На́ море над морем…
Когда бы всё решалось «благими» хитросплетениями политиков и честной непреклонностью военных штабистов, то и в другой бы раз в перегибах мирного времени «холодной войны», после подобного инцидента в воздухе, обе стороны, «спустив пар», наверняка сохраняли осторожные дистанции и предупредительность.
В конце концов, никто из лётчиков не пострадал. Американцы заикнулись, мол, что «надо бы вернуть их парня». Служба РТР на крейсере «Москва» словила сигнал радиомаяка, идентифицировав патрульный или спасательный «Си Кинг». В небе даже вновь обозначились «Харриеры», которые подчёркнуто держались от Ка-25 на расстоянии, несомненно, оставаясь в качестве наблюдателей. Американцы были уверены, что ценой своих прямых в агрессии действий, создав «над полем боя» невыносимые условия, смогли помешать «охоте», и субмарина оторвалась от преследования.
Отчасти так и было.
Штурман-гидроакустик с упавшего в воду вертолёта только по спасении и прибытии на корабль сообщил об установленном в самый последний момент «контакте».
Ориентир передали на другие борта. Однако зазоры времени и расстояний возросли, поисковые векторы требовалось вновь переориентировать.
На полётной палубе «Москвы» в условиях и без того непрекращающейся противолодочной операции снова забегали: садились принять очередную порцию РГБ «вертушки»… обслуживались… взлетали. «Случайный» Як-39Ш, с неисправностями и повреждениями (пара дыр в фюзеляже), оттащили «в угол», чтобы не мешал, с ним уже вяло ковырялись досмотром. Возле Ка-25ПС стоял «под белы рученьки» немного унылый американский пилот, что не мешало ему с интересом пялиться на русских и их палубную суету. Сюда уже спешила целая команда особистов и контрразведчиков: допросить – не допросить, но «поговорить с пленным» следовало обязательно, пока его не забрал «Си Кинг». Американцу уже перепало «парой ласковых» от подвернувшегося лётчика подбитого «Яка», в довольно красноречивой жестикуляции – тыча в небо, на самолёт, переходя на «личности»:
– Ну что мудило, искупался?
Супостат, углядев и распознав коллегу, видимо уловил контекст, что-то залопотал в ответ.
– Кто-нибудь понял, что он говорит?
– Это не он стрелял, это Джон, – нашёлся кто-то из технарей, мало-мальски разобравшийся в чужом наречии.
На мостике Скопин, которого особист попросил попридержать возвращение американца, спросил вахтенного офицера:
– Далеко «Кинг»?
– Минут семь лёту, при их скорости.
– Связь…
– Они на международной частоте, – лейтенант добавил неприязненно: – Шпарят по-русски почти без акцента.
– Пусть обождут. Палуба закрыта! Передайте им – палуба закрыта, покуда идут взлётно-посадочные мероприятия.
Резкая категоричность командира, адресованная тем неведомым пилотам в американском вертолёте, исходила из досадного непонимания мотивов своего руководства. Знать рядовым исполнителям, что там происходит в политических верхах на дипломатическом уровне или на уровне контактов генералитета, не обязательно и не должно. Однако некая обратная связь имела место быть, а у Скопина хватало соображалки, чтобы по тем приказам, что поступали из штаба, выстраивать примерные сценарии и делать свои выводы: «Какого чёрта в Москве миндальничают с пиндосами и тянут кота за… да хоть за хвост, хоть за яйца?! Ну, допустим, с самолётами… опустим. Действительно, „свистки“ они есть „свистки” – типа, не поделили небо. Но…»
Поступили тревожные сообщения с «Проворного». К терпящему бедствие кораблю уже подошло судно обеспечения. Меры по оказанию помощи предпринимались насколько возможно полные. Пожары потушены и главной проблемой стояла откачка забортной воды из затопленных отсеков. С обеспечителя подали шланги, работали помпы. Помогало мало. Корма БПК окончательно просела, и вода продолжала поступать через пробоины, заливаясь поверх палубы. Дело усугублялось разгулявшейся волной. Корабль агонизировал. О чём было доложено Паромову. Доклад однозначно попал на стол главкому.
