Начались переговоры по Западному Берлину. У всех нас, входивших в состав нашей делегации, включая посла Абрасимова, приподнятое настроение. Все мы (так мне, во всяком случае, казалось) немного возбуждены. Это, наверное, объясняется тем, что подобные мероприятия в трудовой деятельности дипломата любого ранга и положения являются весьма и весьма редким и ответственным делом. С этого дня мы становимся участниками исторического события — решается вопрос о новом статусе Западного Берлина. Как долго продлятся эти переговоры — не знают даже правительства четырех держав. Не исключено, что вследствие каких-либо непредвиденных обстоятельств переговоры могут быть сорваны. Примеров тому, особенно во время все еще продолжающейся холодной войны, в мировой международной практике было предостаточно.

Этой первой встрече предшествовали длительные контакты нашего посла Абрасимова и его советников и помощников с послами трех западных держав и их советниками и помощниками. Был решен вопрос о месте и начале работы. Переговоры должны были проходить в здании бывшего Контрольного совета по Германии, находившемся в Западном Берлине. Контрольный совет был в свое время верховным органом союзнических держав, который обеспечивал единую оккупационную политику на территории всей Германии. После осуществления западными державами раскола Германии в 1948 году, вследствие этого и раскола Большого Берлина, Контрольный совет прекратил свое существование…

За много лет бездействия внутренние помещения были загрязнены пылью, сухой листвой и другим мелким мусором, проникающим с улицы через открытые форточки в летнее время. Попадавшие через эти форточки внутрь здания голуби и мелкие птицы не находили выхода и погибали. Их высохшие останки обильно покрывали пол некоторых комнат. Уборка, чистка помещений, приведение в порядок всех систем обеспечения вентиляцией и теплом, косметический ремонт заняли довольно много времени…

Этот мощного вида серый дом в стиле строгого немецкого классицизма, расположенный чуть в стороне от одной из центральных улиц города — Хауптштрассе — смотрелся впечатляюще. Мрачно-ватость строения скрашивалась обширной лужайкой, обрамленной красивым невысоким ограждением из кованого железа и удобным подъездом к зданию для автомашин.

Внутренние помещения имели все условия для работы большого числа людей. Огромный холл. Широкая мраморная лестница вела на второй и третьи этажи, где и находились рабочие помещения, комнаты отдыха, залы заседания, помещения для охраны, технического и обслуживающего персонала. Несколько больших залов предназначались для приема многочисленных гостей. Десятки всевозможных подсобных помещений. Была завезена и новая современная мебель.

На улице плюсовая температура. Солнце греет вовсю. Погода явно способствует успеху первого дня переговоров. В 10:00 начало работы. В 9:00 наша кавалькада из трех машин через контрольно-пропускной пункт, известный как «Чек-пойнт Чарли», направляется в Западный Берлин. На головной машине укреплен флагшток, на котором полощется красный флаг — символ Советского Союза. Это должно означать, что в машине наш полпред — Петр Андреевич Абрасимов. С ним член делегации, отвечающий за протокол, — Поликарп Савельевич Хрусталёв. Во второй — руководитель западноберлинской группы посольства Бронислав Павлович Хотулев и один из помощников посла Юрий Александрович Гремитских. В третьей — автор этих строк, исполняющий обязанности пресс-атташе делегации, и секретарь посла, она же стенографистка-машинистка вместе со своей пишущей машинкой (компьютеры в ту пору еще не появились), незабвенная подруга нашей семьи Наташа Шишкова (в последующем, после замужества за одним из сотрудников посольства Данилова).

