Михаил Задорнов

В один прекрасный день 1969 года ко мне на кафедру в МАИ пришёл Миша Задорнов. Весёлый, жизнерадостный, громкоголосый и жутко активный молодой человек. Он перевёлся из рижского института в наш и пришёл ко мне знакомиться. После этого Миша стал ходить ко мне в авторскую группу. Ничего он там не писал, рассказывал байки, анекдоты и сам же громогласно хохотал.

Он мне показал свои очерки о рыбной ловле на Дальнем Востоке, это было интересно, ярко. Рассказывал он и о своем отце, знаменитом писателе Николае Павловиче Задорнове. Н.П. Задорнов был лауреатом Сталинской премии за роман «Амур-батюшка». Писатель был знаменитый. Классик советской литературы. После войны он приехал в Ригу из Сибири и создавал в Латвии Союз писателей и даже какое-то время руководил им.

Николай Павлович был человеком трудолюбивым, написал очень много о флоте, о Дальнем Востоке. В книгах Д. Гранина есть ссылки на Задорнова, он использовал книги Задорнова как справочный материал для своих произведений. Так много литературы по истории флота и освоению Дальнего Востока проштудировал Н.П. Задорнов. От своего отца Миша унаследовал и трудолюбие, и писательский талант.

Возможно, он и стал бы серьёзным писателем, если бы не попал в рижский КВН. А потом, переведясь в наш МАИ, попал в нашу маёвскую самодеятельность. Он сам признавался потом, что ему очень нравилось, как я выступаю, и ему хотелось тоже выступать и иметь такой же успех. И Миша стал выходить на маёвскую сцену, но успеха вначале не имел. Я сам видел, как Задорнов, исполняя горинскую «Массовку», бегал по сцене и кричал, но зал не смеялся. Однако Миша человек упорный. Он создал свой студенческий коллектив и стал там играть студенческие миниатюры. Поскольку у него был ещё и явный режиссёрский дар, Миша эти спектакли сам и ставил.

Первый спектакль «Шпион в МАИ» он написал по моей идее, которую мы пытались осуществить ещё в авторской группе. И спектакль у него получился. И авторски, и постановочно. Он провёл огромную работу. Создал свою авторскую группу, и совместно ребята написали хорошие тексты. А потом Миша это всё поставил, причём, в отличие от того, как простенько всё решалось в обычной самодеятельности, Миша использовал и звук, и свет и даже разработал особое цветовое решение костюмов. Ведь до него все миниатюры игрались стандартно: стол, три стула, преподаватель и два-три студента. И всё. Успех у спектакля был очень большой.

Миша стал ездить со своей бригадой по стране, быстро завязал связи в ЦК ВЛКСМ и через какое-то время поставил спектакль по повести Н. Островского «Как закалялась сталь». И за этот спектакль его агиттеатр «Россия» получил премию Ленинского комсомола.

Параллельно Миша писал рассказы и пытался напечатать их в «Клубе 12 стульев» «Литературной газеты». Его довольно долго не печатали. Он мне показывал эти вещи. И мне они тоже не казались такими, чтобы их можно было напечатать.

Почему-то мы всё время с ним повсюду сталкивались, хотя и не были близкими друзьями. То вдруг я встречал его в подмосковной электричке, и мы долго болтали, едучи в Москву. То вдруг оказались рядом на конкурсе в Театре эстрады. То виделись на выступлениях.

Однажды я выступал в МВТУ. Читал какой-то монолог, меня хорошо принимали, и вдруг на главной репризе – в зале молчание. Меня как будто по голове ударили. Оказалось, что Миша в МВТУ вёл сатирический коллектив и эту репризу передо мной исполнил участник коллектива. Тогда в этом не было ничего особенного. В самодеятельности принято было исполнять чужие репризы. Тем более в нашей маёвской самодеятельности исполнялось много моих текстов.

Миша и в этом смысле был человеком уникальным: всё, что только он слышал смешного, он тут же тащил на сцену. Очень много реприз он брал из «Крокодила». Тогда там была рубрика «Нарочно не придумаешь», и Миша её как следует использовал.

