Воспроизвожу рассказ почти дословно.

«Кроме военной формы у меня не было никакой гражданской одежды. Мы с сослуживцами по праздничным дням обязательно посещали Дом офицеров Красной армии. Это известный всей Вене изумительной красоты дворец Хофбург. В былые годы он использовался как зимняя резиденция австрийских кайзеров. В огромном дворцовом зале на праздничных мероприятиях всегда гремела живая музыка. Играл наш военный оркестр, но чаще выступали австрийские музыкальные коллективы. Здесь я впервые познакомился с музыкальными произведениями и спектаклями таких мировых величин, как Штраус, Кальман, Легар. Как правило, вечер заканчивался танцами. Удивительно легко было вальсировать под музыку этих гениев. Да еще имея при этом местную партнершу. Венские девушки казались мне тогда небесными созданиями, сказочными феями — как снежные пушинки, в воздушных платьях они порхали в моих объятиях по зеркально начищенному паркету. В такие минуты я забывал, что эти «божественные создания» были сестрами, детьми или внучками еще вчера стрелявшихи в нас солдат вермахта, наших врагов. Вот такая вальсирующая с тобой почти невесомая “фея” пару лет назад так же легко и с беззаботной улыбкой на красивой мордашке, разрумянившейся от быстрых движений, могла быть в объятиях эсесовца, идейного нациста или пилота люфтваффе, сбрасывавшего на тебя сеющие смерть бомбы. А может быть, ее сегодня не очень-то нежные для такой юной девушки руки огрубели на военном производстве и еще не приобрели ту девическую мягкость, свойственную нежным созданиям. Но что это я уж так грубо и, может быть, незаслуженно кого-то обижаю в своих мыслях? Может быть, она дочь или сестра австрийского коммуниста, борца и участника движения сопротивления нацизму. Впрочем, эти мысли приходили в мою тогдашнюю голову уже после того, как я мог позволить себе всласть натанцеваться или проводить партнершу до ее дома. Все мы были в то время молодыми, и подобные мысли не так уж часто посещали меня…

Редко, но некоторых офицеров, в основном старших товарищей, можно было увидеть на танцевальных вечерах в гражданских костюмах. Каюсь, я им немного завидовал. Мне казалось, что иметь такой костюм — предел мечтаний. Честно говоря, военная форма, даже с иголочки, новая, мне изрядно поднадоела. Было неловко спрашивать у малознакомых и старших по возрасту и званию офицеров, где и как они приобрели гражданские костюмы. Магазинов в ту пору в Вене, где можно было бы купить приличный костюм, вообще какую-либо гражданскую одежду, не существовало как таковых. Говорили, что где-то в городе есть черный рынок, но мне даже в голову не приходило поинтересоваться, что же там, на этом рынке, можно приобрести…

Я прогуливался по Рингштрассе в центре Вены. Остановился перед уже знакомым и сильно пострадавшим в войну и еще не полностью восстановленным даже с фасадной стороны зданием знаменитой венской оперы. И вдруг вижу прямо напротив, на противоположной стороне броскую вывеску — SCHNEIDER. Слово это было мне знакомо и означало “Портной”.

Дай, думаю, зайду. Раз весит вывеска и дверь вроде открыта, значит, там кто-то что-то шьет. Я был уверен, что мое денежное офицерское содержание запросто позволит заказать очень даже приличный костюм. Зашел. Владелец ателье, он же портной и закройщик, вежливо так спрашивает: “Чем интересуется молодой офицер?” Отвечаю, что хотел бы заказать себе гражданский костюм. Тот вновь спрашивает, имеется ли у меня для этого материал. Отвечаю, что нет, но рассчитываю на материал ателье, денег у меня достаточно. Называется сумма. Она ошеломила меня. Она была просто астрономической и составляла несколько полных месячных окладов. Понял, что костюма мне не видать. То ли хозяин заметил что-то в выражении моего лица, то ли просто так спросил, не курю ли я. Отвечаю, что да, но мало, а что? Тогда он еще вежливее спрашивает, а не курю ли я американские сигареты. Отвечаю, что иногда курю, в наших офицерских пайках бывают и американские сигареты. Тут я начинаю догадываться, к чему он клонит. Повторяю, совершенно не был в курсе черного рынка. Я даже цен не знал ни на сигареты, ни на кофе, ни тем более на спиртное, которое у нас и так было. Вспомнил, что у меня от пайков оставалось несколько блоков американских сигарет. Сразу же пришло решение. Спрашиваю: “А сколько надо сигарет?” Австриец называет. Точно сейчас не помню, но где-то несколько блоков, которые у меня как раз и были. Сразу же даю согласие на эту сделку. Он говорит, что за такой “подарок” он сможет сшить костюм не только из добротного материала, но и очень быстро. А я даже и не представлял, что являюсь счастливым обладателем такой конвертируемой валюты. Снимается мерка, но к работе он приступит после получения сигарет. В этот же день я принес имевшиеся у меня “остатки” офицерского пайка. Обе стороны остались довольны. Через несколько дней я с наслаждением вальсировал в Доме офицеров и чувствовал себя на седьмом небе от приятно облегающего мое тело первого в жизни гражданского костюма. Руки так и тянулись еще и еще раз прикоснутся к ласковому атласу подкладки.

Это “сигаретное” приобретение продержалось у меня много лет. В институт в Москве я все четыре года ходил в офицерском обмундировании, да так полностью и не выносил его, ну а свой любимый “костюмчик” надевал только по выходным, да и то в особых случаях. Он долго оставался моей любимой носильной вещью, сшитой, наверное, одним из лучших венских мастеров, иначе кто бы мог иметь ателье в центре Вены, да еще и напротив оперного театра, известного всему миру. Так у них, у буржуев, всегда было принято — чем ближе к центру, тем представительнее, дороже аренда, стоимость товара, а стало быть, и клиентура особенная, богатенькая. Ко мне это, однако, не относилось. Ни тогда, ни сегодня».