Глава 25
Всего за неделю до лучного состязания мы пошли на поле Янкса для тайной тренировки. Был конец июня, жаркий солнечный полдень. Все поле, усыпанное осколками, блестело так, будто кто-то разбросал по серой земле бриллианты. Даже несмотря на темные очки, нам пришлось зажмуриться, когда мы вышли на открытое пространство. Ни малейшего дуновения ветра – воздух был неподвижным и мертвым. И пах соответственно. По крайней мере, что-то пахло.
– Что это так воняет? – спросил я.
– Твоя задница, – ответил Расти.
– Что-то дохлое, – сказала Слим.
– Задница Дуайта, – пояснил Расти.
– Не-а, – возразила Слим. Ей тогда было тринадцать, и она называла себя Фиби. – Это трупы.
– Задница…
– Готова поспорить, что они так и не откопали их всех, – продолжала она. – Ну, понимаешь, жмуриков. Трупы. Здесь всегда так воняет.
– А вот и нет, – возразил Расти. Он готов был спорить даже с булыжником.
– Вот и да, – передразнила его Фиби. – Я чувствую этот запах каждый раз, когда мы сюда приходим. И иногда он становится сильнее, когда особенно жарко.
– Чушь, – буркнул Расти.
– Думаю, она права, – возразил я.
– Ну конечно, она же всегда права.
– Ну, чаще всего.
– Всегда и во всем, – возвестила Фиби с ухмылкой.
– Где ты собираешься стрелять? – спросил я.
– Здесь сойдет.
Я тащил мишень от самого дома. Мы сделали ее этим утром в моем гараже: набитая плотно сложенными газетами картонная коробка и приклеенная с одной стороны фотография Адольфа Эйхмана из журнала «Лайф».
Я поставил коробку на земляной холм так, чтобы фотография была обращена к нам, и слегка наклонил. Фиби отмерила пятьдесят футов. Мы с Расти встали позади нее.
Первая стрела проткнула один глаз Эйхмана и опрокинула коробку.
Именно тогда я понял, что она выиграет состязание.
Я поправил коробку и вернулся на место.
Вторая стрела попала в другой глаз Эйхмана. Теперь он выглядел так, будто его большие очки в темной оправе были украшены перьями.
Хотя от последнего удара коробка качалась, Фиби умудрилась попасть третьей стрелой в нос фотографии.
А потом кто-то нас окликнул:
– Так-так, это же Робин Гуд и его веселые ушлепки!
Даже не оглядываясь, мы узнали голос.
Скотти Дуглас.
Обернувшись, мы обнаружили, что он не один. За Скотти шли два его дружка, Тим Хэнкок и Энди Малоун по прозвищу Шлепок.
Шлепок получил прозвище потому, что любил так издеваться над детьми вроде нас. Но он был ничуть не лучше, чем Скотти и Тим.
Посмеиваясь и ухмыляясь, они вразвалку приближались к нам, засунув большие пальцы рук за ремни, как бандиты к месту перестрелки.
К счастью, ни у кого не было огнестрельного оружия.
У Слим был лук.
У нас с Расти в карманах были ножи. Как и у Скотти и его прихвостней. Только их ножи наверняка были побольше. И с выкидными лезвиями.
С лохматыми сальными волосами, бачками до подбородка, в черных кожаных куртках поверх белых футболок, синих джинсах с широкими кожаными ремнями и мотоциклетных сапогах с пряжками по бокам – каждый в этой троице напоминал Марлона Брандо из «Дикаря», немного недопеченного, но все равно пугающего.
Скотти и Тим были старше нас на пару лет, а Шлепок – по меньшей мере на год старше них. И крупнее. Несмотря на вызывающий наряд, он был похож на восьмилетнего малыша, правда, только очень волосатого и надутого воздухом до такой степени, что он едва не лопался. Его выпиравший между нижним краем футболки и ремнем низко сидящих джинсов живот был неприятного белого цвета и весь покрыт темными волосами, которые росли гуще ближе к пряжке.
Шлепок учился в том же классе, что и его приятели, так как раз или два оставался на второй год. Он не обладал блестящим умом. Как и его товарищи, если говорить честно.
Скотти поднял руки:
– Не стреляйте, – сказал он Фиби.
Она опустила лук, но оставила стрелу на тетиве.
– Мы первые сюда пришли, – заметила она.
– И че? – спросил Скотти.
– Так что, может, вам стоит пойти куда-нибудь еще.
– А может, мы не хотим никуда идти.
– Может, нам и здесь нравится, – добавил Тим.
Скалясь как придурок, Шлепок поглядел на своих приятелей и выдал:
– Вообще, она не сказала волшебного слова.
Они засмеялись. Шлепок был такой остряк.
– Пожалуйста, – добавила Фиби, хотя и понимала, что на трех этих бестолочей «волшебное слово» не подействует. Мы знали, что они не уберутся просто так, пока не «развлекутся» с нами по-своему.
