числе и русским, который, наверное, смог получить от своей матери Реджины, бежавшей из фашистской Германии от нацистского преследования как еврейка и член компартии. Она несколько лет обучалась в Москве по линии Коминтерна, где и познакомилась с немецким коммунистом Фишером — будущим участником Гражданской войны в Испании.

В 1939 году Реджина расстается с Фишером и эмигрирует в США. С тех пор они больше не встречались. Спустя несколько лет на свет появляется будущий шахматный гений. Разные источники утверждают, что настоящим отцом Бобби является венгерский еврей-коммунист, эмигрировавший после окончания Второй мировой войны в США…

На другой стороне планеты несколькими годами раньше появляется не менее талантливый ребенок, тоже возможный шахматный гений, но не столь амбициозный в достижении цели, Борис Спасский. Будущий чемпион мира, ставший еще до этого высокого звания чемпионом мира среди юношей.

Они почти погодки. Возрастная разница между будущими соперниками 6 лет. Спасский старше, и к моменту их встречи в Рейкьявике у него второй брак, очаровательная жена и дочь-малютка. Фишер убежденный холостяк. Он традиционной сексуальной ориентации, но женщины, даже если он ими и увлекается время от времени, занимают второе место. У него одна всепоглощающая страсть — шахматы и фанатическая устремленность стать чемпионом мира. Бобби ничто не интересовало из происходившего вокруг него. Он не по-американски был практически равнодушен к деньгам, хотя именно ему, Бобби Фишеру, удалось в будущем установить высокую денежную планку в шахматных поединках. Он как никто в шахматном мире имел многочисленных поклонников и богатых спонсоров. Он никогда не обращал внимания на свой внешний вид. Мог появиться на важной для него встрече в старых джинсах и свитере. В своих жизненных поступках и оценках он, как, впрочем, и другой гений — Эйнштейн (им, гениям, многое позволяется и прощается, на то они и гении!), тоже считал себя Богом.

Вспоминается случай. «Господин Эйнштейн! — обратились как-то к нему. — Вы школьный учитель, и у вас должно хватать денег на приобретение приличного пальто. На кого вы похожи?» Эйнштейн ответил: «Я простой, никому не известный школьный учитель. Какая разница? Все равно меня никто не знает».

И спустя несколько лет: «Господин Эйнштейн! Вы ученый с мировым именем, а по-прежнему носите свое старое пальто!» Ответ последовал незамедлительно: «Все и так знают, что перед ними великий Эйнштейн. И какая разница, во что я одет!»

Рассказывают, что Бобби мог прийти на солидную деловую встречу с полученными за игру ранее деньгами — пачки долларов — в открытой авоське.

Типичный американский подросток Роберт (Бобби) Фишер в свои 15 лет проездом на очередной турнир попадает в Москву. И ни много ни мало требует встречи с чемпионом мира Ботвинником. Получив отказ, он проводит несколько встреч с советскими шахматистами, продемонстрировав великолепное мастерство. Начиная с этого времени оба претендента внимательно наблюдают друг за другом в играх на всех международных турнирах.

Будущие противники встретились впервые в Аргентине в 1960 году. Победил Спасский. В 1962 году Фишер выиграл схватку у всех противников на Стокгольмском турнире. Однако на последующей встрече (без Спасского) он оказался четвертым после трех советских гроссмейстеров и заявил, что столкнулся с организованным против него сговором этих советских гроссмейстеров. Именно с тех пор он одержим идеей вырвать титул чемпиона мира у Советского Союза…

Время года и место встречи были выбраны не случайно. Именно в этом районе Северной Атлантики стоит ровная и солнечная погода со средней дневной температурой не превышающей 18–20 °C. Климатические условия этого региона благотворно воздействуют на человеческий организм благодаря мощному течению Гольфстрима.

Не могли мешать матчу и многочисленные поклонники этого вида спорта — слишком далеко находится Исландия с населением в то время 230 тысяч человек, а сам Рейкьявик имел всего 73 тысячи жителей.

