Глава 30
Дрянной кеке

Даук Лосун скончался от сердечного приступа в возрасте семидесяти шести лет, оставив жену, четверых взрослых детей, шестерых внуков и неофициальный пост Колосса Южного капкана, который он так долго занимал. Анден и Хило полетели в Порт-Масси на похороны, чтобы выразить уважение как союзники семьи Даук и кеконо-эспенского сообщества Зеленых костей. Во время долгого перелета Хило смотрел фильм, а потом выпил порцию хоцзи и заснул.

Анден пытался последовать его примеру, но не мог ни сосредоточиться на чтении, ни успокоиться и заснуть. У него не укладывалось в голове, что Даук умер. Казалось, совсем недавно Анден сидел в его гостиной вместе с Кори и Роном Торо и ел приготовленные Саной блюда.

Печаль Андена была приправлена тревогой. В Эспении нет кланов, люди называли Даука Колоссом только из уважения и его личного влияния. В отсутствие организации или плана наследования после смерти Даука не просто появится новый руководитель, а возможно, полностью изменится само кеконо-эспенское сообщество. И это может задеть интересы Равнинного клана.

Похороны состоялись необычно солнечным зимним утром. Под ногами Андена хрустела колючая заиндевевшая трава, а дыхание превращалось в облачка пара, хорошо заметные в солнечных лучах. Молочно-белое небо над заливом Виттинг рассекали резкие черные линии моста Железный глаз. По желанию Даука похоронную церемонию провели согласно кеконским традициям, с некоторыми дополнениями в эспенском стиле.

В Порт-Масси не было дейтистских монахов, прошедших обряд Посвящения, но три монаха из местного храма, одетые в зеленые шапки и шарфы, читали молитвы, чтобы должным образом проводить дух Даука в загробную жизнь, где он будет ожидать Возвращения. Потом пели эспенские траурные гимны, люди выступали с речами, рассказывая о характере Колосса, как он помог им в беде. Анден встал, чтобы произнести речь на двух языках, и начал с личных воспоминаний о том, какой теплый и щедрый прием устроил ему Даук Лосун, когда он впервые приехал в Эспению студентом, но завершил на более официальной ноте, передав соболезнования от имени семьи Коул.

– Хорошо сказано, Энди, – похвалил его Хило.

Анден стоял рядом с братом и представлял ему людей, которые подходили познакомиться с Колоссом Равнинных, поприветствовать его или с нервным трепетом и любопытством пожать ему руку, а потом наблюдать за ним издалека, словно он звезда экрана. Хило отвечал на приветствия, но сохранял приличествующую случаю серьезность, стоя в задних рядах, чтобы не отвлекать внимания от горюющей семьи. Спрятав нефрит под черным костюмом с галстуком и длинным шерстяным пальто, он мог бы сойти за дальнего родственника. На белом конверте, который он положил на блюдо у гроба Даука, виднелась печать Равнинного клана, а сумма в нем наверняка покрывала расходы на похороны.

После того как Даука опустили в могилу, в кеконском культурном центре состоялись поминки – именно там находился зал для тренировок, за которым много лет присматривал Колосс Южного капкана. Анден уже много лет там не был, и его потрясло, что это место совершенно не изменилось, хотя его и задекорировали для поминок соответствующим образом. Стены завесили белой тканью, а столы, обычно стоящие вокруг ринга, составили вместе, накрыли скатертями и поставили вазы с белыми азалиями. Потертые книжные полки и массивные кресла отодвинули к углам и скрыли из вида складными ширмами. Перед маленьким дейтистским святилищем теснились зажженные свечи с благовониями и блюда с фруктами.

– Ах, как я скучаю по старому кварталу, – посетовал господин Хиан, который теперь поселился в пригороде, у младшего сына. – В библиотеках за пределами Южного капкана нет кеконских газет, а бакалейные магазины слишком большие.

Он усадил Андена рядом и целый час вспоминал прошлое, порой довольно смутно – в преклонном возрасте память уже начала его подводить. Анден не возражал, понимая, что, возможно, последний раз общается со стариком.

Кори Даук подошел к Андену, чтобы поблагодарить его за выступление.

– Это многое значило бы для моего отца. Сам знаешь, как он гордился тем, что был Зеленой костью, как держался старых традиций.

– Но мне кажется, еще больше он гордился внуками.

Каждая встреча с бывшим возлюбленным сопровождалась некоторой неловкостью и ностальгией, но прошло уже достаточно времени, и теперь они могли по-дружески поболтать. Кори женился, у него был двухлетний сын-ангелочек и дочь на подходе. Он слегка располнел, но по-прежнему находился в хорошей форме, по выходным катался на велосипеде и радостно признался, что отрастил короткую бородку, чтобы иметь более солидный вид, когда выступает на суде. Его жена, из второго поколения кеконских иммигрантов, была на шесть лет моложе его и работала в социальной службе. Они познакомились в суде и выглядели вполне счастливой парой.

Сестра Кори, конечно, тоже пришла. Хотя Анден не забыл, как холодно она отвергла дружбу его семьи, он вежливо поздоровался с Келли Даук и представил ее Хило, который не упомянул о ее былой грубости и дружелюбно сказал:

– Госпожа Даук, ваша мать говорила, что вы недавно перешли на другую работу.

Старшую сестру Кори перевели из министерства промышленности на должность председателя антикоррупционного комитета, который должен был расследовать и искоренять взяточничество и связи политиков с организованной преступностью.

– Я не могу обсуждать свою работу, господин Коул, – ответила она. – Даже с родными и близкими, не говоря уже о руководителе кеконского клана.

Она быстро обошла собравшихся и вскоре покинула поминки.