Скотти, Тим и Шлепок остановились в четырех или пяти шагах от нас, улыбаясь так, будто мы им принадлежали.
Подначиваемый дружками, Скотти спросил:
– Что «пожалуйста»?
– Пожалуйста, уходите и оставьте нас в покое, – ответила Фиби. Возможно, она была напугана до смерти, но ее голос оставался спокойным.
– А что вы нам дадите за то, чтобы мы ушли? – спросил Скотти.
– Что вы хотите? – спросила Фиби.
Закусив губу, Скотти потер подбородок большим и указательным пальцами и нахмурился, как будто глубоко задумавшись:
– Ну-у-у, – протянул он, – дайте поду-у-у-умать…
– Лучше бы вам оставить нас в покое, – в голосе Расти слышались слезы. – Папа Дуайта работает в полиции.
Как будто они этого не знали.
– Как будто нам не насрать, – ухмыльнулся Скотти. Смерив меня взглядом, он спросил: – Ты что, побежишь жаловаться?
– Нет, – ответил я.
– Так я и думал.
Расти поглядел на наручные часы и притворился удивленным.
– Ой, мне пора домой.
– К твоей мамочке? – спросил Шлепок. Он с надеждой поглядел на приятелей и явно был разочарован, когда они не рассмеялись и даже не улыбнулись его остроумию.
– Иди домой, если хочешь, – предложил Скотти.
– Правда? Ты вправду разрешаешь?
– Конечно. Валяй.
– Ты же не хочешь заставлять ждать свою мамочку, – предпринял новую попытку Шлепок.
Расти сделал вид, что не слышит его.
– Ты действительно позволишь нам уйти? – спросил он Скотти.
– Только тебе, жиртрест.
– Мне?
– Тебе.
– А как же они?
– А что они?
– Их ты тоже отпустишь?
– А тебе-то что?
– Я не знаю, – прошептал Расти, кусая кривящиеся губы.
– Так ты уходишь или как? – прикрикнул на него Скотти.
– Я не знаю.
– Мало чего он знает, – хихикнул Шлепок.
– Я считаю до трех, – угрожающе произнес Скотти. – И если ты останешься, получишь того же, что и они. Один.
Расти разинул рот. В растерянности он переводил взгляд с меня на Фиби.
– Два.
Расти поднял руки и выкрикнул:
– Стой, стой! А что будет с ними?
– Чего мы захотим, то и будет, – ухмыльнулся Тим.
– Три.
– СТОЙ! – закричал Расти, едва не плача.
– Упустил свой шанс, толстая задница.
– Вот и нет! Это был тайм-аут!
– Это ты так думаешь.
– Упустил шанс, жирдяй, – повторил Тим.
Даже напуганный до полусмерти – а я прилагал все усилия, чтобы не испачкать штаны, – я посчитал странным, что эти костлявые подонки откалывали шуточки по поводу веса Расти, в то время как Шлепок был чуть ли не на тонну тяжелее. Видимо, так уж они беспокоились о своем приятеле.
Неожиданно разревевшись, Расти принялся умолять:
– Дайте мне еще один шанс. Ну пожалуйста? Так не честно.
Три придурка решили, что это было просто невероятно забавно. Они хохотали, посматривая друг на друга, и трясли головами.
Я не находил это таким уж смешным.
– Дайте ему уйти.
Скотти только усмехнулся:
– А иначе что? Нажалуешься на нас папочке?
– Просто отпустите его, и все.
Скотти обратился к Расти:
– Ты хочешь уйти?
Всхлипывая, тот кивнул.
– Хорошо, ты можешь уйти.
– С… спасибо.
– Но сначала ты у меня отсосешь.
Сначала я думал, что он так шутит. Но тут он расстегнул молнию на джинсах. Наступая на Расти, он сунул руку в ширинку, и у меня внутри все похолодело, так как все оборачивалось даже хуже, чем я мог себе представить. Потому что если он устроит это извращение над Расти, то потом примутся и за нас с Фиби, а потом им, наверное, придется нас убить, чтобы мы никому не рассказали.
В двух шагах от Расти Скотти достал из штанов свое хозяйство и велел:
– Давай, вставай на коленки и разевай рот.
И тут Фиби всадила стрелу ему в ногу.
Острие пробило джинсовую ткань и погрузилось глубоко в правое бедро Скотти. Он завизжал, дернулся и обхватил бедро около торчащей стрелы. Запрыгав на здоровой ноге, Скотти дернулся и тяжело грохнулся набок – и снова завизжал, когда в тело воткнулись осколки стекла.
Вместо того чтобы напасть на нас, Тим и Шлепок замерли на месте. С ужасом на физиономиях они смотрели то на Скотти, то на Фиби. Видимо, в их сознании просто не укладывалось, что кто-то посмел подстрелить их крутого приятеля. Особенно трудно им было поверить в то, что это сделала тощая девчонка с луком и стрелами.