Через «бетонный слалом» медленно проезжаем мимо отдающего честь американского офицера, наверное, старшего здесь по званию из дежуривших на КПП американских военных. Постепенно набирая скорость, машины выезжают на Хауптштрассе. По ходу движения мы видим группки стоящих на тротуаре людей. Кто-то показывает нам кулак, как бы угрожая. Но большинство смотрит с нескрываемым любопытством и доброжелательностью. Неожиданно глаза фиксируют несколько пожилых людей, тоже приветствующих наши машины кулаком. Но это известный всем людям труда, и не только коммунистам, жест: согнутая в локте правая рука с поднятым вверх сжатым кулаком. Приветствие немецких коммунистов. Весь мир помнит этот жест убитого нацистами руководителя Коммунистической партии Германии Эрнста Тельмана. Это жест немецких и испанских коммунистов в первой схватке с фашизмом в годы гражданской войны в Испании. Этот жест делали испанские дети, вывозимые из кровоточащей Испании в Советский Союз: «Рот фронт!» Сжатый кулак ассоциировался тогда с испанским «No passaran!» — «Они не пройдут!» Такая же картина наблюдалась и у поворота к зданию бывшего Контрольного совета. Их было немного, больше было простых любопытствующих обывателей. Но ведь были и те! И это факт. Только сейчас до моего сознания доходит, что утренние западноберлинские газеты известили читателей о месте и времени начала переговоров. И приветствие той маленькой горсточки наших единомышленников в Западном Берлине было особенно приятно и трогательно, наполняло наши сердца гордостью…

У охраняемого американцами въезда в распахнутые ворота, не отличающиеся внешне от такой же металлической изгороди, кучкой толпилось несколько десятков немецких и иностранных корреспондентов, в том числе и советских, аккредитованных в Западном Берлине и ГДР. У наших и ряда иностранных журналистов и фотокорреспондентов были спецпропуска. Их пропустят в зал переговоров к началу встречи, чтобы они могли засвидетельствовать это необычный день. Некоторые знакомые мне журналисты приветствуют наши машины, улыбаются, что-то говорят. Мы тоже приветствуем их поднятой рукой. Немцы пропусков не имеют, их корреспонденты в зале не должны присутствовать. Таковы обговоренные заранее условия…

Хрусталёв выскакивает из машины и открывает дверцу для посла. При входе с наружной стороны дверей по бокам — два американских солдата из состава военной полиции. Фуражки с высокой тульей покрыты белым чехлом. На горле завязанный элегантным плоским узлом шелковый шейный платок зеленого цвета, скрепленный заколкой, на конце которой, как украшение, большая бусина, имитирующая жемчуг. На боку тяжелые массивные пистолеты в кожаных черного цвета кобурах, прикрепленных к широкому брючному ремню такого же цвета. Комичные для русского глаза тупорылые черные американские военного образца тяжелые ботинки. Я их хорошо запомнил со времен Великой Отечественной по ленд-лизу.

Как только Петр Андреевич вышел из машины и, сопровождаемый Хрусталёвым, подошел к дверям, оба американца отработанным движением вскинули руки в белых перчатках к козырькам своих белоснежных фуражек, приветствуя советского посла. Слева от посла и чуть отступив, как и положено, следовал наш «протоколист». Ширина дверного проема позволяла войти в него одновременно двоим. Таким же образом американцы приветствовали вышедших из второй машины Хотулева и Гремитских. Мы же с Наташей, имея в машине довольно солидный груз в виде пишущей машинки и прочих письменных и канцелярских принадлежностей, сначала запарковываемся недалеко от входа с фронтальной стороны здания и уже спустя пару минут следуем за нашими товарищами.

— Неужели нас эти деятели не будут приветствовать? — полушутя-полусерьезно говорю Наташе, пыхтя под тяжестью машинки. Та в ответ только понимающе улыбается. А «деятели» поприветствовали, хотя солдатам было все равно, команда у них была такая.