Хило не выглядел обиженным, но Кори извинился за поведение сестры.

– Келли все-таки работает в правительстве, – напомнил он со вздохом. – Она не хочет появляться в обществе Зеленых костей.

А на поминках и впрямь присутствовало много Зеленых костей. В зал набилось столько народа, что Анден с трудом мог пошевелиться. Такое впечатление, что здесь собралась половина кеконского землячества Порт-Масси. Он узнал Тода, Сэмми и некоторых других, но не был знаком со многими молодыми людьми из Южного капкана и других частей страны.

Через час после начала поминок перед зданием остановился серебристый лимузин. Из него вышел Джон Реми в сопровождении троих мужчин в светлых спортивных куртках, лакированных ботинках и больших темных очках – типичные южные бандиты. Все головы повернулись к ним. К горлу Андена подступила кислятина отвращения. Наглость и грубость Реми, которые Анден очень хорошо помнил по тому вечеру в «Голубой оливке», теперь, когда он разбогател, казалось, еще усугубились. Его волосы были зачесаны назад с загорелого лица, подчеркивая крепкий лоб и темные губы, слегка раздвинутые в презрительной усмешке.

Боссы Бригад и томасинские наркобароны в Ресвиле называли Джона Реми «Дрянной кеке», и он с удовольствием пользовался этим прозвищем. Выгнав Горных из города с помощью нефрита и денег Равнинных, Реми построил собственную маленькую империю. Уже много лет назад он взял в свои руки дядин спортзал и стал ключевой фигурой в игорном бизнесе, тесно связанном с незаконными нефритовыми состязаниями. Помимо проституции и торговли «сиянием» он контролировал нелегальный бизнес, которым обычно занимались Бригады, включая выбивание долгов и вымогательство. Его люди славились особой жестокостью, за убийство конкурентов Реми награждал их нефритом.

В Порт-Масси считали Дрянного кеке нарушителем спокойствия, ненастоящей Зеленой костью. Даже без Чутья Анден почувствовал, как по залу прошла волна напряжения, разговоры затихли, а люди попятились, пропуская гостей из Ресвиля.

Реми шагнул прямо к Хило, по пути снимая темные очки.

– Так, значит, старик Даук все-таки отправился на Небеса, – сказал он по-эспенски, – зато знаменитый Коул Хилошудон сошел на землю, чтобы почтить нас своим присутствием.

Реми остановился, изучая Хило, как пес, наблюдающий за приближающимся к двери незнакомцем – напряженно, готовясь его облаять. Колосс ответил спокойным, выжидающим взглядом.

Прошло несколько секунд, прежде чем Реми поднес сомкнутые ладони ко лбу и едва склонился в приветствии.

– Как там говорят на острове? Да озарят вас боги сиянием своей милости, Коул-цзен, – сказал он на кеконском с сильным акцентом.

Анден подошел к Колоссу:

– Хило-цзен, это Джон Реми, наш друг из Ресвиля. Прости его плохой кеконский и дурные манеры. Он просто нервничает и не хотел проявить неуважение.

Дрянной кеконец повернулся к Андену с оскорбленным видом. Анден наделся, что тот не совершит какую– нибудь глупость. Хотя он бы с удовольствием посмотрел, как Хило поставит бандита на место, а точнее, сломает ему челюсть. Однако Хило положил Реми руку на плечо как старому приятелю.

– Реми-цзен, у меня такое чувство, что мы давно знакомы, я столько о вас слышал. Прошу, выскажите свои соболезнования жене и детям Даука Лосуна, да узнают его боги, а завтра мы поговорим о делах, так будет приличнее.

К ним подошел Тод и с натужной приветливостью произнес:

– Я скажу Сане, что ты здесь, Джон. Что будешь пить?

На мгновение Реми казался озадаченным. Возможно, ему столько лет твердили, что Коул Хило – один из самых опасных людей на Кеконе, и он создал собственный образ Колосса Равнинного клана, а теперь не понимал, как реагировать на такой мягкий прием.

– Хоцзи, хотя я и ненавижу это пойло, – фыркнул Реми, пожав плечами. – Чтобы уважить старика.

Он пошел дальше, даже не взглянув на Хило или Андена. Охрана последовала за ним. Как только они удалились подальше и возобновились нормальные разговоры, Хило с суровым лицом повернулся к Андену:

– Что это ты устроил, Энди?

– Он хам и бандит, Хило-цзен, – с горячностью воскликнул Анден. – Явно пытался тебя разозлить, на похоронах Даука и у всех на глазах. Он никого не уважает.

– Не показывай, как сильно ты кого-то ненавидишь, пока не будешь готов стать его врагом, – сделал ему выговор Хило. – Реми сейчас далеко от родного города, где имеет власть, а он из тех, кто грубит, чтобы показать уверенность. Пусть он и дерьмо, не забывай, что он сделал все, о чем мы просили.

Джон Реми и его банда Змееголовов и впрямь оказались для Равнинных бесценным приобретением. После многочисленных провалившихся попыток утвердиться в Эспении Горные сдались. Их Шелест Иве Калундо решил ограничиться Шотаром. Почти через двадцать лет после того, как Анден впервые приехал в Порт-Масси, Равнинные оставались единственным кеконским кланом с существенным влиянием в Эспении.

Но все же клан так и не добился принятия законов, которые позволили бы обезопасить его бизнес, а теперь, без дружбы и влияния Даука Лосуна, достичь целей будет гораздо сложнее. Хило наблюдал за ресвильскими Зелеными костями – их светлые куртки легко было различить в толпе гостей. Анден тут же почувствовал, как вздулась нефритовая аура Хило.