Уже и слух прошёл – говорили (просочилось от секретчиков-кодировщиков ЗАС), дескать, Горшков лично дал добро «Субмарину – топить!» Невзирая…
Скопин не то чтобы особо поверил. Главком ВМФ при всех своих регалиях, как ни крути, человек, обременённый политическими кандалами.
«Утопить-то утопим, – покусывал губы кавторанг, – отыскать бы эту иголку в стоге сена, до того как в Кремле не пришли к политическим компромиссам».
От этих злых и рваных думок его оторвал старший группы ПЛО, выпалив неуставно:
– Есть подвижки!
Подводный объект обнаружился спонтанно и, как ни странно, не совсем там, где ожидали. И так бывает.
Вертолёты с кораблей сопровождения, в целом включённые в общую задачу, тем не менее, дабы не создавать неразбериху в управлении, имели свои сектора поиска, вынесенные на край рубежа. В данном случае командир экипажа Ка-25ПЛ с «Петропавловска», руководствуясь собственными соображениями, скинул пару буёв вне порядка заградительного барьера, рекомендованного флагманскими специалистами.
Один из РГБ сработал.
Тут же по следу опущенная гидроакустическая станция зафиксировала что-то похожее на кавитационные шумы – «контакт» слабый, неустойчивый, но «контакт»!
На вертолёте боялись спугнуть удачу и лодку, не стали менять позицию, продолжая терпеливо прислушиваться в «пассиве»… на командный пункт потекли приблизительные данные.
С КП потребовали уточнений. К месту немедленно перенацелили две ближайшие машины. В обязательном порядке информировали штаб Паромова.
У контр-адмирала «на проводе» висела Москва – туда дали ориентировочную сводку. Но ещё не поспели ответные директивы, как с вертолёта стали поступать экспансивные сведенья: «неизвестная» подлодка совершила резкий манёвр уклонения со сменой глубины (очевидно, каким-то образом, там внизу под водой почувствовали за собой слежку). И уже не оставалось сомнения – «это та самая цель»! Оператор ГАС включил активный тракт, замеряя параметры ПЛ: скорость 17 узлов… 20… 25…
Вспугнутая субмарина пошла в отрыв.
Всё в той же причине – не потерять «контакт», командир «Камова» не стал сниматься с точки и пытаться производить бомбометание наличными ПЛАБ-50, лишь запросив разрешения на случай «если»… и не более. Сейчас от него требовалось только одно – цепкое целеуказание.
Злоба момента заключалась в том, что двум выделенным на атаку Ка-25, чтобы подойти в намеченный сектор, необходимо было время – по меркам вертолётных «км/ч» против «морских узлов» – небольшое! Тем не менее у субмарины появлялись возможности…
Офицер группы ПЛО быстро с этим определился, едва успев накидать диспозицию на тактическом планшете. Не замедлил доложить «наверх» командиру.
Капитан 2-го ранга Скопин и сам уже сориентировался, попросту держа в голове всю геометрию поискового ордера.
Требовалось быстрое решение и реагирование.
Необходимость в быстрых решениях осознавали и другие участники.
С Ка-25 все данные по определению скидывали и на свой корабль, чем подвигли командира «Петропавловска» по первому же «контакту» использовать ситуацию для «подскока» к ПЛ на максимальной скорости.
– С «Петропавловска»! – известил вахтенный на мостике флагмана. – Сообщают: они сейчас на практической дистанции применения ПЛРК «Метель»!
Скопин не колебался ни минуты, быстро в уме расписав расклад: «Даже если „Метель“ не дотянется или подлодке удастся уклониться от атаки, как раз подоспевшие „вертушки“ лягут на чашу весов решающим доводом!»
Сюда же, в эти соображения вписывалась крайность того, что развившая максимальные узлы субмарина быстро выходила из поля действия погружной вертолётной ГАС. «Контакт» скоро попросту может быть потерян. Надо бить не мешкая!
…И дал карт-бланш.