Дорога в заранее отведенные нам апартаменты была мне известна. Второй этаж направо и в конце коридора по левой стороне. Для советской делегации выделено, как и всем остальным, две комнаты. Еще дома, в посольстве, договорились рабочие дела в этих помещениях не обсуждать. Вести разговоры только на бытовые темы неслужебного характера. Всем нам это было понятно, даже без рекомендации нашей службы безопасности. Американцы не упустят любой возможности проконтролировать нас техническими спецсредствами. Ясное дело. Обе стороны знают, с кем имеют дело…

Размещаемся. Перебрасываемся отдельными фразами. Определяем рабочее место для Наташи и устанавливаем пишущую машинку. Чистое, вылизанное, наверное, до стерильности помещение. Громадные сияющие кристальной прозрачностью окна. Высоченные потолки. Здесь, в этом доме в свое время работали Константин Георгиевич Жуков, Василий Иванович Чуйков, те, кто брал в 45-м Берлин…

Зал заседаний, как и наши рабочие места, включая порядок рассадки, нам тоже известны. Мы уже побывали здесь заранее. Когда входишь в это просторное помещение, прямо перед тобой четырехугольник из столов со свободным внутренним пространством. В зал можно войти одновременно через три двери. Порядок появления в зале всех делегаций обговорен заранее. В точно обусловленное время посол и мы, следующие за ним, входим в зал. Перед нами «наш» стол. Посол занимает свое место — прямо перед стоящим на столе советским флажком. Мы размещаемся справа и слева от него по два человека. Как только делегации разместились за столом, в зал допускаются журналисты, представляющие прессу, теле- и радиокомпании четырех держав. Немцев нет. Всех сидящих за столом переговоров фотографируют и снимают кинокамерами со всех сторон. Это продолжается несколько минут. Затем вся эта пишущая и снимающая братия покидает зал.

Сегодня председательствует Петр Андреевич Абрасимов. Он приветствует послов трех держав и открывает работу первого дня переговоров. Оглашает повестку дня. Сегодня все четыре посла в рабочем режиме встречаются впервые. Послы западных держав: США — К. Раш, Франции — Ф. Сейду, Великобритании — Р. Джеклинг. Благочестивые, приятные лица. Раш — типичный американец. Седые волосы подстрижены под бобрик, по-американски. Лицо волевое и в то же время приветливое. Часто улыбается. Улыбка конечно же американская, белозубая. Сейду мне не запомнился. Как-то не очень выразителен. Англичанин Джеклинг с красноватым то ли от загара, то ли от морского ветра (он недавно отдыхал) лицом. На всех костюмы-тройки. На нашем — нет. Но Петр Андреевич самый выразительный. Лицо моложавое, энергичное. Красивые седые слегка волнистые густые волосы. Безукоризненно вывязанный галстук, подобранный в тон к костюму. Забегая вперед, хочу сказать, что западная пресса единодушно назвала нашего посла самым элегантным и красивым из всех четырех послов-переговорщиков. Много времени на первом заседании было уделено повестке второго дня встречи, предстоящему обсуждению намеченных вопросов. Было также согласовано заявление пресс-атташе советской делегации представителям прессы после завершения работы первого дня встречи послов.

Через несколько часов работы я выезжаю с готовым текстом в Дом прессы, где меня ожидают газетчики, кино- и фотокорреспонденты многочисленных, практически всех основных газет, теле- и радиокомпаний западного мира. Не помню, кто из наших ребят был со мной. Входим в зал. В нем не менее 150 человек. Большинство немцев. Это естественно. Решается вопрос о новом статусе Западного Берлина. При нашем появлении в зале мгновенно устанавливается напряженная тишина. Поднимаюсь на невысокий подиум и становлюсь за кафедру-пульт с подсветкой. Передо мной добрая дюжина микрофонов в протянутых снизу руках. Стрекочут камеры. Их много. Снимают под разным ракурсом. Мне эта манера западных журналистов хорошо знакома. Они стараются выбрать такой ракурс, чтобы картинка для зрителя была особо впечатляющей и привлекающей внимание. Так и ловят какую-нибудь неловкость или неудачное движение. Журналисты, особенно западные, и операторы и фотокорреспонденты, — профессионалы высокого класса. Свою работу знают хорошо. А тут советская физиономия. Жди удара!