– Джон Реми – наш союзник, пока я не назову его врагом, – вполголоса сказал Колосс. – Сколько это продлится, зависит от него. Посмотрим, что будет завтра.

– Ну и холодрыга, – сказал Хило, вернувшись в свой номер в отеле «Крествуд».

Он снял пиджак с галстуком и натянул свитер, а потом включил отопление. Анден уже слышал жалобы брата на то, что от холода у него ломит плечо, а иногда и запястье. Многочисленные драки сказались на его организме, даже если не принимать в расчет ранения, полученные при взрыве бомбы. За операциями на селезенке и лопатке последовала многомесячная физиотерапия, и только после этого он смог снова приступить к тренировкам. Через пять лет Колосс выглядел полностью здоровым и сильной Зеленой костью, но Анден знал, что даже лучшие целители и тренеры не могли совершить чудо. Близкие Хило замечали, что порой он двигается без прежней грации и морщится от боли.

– Я спущусь в сувенирную лавку, – сказал Анден, – куплю всякие мелочи для коллег из больницы.

Это была ложь, но если Хило ее Почуял, то не подал вида.

Анден спустился в лифте на первый этаж и позвонил по карточке из таксофона в вестибюле. Когда на том конце линии взяли трубку, Анден сказал:

– Я рад, что застал тебя перед работой.

В Жанлуне только что рассвело, а Цзируя был жаворонком.

– Я не тороплюсь, – ответил Цзируя. – Все равно придется ждать режиссера, чтобы обсудить бюджет. А пока что я неспешно позавтракаю и пойду в спортзал. – Растущее кеконское кинопроизводство, финансируемое Равнинным кланом, уже несколько лет обеспечивало художника постоянной работой. Анден услышал звук льющейся воды, потом наступила пауза. – Жаль, что тебя здесь нет, – робко произнес Цзируя.

– Мне тоже. Нам придется остаться здесь еще ненадолго, разобраться с делами клана. Вернусь в четверг. – Он не услышал ответ Цзиру, потому что в этот момент мимо прошла большая группа туристов, Андену пришлось прикрыть второе ухо, чтобы не слышать их громкой болтовни. – Прости, здесь шумно. Что ты сказал?

– У тебя все в порядке?

Цзируя всегда задавал этот вопрос, когда Анден занимался делами клана. Цзируя не хотел иметь ничего общего с кланами, не считая того, с чем каждый день приходилось сталкиваться в Жанлуне. Он знал, что в мире Андена существуют нефрит и деньги, политика и кровь, и обычный кеконец не мог такого принять, не говоря уже об абукейском художнике. Когда речь шла о делах клана, Цзиру беспокоила только безопасность Андена.

Вен познакомила их десять месяцев назад.

– Анден, можешь пойти со мной на обед в следующий вторник? – спросила она однажды вечером за ужином в поместье Коулов. – Хочу познакомить тебя с одним моим другом. Он талантливый художник, работает в кино. А кроме того, холост и привлекателен. – Прежде чем он успел что-либо сказать, Вен подняла руку: – Просто чтобы ты знал: он абукеец, но не делай выводов, пока с ним не познакомишься. Думаю, вы поладите. Хотя настаивать, конечно, не буду.

Анден онемел от смущения при мысли о том, что Вен подыскивает для него партнера. Он давно уже отказался от попыток кого-то найти. Его последние отношения длились всего несколько свиданий, и шансы найти кого-то еще выглядели минимальными. Лотт Цзин женился на женщине, с которой Анден не был знаком, правда, через три года развелся. Похоже, он не торопился снова найти себе пару, хотя Анден все равно ни на что не надеялся. От случая к случаю Анден ходил на вечеринки с несколькими приятелями-геями, которых встретил в медицинской школе и в больнице, но беспокоился, что это создаст ему проблемы на работе.

Во всем Жанлуне больше не было ни одной Зеленой кости смешанного происхождения. Анден выделялся среди других, как бы ни пытался спрятаться. И большинство мужчин, которых интересовали другие мужчины, не хотели оказаться в центре внимания, связавшись с кем-то из Коулов.

– С чего ты вообще взяла, что его это интересует? – спросил Анден.

– Просто пойдем со мной на обед, – заверила его Вен.

Анден отнесся к ее предложению скептически. Абукейцы его не особо привлекали, и он не думал, что станет встречаться с одним из них. И потому на первой встрече он был приятно удивлен, а потом слегка возмутился самоуверенностью Вен. У Цзируи были резко очерченные скулы, гладкая бронзовая кожа и стройная фигура, на которой вся одежда сидела идеально. Цзируя явно пользовался этим своим преимуществом и всегда хорошо одевался, даже если выходил из дома совсем ненадолго.

Хотя он не обладал фигурой бойца, такой привлекательной для Андена, в детстве он много плавал и занимался скалолазанием, а теперь поддерживал форму в спортзале. Цзиру был улыбчив и легко поддерживал разговор, потому что искренне интересовался другими людьми и легко открывался перед ними. В этом он напоминал Андену Кори, но у Цзиру был богатый внутренний мир, полный красок, идей и чувств, который Анден не вполне понимал, к тому же Цзиру был всецело увлечен искусством, а Кори ничто особо не привлекало. После нескольких первых свиданий Анден поразился, что сам ищет встреч – звонит Цзиру, приглашая его к себе на ужин, готовит для него, берет напрокат фильмы.

Щелчки на линии подсказали, что на телефонной карточке заканчивается оплаченное время.

– У нас еще одна встреча завтра, не о чем беспокоиться, – заверил Анден.

