Глава 28

Как только Эми положила трубку после разговора с Логаном, она в одной футболке спустилась вниз и наткнулась на Саймона Бэррингтона, которому сейчас полагалось быть на работе. В рабочее время дом по праву находился в ее распоряжении. Все молодые соседи Эми ходили каждый на свою, приличествующую молодым корпоративную работу, и ей это нравилось.

– Прости! – Саймон драматически прижался к стене и отвел глаза, как будто на прошлой неделе они не занимались любовью.

Нет-нет, что вы! Вот в чем проблема, когда спишь с соседями. Жизнь выбивается из ритма, а Эми в свете того, что творилось в ее семье, хотелось сохранить привычный размеренный ход своего существования.

– Мы трахались на прошлой неделе, – напомнила она Саймону, чтобы тот расслабился.

Секс был энергичный и полноценный, сладкий и вкусный, как яблочный крамбл. Эми посчитала, что никогда еще не спала с таким чистым мужчиной. Даже всклокоченный и пьяный он пах мылом и свежим бельем.

Замечание Эми, казалось, ничуть не уменьшило смущения Саймона. Он залился краской. По-настоящему. Какой же он милый!

– Да, прости. – Саймон помолчал. – То есть я на самом деле не жалею. – Он прочистил горло. – Мне нужно извиняться за это?

Эми вздохнула:

– Почему ты не на работе, Саймон Бэррингтон?

– Я уволился. У меня грядут большие перемены в жизни.

– Значит, ты больше не будешь бухгалтером?

Его, похоже, ужаснуло такое предположение.

– О нет, я по-прежнему останусь бухгалтером. Только не в этой конторе. Я собираюсь несколько месяцев отдохнуть. Проветрить голову. Может, попутешествую.

На его лице промелькнула легкая тень недовольства.

– Ты любишь путешествовать? – спросила Эми.

– Не особенно, – ответил Саймон. – Ну да ладно. – Он глубоко вдохнул и с восхитительной неловкостью хлопнул в ладоши. – Что ты собираешься делать?

– Выну джинсы из сушилки и поеду к родителям. Там с ними сейчас живет одна странная девица. Мой брат думает, она что-то затевает.

– Что? Ты подозреваешь, это мошенница? – спросил Саймон.

– Ну, пока она только готовит для них очень вкусную еду, – призналась Эми.

– Но ты хочешь выяснить конечную цель ее игры, – допытывался Саймон.

– Именно, – подтвердила Эми. – Мои родители до невозможности наивны.

– Все родители наивны, – сказал Саймон. – Мои, например, едва не купились на последнее мошенничество с налоговой службой, ты можешь в такое поверить?

– О нет! – наигранно ужаснулась Эми, которая сама едва не попалась.

К счастью, она позвонила Трою по пути в банк, где хотела уже снять деньги, чтобы заплатить свои, несомненно, не уплаченные налоги. «Это мошенничество, идиотка!» – орал на нее Трой из Америки.

– Я могу подбросить тебя к родителям, если хочешь, – предложил Саймон. – Ты ведь не водишь машину, да?

Он произнес это скорее с интересом, чем со скрытым осуждением. Некоторым людям невдомек, как можно жить без водительских прав. Это напоминало нежелание отца Эми обзавестись мобильным телефоном. Люди воспринимали его позерство как некий выпад лично против них.

– Ни разу не сидела за рулем машины, – призналась Эми. – Я почти уверена, что в прошлой жизни погибла в автомобильной аварии. Вероятно, где-то на мосту.

Она действительно так думала. У нее в памяти хранились какие-то фрагментарные воспоминания о катастрофе. Вода. Битое стекло. Крики. Они могли взяться и из фильма.

– Ты вела машину?

– Что?

– В предыдущей жизни. Ты сидела за рулем?

– А-а, – протянула Эми. – Думаю, да.

– Значит, ты держала в руках руль. Только не в этой жизни.

– Верно, – согласилась Эми. – Ты очень… вдумчивый, да?

Он и правда был очень вдумчивым, даже в пьяном виде.

– Я привык уделять внимание деталям, – пояснил Саймон. – Я обстоятельный.

– Так и есть, – серьезно ответила Эми. – Твое внимание к деталям… скрупулезно.

Саймон глядел ей в глаза достаточно долго, чтобы показать – он ее понял, а потом сказал:

– Я могу изложить тебе свое взвешенное мнение по поводу потенциальной мошенницы.