На «Петропавловске» уже, загодя, не дожидаясь разрешений, осуществляли предстартовую подготовку. На всякий случай.
Тридцать два узла гнали корабль на сближение. Расчётные параметры цели вбивались в систему наведения противолодочного комплекса – согласно поступающей информации с вертолёта.
Развёртка электронно-лучевой трубки бортовой гидроакустической станции Ка-25 вдруг показала раздвоение принимаемого сигнала. Опытный оператор предположил самое напрашивающееся: выпуск подлодкой имитатора, тогда как сама ПЛ резко перешла в «тихий режим» движения.
Это сразу же вносило новые переменные в целеуказание.
Впрочем, боевой расчёт на «Петропавловске» было готов к таким поворотам. Решение огневой задачи усложнялось лишь тем, что теперь производилось сразу два двухракетных залпа, накрывая две назначенные точки поражения, имитатор ли то, или… что бы там ни было.
«Корабль» запрашивал, «вертушка» отвечала:
– По цели номер один данные подтверждаю. Курс, скорость цели – подтверждаю. По пеленгу номер два – «контакт» неустойчивый, сигнал растягивается по дистанции. Затухает. Повторяю…
Уже давно прозвучало: «Дистанция вписывается в радиус поражения!»
– Корабль на боевом курсе!..
Две побортные четырёхтрубные пусковые установки комплекса «Метель» на БПК проекта 1134-Б – не-наводящиеся, неповоротные, стационарные, то бишь направление на цель всем корпусом корабля. Радиокомандная корректура траектории ракет допускалась уже на участке маршевого полёта.
– Так держать!
– Товсь!
Щёлканьем тумблеров, нажатием кнопок команда пошла по электрическим цепям.
– Товсь выполнено! К стрельбе готов!
Командир на мостике перевёл взгляд – ему с его места видно левобортный контейнер ПУ: убрались в сторону откидные крышки пусковых шахт, обнажая головки тандема ракето-торпед.
– Передали по сети, – негромко проговорит за спиной старпом, – применение оружия санкционировано самим главкомом ВМФ Горшковым.
– Стрельба боевыми… В настоящее место цели!.. – немного с оттяжкой огласит командир. В поступающих докладах с боевых постов, в череде и последовательности предпусковых процедур, в сухих строках команд и репетований, всё покажется каким-то тягучим и томительным, словно на каких-то плановых учениях, а не в боевом накале.
– Огонь!
Рёвом стартовиков, на мгновения перекрыв весь вид с мостика оранжевым пламенем, два факела вырвались на касательную траекторию. Следом, в необходимом (в минутах) интервале, двухракетным залпом разрядилась правобортная установка.
Ветер ещё не развеял уходящие дымные шлейфы, а командир отдал приказ к готовности пуска остального, оставшегося в ПУ боекомплекта.
«Надо будет – всем ударим! Потому что второго такого шанса судьба может и не представить, – скажет он потом, выразив потаённое: – Ради того и существуем. За такое… коли потопим атомную супостата, и Героя дать могут».
Четыре ракеты-доставщика менее чем за три минуты достигнут расчётных точек, где отделившаяся на парашютах боевая часть – торпеды АТ-2УМ – выйдет в самостоятельный циркуляционный поиск и наведение на цель.
Ship submarine nuclear
SSN-695 «Бирмингем» – семь тысяч тонн водоизмещения, уравновешенных балластом в законах гидростатики на глубине 900 футов, в минимальных оборотах медленного дрейфа…
– Гидропост – «центральному».
Командир субмарины кэптен Роберт Фрик щёлкнул кнопкой громкой связи, ответив на вызов:
– Слушаю.
– Сэр. У русских движение! Цель номер три, крейсер «Kara»-class по пеленгу сто тридцать на зюйдост – резкое увеличение кавитационных шумов. Смена курса.
– На нас? – с тенью лёгкой тревоги спросил старпом.
Фрик, не оборачиваясь, небрежно бросит:
– Не времена большой войны, когда, чтобы кинуть «глубинку», надо было обязательно пройтись по голове подлодки.