Это была неправда – на встрече решались вопросы жизни и смерти, войны и мира, но Цзиру спрашивал не об этом. Они поболтали еще немного. Повесив трубку, Анден и правда пошел в сувенирную лавку отеля и купил несколько пакетов кислых леденцов и брелоки для ключей в виде небоскреба Мачта. Он мог бы спокойно позвонить из номера, но пока не хотел упоминать о своем друге в присутствии Колосса. Хотя Хило уже знал про них, Анден не был готов это обсуждать. Номер в отеле в другой стране после тяжелого дня казался неподходящим для этого разговора местом.

На следующий день Даук Сана устроила встречу у себя дома. Хотя Дауки всегда жили скромно, они вложили деньги в ряд предприятий, которые с помощью Равнинного клана приносили немалую прибыль. Кори и его сестра неплохо обеспечивали себя сами, и в последние годы Дауки разбогатели. Они построили большой и красивый дом, где могли устраивать собрания и принимать детей и внуков. Теперь они больше не жили в Южном капкане, но в этом и не было необходимости – кеконский квартал за эти годы значительно разросся, повсюду строились дорогие магазины, и хотя ядро кеконского землячества осталось в Южном капкане, теперь очаги кеконской культуры возникли на острове Джонса и в Кинсе.

Гости расселись в столовой за длинным столом из красного дерева. Комната ничем не напоминала уютное местечко в старом синем доме Дауков. Чай и тарелки с закусками придавали встрече сходство с семейным обедом, хотя некоторые из присутствующих никогда прежде не встречались, а другие терпеть друг друга не могли. Даук Сана, в белом свитере и c припудренным лицом, сидела во главе стола вместе с сыном Кори, единственной Зеленой костью среди ее детей.

Рядом с Кори сидел Этто Самишун, которого Анден называл Сэмми, когда они оба были молоды. Теперь его называли Этто-цзен и считали самой сильной Зеленой костью Южного капкана. Сэмми и еще несколько протеже покойного Рона Торо были лидерами обширной сети из нескольких десятков Зеленых костей, которые продолжали защищать район и сохраняли верность Дауку Лосуну как Колоссу до самой его смерти.

Еще одним знакомым лицом за столом был Шун Тодоро. Тод с почетом вышел в отставку из отряда Синих ангелов в чине капрала и был ветераном войны в Оортоко. Вернувшись домой, он боролся с наркотической зависимостью и депрессией, потерял три работы, его брак распался, а затем вмешался Даук Лосун, предложив ему работу в зале для поединков при условии, что Тод будет посещать реабилитационный центр и психотерапевта. С тех пор Тод превратился в пылкого дейтиста, снова женился, опять начал носить нефрит и обучал юных Зеленых костей. Оставшись близким другом Дауков, он открыл новый зал для поединков в Орслоу, южном пригороде Порт-Масси, который быстро превратился в бурлящий город, населенный новыми и более состоятельными кеконскими иммигрантами.

Остальные места за столом занимали люди, которых Анден плохо знал, хотя Сана кое-что рассказала ему о некоторых из них: Мигу Сан – старый друг Рона Торо и представляет Зеленых костей из Адамонта; Хашо Баку представляет Эвенфилд, в пяти часах езды от Порт-Масси; и, разумеется, Джон Реми. Каждого сопровождала еще пара-тройка человек, они стояли или сидели у стены. Всего в столовой собралось почти двадцать человек, все они приехали на похороны Даука Лосуна и хотели узнать, кто будет руководить Зелеными костями после его смерти.

Анден тоже был обеспокоен и сгорал от любопытства. Сана всегда была советчиком и партнером мужа, фактически Шелестом, но уже состарилась. Вряд ли кто-нибудь из присутствующих признает ее власть. Кори – сын Даука, но совсем не похож на отца. Рожденный в Эспении, легкомысленный, он приносил пользу землячеству как адвокат и человек, во всех смыслах вписавшийся в эспенское общество. Другие Зеленые кости за столом были признанными лидерами в собственных районах, но ни один из них не обладал таким влиянием, как Даук Лосун. Оно и понятно – кеконская община в Эспении больше не была сосредоточена в крохотном Южном капкане, как тридцать лет назад.

Все собравшиеся понимали, что Равнинному клану есть что сказать. Коул Хило не надел темный костюм с галстуком, как вчера, а его лицо не было таким же мрачным. Он сидел расслабленно, опершись рукой о стол, в обычной небрежной манере. В открытом вороте сверкал нефрит – больше, чем у кого-либо из присутствующих, возможно, даже больше, чем у всех, вместе взятых. Он не вел собрание, не занимал особое место за столом, но и не скрывал, что здесь он самый богатый и влиятельный человек. Анден сидел справа от Колосса.

Сана поблагодарила всех за соболезнования.

– Я знаю, мой муж сейчас в загробном мире и радостно смотрит с небес на всех своих друзей. – Кори положил ладонь на руку матери, и ее голос перестал дрожать. – Я благодарна тем, кто приехал сюда из Эвенфилда, Адамонта и Ресвиля, а в особенности с Кекона. – Она повернулась к Хило и Андену: – Вся наша община считает честью, что Колосс Равнинного клана лично проделал такой путь, чтобы горевать вместе с нами, и привез с собой нашего дорогого друга Андена.

– Я никогда бы не забыл отдать последнюю дань уважения своему другу и Колоссу, – сказал Хило.

Сана промокнула глаза платком и кивнула в молчаливой благодарности, а потом взяла себя в руки и продолжила:

– Для Лосуна важнее всего было наше кеконское землячество и традиции Зеленых костей. Всю жизнь он всеми силами старался их защищать. Теперь, когда его не стало, нужно принять решения, которые определят наше будущее.