В 1979 году появилась передача «Вокруг смеха». Мишу туда порекомендовал его отец, и Миша с успехом стал там сниматься. У него тогда появился хороший номер «Аутогенная тренировка», и Мишу с этим номером публика заметила. А потом он исполнил свои знаменитые «Два девятых вагона». Эту историю кто-то привёз с гастролей. Но Миша её написал, досочинив как следует. Миниатюра стала хитом. Миша понимал, что «Вагоны» публика запомнила лучше, чем его самого, и потому, выходя на сцену, всегда вставлял в свою речь слова о том, что он – автор «Двух девятых вагонов», чем, собственно, умножал свой успех.

В 1980 году я пригласил Мишу Задорнова и Ефима Смолина на гастроли в Кишинёв. Руководителем у нас негласно был А.М. Арканов. Гастроли были весёлые. Но мне на них приходилось туго. Я, как более опытный, шёл после Задорнова, а он двадцать минут исполнял «Нарочно не придумаешь», которые имели бешеный успех. Однако на тот момент я выступал посильнее Задорнова и эту конкуренцию выдерживал. Но Миша рос не по годам, а по месяцам. Он прибавлял с каждым днём, и уже года через три соревноваться мне с ним стало не под силу.

Во-первых, у него быстро росла популярность. Его чаще всех показывали в передаче «Вокруг смеха». Во-вторых, у него увеличилось количество сильных номеров. Уже появились такие крепкие номера, как «Шпион», пародия на «Что? Где? Когда?» и другие. Ну и, конечно, нравился он зрителю благодаря вставкам «народного юмора», который Миша неизменно собирал.

Мы в середине 80-х гастролировали с ним по Юрмале и Риге, и я уже не мог идти после него, так сильно он проходил.

А к концу 80-х годов Миша стал самым популярным сатириком нашей страны. Он запросто собирал огромные дворцы спорта. Я помню, он меня позвал в начале 90-х выступать в «Лужники». Весь Дворец спорта, а это 12 тысяч, пришёл на Михаила Задорнова. Был аншлаг. Концерт длился более трех часов. Я в этом концерте занял всего двадцать минут, и куплетисты Е. Динов и С. Щеголихин тоже двадцать минут, а всё остальное время работал Задорнов и доводил зал просто до истерики.

Я иногда думаю: почему же именно Задорнов стал самым популярным сатириком нашей страны? Ведь в конце 90-х в самом расцвете своих творческих сил были и Г. Хазанов, и М. Жванецкий, и другие сатирики и юмористы. Конечно, он был человеком талантливым. Однако первые десять лет он не мог соперничать даже со мной по юмору. Но в дальнейшем он у меня выигрывал благодаря своей работоспособности.

В 1980 году они появились почти одновременно – Задорнов и Смолин. И надо сказать, что номера у Смолина были на то время смешнее и интереснее, чем у Задорнова. И в смысле работоспособности Смолин вряд ли уступал Задорнову. И показывали Смолина по ТВ достаточно много в то время. Однако Задорнов – гений поведения. Он умел наладить отношения с кем угодно.

А Е. Смолин мог поссориться с кем угодно. Более того, Задорнов был абсолютно целеустремлённым человеком. Он шёл к цели, сметая все препятствия на своём пути. В этом смысле Смолину до него тоже было далеко.

И наконец, Жванецкий. На мой взгляд, просто гений в своем деле. Тут всё сошлось – и трудолюбие, и талант, и целеустремленность. Но когда меня в передаче «Без протокола» Б. Берман спросил, кто из них популярнее: Задорнов или Жванецкий, я ответил: «Конечно, Задорнов. Ну, подумайте, кто ещё из наших сатириков сегодня может собрать три дня подряд зал Кремлёвского дворца? Только Задорнов».

Если вы спросите меня, кто из них писал лучше, я, не задумываясь, скажу: Михаил Жванецкий. Но популярнее, конечно же, был Михаил Задорнов.