Тем не менее, хмурясь, запросил дистанцию, разделяющую субмарину и советский корабль, прекрасно зная, что «Kara»-class располагает дальнобойными противолодочными ракетами.
Ориентировочные «ярды-мили» ему указали.
– С такого расстояния их гидроакустические средства зафиксировать нас не смогут. Если только… – дежурный акустик дрогнул голосом. – Сэр, если мы хотим послушать, нет ли чего над нами в небе – советского чоппера-наводчика, придётся подняться ближе к поверхности.
– О’кей, – шкипер жестом дал понять помощнику – выполнять.
«Бирмингем» медленно и осторожно пополз наверх.
«Неясность» – так бы охарактеризовал обстановку там, наверху, кэптен Фрик.
Ту атаку глубинными бомбами, сброшенными серией с вертолётов, удалось предвосхитить в самый последний момент.
Растянутая на тросе длиною свыше полукилометра выдвижная буксируемая антенна AN/BQR-15, состоящая из 42 гидрофонов, при правильном применении могла услышать даже низколетящие самолёты. Неудивительно, что старший акустик (высококлассный специалист), как и собственным чутьём, так и тонкой настройкой аппаратуры, сумел вычленить на приёмном устройстве резонирующий звук соосно-встречных винтов советского геликоптера (судя по всему, висящего над самой поверхностью моря).
Среагировали своевременно – резким курсовым маневрированием, скоростью, броском вниз на тысячу футов… под грохот глубинных бомб, которые, тем не менее, легли в стороне; в том числе применив средства гидроакустического противодействия – выпустив мобильный лодочный симулятор Мк-70, генерирующий активную и пассивную звуковую сигнатуру, имитирующую ПЛ.
Просочившись под термоклином через выставленный барьер акустических буёв, описав дугу широкой кривизны, подлодка «Бирмингем» оторвалась от преследователей.
Уже потом, в наступившем затишье, они приняли относительно обстоятельную телеграмму из оперативного центра. Разумеется, подвсплытие «на штырь» спутниковой связи полностью исключалось, принимали по СНЧ – долго, нудно, низкоинформативно – кодированными буквенными наборами.
Узнали, что командование их не бросило, поддержав авиакрылом с «Таравы».
«Большое спасибо», – съязвит шкипер. Кэптен Фрик и в этот раз предпочтёт заняться дешифровкой лично и ту часть текста, где штаб выражает недоумение (мелко сказано) по поводу несанкционированного применения SSN-695 оружия против кораблей Советов, уберёт в карман.
– «Центральный»! Срочно! – подозрения старшего акустика оправдались – подъём на сотню с небольшим метров вверх к поверхности выявил в непосредственной близости работу советского вертолёта.
Решение командира будет таким же, что и прошлый раз – быстро покинуть настоящее место в самых высоких параметрах.
– Рекомендованный курс?
– В диапазоне сто шестьдесят – двести градусов.
Пауза выжидания в трубке…
– Да, сэр, понимаю, сэр. Так мы идём на некоторое сближение с советским крейсером «Kara». Но это неочевидное направление… для «охотников» на «Гормоне». Искать они станут нас скорей всего на северо-западных румбах. Тем более, русским потребуется время – смотать погружную ГАС и выбрать новую позицию. Сэр. Считаю, что большая опасность всё же исходит от противолодочных геликоптеров.
Развив 27-узловый ход, лодка на какое-то время оглохнет, выписывая коордонат по горизонтали, снова погружаясь до «тысячи».
Английские «тысяча футов» в непривычку звучат серьёзно, но в метрах это три сотни. При рабочей глубине погружения «Лос-Анджелесов» в 280 метров – не особо большой перебор за штатные нормативы.
Последующий сброс оборотов до минимума с переходом к свободной инерции (…и шум трения обтекающей корпус воды всё ещё будет сохраняться) совпадёт с выходом из торпедного аппарата очередного устройства Mk-70.