– Взвешенное мнение бухгалтера? – поинтересовалась Эми.

– Именно, – подтвердил Саймон. – Мне сейчас совершенно нечем заняться, а моя цель на ближайшие несколько недель – развить в себе спонтанность.

– Зачем? – с любопытством спросила Эми. Самой ей, как правило, советовали уменьшить спонтанность своих действий.

– Ты знаешь, что я планировал жениться в апреле? Когда моя невеста объясняла мне, почему решила разорвать наши отношения, у нее был целый список… ну… понимаешь, разных моих качеств, которые ей не подходят. И одним из них был недостаток спонтанности.

– Она составила список того, что ей не подходит? – удивилась Эми.

– Она любила составлять списки. Это у нас с ней общее.

– Да она просто милашка! – делано восхитилась Эми.

– Ты говоришь, как моя сестра, – заявил Саймон.

Эми взглянула на него. Он излучал здоровье, будто только что вышел из-под холодного душа после пробежки. Футболка на нем была свежая и сияла белизной.

– Ты гладишь джинсы? – спросила Эми. Саймон казался ей экзотично другим.

– Конечно, – ответил он.

– Отлично, – сказала она.

– Отлично, что я глажу джинсы?

– Нет, это явно не отлично. Я имею в виду, отлично, ты можешь поехать со мной и познакомиться с мошенницей. С вероятной мошенницей. Она может оказаться милой девушкой, которой просто не повезло. От нас зависит, как мы рассудим.

– Я буду смотреть на вещи широко. – Саймон был доволен собой.

– Я только надену свои неглаженые джинсы, – сказала Эми.

– Нет проблем. – Он сделал любезный жест рукой, пропуская ее мимо себя на лестнице.

Эми была на голову выше Саймона и теперь, стоя на ступеньку ниже его, оказалась буквально лицом к лицу с ним. У него были кустистые стариковские брови и искренние глаза честного налогоплательщика.

– Прежде чем я это сделаю… – начала Эми и чуть придвинулась к нему.

– Прежде чем ты это сделаешь… – с упором в голосе повторил за ней Саймон.

И ей стало тепло от удовольствия, будто она зажгла спичку с первого раза. Эми увидела засиявшую в глазах соседа искру понимания.

– Мы можем поработать над твоей спонтанностью, – продолжила она.

– Можем, – кивнул Саймон.

– Только очень быстро.

И они сделали это.

Через час Эми стояла на крыльце родительского дома. Она позвонила в неработающий звонок, на всякий случай, вдруг его починили, а потом, не дожидаясь реакции, так как знала, что починки он едва ли дождется, громко постучала в дверь костяшками пальцев.

Она взглянула на своего чистенького, прелестного соседа, тот стоял рядом в белоснежной футболке, прекрасно сочетавшейся с белыми зубами; очень короткая стрижка, широк в плечах, на носу очки – он напоминал ходящего по домам миссионера или безмозглого лучшего друга из подросткового фильма про вампиров. Мама задаст ему массу зондирующих вопросов, и Саймон как раз тот человек, который ответит на них обстоятельно и вежливо, и мама будет помнить эти всеобъемлющие подробности много лет после того, как Эми забудет о существовании Саймона Бэррингтона.

Он отвлечет внимание от истинной цели ее визита, состоявшей в том, чтобы исподволь собрать как можно больше биографических сведений о Саванне, особенно относящихся к предполагаемому нападению на нее.

«Ты привезла своего соседа по дому? Зачем?» – раздавались в голове Эми вопросы братьев и сестры, заданные тем осторожным, терпеливым тоном, который они иногда использовали, как будто она взрывное устройство, которое может сдетонировать в любой момент.

– Здесь ты выросла? – озираясь вокруг, спросил Саймон.

– Да, – ответила Эми.

– Счастливое детство? – спросил он и посмотрел на большие горшки с цветами, сверкающие чистотой терракотовые плитки и каменные скульптуры среди ухоженных клумб в саду. – Похоже на место счастливого детства. – Саймон постучал носком кроссовки по постаменту стоявшей рядом с дверью статуи. Это была девочка с дырками на месте глазниц, в берете и с пустой корзинкой в руках.

– Что случилось с ее глазами?

– Вороны выклевали, – кратко объяснила Эми.

– У нее такой демонический вид, – заметил Саймон.

– Точно. Я сама всегда так думала!

Дверь приоткрылась. Низкий, хрипловатый голос произнес:

– Что вам нужно?