В чём же тут дело? Во-первых, в том, что Жванецкий писал тоньше, интеллигентнее. Виртуознее.

В его текстах больше игры ума. Это не для всех (я имею в виду не всё творчество Жванецкого). У Задорнова – для всех. Для всех слоёв населения. Он понятен всем – от дворников до академиков. И второе, Жванецкий никогда не позволял себе такое количество народного юмора. Он никогда не вставлял в свои номера анекдотов. Было как-то, он просто несколько анекдотов рассказывал. Но в номерах, в монологах этого нет. А у Задорнова есть. Он мог час-полтора рассказывать со сцены всякие истории, почерпнутые в народе. Он на концертах, да и по ТВ, просил присылать ему разные смешные, курьезные истории. И конечно же, когда он их рассказывал со сцены, зал просто рыдал от смеха. Другими словами, против лома нет приёма. Невозможно соревноваться с целым народом.

И ещё одно обстоятельство – энергетика. Он, Задорнов, конечно же, обладал невероятной энергетикой. Причём он, работая перед залом, подзаряжался от него. Иначе как бы он стоял подряд три-четыре часа на сцене и выходил после концерта свежий как огурчик? Это действительно так.

Я тоже довольно часто выступаю с сольными концертами, и если всё идет хорошо, то есть меня хорошо принимают, то через два часа не чувствую усталости. Но если принимают плохо, то есть ощущается сопротивление зала, после концерта нет сил, руки как свинцовые.

Что ещё можно рассказать о М. Задорнове в плане работы? Вплоть до своего ухода он не сдавал позиций. Он очень дозировал свои появления на экране, заботясь о том, чтобы не надоесть зрителям, и в то же время следил, чтобы не забыли.

У него на телевидении три раза в году шли большие, по два часа, концерты. Несколько раз он делал большие представления, куда приглашал и других артистов.

Конечно, живя в Юрмале, трудно писать о проблемах российской глубинки, но он как-то ухитрялся.

Правда, молодые уже наступали на пятки. Я имею в виду С. Дроботенко, М. Галкина, ещё пару сатириков. Многие сатирики уже использовали Интернет, а там народного юмора полным-полно. Более того, молодые теперь стали умными и не только сами хорошо пишут, но ещё и покупают тексты у других. Кроме того, характер у Михаила Николаевича становился всё сложнее и сложнее. Но он человек мудрый и сообразил, что лучше быть добрым и счастливым…

Как-то меня, Жванецкого и Задорнова выдвинули на премию «Овация». Понятно, что меня взяли для количества. Но на всякий случай я шутку приготовил.

Когда мне дадут премию или придётся давать интервью, я скажу: «Задорнову и Жванецкому, наверное, льстит, что они попали в такую компанию».

Жванецкий на премию не приехал, значит, понял, что он премию не получит. Приехали мы с Задорновым.

Полный зал народу. Наконец-то наша номинация. Премию, естественно, дают Задорнову. Он выходит на сцену, потом его ведут на интервью. И потом он со сцены рассказывает:

– Я за кулисами случайно встретился с Жечковым, который получил премию за песню «Как упоительны в России вечера». Исполнял «Белый орёл», то есть Жечков. Я говорю ему: «У вас в песне текст „и вальсы Шуберта, и хруст французской булки“. Булки не хрустят, а Шуберт не писал вальсы». А Жечков мне в ответ: «Это его проблема».

В зале хохот. Правда, оказалось, что Шуберт всё-таки писал вальсы.

Задорнов был в ресторане, неподалёку от него за столом сидела компания во главе со Станиславом Говорухиным. Это было как раз после фильма Говорухина «Так жить нельзя».

Задорнов, закончив ужин, подошёл к столу Говорухина и сказал ему:

– Ну, конечно, так жить можно.

Где-то в 80-х годах Михаил Задорнов некоторое время работал завотделом юмора журнала «Юность».

Я привожу эту историю как пример того, насколько Задорнов был умнее меня.