Ответственный уорент-офицер в sonar room прилипнет к экрану осциллоскопа, следя за любым всплеском синусоиды, прислушиваясь к любым шумам, ловя любой низкочастотный шелест, дёргаясь на мазнувший корпус лодки луч активного излучателя гидрофона, пытаясь определить, работает это РГБ или вертолётная ГАС.
Пауза выжидания!.. Навострив все сенсоры и уши…
В «центральном» кэптен Фрик, должно быть, в смутных беспокойствах, вовлечёт помощника, точно советуясь и немного провоцируя:
– Не приготовить ли нам Mk-48 к бою? Или «Гарпун»? Против крейсера… если тот прижмёт нас сверху.
И с усмешкой наблюдал, как вытянется в ответе лицо чифа:
– Пустив ракеты, мы тогда уж точно и бесповоротно засветимся!
Именно в эту паузу там, за 55 километров на юго-восток, командиру на мостке «Петропавловска» всё покажется томительным и неторопливым. И будет им произнесено военно-сакраментальное: «Огонь!»
Менее чем через три минуты «тихий режим» на «Бирмингеме» огласится зуммером тревоги и судовой трансляцией: «Внимание, экипаж. Субмарина под атакой!» И гидропост, сам того не подозревая, начнёт последний отсчёт:
– «Центральный»! Слышу поисковую циркуляцию торпеды! Пеленг… на осте.
– …Приблизительная дистанция две с половиной мили.
– …Сэр, это ориентирное место «mobile simulator» Mk-70.
– …Приманка сработала! Слышу подрыв!
И может быть, заулыбаются, и быть может, вздохнут облегчённо, но никто не скажет «легко отделались», в уверенности «а как иначе». Тогда как «как иначе» может быть! И голос в динамике громкой связи взвинтится вновь чрезвычайно:
– Слышу активное сканирование сонаром справа по носу, дистанция менее трех тысяч ярдов! Это торпеда!
– Уклонение! Лево на борт!
Резкая циркуляция. Дрогнет оборванной нитью, пойдёт безвольными изгибами экстренно расцепленный трос буксируемой антенны. «Бирмингем» выплюнет ещё один мобильный симулятор…
Акустик «добьёт»:
– Ещё торпеда с левого борта! Господи! Пятьсот пятьдесят ярдов! Так близко!
– Право на борт!
Против советского комплекса «Метель» американские штабные тактики сочли возможным два способа ухода непосредственно субмариной: применить один из… – резкое всплытие деферентом на рулях и дачей полного хода с аварийным продуванием цистерн балласта кэптен Фрик счёл невозможным, так как в небе над ними кружил вертолёт. И может, не один.
Оставался только уход на глубину, близкую к предельной, где давление разрушит торпеду… Возможно, разрушит.
– Боцман! Глубина! Рули вниз! Ход полный!
Где-то в голове ещё брезжило малореальным – столкнуть заходящие с разных курсов торпеды лбами, когда бы сами на себя самонавелись.
550 ярдов… нет – уже 400! Слишком близко…
Торпеда АТ-2УМ в атаке вышла на 40 узлов, и ей покрыть 400 ярдов – 17 секунд!
Лодку тряхнуло!
Эксплуатационную прочность стального цилиндра однокорпусной конструкции «Лос-Анджелесов» американские инженеры оправданно считали достаточной. Боевая реальность – торпеда в борт – внесла свои коррективы.
Удар, почувствовавшийся в «центральном», на удивление не показался особо сильным, по крайней мере, никого не сбило с ног, все оставались на своих боевых постах.
Поступившие послед доклады, по мере детализации, однако, были неутешительны: поражение пришлось на кормовую часть, в районе маневрового помещения. Межпалубные переборки держали давление лишь на определённой глубине… И они не держали – вода хлынула в трюмные отделения, неконтролируемо распространяясь по всему турбинному отсеку.
Субмарина медленно проседала на корму. Довеском возникли затруднения с управлением по горизонтали.
– Боцман, одерживай дифферент! Дать ход. Глубина! Рули на пятнадцать градусов вверх. Выйдем на двести футов, сможем стабилизировать положение!
– Да какой, к дьяволу, стабилизировать! У нас дыра в корпусе размером с Массачусетс!