На мгновение Эми испугалась: неужели она попала не в тот дом? Всякое бывает. Но потом щель увеличилась на длину цепочки, и за ней стояла Саванна, одетая не в обноски Эми, а в клетчатую рубашку с длинным рукавом, заправленную в черные брюки длиной в три четверти, которые, Эми была в этом уверена, принадлежали ее матери. Видеть Саванну в старой маминой одежде было еще хуже, чем в своей.

– О, привет, Эми, – произнесла Саванна. – Как дела? Твоя мама сейчас спит.

Когда мать упала в обморок в День отца, именно Саванна подхватила ее и осторожно уложила на пол. Голова Джой оказалась на ее коленях, и никто не осмелился бы сказать ей: «Отойди, чужачка, это моя мама; ее голова должна лежать на моих коленях».

– Ну тогда ладно. – Эми несколько раз говорила с матерью по телефону после того, как та вышла из больницы, и знала, что мать ложится отдохнуть посреди дня. – Я не буду ее будить. Что делает папа? – Она ждала, что Саванна быстро скинет цепочку.

– Он задремал перед телевизором, – сказала Саванна и выпятила нижнюю губу, как бы говоря: «Ну разве это не умилительно?» – Думаю, он сильно перепугался, когда твоя мать на прошлой неделе попала в больницу, так что им обоим нужно оправляться.

– Ох! – произнесла Эми. Ее отец был заслуженным любителем подремать. Он всегда начинал клевать носом перед телевизором. И мог проснуться в любой момент. – Но я все равно зайду и…

– Сейчас неподходящее время, – заявила Саванна.

Неподходящее время? Она и правда сейчас это сказала?

Эми испытала много разных эмоций в тот день: желание не к тому мужчине, ностальгию по ушедшему, которого никогда не было, могучие волны счастья и печали, приступы тяжелой паники и легкой тревоги, но с таким чувством, как ярость, она в принципе была не знакома, а потому ей потребовалось мгновение, чтобы распознать это отозвавшееся шумом в ушах ощущение.

– Привет! – Саймон влез перед Эми. – Я приятель Эми. Прости, что доставляю беспокойство, но нельзя ли мне войти и воспользоваться уборной? Я буду вести себя очень тихо, чтобы никого не разбудить.

Он ведь не считал себя ее парнем только потому, что они два раза переспали? Эми покосилась на него. Саймон ей подмигнул.

Вот это номер. Конечно, Саванна знала, что у Эми нет парня. Она знала все о семье Делэйни, хотя им о ней не было известно почти ничего. Саванна постучала кончиком пальца по нижней губе, почти пародируя Джой, которая этим жестом выражала скепсис.

Если Саванна откажет «бойфренду» в его оправданной и вполне обычной просьбе, Эми выломает дверь.

– Входите. – Саванна ловким движением пальца скинула цепочку, отворила дверь и посторонилась, словно жила здесь, что формально было верно, но лишь временно. Предположительно.

Штеффи, собака-предательница, сидела у ног Саванны, словно была ее любимым домашним питомцем, и вежливо вскинула голову в сторону Эми, будто они раньше не встречались.

И снова, как в День отца, Эми отметила, что дом ощутимо, но приятно изменился. В нем как будто поработал умный агент по недвижимости с хорошим вкусом, подготовив для показа потенциальным покупателям. На буфете стояли цветы в вазе, которую Эми никогда раньше не видела. Все семейные фотографии по-прежнему висели на стене, но были выровнены, или протерты, или отполированы, так что все эти знакомые снимки вдруг стали смотреться четче и выразительнее.

Саймон протянул Саванне руку.

– Привет! Я Саймон Бэррингтон, – произнес он громко и выразительно, совершенно не свойственным ему тоном. – Очень рад познакомиться.

Она пожала его руку:

– Привет! Я Саванна.

– Саванна?.. – Он не выпускал ее руку, ожидая услышать фамилию, как чей-нибудь приводящий всех в смущение дядюшка.

– Туалет там, – сказала Саванна.

– Я покажу ему, – вмешалась Эми, понимая, что говорит как тринадцатилетняя девчонка, а потом добавила: – Но все-таки, Саванна, как твоя фамилия?

– Пагонис, – ответила та. – Саванна Пагонис.