Встреча была согласована заранее, и обе стороны приступили к усиленной подготовке. Задолго до прибытия в Исландию Фишер с помощью опытных профессионалов-психологов и психиатров начал проводить психологический прессинг на своего будущего противника, умело действуя через средства массовой информации, широко используя выделенные ему американскими поклонниками и спонсорами громадные средства. Он дал несколько интервью, в которых в жестком и непреклонном тоне заявлял о своей безусловной победе над Спасским, употребляя при этом не принятые в спортивном мире высказывания. Советская сторона хранила молчание.

Полученная из советского посольства в Исландии информация свидетельствовала о том, что американцы на месте продолжают оказывать на Спасского сильнейшее психологическое воздействие, пытаясь любыми средствами вывести чемпиона мира из нормального спортивного состояния, взбудораживая его перед началом или в ходе игры. Фишер без объяснения причин несколько раз переносил время встреч или требовал уже в ходе матча прервать игру в зрительном зале, так как его якобы раздражает присутствующая публика, и перенести игру в другое помещение, где бы не было посторонних. Он неожиданно мог прервать игру и просил администрацию удалить зрителей первых десяти рядов и оградить остальную часть зала канатом. Поступил также сигнал о возможном отравлении Спасского прохладительным напитком, предложенным ему Фишером. Признаки отравления были налицо, но Спасский отказался сдать мочу и кровь для лабораторного анализа.

Спасскому понравилось кресло, которое Фишер привез с собой из США, и он попросил приобрести ему такое же. Просьба чемпиона была незамедлительно удовлетворена. Однако, как только Спасский провел матч в этом кресле, у него появились сильные головные боли. Эксперты из команды Спасского высказали предположение, что американцы могли облучать мозг Спасского, пропуская какие-нибудь неизвестные нам лучи через массивное изголовье, которое могло служить своеобразным экраном. Поступали и другие тревожные сигналы. Спасский начал нервничать, перестал слушать советы своих тренеров. Инициатива в игре перешла к Фишеру.

КГБ СССР по указанию ЦК КПСС принял решение направить в Рейкьявик сотрудника, который в сложившейся ситуации смог бы оказать на Спасского нужное воздействие и провести оперативные мероприятия по выявлению возможных провокаций с американской стороны. Учитывалось и то, что Исландия входит в НАТО и на ее территории в портовом городе Кефлявике находится самая крупная северная американская военная база, с аэродрома которой поднимались в небо стратегические бомбардировщики с ядерным оружием на борту и, барражируя круглосуточно над Северным полюсом, были готовы в любое время по команде с земли нанести ядерный удар по городам Советского Союза. Было время холодной войны.

Вся страна следила за поединком шахматных гигантов.

Помню, какие яростные споры вели мои коллеги, особенно те, кто увлекался шахматами, разбирался в комбинациях этой сложной и интересной игры. Многие увлекались шахматами настолько, что в свободное от работы время, в том числе и в обеденные перерывы, а иногда и после работы «сражались» друг с другом. Такой страсти я никогда не испытывал, но играть умел, и довольно прилично. Наверное, потому, что моя первая жена Алла, ушедшая из жизни в 1984 году, с детских лет увлекалась шахматами и в возрасте восьми лет обыграла на кухне коммунальной квартиры в Киеве в присутствии многочисленных соседей одиннадцатилетнего мальчика — чемпиона Украины среди детей, за что получила от проигравшего удар шахматной доской по голове. Ухаживая за любимой девушкой, я конечно же старался выиграть у нее в шахматы и каждый раз готовился к встречам. Но почти всегда ей проигрывал.

Почему выбор пал именно на меня, тяжело сказать и сегодня. В ПГУ КГБ шахматисты-любители, знавшие о решении руководства, искренне завидовали моей командировке. Как уже было сказано, я шахматами никогда не интересовался, хотя и умел довольно прилично играть. Однако в этом был и плюс, так как Спасский не должен был почувствовать, что его «опекает» сотрудник КГБ. Может быть, помогло и то, что я был хорошо знаком ранее с советским послом в Исландии С.Т. Аставиным по совместной работе в посольстве в Берлине, где он был в начале моей дипломатической деятельности советником-посланником.