– Готовность к продувке балласта…
– Поздно! – истекающий по́том боцман не отрывал взгляда от показаний глубины, дифферента. – У нас уже нулевая плавучесть. Продувка – наверху. Выдуем балласт сейчас, наверху останемся ни с чем.
– Экипаж на такое не подписывался, – донеслось голосом чифа, – надо всплывать и «показать флаг»!
– Да неужели?! – Фрик глянул, перекошенный вспышкой ярости. И вдруг понял… Вдруг понял, что другого не остаётся.
«На небольшой глубине, с проблемами в управлении… в конце концов, с дырою в корпусе субмарина однозначно окажется уязвимой против повторной атаки», – при всех своих эмоциональных пристрастиях и собственной предвзятости, ничто не мешало командиру подлодки мыслить рационально. Да и… попросту адреналин точно прибоем вынес на поверхность основной природный инстинкт – выживание.
«И если успеть всплыть до того, как нас снова закидают бомбами или торпедами, – тут ему стало совсем тоскливо, – то, может, русские, увидев United States ship, остановятся?..»
Капитан 1-го ранга Роберт Фрик окинул взглядом спрессованную людским напряжением рубку – на него смотрели выжидающе, пристально и молча… Дисциплина.
Услышали, к всеобщему облегчению:
– Боцман, вытаскивай нас отсюда! Рули на всплытие, ход максимальный! Я надеюсь, мы сможем вовремя выскочить наверх.
Субмарина «Бирмингем» рвалась наружу.
Все внутри «стального гроба» почувствуют нарастающую скорость и нарастающий угол дифферента, задирающий носовую часть. И теперь ещё одной заботой станет – удержаться на ногах и даже в сидячем положении. Всё незакреплённое потащит, понесёт в сторону кормы…
На фоне распалённых команд и исполнительных подтверждений: «Субмарина – на экстренное всплытие!» – гидропост из динамика будет продолжать бубнить элементы движения, продолжая отслеживать… Ещё одна торпеда рыскала в акустическом поиске совсем рядом. Совсем рядом…
Наверху
Невзирая на то, что оператор гидроакустической станции на Ка-25 явственно услышал зашумевшую на активном манёвре подлодку, её всплытие оказалось неожиданным.
Пробив водную среду, чёрный сферический нос выскочил на поверхность, приданной скоростью вынося сплошь покрытую пеной, точно взъерошенным инеем, всю переднюю часть корпуса.
Запас инерции быстро иссяк, и атомарина ухнула вниз, зарываясь носом, вновь погрузившись! И казалось, скрылась, но нет – вынырнула, выровнялась, заиграв враскачку многотонным горизонтальным «поплавком» – на всю длину притопленного тела.
Один из уже подоспевших вертолётов находился всего в полукилометре от места события, немедленно оповестив КП флагмана: «Видим экстренный выход на поверхность подводной лодки», ещё без подробностей – без визуальной классификации типа ПЛ и соответственно принадлежности к стране.
Насколько впечатляюще внезапным и скорым оказалось это появление, настолько непредсказуемо произошло всё дальнейшее.
Из-под правого бока «всплывшей» подлодки вдруг вырвался клок воды взрывного характера. Это и было что-то сдетонировавшее!..
Продолжая двигаться вперёд, субмарина стала заметно проседать, кренясь на поверженный борт. Это было особо заметно по наклону рубки, которая, по мере погружения, теперь только и торчала из воды, зарываясь в буруне. Пуская пузыри, бурля водой, неумолимо теряя плавучесть, лодка снова уходила под воду. Всё заняло не более минуты полторы. С вертолётов только и успели возбуждённо сообщить на КП.
Нежелательным свидетелем оказался и пролетавший в сравнительном неподалёку «Си Кинг», экипаж которого по случаю смотрел в «нужную» сторону, наблюдая в бинокль на левый борт – за советскими вертолётами.
– Всплыла и ушла под воду? Так был подрыв, или это какая-то уловка? Определить тип подлодки успели? – на мостке «Москвы» Скопин, хмуря брови, требовательно ждал ответов.