Порез над глазом совершенно зажил, девушка была совсем чуть-чуть накрашена, и в ней появилась какая-то лощеная уверенность, будто на ней ее собственная одежда, она в своем доме, а Эми и Саймон – незваные гости, которых она скоро выпроводит. Одежда матери смотрелась на ней неплохо. Даже отлично. Саванна была более молодой версией Джой. Могла бы быть ее дочерью. Джой, должно быть, мечтала о такой милой миниатюрной женственной дочурке. Эми и Бруки не раз обсуждали, как мать иногда заставляла их чувствовать себя огромными, косолапыми орангутанами.

– О, это необычно. Как она пишется, Саванна? – спросил Саймон.

Со стороны он выглядел бухгалтером, который участвует в любительской съемке телепередачи о жизни местного сообщества. Он был ужасен, но так восхитительно увлечен идей.

– П-а-г-о-н-и-с, – изогнув брови, проговорила Саванна.

– Ха! – произнес Саймон. – Дайте-ка я угадаю: это греческая фамилия?

– Очевидно, – коротко ответила Саванна.

– Саванна Пагонис, – повторил Саймон. – Могу поспорить, люди никогда не пишут ее правильно. Надеюсь, второе твое имя какое-нибудь простое. Например, Анна? Мария?

Эми с восхищением глядела на него. Он выдавал свои фразы напористо и театрально, но стратегию выдерживал безупречно.

– Ты угадал, это Мария. Произнести и его тоже по буквам?

– Мою мать так зовут, – сказал Саймон. – Мария – очень популярное второе имя. – Он открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но тут Эми взяла его под руку, а то он спросил бы дату рождения и налоговый номер. Если у Саванны на уме недоброе, Эми не хотелось подталкивать ее к действиям на опережение.

– Туалет там, – сказала Эми.

– Погоди, это ты? – спросил Саймон своим обычным голосом, остановившись перед фотографией Эми, на которой та триумфально поднимала вверх двумя руками маленький кубок, приставив ракетку к бедру и широко улыбаясь, как победительница Уимблдона, хотя это был всего лишь региональный турнир среди девочек моложе девяти лет.

– Да, это я.

– Ты была такая милашка, – произнес Саймон, не двигаясь с места и изучая снимок. – Я не знал, что ты играла в теннис!

– Ну да.

– Я немного играю в теннис для компании, – продолжил треп Саймон. – Нам нужно как-нибудь сразиться с тобой. Ты, наверное, победишь меня.

– Я точно тебя обыграю. – Эми указала рукой в дальний конец коридора. – Вторая дверь слева.

Саймон тупо уставился на нее, позабыв о примененной для проникновения в дом уловке.

– Уборная, – напомнила ему Эми.

– Ах да! Спасибо, Эми! – Он вернулся к зычному голосу и чрезмерно четкой артикуляции.

Когда «бойфренд» удалился, Эми и Саванна посмотрели друг на друга. Чувство было очень странное. Эми находилась в доме своего детства, и фотографии на стенах с обеих сторон подтверждали это, но тем не менее она ощущала, что хозяйка здесь – Саванна. Эми никак не могла найти баланс между двумя неоспоримыми фактами: Саванна должна испытывать благодарность к ней за то, что ее родные дали ей приют в момент, когда она в этом нуждалась; сама она должна быть благодарна Саванне за то, что та заботилась о ее родителях и справлялась с этим лучше, чем любой из детей Делэйни мог бы с этим справиться, если бы даже захотел.

– Я тихонько загляну к маме, посмотрю, вдруг она уже не спит, – сказала Эми.

По лицу Саванны промелькнуло какое-то непонятное выражение.

– Конечно. Я вернусь на кухню. Готовлю суп минестроне. Кликни меня, если Джой что-нибудь понадобится.

«Кликни меня» – так говорила мать Эми. Эта девушка – Джой в миниатюре.

Очарованная Саванной собака потрусила следом за ней.

Проходя мимо своей бывшей спальни, где теперь жила Саванна, Эми решительно отвернула голову. Эгоистично! По-детски! Никто больше в семье не считал никакую из комнат в этом доме своей! Она услышала звук спускаемой в туалете воды. Саймон завершил свой фальшивый визит в уборную.

Эми открыла дверь в родительскую спальню. Там пахло как обычно: приятной смесью маминых духов, отцовского дезодоранта и старомодного полироля для мебели, которым упорно продолжали пользоваться добрая старушка Барб и Джой, когда вместе делали уборку.