Получив короткий инструктаж и напутствие одного из генералов — руководителей КГБ: «Приложите максимум усилий, разберитесь в ситуации, окажите воздействие на Спасского. Он должен выиграть. Это имеет политическое значение. Если Спасский победит, вы получите орден», я с диппаспортом на имя второго секретаря МИД СССР вылетел в Исландию. Встречал меня в аэропорту Кефлявика единственный представитель КГБ в этой стране — он же резидент, оперативный работник, шифровальщик и шофер, все в одном лице, — первый секретарь Борис Хрячков. Настроение у моего коллеги было плохое. Виной тому были неудачная игра Спасского и несложившиеся отношения с послом, нужного контакта у них не получалось.

Посол уже при первой встрече стал жаловаться на нашего сотрудника, заявив, что, естественно, не знает, да ему и не положено знать, чем занимается Борис Федорович в посольстве по линии разведки. Однако за три года пребывания в Рейкьявике он не представил ни одной записи бесед. А ведь он — первый секретарь и обязан вносить свою лепту и в «мидовскую копилку», дословно сказал Аставин. Посол намеревался днями направить в МИД официальное письмо с жалобой на Хрячков а. Сергей Тимофеевич знал нашу Службу, в 50-е годы полковник С.Т. Аставин до направления на учебу в Высшую дипломатическую школу МИД какое-то время возглавлял партком МГБ СССР. Поэтому разрешить с ним мирными путем возникший конфликт особого труда не представило. Более того, я убедил Сергея Тимофеевича в обратном. Наш работник имеет обширный участок своей работы и с обязанностями Службы справляется успешно. Бориса Федоровича я просил «не дразнить гусей», и мы с ним договорились через день-два посетить торгового представителя ГДР, жена которого была советской гражданкой. Вскоре на стол посла «легли» две записи бесед с немецким торговым представителем, представлявшим интерес по мидовской линии. Трения между послом и нашим сотрудником Борисом Хрячковым были сглажены.

Наше посольство в Рейкьявике было маленьким. Оперативнодипломатический состав насчитывал всего семь человек вместе с послом. Вместо советника-посланника работу эту выполнял советник, которого я тут же окрестил «первым советником». Дружеская шутка «прилипла» к нему до конца командировки в этой стране. Посол С.Т. Аставин, сдержанный и внешне спокойный, слегка медлительный в движениях и речи, был известен в дипломатической среде как один из лучших и успешных послов. В натовской Исландии было много различных проблем, которые успешно решались нашим послом. Но интересно отметить, что ни с кем из своего маленького коллектива дипломатов посол дружбы не водил и в его доме-резиденции никто из сотрудников посольства никогда не был. Я имею в виду совместные застолья, приглашения на обед или ужин. Не привечал посол и приезжавших в страну командировочных из МИДа, за очень редким исключением. Как выяснилось, такое редкое исключение коснулось и меня. За все время моего пребывания в Рейкьявике я ежедневно встречался с Сергеем Тимофеевичем. Несколько раз вместе прогуливались по набережной. В кругу его семьи я был дважды. Приятно вспомнить сегодня, как мы пили у него дома роскошное чешское пиво под чудесную «рыбью» закуску из им же пойманной и лично засоленной исландской форели и семги. Мне кажется, никогда до этого дня и после я не едал такой разнозасоленной и по нескольким рецептам приготовленной вкуснятины. А я мог сравнить вкус этого блюда по многочисленным приемам в бытность «пребывания» в дипломатах, в том числе и на самом высоком уровне. Сергей Тимофеевич, угощая меня, каждый раз подчеркивал, где и когда он поймал роскошную рыбу и по каким рецептам сам готовил ее. Самое интересное — мы пили алкогольное чешское пиво в Исландии, где действовал строгий «сухой» закон. Правда, мы пользовались экстерриториальностью. Распитие спиртных напитков происходило в резиденции советского посла. А это территория Советского Союза.