– Товарищ командир, – призвал старшина, дежуривший на оперативном канале с «вертушками», – сообщают…
Подлетев к месту ближе, вертолётчики увидели плавающие на воде предметы – по характерной красно-оранжевой окраске определив их как спасательные средства. А уже зависнув над самой поверхностью, удостоверились, что это люди – члены экипажа.
Подоспел второй Ка-25, быстро спустивший погружную гидроакустическую станцию, готовый выдать целеуказание. Акустик-оператор после короткой заминки сообщит о том, что лодка быстро уходит на глубину, без какой-либо горизонтальной составляющей. То есть был повод предполагать, что она потеряла ход и попросту проваливается вниз.
– На какую глубину?!
– Товарищ командир они… им хана́, – старшина, видимо, слово в слово повторял комментарии акустика-оператора, включая «хана». – Слышу, как трещит корпус… Волна эхо-сигнала удлиняется… Лодка падает на дно… Чёткие звуки сминаемого давлением воды металла.
На мостике переглянулись – сомнений не оставалось.
Капитан 2-го ранга Скопин негромко прокомментирует, выскребая из памяти, что помнил о потенциальном противнике:
– Американцы закладывают в свои субмарины низкий запас плавучести. У «Лосов» где-то процентов пятнадцать. И если она приняла много балласта и ко всему потеряла ход, то под воду ушла, очевидно, уже навсегда. Интересно, что там у них произошло? Из экипажа много спасшихся?
– Пока точно неясно, говорят, на воде человека четыре. По виду, некоторые признаков жизни не подают…
– Или их выбросило пузырём при взрыве через пробоину, – предположил старпом, – или же, прежде чем субмарина достигла запредельных глубин, кто-то успел покинуть борт через шлюзовую камеру. Не исключена декомпрессия.
– Спасение организовали?
– Так точно. «Ка-ПС», оборудованный лебёдкой для подъёма людей, уже там, медперсонал предупреждён о возможных кессонных проблемах.
– В таком случае довести ситуацию до командующего и… – недолго колебался, – в целом «воздуху», то бишь «вертушкам», можно возвращаться. Дежурная четвёрка, разумеется, остаётся в патруле. Обязательно! – подчеркнул кавторанг.
Он обратил внимание, что серьёзные лица присутствующих на мостике начали расслабляться. Старпом… и тот же старшина-«срочник» и вовсе «поплыли» – довольные, как коты у сметаны – дескать, задачу выполнили, супостата утопили.
«Навоевались до усрачки, мля!»
А у самого скребли кошки…
«Какие бы мотивы ни лежали за всей этой провокационной атакой субмарины и что бы там ни мутили в Пентагоне на дальнейшее, они явно не рассчитывали на подобный исход».
Так и было.
Разумеется, в Вашингтоне гибель атомной подводной лодки вызвала потрясение. Некоторые господа, особенно из носящих погоны-лампасы, пребывали в бешенстве.
Вместе с тем стоит отметить, что поначалу (до известного срока) американцы вообще были убеждены, что «Бирмингем» смогла благополучно уйти от русских и избежала преследования.
Пуск противолодочных ракет с БПК остался незамеченным.
Прямые свидетели – экипаж вертолёта «Си Кинг» – ничего определённо беспокоящего не сообщил, увидев в бинокль лишь экстренное всплытие субмарины и быстрое погружение, в то время как советские вертолёты беспредметно кружили в небе и ничего воинственного не предпринимали. Прошла мимо их внимания и та короткая процедура извлечения из воды пострадавших американских моряков.
Потом уже, погодя, когда наступит время предварительных разбирательств, пилотов допросят более подробно.
– Да, сэр. Субмарина пробыла на поверхности не более трёх-четырёх минут и сразу погрузилась.
– Нет, сэр. Русские не стреляли, бомб или торпед, по всей видимости, не роняли. По крайней мере, на воде каких-либо последствий тому – взрывов, пенных выбросов мы не заметили.