Сана посмотрела на сына, и тот подался вперед. Все взгляды обратились в его сторону.

– Никто не сумеет заменить моего отца на посту Колосса, – сказал Кори как нечто само собой разумеющееся, без тени стыда или критики. – Мы с мамой, Сэмми и Тодом поговорили со многими Зелеными костями в Порт-Масси. И теперь хотим посоветоваться с вами о том, в каком направлении будет двигаться наше сообщество в дальнейшем.

– Мы с Лосуном всегда мечтали о том, чтобы кеконцы могли добиться того же, что и любой, рожденный в этой стране, а наши дети и внуки станут бизнесменами, кинозвездами или политиками. Но как это может осуществиться, если нас связывают с нефритом, который до сих пор пользуется в Эспении дурной репутацией? – Вдова глубоко вздохнула. – Неужели мы должны забыть о своих культурных традициях, о своих тысячелетних правах и превратиться в жалких иммигрантов, как ту́нцы или шотарцы? Неужели мы бросим попытки добиться официального признания? Это трудный выбор. Нужно найти какой-то способ. Именно этим и занимаются наши друзья из Равнинного клана.

Она посмотрела на Хило. Они были не на Кеконе, и местные Зеленые кости не приносили клятв клану, поэтому Хило оглядел сидящих за столом и заговорил властным тоном, к которому Анден уже привык, тихо, но убедительно:

– Многие из вас знают, что Равнинные пытаются изменить эспенские законы о запрете нефрита. Мой брат Анден одержал первую победу, убедив эспенских врачей и политиков легализовать нефрит для медицинских целей. Сегодня кеконские врачи открывают клиники прямо в Порт-Масси. Энди, скажи, сколько их уже?

– Сейчас в Эспении шестьдесят лицензированных клиник нефритовой медицины и около двухсот признанных врачей. Я входил в группу врачей из жанлунского колледжа Биоэнергетической медицины, которая разработала международные стандарты медицинской практики, необходимые для сертификации клиники. Национальная Ассамблея одобрила специальные визовые условия для кеконских врачей, желающих переехать в Эспению, и за последний год двенадцать эспенских кеконцев поступили в жанлунский колледж. Это самое большое число иностранцев за все время его существования.

– Энди многого добился, но мы еще не достигли цели. Клан вместе с одной рекламной фирмой работает над тем, чтобы изменить отношение эспенцев к нефриту. Возможно, вы уже видели рекламные ролики. Похоже, лучший путь добиться чего-либо в этой стране – попасть на телевидение.

Послышались одобрительные смешки.

Ригли Холлин и его партнеры по «ВБХ Фокусу», вооружившись исследованиями в фокус-группах и результатами опросов, публиковали рекламу на журнальных разворотах, рекламных щитах и на телевидении, представляя нефрит в позитивном свете. Анден уже видел ее в журнале на борту самолета по пути в Порт-Масси: это была фотография отряда Синих ангелов с нефритовыми солдатскими жетонами. Слоган под фото гласил: «Поддержите наших нефритовых бойцов». Хило презрительно поморщился, но никто не спорил со стратегией Шаэ. Эспенцы никогда не примут нефрит, если не поверят, что он принадлежит им не в меньшей степени, чем даже кеконцам.

– Если общество примет нефрит, – сказала Сана, – мы сможем открыто жить как Зеленые кости, не боясь преследования по закону. У нас будут не только нефритовые клиники, но и настоящие дейтистские храмы и школы, обучающие нефритовым дисциплинам. Конечно, с Кеконом не сравнить, но все лучше, чем сейчас. – Голос Саны по-прежнему был сильным, но она не привыкла находиться в центре внимания. Она оглядела Зеленых костей, сложила ладони и стиснула губы. – Но что важнее всего, нам больше не придется выбирать, быть эспенцами или кеконцами. Мы будем и теми, и другими. Я знаю, именно об этом мечтал Лосун.

Кори кивнул и выпрямился:

– Вот почему мы предлагаем создать общегосударственную организацию, Ассоциацию эспенских кеконцев, чтобы добиваться лучшего культурного взаимопонимания и заниматься проблемами, затрагивающими все наше землячество. Мы будем помогать новым иммигрантам, продвигать кеконскую культуру и трансамарические деловые связи и лоббировать в правительстве отмену запрета на нефрит. – Он повернулся к Хило и Андену: – Это не клан. У нас не будет Колосса. Но Зеленые кости станут работать вместе, чтобы защитить наше сообщество, и в этом смысле это будет нечто подобное.

Наверное, Даук Лосун все же мог бы гордиться сыном, подумал Анден. Кори не был Зеленым в душе, в традиционном кеконском понимании, но он нашел свой путь, чтобы добиться успеха в мире своего отца. Произнося эти слова, он излучал уверенность.

Дружелюбие Кори сменилось серьезностью, и он снова обратился ко всем присутствующим:

– Если мы хотим добиться своего, нужно работать вместе, чтобы поменять укоренившееся в обществе отношение и восприятие кеконцев. Чтобы снять запрет на нефрит, нужно доказать, что во всем остальном Зеленые кости – законопослушные граждане. А значит, следует прекратить всякую нелегальную деятельность. – За обеденным столом повисла напряженная тишина. – Возьмем, к примеру, наши залы для поединков. До кончины моего отца мы обсуждали введение новых правил: никаких больше петушиных боев, нелегальных карточных игр или дуэлей на чистых клинках. Ничего такого, что может дать полиции предлог для вторжения.

Зеленые кости из других городов удивленно загудели.