Оглядываю зал. Есть знакомые лица. Десятки глаз наблюдают за мной. Какое-то время все еще смотрю в зал и постепенно прихожу в себя. Волнение уступает место спокойному, но слегка напряженному состоянию. Текст заявления прессе предельно краток. Представляю удивление всех присутствующих, когда я зачитаю им этот документ. Все они наверняка ожидают чего-то необычного. Медленно, старясь быть предельно четким, зачитываю текст, который можно было бы произнести и по памяти. Но чтобы избежать возможных недоразумений, мало ли где я могу споткнуться, демонстративно держу лист бумаги с текстом перед собой. Как и положено, произношу слова текста на русском и немецком языках:

— Сегодня, 26 марта 1970 года, в здании бывшего Контрольного совета в Западном Берлине состоялась первая встреча послов четырех держав. От Союза Советских Социалистических Республик — П. Абрасимов, от Соединенных Штатов Америки — К. Раш, от Французской Республики — Ф. Сейду, от Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии — Р. Джеклинг. Были обсуждены вопросы, интересующие представителей четырех держав. Очередная встреча состоится в апреле месяце 1970 года.

Сделал небольшую паузу и посмотрел в стрекочущий кинокамерами и ослепляющий вспышками фотоаппаратов зал. Все они наверняка ждали чего-то необычного, может быть, даже сенсационного и были уверены в продолжении моей короткой речи. Это угадывалось по их лицам и глазам. И вдруг мне стало как-то очень уж подозрительно спокойно и даже весело от вида этих напряженных лиц. Мне стало жаль их. Столько часов сидеть и ждать появления советского пресс-атташе — что же, это все? Думаю, что я точно или почти так уловил мысли этой пишущей и снимающей журналистской братии.

— Das waere alles, meine Damen und Herren! — спонтанно пришедшей в голову немецкой фразой завершил я веселым голосом свое выступление и улыбнулся залу.

Несколько секунд той же напряженной тишины. Стрекочут камеры, ослепляют своими вспышками фотоаппараты. Затем раздался гомерический хохот. Они смеялись все, самозабвенно, захлебываясь и вытирая слезы. Я понял! Это была разрядка от того нервного напряжения, которое долгое время не могло найти выхода: я им помог. Затем они долго аплодировали и провожали тесной толпой к выходу, пытаясь задавать какие-то вопросы, на которые я неизменно произносил «Das waere alles!».

Вечером, глядя передачи по телевидению, я в очередной раз убедился в мелких пакостях и подвохах западных телевизионщиков. На их «картинке» я выглядел упитанным поросенком, вещавшим хорошо поставленным голосом сообщение об этом политическом событии, которому западные и восточные немцы придавали особое значение. Однако в телепередачах телевидения ГДР я выглядел истинным красавцем, достойно представляющим свою страну. Ракурс здесь был наш, социалистический!

Вечерние и утренние западноберлинские и западногерманские газеты поместили свои материалы об этом событии на первых полосах с большим количеством фотографий. Почти все газеты помянули сказанную мною выше немецкую фразу. Она-то больше всего и запомнилась. Должен сказать, что переговорам по Западному Берлину должное внимание уделяла вся мировая печать. Это было действительно крупным политическим событием того периода, особенно для немцев.

Неприятности, однако, ожидали меня утром следующего дня. В самом начале рабочего дня меня сразу же вызвал «на ковер» посол и хорошо «распек» за мою шутку с прессой. Но когда я ему красочно рассказал о сцене с журналистами в Доме прессы, он сам рассмеялся.

— Правильно, разрядил обстановку, — согласился посол.

Долгое время сотрудники МИД Республики и западноберлинские журналисты называли меня господином «Das waere alles».

Так завершился оставшийся в моей памяти этот знаменательный день.