– Да, сэр. Близко мы не подходили. Расстояние было более полутысячи ярдов, но в оптику за ними мы наблюдали в течение почти тридцати минут.
– Нет, сэр. Давления на нас не оказывали. Помешать наблюдению не пытались. По времени вскоре должен был произойти заход солнца. Темнеет в этих широтах быстро. Поэтому согласно задаче мы поспешили забрать с палубы советского вертолётоносца пилота «Харриера» и вернуться на свой «носитель».
Кому-то из светлых штабных голов пришла мысль, что кэптен Фрик специально всплыл, дабы «показать флаг» (подобное предложение озвучил в центральном посту «Бирмингем» старший помощник командира, если помним). В Вашингтоне почему-то бытовала уверенность, что русские не посмеют открыто атаковать корабль ВМФ США. Вероятно, им «намылило» глаз обхождение с пакистанской подлодкой, которую иваны лишь просто вынудили всплыть.
В любом случае лётчики авиагруппы «Таравы» отметили, что интенсивность поисковой противолодочной операции «красных» снизилась, сведясь к дежурному патрулированию над акваторией.
Ушедшее за горизонт солнце ограничило всё взаимное наблюдение радиотехническими средствами: переговоры в эфире, лучи РЛС, радиомаяки.
«Яки», не оборудованные бортовыми радарами, прекратили полёты.
Впрочем, пилоты «Харриеров» тоже не были склонны к ночным рейдам над морем в «красной зоне» – нет-нет да и ловя предупреждающей аппаратурой «постреливающие» РЛС советских кораблей.
После захода солнца авиакрыло «Таравы» лишилось ещё одного самолёта. Чисто по техническим причинам. Но, похоже, здесь немало сыграла нервная нагрузка интенсивных полётов в «неспокойном» небе – пилот, в другой раз бы доведший машину до палубы, катапультировался.
Ночью утонул «Проворный».
Ночное затишье в региональном центре управления флота США расценивали как неплохой и непосредственный повод для рекогносцировки. Однако никаких сообщений от «Бирмингем» по-прежнему не поступало. Ответственный (дежурный) офицер не торопился с выводами, отсылая наверх предположительные выводы, а скорей – невразумительные. Но на утро следующего дня американцы забеспокоились и начали подозревать что-то нехорошее.
Для начала, инициативно, и опираясь на вчерашние моменты, кэптен Ньюмен попытался «разговорить» своего прямого оппонента – командующего 8-й ОпЭск.
Особо оживлёнными переговоры назвать было нельзя. Контр-адмирал Паромов сразу же связался с вышестоящим штабом, который в свою очередь вёл прямые консультации с кремлёвским руководством… Советская сторона не торопилась.
Советская сторона не торопилась сообщать, что «некая неизвестная» подводная лодка на свои провокационные действия подверглась ответному удару и была потоплена. Учитывая, что «на руках» имелись свидетели, живые и мёртвые – вытащенные из воды американские подводники, а субмарина очень даже известно чья.
Официальный (и неофициальный) Вашингтон никак не обозначил, что в курсе сего факта. «Значит, не знают», – сделали вывод в Москве. Здесь вырисовывались моменты для переговорно-политического манёвра… хотя и немного сомнительные – международное право обязывало иностранных моряков вернуть.
Хотя всегда можно было сослаться на тяжёлое физическое состояние выживших (нетранспортабельное), которое, кстати, не помешало по месту провести блиц-допрос – среди спасённых оказался старший офицер субмарины, рассказавший о странном поведении командира. Допрос был снят на кинокамеру.
На самом деле эскадру Паромова и все приданные ей корабли в данной зоне и районе уже ничего не держало. Операция «Бадабер» успешно завершена, пакистано-индийский конфликт угас. С минуты на минуту контр-адмирал ожидал приказа начать свёртывание.
Всё упиралось, опять же, в чёртову американскую ПЛ-утопленницу!
В неоднозначности ситуации советское командование пока не хотело распылять силы, оставляя эскадру целостной. Выжидая, сколь скоро в Вашингтоне сделают «правильные» выводы и последует ли какая-то реакция.