– Какой тогда вообще смысл в залах для поединков? – воскликнул Хашо Баку, лидер Зеленых костей из Эвенфилда. – Люди все равно будут сражаться на дуэлях, что бы вы ни говорили. Просто пойдут в другое место, и там их скорее схватят.

– Смертельные дуэли – это главная проблема, – сказал Кори. – Закон не признает поединки на чистых клинках, и в случае смертей или серьезных ранений мы рискуем навлечь на себя обвинения в преступлении. Мы можем найти способ, чтобы люди решали вопросы чести более приемлемым с точки зрения закона путем. Залы для поединков останутся центрами культурной жизни, но без насилия.

– В целом мы успешно сдерживаем Бригады, – заговорил Сэмми. – Настолько успешно, что в некоторых районах страны вообще их вытеснили, правда, вместо того чтобы сделать эти районы безопасными для всех, место Бригад заняли кеконские бандиты, которые торгуют наркотиками, крышуют проституцию, занимаются вымогательством и рэкетом. – Никто не посмотрел на Джона Реми, но все поняли, о ком говорит Сэмми. – Каждый арест кеконца, носящего нефрит, за серьезное преступление подкрепляет негативные стереотипы. Мы, Зеленые кости, должны ввести строгие стандарты по использованию нефрита и обозначить, какую деятельность мы не разрешаем.

Джон Реми фыркнул, достаточно громко, чтобы услышали и на другом конце стола.

– И кто будет говорить, что именно находится под запретом? Ты? – Он перевел взгляд на Хило и Андена и скрестил покрытые татуировками руки на груди. – Или за нас все решит великий Равнинный клан?

– Как адвокат, который работал с десятками подобных дел, – вставил Кори, – могу отметить, что, если человека обвиняют только в хранении нефрита, но ранее он не был замешан ни в каких преступлениях, его могут осудить на год или два. Нам почти всегда удается заменить тюремный срок на условный, штраф или обязательные работы. С другой стороны, если человека с нефритом арестовывают за продажу наркотиков, рэкет или попытку убийства, нефрит рассматривается как отягчающее обстоятельство и задержанного ждет пожизненный приговор.

Пожилой Мигу Сан, Зеленая кость из Адамонта, откашлялся и тихо заговорил:

– Я вырос в дейтистской семье, и меня всегда учили, что боги оставили нефрит на земле как испытание для смертных людей. Как мы воспользуемся частичкой небесной силы? Причиним ли зло другим людям? Или будем трудиться на общее благо и защищать слабых? Я вырос на рассказах о легендарных нефритовых воинах и героях сопротивления из общества Людей горы. Но когда нефрит привезли с Кекона на эти берега, эспенская культура извратила наши традиции. Теперь молодежь смотрит на нефрит лишь как на легкий путь получить желаемое. Многие принимают «сияние» и не тренируются в нефритовых дисциплинах, как раньше. Даук Лосун был мудрым и влиятельным человеком, всегда жил скромно, полагаясь на советы жены и доверенных друзей. Он лишь желал, чтобы мы жили в этой стране лучше. – Мигу повернулся к Сане и Кори: – Если нам придется изменить предназначение залов для поединков, так тому и быть. Пусть нелегальным бизнесом занимаются Бригады. Если мы сами не сумеем запретить своим людям заниматься преступной деятельностью и принимать наркотики, Зеленые кости окажутся в тюрьме, а наш нефрит – в руках правительства, и в конце концов мы превратимся в подобие шотарских баруканов, людей без будущего. – Мигу встал, повернулся к Хило и глубоко поклонился в традиционном приветствии: – Коул-цзен, ваш клан уже многого здесь добился. Если вы по-прежнему будете нас поддерживать, я уверен, что мы достигнем многого. Да озарят боги Равнинный клан сиянием своей милости. Ради всех кеконцев.

Лающий хохот Реми прозвучал как выстрел.

– Вот старый дурак. Думаешь, Равнинный клан выпускает рекламу и подкупает политиков ради нашего блага? – Он покачал головой и ухмыльнулся: – Кеконским кланам насрать на нас. Коулы хотят только одного – расширить свою бизнес-империю, приструнив нас, эспенских кеконцев, которых они даже и за настоящих Зеленых костей не считают, чтобы мы не пачкали их сияющий образ в глазах эспенского правительства, не мешали вести с ним дела. Они ждут, что мы будем выполнять их приказы, словно Пальцы. А потом и вовсе попросят отдать наш нефрит.

Ответные слова Хило разрезали воздух так же резко, как и смех Реми:

– Никто и никогда такого не попросит.

Все головы повернулись в его сторону.

– У Равнинного клана есть деловые интересы в Эспении, это правда, и мы хотим расширить и обезопасить свой бизнес. Это ни для кого не новость. Мы вкладываем сюда деньги, открываем рабочие места и привозим нефрит, что идет на пользу не только нам, но и вам.

Хило остановил на Реми суровый взгляд, в котором сквозило напоминание.

– Много лет назад я сказал Дауку Лосуну, что, если мы будем работать вместе, кеконцы станут в этой стране более влиятельными, чем Бригады. Теперь я скажу вам всем то же самое. Дауки правы. Сейчас главная угроза для вас – не Бригады. Это вся остальная страна. Если вы не хотите скрывать нефрит, придется отказаться от поступков, которые приходится скрывать.

– И вы ждете, что я проглочу это лицемерное вранье? – Реми ткнул в Хило пальцем. – Жанлунские кланы собирают дань. Так почему я не могу делать то же самое в Ресвиле?