По материалам МИД и ПГУ КГБ, с которыми я ознакомился перед выездом в Исландию, это была удивительная страна, отличающаяся от многих других регионов мира. И по своему географическому положению, и по природе, и по ландшафту, и по населению. Коренные жители острова — потомки древних скандинавов-норвежцев, заселивших эту землю более тысячи лет назад. Ведь это практически Заполярье, рядом Гренландия. Сам остров омывается теплым Гольфстримом. Еще не закончились тектонические процессы, сформировавшие эту землю. Частые землетрясения, к счастью, незначительной силы. Обилие термальных источников. Гейзеры. Лед и рядом огонь вулканических извержений. При подлете к острову я из иллюминатора самолета наблюдал фантастическую картину: клубящийся пар, вырывавшийся из океанской пучины. Это работал подводный вулкан. Это же зрелище потрясло меня еще больше в ночное время. Странности на этой, в общем-то, гостеприимной земле начались сразу же после приземления «боинга» в аэропорту Кефлявик. У исландской компании в то время было всего два таких воздушных лайнера — больше исландцам и не нужно было. Как только распахнулась дверь «боинга», в салон ворвался влажный воздух с сильным запахом сероводорода. Это был воздух Исландии. Родной воздух этой страны. Неприятный запах сероводорода — следствие многочисленных пробивающихся из-под земли воздушных струй от «дыхания» все еще клокочущих вулканов. К этому запаху быстро привыкаешь. Буквально через 15–20 минут я адаптировался и перестал замечать его. Вроде бы его и не было только что. Странно — но факт! Вторично я был «атакован» сероводородом, когда уже в гостинице Рейкьявика принимал горячий душ из термальной воды. И удивительно! Я перестал ощущать этот запах также через несколько минут. А своеобразие острова продолжало удивлять меня. Гостиница, в которую меня привез Хрячков, считалась весьма приличной и по исландским меркам тянула на четырехзвездочную европейско-скандинавскую. Здание, однако, выглядело более чем странно. Во-первых, сам дом был деревянным с небольшими окнами и имел всего два этажа. Наружные стены были обработаны пропиткой почти черного цвета с коричневатым отливом, что надежно защищало от воздействия постоянно дующих океанских ветров и притягивало солнечные лучи, что немаловажно при морском климате суровой Атлантики. Кстати, солнечных дней в Исландии предостаточно. Небо синее-синее. Солнце яркое-яркое. Понятно. Северный полюс близко!

Моя командировка в Рейкьявик была напряженной. Особенно утомительным был рабочий режим. Встречи Фишер — Спасский проходили в конце дня и заканчивались поздним вечером. Дни тренировок и отдыха также завершались в конце дня. Поэтому сразу же садились за составление телеграммы в Центр. Отчитывались ежедневно. Само составление документа занимало немного времени. Но на зашифровку и подготовку к отправке уходило несколько часов. Поэтому, пока Хрячков шифровал телеграмму, я готовил ужин. Жена Бориса Федоровича все это время находилась в Москве.

Обычно мы запекали в духовке знаменитую исландскую баранину с чесноком. Получалось дьявольски вкусное блюдо.

Очень интересно было наблюдать в Исландии этих животных. Вместе с коровами они пребывали на вечно зеленых лугах (земля — то теплая!) на бесстойловом содержании. Знаменитые на весь мир исландские средней величины лошадки с густой шерстью поражали воображение. Суровая природа превратила привезенную более тысячи лет назад со скандинавского материка лошадь в настоящего помощника древних норвежских первопроходцев. Высадившиеся на незнакомый берег переселенцы осваивали приютившую их не заселенную ни людьми, ни животными страну с помощью вот этих самых лошадок. Неслучайно поэтому Рейкьявик имеет два основных памятника — навьюченная мохнатая исландская лошадка и носовая часть ладьи с викингами.

Суровый и необычный климат. Страна, где нет пыли, мух, комаров, оводов. Отсюда — прекрасные лошадиные и коровьи шкуры. Известно, что, если крупное животное кусает овод, в месте укуса навсегда остается незарастающее микроотверстие, поэтому при обработке шкур и выработке кож это влияет на качество. Вот почему в мире очень ценятся исландские кожи…