– Хватайте ее, ребята! Хватайте их всех! – выкрикнул извивавшийся на земле Скотти.
К тому времени Фиби успела положить на тетиву новую стрелу. Так что, когда Тим и Шлепок повернулись к ней, она подняла лук и прицелилась прямо в лицо Тиму.
Тот закрыл лицо руками и завопил:
– Нет, не надо, я сдаюсь!
Фиби перевела прицел на Шлепка, отчего он издал что-то вроде «Й-яй!» и вздернул руки к небу.
– Лежать, – скомандовала Фиби.
– Чего? – тупо промычал Шлепок.
– Ложитесь на землю.
Он посмотрел на нее так, будто хотел что-то сказать, но передумал и грохнулся на колени.
– На землю, – повторила Фиби. – Ложись.
Он оглядел почву перед ним. Она поблескивала от осколков стекла, к тому же рядом виднелась парочка змеиных нор. Следуя приказу Фиби, ему бы пришлось лечь прямо на них.
Его потное лицо покраснело еще больше, чем обычно.
– Слушай, – выдохнул он. – Ну ты чего… Я же ничего не делал.
– Ложись, – еще раз повторила Фиби.
Не знаю, что подействовало на него сильнее, бритвенно-острый наконечник стрелы в паре дюймов от его носа или выражение глаз Фиби. Упершись руками в землю, он осторожно уложил трясущееся тело прямо на стекло и змеиные норы.
– И не двигайся, – велела Фиби. Потом повернулась к Тиму. Он шарахнулся от нее.
– Я хочу свою стрелу обратно.
Тим посмотрел на лежавшего на боку Скотти и на торчавшую из его ноги стрелу. Скотти тихонько всхлипывал, шевелилась только его грудная клетка, когда он делал вдох или выдох. Скорее всего, он боялся шевелиться, чтобы не пораниться еще сильнее о валявшиеся кругом осколки.
Сморщив нос, Тим повторил:
– Твою стрелу?
– Да, именно эту.
– Как же я…
– Выдерни ее.
– Но…
Скотти заговорил. Тихим голосом, дрожащим от ярости или боли, он произнес:
– Только попробуй тронуть эту сраную стрелу, и я сожру твое сердце.
– Но…
– Я убью твою мать и трахну твою сестру. Я…
Посмотрев на него с отвращением, Тим наклонился и выдернул стрелу. Скотти завопил, схватился за рану и свернулся калачиком.
Фиби сняла стрелу с тетивы и положила ее в свой старый потертый колчан.
Тим передал ей вторую стрелу.
– Спасибо, – Фиби помахала ею нам с Расти. Стальной наконечник выглядел так, будто его макнули в красную краску. Пара капель упала на землю. – Моя счастливая стрела, – объяснила Фиби.
Не потрудившись обтереть наконечник, она сунула стрелу в колчан.
– Ты тоже ложись, – приказала она Тиму.
Без возражений и колебаний тот растянулся на земле.
Затем Фиби обратилась к нам с Расти:
– Думаю, на сегодня хватит стрельбы по мишеням. Пошли домой.
Я подошел к мишени, вынул стрелы из глаз и носа Эйхмана и отдал их Фиби. Потом подобрал картонную коробку.
Скотти, Шлепок и Тим лежали на земле.
Мы пошли прочь, Фиби впереди, мы – по бокам.
Те трое не пошевелились.
Когда мы отошли достаточно далеко, но так, что троица на земле еще могла нас слышать, Фиби выкрикнула:
– Мы ничего не расскажем, если вы не расскажете!
Они никому ничего не рассказали.
Мы тоже.
Уйдя уже далеко в лес, мы нервно смеялись, мотали головами, хлопали друг друга по плечам и повторяли Фиби: «Вот это да!» и «Ну ты даешь!» – почти что тысячу раз.
А потом я увидел слезы в ее глазах.
И тогда мои глаза тоже защипало, и я разревелся.
Я не знаю, из-за чего именно мы все расплакались, но полагаю, что на то имелась масса причин. Скорее всего, дело было в страхе и преданности, храбрости и трусости, унижении и гордости. А заодно – в радости выживших.
Уж точно мы не стали бы оплакивать раны Скотти и его приятелей.
Кстати, после этой встречи на поле Янкса они перестали быть приятелями. Они старались держаться подальше друг от друга и по-настоящему опасались меня, Расти и Фиби.
Они так ее боялись, что никогда даже не решались смотреть в нашу сторону. И несколько раз, спустя месяцы после происшествия, я замечал, как кто-нибудь из них переходил улицу или менял направление, лишь бы не встретиться с нами – и при этом Скотти здорово хромал.
Через неделю после этой тренировки на поле Янкса Фиби победила в лучном состязании (в юношеской секции) в честь Четвертого июля, завершив его поразительным выстрелом, который заставил бы завидовать даже Робин Гуда.
Она, конечно же, выстрелила своей счастливой стрелой.
И выиграла кожаный колчан ручной работы.