– Дань! – возмущенно воскликнула Сана. – Вы что, возомнили себя Кулаком? Разве вы приносили клятвы в верности клану? Помогали тому, кто платит вам дань, устроить сына в школу боевых искусств или продлевали ему заем, чтобы он мог расширить свой магазин, а может, дали ему денег, когда тайфун разрушил его дом? Нет, вы мыслите так же, как и Бригады – только брать, но не давать. Таким путем мы в этой стране успеха не добьемся.

Реми снова сел и высокомерно раскинул руки, демонстрируя дорогую одежду и трех крепких телохранителей, стоящих за его спиной.

– В таком случае мы, видимо, по-разному понимаем, что такое успех.

Люди Реми засмеялись. Они похлопали босса по плечу, а один высунул язык, как гиена, показывая всем нефритовые вставки. Анден был потрясен. Даже в Эспении он никогда не видел, чтобы нефритовый боец вел себя настолько неподобающе перед старшими Зелеными костями, не говоря уже о Колоссе. Сэмми и Тод напряглись, а стоящие у стен люди возмущенно зашептались. Хило и бровью не повел.

Кори встал и раскинул руки в примирительном жесте:

– Давайте успокоимся. За одну ночь ничего не изменится. Мы все знаем, что ситуация в Ресвиле отличается от ситуации в Порт-Масси. – Он говорил осторожно, как миротворец, пытающийся найти компромисс. Анден поморщился – это звучало как проявление слабости, неподобающая для Зеленой кости сдача позиций. – Послушай, Джон, если ты не хочешь вступать в нашу ассоциацию, дело твое, – сказал Кори. – Но мы просим тебя хорошенько подумать ради твоего же блага. Начни потихоньку выходить из самого рискованного бизнеса. Если тебе нужен совет, как легализовать…

Реми встал, положив ладони на стол.

– Мне не нужна твоя помощь, чувак. Я не собираюсь отчитываться перед какой-то там ассоциацией и уж точно не буду выполнять приказы Равнинных. – Он повернул голову в сторону Колосса. Не многие люди могли выдержать взгляд Коула Хило, но Реми был одним из них. – Сколько людей вы убили или велели убить? А теперь говорите мне, как себя вести? У вашего клана во владении целые небоскребы и хранилища с деньгами, целый вонючий остров, набитый нефритом под завязку, но вы имеете наглость отнимать у меня и моих ребят кусок хлеба. Финансируете людей, шестерок клана, которые приезжают сюда из Жанлуна, учатся в колледжах и занимают рабочие места, а деньги шлют обратно на Кекон, но у тех, кто потом и кровью добывает свою справедливую долю, хотите отобрать средства к существованию и позволить Бригадам вернуться и захапать все. – Ноздри Реми раздувались, грубоватое, но привлекательное лицо пылало угрозой. – Вы согласились оставить Ресвиль мне. Пока я не впускаю в страну ваших врагов, вы предоставили мне свободу действий. Я сделал все, как вы просили, и теперь вы напустились на меня? Все вы такие, кеконцы с острова, – считаете себя лучше других. Ну уж нет, это ты мой должник, Коул.

Анден сидел достаточно близко к Хило, чтобы почувствовать, как его аура напряглась и пошла рябью, как кончик хлыста.

– Я ничего тебе не должен, – тихо ответил Колосс. – Ты не платишь мне дань, ты не Фонарщик, даже не друг, потому что друг не будет так говорить, даже если со мной не согласен. У нас был договор. И благодаря ему ты стал богатым и влиятельным. Я не стану воспринимать твои слова как оскорбление из уважения к нашему былому союзу. Я приехал, чтобы почтить память Даука Лосуна, да узнают его боги, и поддержать его семью и наследников. Я не привез с собой Кулаков и Пальцев. Посмотри вокруг. Твои же соратники просят тебя изменить образ жизни, и поначалу это будет сложно, но все согласны, что это благотворно скажется в будущем.

Реми поднялся и расправил плечи. Когда он снял светлую куртку со спинки стула и перекинул через плечо, вытатуированный черный череп со змеями, выползающими из глазниц, казалось, оскалился в смертоносной ухмылке.

– Насрать мне, будет нефрит легализован или нет, и на инвестиции Равнинных насрать. Я уважал Даука, пока он был жив, но теперь каждый за себя и на своей территории. Пока каждый занимается своим делом, давая другим возможность есть до отвала, я не имею претензий ни к кому в этой комнате. Делайте в Порт-Масси что хотите, но в Ресвиле я буду вести дела по-своему.

Дрянной кеке кивнул своим людям, и ресвильские Змееголовы покинули собрание. Никто не пытался заговорить или остановить их, пока они проталкивались мимо других Зеленых костей, ухмыляясь под темными очками. Когда они вышли, установилась напряженная тишина.

Наконец, Хашо Баку медленно поднялся.

– Джон говорил слишком резко и грубо, – сказал он, – но я с ним согласен. Думаю, шансов на легализацию нефрита слишком мало, чтобы ради этого создавать ассоциацию, а перемены, которые вы предлагаете, лишь приведут к трениями между Зелеными костями в разных регионах страны. – Он сделал приветственный жест в сторону Даук Саны и Коула Хило. – Я уважаю ваши намерения и не буду вам мешать, но лучше нам вернуться в свои города и не пытаться диктовать другим Зеленым костям, как им себя вести. Так все мы останемся друзьями.

Он кивнул всем остальным и вместе со своими людьми вышел из дома.

Кори громко вздохнул. Он провел рукой по волосам и с удрученной улыбкой привалился к спинке стула.

– М-да, я рассчитывал на лучший результат.

– Мы знали, что будут возражения, – сказал Тод. – Остальные с тобой, Кори.