Крепкие внешне и красивые своей статью исландцы. Особенно женщины. Они как-то мощнее, что ли, мужчин. Почти все рыжеволосые или светлые и… веснушчатые. Крепконогие. Что касается исландок, то после возвращения из командировки и доклада о результатах начальству разного уровня я позволил себя шутку с начальником отдела кадров ПГУ Леонидом Ивановичем Пастуховым. Этот великолепнейший руководитель, вызывавший почти у всех сотрудников разведки огромное уважение и симпатии, был известен своим чутким и гуманным отношением к людям. Всегда внимательно выслушает, умело расположит к откровенности собеседника. Чувствовалось, что Леонид Иванович с удовольствием слушает мой рассказ об удивительной стране. И вот я, описывая свои впечатления о исландцах, говорю ему, глядя в глаза: «Меня особенно поразила бархатная женская кожа». Взгляд Леонида Ивановича мгновенно изменился, глаза стали холодными, и он изучающе стал смотреть на меня. Его, наверное, в этот момент пронзила мысль, что подобные ощущения можно получить, только нарушив «Нормы поведения советских граждан за рубежом». Санников «заговорился», расслабился и «протрепался», наверняка подумал Пастухов. Поймав себя на этой мысли, я сразу же объяснил Леониду Ивановичу, что может значить мое выражение «бархатная женская кожа» и как это следует понимать. Просто я описывал мои ощущения в бассейне, где я «нежился» в термальных водах, снимая с себя накопившуюся за ночную работу усталость. Когда купающимся становилось прохладно (а температура воздуха в это время в Рейкьявике составляла не более 12 градусов), народ устремлялся во встроенные по окружности бассейна емкости в форме больших полубочек, куда постоянно поступала горячая термальная вода. Вдоль стен под водой были сооружены сплошные каменные скамеечки. Набившись в прямом смысле как сельди в бочке все вместе — мужчины, в основном пожилые, женщины, преимущественно молодые, и много детей, — все сидят, плотно прижавшись друг к другу. Вот тут мне и удалось ощутить ту самую «бархатную кожу» исландок. Как мне позже пояснили врачи, это следствие постоянных контактов кожи с сероводородной водой. Купающиеся не могли догадаться, что я русский, ибо с ними в беседы я не вступал. Исландский язык — это, по сути, древненорвежский, который в Норвегии давно забыт. Я знал только одно слово по-исландски: «Яу». Что означало: «Да». На все короткие реплики и обращения ко мне я применял это слово в разных тональностях и, как мне казалось, весьма удачно.

Уставшие от ночной работы, просыпались поздно днем. Завтракали, отправляли зашифрованную ночью почту. Почти ежедневно посещал бассейн с термальной теплой водой, благо билет дешевый (вода-то горячая бесплатно!). Дважды выезжали за город, в том числе в знаменитую Долину гейзеров, где расположены два громаднейших, обогреваемых термальными водами парника с овощами и фруктами. Там же бьет на высоту до 30 метров единственный в мире такой мощный гейзер. Храню как дорогие реликвии кусок солевой породы красноватого цвета от этого гейзера и несколько кусков пористой «исландской земли» — внешне похожей на запекшийся каменный уголь.

Чудесная Исландия навсегда осталась в моей памяти. Удивительный мир, ни на что не похожий! Обычный ландшафт острова черного цвета, изредка низкорослые, не более двух метров, березовые рощицы (наши «посольские» и там нашли подберезовики), множество журчащих ручьев, берущих начало у подножий многочисленных сползающих в океан глетчеров. Почти полное отсутствие дорог для транспорта, поэтому в те годы из 40 тысяч легковых автомобилей — 8 тысяч «запорожцев» и «москвичей», проходимость которых позволяла ездить по ровному «гаревому» бездорожью. Кстати, об исландской воде. Центральное отопление обеспечивается термальными водами; что касается питьевой, то используется вода, стекающая от таяния глетчеров. Известно, что этому глетчеровскому льду миллион лет. Утверждают, вода растаявшего глетчера обладает удивительным целебным свойством — омолаживает и улучшает обмен веществ в организме. Интересно, в Исландии практически нет страдающих каменно-почечной болезнью. Наверное, вода помогает.

Как-то завез меня Хрячков на довольно высокую гору с чудесным обзором на Рейкьявик, прибрежные поселки и беспредельную даль Атлантики. При подъеме увидели небольшой грузовичок, а рядом с ним что-то ковыряющих в земле двух молодых парней. Подошли. Я на своем английском спросил:

— Что вы тут делаете? Почему такой странный грузовичок? Отвечают:

— Геологи мы. Сейчас будем обедать.

— А где обед?

— А вон, у вас рядом, под ногами.