У меня был соавтор Валерий Наринский. Мы с ним к тому моменту писали вместе лет двадцать. Он самостоятельно написал монолог. Монолог был сделан неправильно и вряд ли бы пошёл со сцены. Я ему об этом сказал и объяснил, почему не пойдёт.

Он не соглашался, спорил, доказывал. Потом предложил:

– Давай я покажу его Хазанову.

Я позвонил Хазанову, попросил почитать монолог. Они встретились. После этого Хазанов перезвонил мне и спросил:

– Ты зачем его прислал? Ты же сам понимаешь, что монолог написан неправильно.

Я говорю:

– Он мне не верит.

Мы снова встретились с моим соавтором и снова спорили до хрипоты, до раздражения.

Тогда он пошёл в «Юность», к Задорнову, и прочитал ему свой монолог. Миша, конечно же, всё понял, но сказал Валере:

– Замечательный монолог. Как ты до такого додумался? Просто молодец.

После этих слов он достал три своих монолога, и они с Валерой часа два докручивали монологи Миши. И оба разошлись довольные друг другом.

Монолог Валеры, конечно же, никуда не пошёл.

Но скажите, кто из нас умный, Задорнов или я?

Вопрос явно риторический.

Как-то раз, когда я выступал в городе Ярославле, мне позвонил Миша из Египта и сказал:

– Вот пока вы, евреи, прохлаждаетесь в России, я за вас лезу на гору Синай.

Я в ответ:

– Пока вы, русские, лазаете по горе Синай, я за вас отдуваюсь здесь, в Ярославле.

Мы договорились встретиться с Мишей возле наших домов, на площади.

Встретились, он говорит:

– Поехали обедать.

Я в ответ:

– Никак не могу. Меня ждёт на улице Горького Фимка Смолин, я ему везу пистолет.

– Какой ещё пистолет?

– Да такой пистолет, пульками стреляет, у меня их два. Один я решил Фимке подарить.

– Вот, Лёня, – говорит Миша. – Вы с Фимкой никогда ничего не добьётесь. Вместо того чтобы заниматься делом, ты тратишь время на какой-то пистолет. Фигня какая-то, потерять три часа времени, чтобы отдать Фимке пистолет. Какой ещё на фиг пистолет? А ну покажи.

Я вытащил из коробки пистолет и дал его Мише. Хромированный, блестящий на солнце пистолет.

Миша повертел его в руках и сказал:

– Лёня, зачем тебе его везти Фимке? Давай лучше я его у тебя куплю.

А дальше мы поехали на улицу Горького, отдали Фиме пистолет и пошли обедать.

У меня есть друг, серьёзный бизнесмен, влиятельный человек. Зовут его Сергей. Я их с Мишей знакомил.

Однажды Миша меня спрашивает:

– Лёнь, нельзя обратиться с просьбой к твоему другу?

– А что такое?

– Да понимаешь, у моего сводного брата Лолика в 1998 году зависли в одном банке деньги, и вот уже восемь лет прошло, и никто ничего не возвращает. Я знаю, что твой друг имеет какое-то отношение к этому банку. Речь идёт о сорока тысячах долларов.

Мы поехали к Сергею Анатольевичу. Миша изложил суть дела, показал документы.

Серёжа сказал:

– Ничего не обещаю, но попробую.

Миша говорит:

– Я порядок знаю, половина денег ваша.

Серёжа говорит:

– Вы – друг Лёни, поэтому никакой половины не надо.

Мы вышли от Серёжи, Миша говорит:

– Если он вернёт деньги, отдам тебе пять тысяч долларов.

Я говорю:

– Спасибо, мне только этого не хватает – брать деньги с друзей.

Прошло недели три. Звонит мне Сергей, говорит:

– Давай встретимся в «Пушкине» с Мишей.

Мы пришли в кафе, Миша заказал столик. Пришёл Серёжа, сказал:

– Миш, извини, ничего не получилось, очень давно это было, денег уже нет.

Миша сказал:

– Ну, нет так нет. Давайте ужинать.