– Я поговорю с Хашо наедине, – сказал Мигу Сан. – Уверен, он согласится с нами, если убедить его, что наши надежды небеспочвенны. По крайней мере мы знаем, что он не станет нам противодействовать, а его люди в Эвенфилде будут прятать свой нефрит. Что касается Джона Реми… – Старик вздохнул: – Я поговорю кое с кем в Ресвиле. Может, они вернут его за стол переговоров.

Во время этого шумного обмена мнениями Анден молчал, как и ожидал от него Хило, но его начало подташнивать, как много лет назад, когда он вышел из ночного клуба «Голубая оливка».

– Джона Реми невозможно убедить поделиться властью, – сказал он.

– Энди прав, – сказал Хило. – Жаль, что Реми родился по эту сторону океана. Человек вроде него, который может постоять за себя и командовать другими, стал бы хорошим Кулаком, если бы получил должное воспитание и тренировки как Зеленая кость. Но судьба распорядилась по-иному, и этого не изменить.

Слова Хило звучали как приговор, и Даук Сана охнула. Она подошла к Хило и села рядом с ним.

– Коул-цзен, – встревоженно сказала она, – для грубости Реми нет оправданий, он не имел права так говорить с гостем, а тем более с Колоссом. Все поймут, если вы ответите на оскорбление. Но, во имя мира и ради дружеских отношений с нашей семьей, прошу вас, позвольте нам самим с этим разобраться. – Она сжала руку Хило. – А если у нас не получится, мы отречемся от ресвильских Зеленых костей и поможем полиции их остановить.

Мигу Сан торжественно кивнул, но остальные Зеленые кости выглядели ошарашенными. В отличие от Даук Саны, они не сообразили, что Хило может немедленно ответить на оскорбления Реми. Вдова умоляла Колосса повременить. Если Равнинные пошлют в Ресвиль своих Кулаков, чтобы убить Реми и начать войну с его бандой, это точно привлечет внимание полиции и общественности.

Если могущественный жанлунский клан убьет гражданина Эспении, даже из банды Змееголовов, это подорвет влияние Ассоциации эспенских кеконцев еще в зародыше. А ведь Реми наверняка ждет нападения, понял Анден. Возможно, он с готовностью воспринял шанс сразиться против Зеленых костей с острова и заработать себе репутацию.

Пару секунд Хило молчал. Потом взял Даук Сану за руки, встал и, улыбаясь, потянул ее за собой.

– Равнинные ведут в Эспении бизнес, но это не наша страна. Как гость, я не хотел бы, чтобы мои действия навредили друзьям или шли вразрез с нашими общими целями. – Теперь Хило обращался уже ко всем присутствующим: – Равнинные не тронут Ресвиль, как было и прежде. Слово Колосса.

Плечи Саны расслабились.

– Спасибо, Коул-цзен. – Она коснулась сомкнутыми ладонями лба. – Жаль, что здесь нет Лосуна-се, он бы тоже вас поблагодарил.

На этой торжественной ноте собрание завершилось. Другие Зеленые кости разбрелись по группкам на кухне и в гостиной. Хило и Анден напоследок еще раз выразили соболезнования Сане и Кори, ответили на уважительные поклоны и пожелания счастливого пути и ушли.

В такси по пути к отелю «Крествуд» Хило выбил из пачки последнюю сигарету, покатал ее в пальцах, но так и не закурил.

– Ты так тихо себя вел, Энди. И сейчас молчишь.

– Ты же попросил меня вчера не выражать свое мнение в открытую.

– Реми давно тебя беспокоил, – сказал Хило. – Разве то, что произошло сегодня, стало неожиданностью?

– Нет, но, если проблема не возникла неожиданно, от этого она не перестает быть проблемой.

Хило ухмыльнулся и с нежностью похлопал Андена по плечу:

– Из тебя бы вышел отличный Кулак, Энди. Понимаю, все это в прошлом, так что не пойми превратно, я лишь делаю тебе комплимент. – Он снова стал серьезным. – Реми Жонцзунин – все равно что босс Бригады, только с лицом кеконца. Я думал, получится найти с ним компромисс, но он явно решил, что больше не нуждается в помощи из Порт-Масси. Почему ты воспринял его оскорбления так близко к сердцу?

– Мы сами его создали! – воскликнул Анден. – Дали ему деньги и нефрит, благодаря которым он превратился в Дрянного кеке Ресвиля. Именно я разговаривал с ним от имени клана и дал ему возможность делать в городе, что ему заблагорассудится. Так что я и виноват в том, что теперь он стал для нас проблемой.

Хило сунул незажженную сигарету в рот.

– Тогда я доверился тебе, зная, что ты примешь верное решение. И ты его принял. Что было благом для нас тогда, теперь стало обузой, но так иногда случается. Твои друзья из Порт-Масси хотят сами разобраться с Дрянным кеке. Что ж, пусть будет так. А мы сосредоточимся на проблемах дома, искореним кланоненавистников.

Анден бросил на Колосса скептический взгляд:

– Хило-цзен, мне нравятся Кори, Тод и Сэмми. Они отличные люди, которые беспокоятся о своих земляках и знают, что значит носить нефрит. Мне хотелось бы, чтобы их ассоциация добилась успеха. Но это не клан. Они Зеленые, по-своему, но этого недостаточно, чтобы побороть человека вроде Джона Реми.

Такси остановилось перед отелем «Крествуд», они вышли. Хило поднял воротник пальто и остановился перед вращающимися дверьми отеля.

– Дай им время, Энди. Вчера я говорил тебе, что Реми – наш союзник, пока я не назову его врагом. – Он покрутил в руке зажигалку, а потом нехотя сунул сигарету обратно в пачку. – Так вот, теперь я считаю его врагом.