Посмотрел я вокруг себя, а от меня в метре из земли парок пробивается и в небольшом углублении вода кипит. Яйца варятся, и банка с консервами разогревается. Чудеса, да и только! Тут один из них говорит товарищу, тихо так, по-русски:

— Странные какие-то эти чудаки-исландцы. Чего им надо?

Мы обалдели:

— Ребята, мы же русские, из Москвы.

— Мы тоже из Москвы, русские, — смеются ребята-геологи.

Такие вот встречи на земле исландской.

Посол Аставин специально организовал ужин для Спасского, где и познакомил меня с гроссмейстером. Таким образом, мой «ввод» в окружение Спасского прошел успешно. Мы долго беседовали и, наверное, понравились друг другу. Борис произвел впечатление своей откровенностью, широтой суждений. Нашлись у нас и общие знакомые по Москве и МИДу. В беседе активно участвовал и наш посол Сергей Тимофеевич, уделявший самое пристальное внимание Спасскому и готовый оказать ему любую поддержку. Встречи посла со Спасским с моим участием проходили почти ежедневно. Встречались мы с Борисом и без посла.

Спасский вместе с командой проживал в предоставленной исландским правительством вилле на берегу океана, отказавшись от предложенного послом своего коттеджа, который был защищен от прослушивания. На исландской вилле Спасский перед встречей с Фишером обсуждал все варианты игры и защиты со своими тренерами и после первых же встреч с Фишером ему показалось, что противнику известны все обсуждавшиеся ранее варианты и ходы. Борис был в недоумении. Мы рассказали ему, что военная база в Кефлявике располагает самой совершенной электронной техникой и организовать прослушивание помещений исландской виллы, даже не ставя в известность исландцев, не представляет никаких трудностей. Спасский же уверял меня в обратном, говорил, что он верит в порядочность Фишера и не допускает подобного. Лишь после наших с послом совместных бесед удалось уговорить Спасского перенести тренировки в защищенное от прослушивания помещение. Ситуация сразу же резко изменилась. Фишер занервничал. Напор его ослаб. Стало очевидно, что противник «слушал» нашего гроссмейстера и информировал своего кумира.

Обследовали мы и кресло, доставленное в Рейкьявик из США по просьбе Спасского, но не нашли в нем ничего подозрительного. Правда, в массивном изголовье под слоем кожи специалисты обнаружили в клее мельчайшие частицы металла, но это вряд ли могло служить экраном для облучения. Договорились с Борисом, что он больше не примет от Фишера «угощений» в виде прохладительных напитков. Получили согласие Спасского и на проведение «психических атак» на Фишера. Так, по нашей просьбе он взял с собой на очередной матч термос с чаем и поставил его на приставной столик. Перед следующей встречей гроссмейстеры играли в теннис. Во время игры Спасский подвернул ногу. Заметив хромоту Бориса, посол предложил ему свою прогулочную массивную трость. Мы уговорили Бориса поставить эту трость рядом со своим рабочим местом. Надо было видеть Фишера! Он глаз не сводил с термоса и трости, чуть не проиграл «термосную», а позже у него возникли трудности и в «тросточной» партии.

Специалисты-медики и психологи утверждают, что мужчине после стрессовой ситуации обязательно нужна разрядка — женщина. Поклонники и спонсоры Фишера и тут «обошли» нас. Зная женские вкусы холостяка Фишера, они подобрали и наняли дорогую проститутку, доставили ее из США (в Исландии нет ни порнографии, ни проституции) на американскую военную базу и держали «красавицу» под специальным присмотром, чтобы при необходимости тут же привести ее к Фишеру. Не пригодилась. Мы с Хрячко-вым телеграммой в Центр высказали свои соображения, и через несколько дней обаятельная, милая и симпатичная, только недавно родившая Борису ребенка пышнокудрая красавица жена самолетом была доставлена в Рейкьявик. Однако было уже поздно. Борису хотя и удалось на каком-то этапе выровнять позиции, Фишер продолжал напористо наступать, и Спасский проиграл.