Прошло минут двадцать. Серёжа вынимает из-под стола какой-то потрёпанный пакет, полупрозрачный, и кладёт его на стол. А в пакете ровно сорок тысяч долларов.

Потом Миша подарил Серёже икону, а мне – картину.

В качестве приложения – моя речь, зачитанная на концерте, посвященном пятидесятилетию М. Задорнова.

«И зачем он только свалился на мою голову осенью 1969 года! Перевёлся из Риги к нам, в МАИ, и пришёл ко мне на кафедру знакомиться? А ведь мог стать серьёзным писателем, как его отец. При его упорстве – точно мог. Нет, он, глядя на то, как я выступаю в МАИ, решил стать сатириком. Вот и заявился ко мне на кафедру: рыжий, шумный, весёлый. Потом он стал ходить ко мне в авторскую группу. Вроде бы, учился писать. На самом деле – по два часа рассказывал нам анекдоты и сам над ними оглушительно хохотал.

Затем он создал в МАИ свой театр „Россия“ и получил премию комсомола за спектакль о Павке Корчагине, где выставлял этого Павку диссидентом.

Мы с женой пришли к нему на спектакль, и моя жена сказала:

– Он – единственный из твоих друзей, кто одевается со вкусом.

Ну, мне это нужно было, чтобы он понравился ещё и моей жене?

Первые десять лет в самодеятельности он исполнял мои тексты, постепенно вытесняя их своими. Потом он изобрёл свой способ производства юмора. Всё, что он видел или слышал смешного, он тут же перерабатывал в своё выступление.

Как-то я позвонил ему домой. Жена его, Велта, сказала:

– Миши нет, что ему передать?

Я сказал:

– Передай ему три рубля.

Через неделю он это уже исполнял со сцены.

Однажды мы с ним были на рынке. Я спросил продавца:

– Почём помидоры?

– По десять рублей.

– А за двенадцать не отдашь?

Вы бы видели лицо продавца. Он так растерялся, что сказал:

– Нет, только за десять.

Через три дня Задорнов это уже исполнял со сцены.

Однажды он мне сказал, что купил жене веер за триста рублей.

– Ничего себе, – сказал я, – лучше бы тремя сотнями обмахивалась.

В тот же день он эту фразу исполнял со сцены. Но это было только начало.

Надо сказать, что Задорнов – потрясающе самообучающаяся система. Если он за что-то берётся, он обязательно это дело доведёт до абсурда. Когда он работал на кафедре в МАИ, вместо диссертации он так модернизировал институтскую аэродинамическую трубу, что она перегоняла брагу в спирт со скоростью звука. У нас с ним всё время случались какие-то смешные истории. Когда-то, в Баку, мы вместе с ним зашли в хозяйственный магазин и обомлели: на прилавке магазина стояли три кастрюли: одна большая, вторая средняя и третья совсем маленькая. Под большой было написано: „гаструл“. Под средней: „гаструлка“, а под маленькой: „гаструлчонок“.

– Это ещё что, – сказал Задорнов, – вчера в кондитерском отделе я видел конфеты „Гусиные лапки“. А на ценнике было написано: „Лапки Гусейна“.

И в тот же вечер мы всё это оба исполнили со сцены. И ещё десять лет спорили, кто первый дурацкие надписи заметил.

После выхода в передаче „Вокруг смеха“ истории о двух девятых вагонах популярность его возросла настолько, что он мог делать с залом всё, что хотел.

Однажды мы втроем – я, Ефим Смолин и Задорнов – выступали в доме отдыха „Ёлочка“. Начинал я и доводил зал до скандёжки, потом шёл Смолин, и зал покатывался со смеху. А затем вышел Задорнов, и я впервые в жизни увидел, как весь зал визжал и топал ногами. А одна женщина смеялась так, что просто… Ну, в общем, ей пришлось уйти.

Когда мы на другое утро втроём вошли в столовую на завтрак, все, сидящие там, зааплодировали. Пустячок, а приятно.