В своем отчете я указал, что встречу Спасского с Фишером мы проиграли не в Рейкьявике, а в Москве, и детально изложил мучавшие меня мысли. Состав команды со Спасским не согласовывался, в ней не было психологов и психоаналитиков. Из нескольких тренеров, входивших в команду, один был ему органически неприятен и вызывал раздражение, серьезно влияющее на психическое состояние нашего игрока. Не было и семейной поддержки, так важной для спортсменов. Позже товарищи рассказывали мне, что якобы именно после этой печальной для советского спорта встречи Спорткомитет стал широко практиковать использование психологов и чаще направлять вместе со спортсменами их жен. Если это так, то я рад, что мой труд был не напрасен.

Возмущало Бориса и требование Спорткомитета обязательно «выхрать» (он так иронически подчеркнуто выговаривал слово «выиграть») у американца во что бы то ни стало. Позиции же американцев в корне отличались от наших. Перед вылетом Фишера в Рейкьявик ему позвонил президент США Никсон и сказал: «Мистер Фишер, независимо от того, победите вы или нет, я приму вас после завершения этой исторической для США встречи». Небезынтересно и заявление Фишера, сделанное журналистам после завершения матча: «Я счастлив, что выиграл у советского чемпиона мира Спасского. В этом матче я победил не Спасского, а советскую шахматную школу, являющуюся частью советской идеологии». Вот уж, действительно, ответ, достойный противника.

А что же Спасский? Борис, казалось, не очень-то и переживал поражение. Он говорил автору этих строк: «Выиграл сильнейший. Я играл не за Светский Союз, я играл за себя. У меня мечта создать на Западе свою собственную шахматную школу, для этого нужны деньги».

Дело в том, что по существующим правилам проигравший чемпионат мира также получал хотя и меньшую, но достаточно солидную сумму в долларах.

Учитывая престижность звания чемпиона мира для Советского Союза, Спорткомитет (мы в Рейкьявике тоже просили чемпиона об этом) предлагал Спасскому на каком-то этапе использовать «мелкое хулиганство» Фишера, о чем говорилось выше, и отказаться от дальнейших встреч, сохранив, таким образом, за собой звание чемпиона. Борис отказался, так как в этом случае он не получил бы деньги вообще.

Спасский спокойно, так мне, во всяком случае, казалось, отнесся к поражению. Всех нас, имевших отношение к этому действительно историческому событию в шахматном мире обескуражило, что Спасский через несколько дней после прибытия в Рейкьявик приобрел дорогой американский джип-вездеход, загрузил его дефицитными товарами и отправил морем в Ленинград. Он просил владельца автосалона не делать пока из его покупки рекламы, что и было выполнено. Мы, конечно, сразу об этом узнали.

Будучи глубоко русским человеком и абсолютно не антисемитом, Борис пожаловался мне, что многие считают его евреем и он вынужден доказывать обратное, ссылаясь на родословную и своего деда — православного священника.

Я благодарен случаю, который свел меня с Борисом Спасским, этим великолепным, откровенным, доступным для контакта человеком, эрудированным, милым и приятным собеседником, тактичным в обращении с окружающими, что так присуще настоящему русскому интеллигенту. Пусть он простит меня, если, прочитав этот материал, вспомнит и плохо подумает обо мне как о чекисте, попытавшемся проникнуть ему в душу. Я действовал не только как сотрудник КГБ, выполнявший поставленную руководством задачу, — я был искренен, потому что от всей души желал ему победы как гражданину великой страны, чемпиону мира, просто человеку и делал все от меня зависящее, не имея даже в мыслях, ей-богу, получить обещанный мне за победу орден.

Многочисленные публикации в западной прессе и уверения о том, что во время матча в Рейкьявике находилось много сотрудников КГБ и все кишело агентурой Москвы, не только фантастично преувеличено, но и абсолютно абсурдно. Там присутствовал один-единственный сотрудник нашей спецслужбы — автор этих строк, не считая своего коллеги Бориса Хрячкова.