У каждого человека бывают в жизни трудности. Был тяжёлый период и у меня. Сижу дома, концертов нет. Все, кому я помогал утвердиться на эстраде, а таких немало, про меня забыли. И вдруг звонок. Задорнов. Не забыл. Позвал выступать с собой в „Лужники“. Это был замечательный концерт. Двенадцать тысяч зрителей. Зал – битком. Я выступал минут двадцать. Имел успех. Концерт длился три часа. Можете сами подсчитать, сколько выпало на долю Задорнова.

Где бы я ни оказывался, наши пути обязательно пересекаются: в МАИ, „Литгазете“, в Америке, в Израиле.

Помню, выступал в Израиле. В тот период кого там только не было. Пугачёва, Рязанов, Карцев, Задорнов… Захожу в магазин, подошла какая-то женщина, узнала меня, стала рассказывать, как они тут живут. Приятно, что в другой стране, а всё же узнают. И уже в конце, прощаясь со мной, она сказала:

– Мы вас очень любим. Желаю вам счастья, Миша.

Всё это время она разговаривала с Задорновым.

Нас иногда путают. Хотя у нас нет ничего общего, кроме того, что мы оба рыжие с детства; оба закончили МАИ; оба писатели; оба сатирики, написали одну общую книгу, чего остальные сатирики себе не позволяют; жили в соседних домах на одной улице; оба смешливые, смеёмся даже над чужими репризами и оба очень любим женщин, правда, к счастью, разных.

А однажды он так насмешил всю нашу компанию, что эту историю даже много лет рассказывал со сцены Влад Листьев. Дело было в Баку. Задорнов рассказывал со сцены миниатюру про ручечку. Как одна тётечка имела золотую ручечку, она умерла, её похоронили, и один дядечка решил откопать могилочку и взять себе золотую ручечку. И вот тёмной ночечкой он пришёл на могилочку, стал копать и увидел, что тётечка сидит на соседней могилочке и смотрит на него. А у неё только одна ручечка. „А где твоя вторая ручечка?“ – спросил дядечка. „А вот она!“ И Задорнов выкидывал вперёд руку. Зал – в шоке, а потом все долго смеются. Мы с Аркановым решили разыграть Задорнова и сказали, что в этот день к нам на концерт должна прийти семья Алиева. Вот ты так выкинешь свою руку, и охрана тебя пристрелит. Задорнов пошёл к охране и долго им объяснял, что это за миниатюра и ничего в руке нет. На концерте мы все стояли за кулисами и смотрели, что будет. Когда Задорнов дошёл до кульминации, он не стал выбрасывать руку, а тихо протянул её и сказал ласково:

– А вот она!

В зале была тишина, зато мы умирали со смеху.

В 1997 году Задорнов поставил свой личный рекорд для закрытых помещений. В городе Санкт-Петербурге он в течение года дал 28 концертов в зале „Октябрьский“ на четыре тысячи человек, 28 аншлагов – такого не было ни у кого в нашем жанре.

На сегодня – это самый популярный в нашей стране сатирик. Кто-то может сказать мне, что Жванецкий тоньше, а Хазанов, как актер, выше. Но никто не будет спорить с тем, что Задорнов – самый известный, самый популярный и, главное, самый любимый сатирик в стране. У него на концертах смеются так, как никогда и ни у кого. Он три часа разговаривает с залом, и это уже не просто мастерство, это какое-то колдовство, шаманство. К концу выступления в зале – истерика. Задорнов вводит зал в гипнотическое состояние и доводит его до экстаза. „Вот бы так с женщинами“, – думает про себя Задорнов.

У него была детская мечта: стать генсеком страны. По-теперешнему – президентом. И она у него осуществилась в ночь на 1 января 1992 года. Он вместо Ельцина был президентом страны. Дело в том, что президент в тот день занемог и ещё несколько дней не мог, и Задорнов по телевидению поздравлял российский народ с Новым годом. Он был ведущим „Огонька“. Но поскольку ему надо было ехать в Ригу, к маме, то в четыре утра он сказал мне:

– А дальше веди ты.

И уехал в Ригу. Мама для него значительно дороже. И это мне в нём нравится больше всего».