Проигравший Фишеру в 1972 году в Рейкьявике Борис Спасский планировал взять реванш. Не чувствовал Спасский, что он слабее Фишера. И правильно делал. В шахматах тоже многое определяет время, место и случай. И такой случай представился. Спустя 20 лет после их встречи в Исландии последняя встреча «гения» Фишера и претендующего на такое же признание Спасского состоялась в 1992 году в Югославии. И вновь Борис проиграл Бобби…

Многие называли Фишера «легендарным и загадочным» шахматистом за всю историю шахмат. Звание чемпиона мира достойно его талантов. Но не менее достойны и 10-й чемпион мира Спасский, а за ним и Карпов. Оба по силе и способностям вряд ли уступают «гению». Но, как говорилось выше, — время и случай. Здесь не может быть мелочей. Многое зависит от складывающихся обстоятельств, как в любом сражении. В то же время многие, хорошо знавшие Фишера и игравшие с ним, утверждают, что он обладал дьявольской способностью создавать вокруг себя обстановку напряжения и нервозности. Может быть. Все может быть…

Надо иметь высочайшее мужество, решимость и настойчивость в достижении заветной цели, обладать нужными бойцовскими качествами, чтобы, как в Рейкьявике, так и в Белграде, дать согласие на игру, а затем и на возможный реванш-выигрыш. Это делает честь нашему Борису Спасскому. Ведь никто из наших шахматных звезд так никогда и не встретился с Бобби Фишером. Кроме Бориса. Боялись, наверное, «шахматного бога».

17 января 2008 года в столице Исландии Рейкьявике в возрасте 64 лет от почечной недостаточности, отказавшись от лечения способами традиционной медицины, скоропостижно скончался «гигант» шахматного мира, неподражаемый и неповторимый американец, гражданин Исландии Роберт (Бобби) Фишер.

Смерть Фишера вызвала во всей мировой прессе не только сожаление о великой утрате для шахматного мира, но и многочисленные воспоминания. И добрые, и злые. Можно только недоумевать, как из патриота американского образа жизни в далекие годы XX столетия он превратился во врага Америки, низвергая на свою родину потоки брани и ненависти, торжествуя и радуясь атаке террористов на башни-близнецы 11 сентября 2001 года. Конечно, здесь определенную роль сыграло и отношение США к нему, когда официальная Америка запретила ему проводить матч-реванш в Белграде в 1992 году с претендентом Спасским, ибо в те годы Югославия подвергалась блокаде со стороны США. Впрочем, не с меньшей яростью он обрушивался на Советский Союз, Россию. Но как мог он, еврей по матери, стать махровым антисемитом, проклинать всех евреев и требовать закрыть все синагоги? Хотя что это я? Гениям ведь все можно. Примечательны слова президента ФИДЕ Кирсана Илюмжинова на смерть Фишера: «Он был шахматным Мессией. Он же называл себя “полубогом”. И в этом не было преувеличения. Даже умер как-то мистически: 64 года. Вся жизнь — по числу шахматных клеток… Вот, последнюю заполнил — и ушел…»

Находясь в Рейкьявике во время того знаменитого матча, шифруя свою секретную миссию, я несколько раз вместе с Борисом Хрячковым встречался с торговым представителем ГДР. Вскоре между натовской Исландией и ГДР были установлены дипломатические отношения, а в западногерманском журнале «Шпигель» появилась заметка о моем визите, где мне, как германисту, приписывалась определенная роль в этом событии.

В память об Исландии у меня осталась овечья шкура красного цвета с надписью, сделанной Хрячковым на обратной стороне: «Из страны огня и льда. Исландия, г. Рейкьявик. Сентябрь, 1972 год». И небольшая картина под названием «Рождение Исландии». Художник-разведчик использовал крышку коробки из-под сигар, на которой изобразил извержение вулкана с приклеенными к ярко-оранжевой лаве кусочками «земли Исландии» — пористой, застывшей миллионы лет назад лавы.

Запомнилась мне и сценка в гостинице в день отъезда. Хотелось сделать приятное всегда улыбающимся доброжелательным горничным. На столе в номере я разложил в форме сердца наши конфеты «Мишка косолапый», разместив в середине конфетной фигуры коробочку моей любимой «Сливочной помадки». С чемоданом в руках спустился в низ, рассчитался у стойки регистрации и распрощался с хозяйкой и с улыбчивыми горничными. Не успела машина отъехать от гостиницы, как в раскрывшемся окне моей уже бывшей комнаты появились две веснушчатые юные рожицы с тонкими рыжими косичками. Размахивая руками, они певуче и громко кричали: «Вуе! Вуе!..» Прощай, Исландия!