Мать лежала на боку, отвернувшись от двери и натянув одеяло на плечи. Волосы ее, за которые она получала столько комплиментов, разметались по подушке. Эми на цыпочках подошла к кровати. Мать спала, ровно дыша, одна рука была подложена под щеку рядом со ртом, как будто она целовала костяшки пальцев. Детям Джой говорила: это оттого, что в детстве она сосала большой палец и ее до сих пор утешала его близость ко рту.

Морщины на лице Джой напоминали трещины в горной породе. Эми учащенно задышала, ее охватил знакомый страх. Все дети боятся смерти родителей. Только Эми однажды до такой степени поддалась этому страху, что перенасытила легкие кислородом и ей пришлось дышать в бумажный пакет. Няня позвонила родителям, чтобы те срочно возвращались домой, потому что ребенок какой-то странный.

Эми подумала, что случилось бы, если бы мама умерла, когда она была маленькой. Могло ли реальное горе быть хуже воображаемого, когда она так живо представляла его себе? Как она справится с этим сейчас, ведь родители ее неизбежно умрут, так бывает всегда, и нужно относиться к этому по-взрослому? Как вообще справляются люди с обычными, предсказуемыми трагедиями? Это невозможно, такое не пережить…

– Эми? – Мать открыла глаза и села. Взяла с тумбочки очки, надела их, пригладила волосы и улыбнулась. – Ты застала меня спящей.

– Это хорошо, что ты поспала, мама. – Эми медленно вдыхала и выдыхала. Ее мать проживет еще не один десяток лет. – Ты была в больнице. Тебе нужно восстанавливать силы.

Джой небрежно отмахнулась:

– Сегодня я приняла последнюю таблетку антибиотика. Теперь я в порядке. Просто к середине дня устала. Иди сюда. – Она похлопала ладонью по постели. – Дай мне обнять тебя.

Эми подошла и села рядом, мать заключила ее в жаркие объятия.

– Ты сегодня выглядишь прекрасно, дорогая. Мне сперва не слишком нравились голубые волосы, но теперь я думаю, это действительно делает ярче твои глаза.

– Спасибо, мама, хотя я думаю, они выглядели бы ярче, если бы были голубыми. Тебе нужно покраситься в голубой.

– За мои волосы отвечает Нарель, и я полагаю, что ей не понравится идея. – Мать подавила зевок. – Но почему ты здесь? Где Саванна? Где твой отец?

Саванна прежде отца.

– Саванна готовит тебе суп, а отец спит перед телевизором.

– У него в голове прочно сидит идея, что с ним такого никогда не случается. Он просто ненадолго прикрывает глаза. Передай мне, пожалуйста, щетку для волос.

Эми встала и принесла матери тяжелую, украшенную чеканным серебром щетку, которая лежала на туалетном столике, сколько Эми себя помнила. Мать получила ее в качестве приза, когда подростком выиграла районный теннисный турнир, в те времена наборы «щетка и расческа» были обычным призами на женских соревнованиях, а мужчины получали портсигары. Эми до сих пор очень нравилась эта щетка. Она выглядела как вещь из обихода принцессы.

– Ты навещала меня в больнице. Не стоило приходить снова. – Джой быстрыми движениями зачесывала назад волосы в гладкий светлый боб, чтобы хрупкая старая леди исчезла, а вместо нее появилась ухоженная, пожилая мать Эми, одетая в вишневого цвета кофточку с длинным рукавом из тонкой шерстяной ткани. Она откинула одеяло и открыла свои изящные маленькие ножки в спортивных штанах. – Ты виделась с Бруки? Как по-твоему, она справляется с этим разъездом? Я не поняла, когда она была здесь. Полагаешь, Грант ушел от нее к другой женщине?

– Нет. Но полагаю, переберется к кому-нибудь молниеносно.

– Ты помнишь Бруки маленькой? – спросила мать. – Она каждый год влюблялась в нового одноклассника.

– Помню. Она была очень милая.

Бруки писала мальчикам любовные письма. Теперь в это трудно поверить.

– Я недавно думала об этом, – сказала Джой. – Почему-то. Она раньше была такая страстная, а потом взросление, как будто… схлопнуло ее. Эти проклятые мигрени. – Она нахмурилась, приложила палец к уголку рта и прошептала: – У меня такое чувство, будто Грант ее тоже схлопнул.

Эми повторила жест за матерью и тоже прошептала:

– У меня тоже, мама.

– Мы можем вернуть ее, – шепотом продолжила Джой.

– Можем.

Глаза Джой заискрились, и она заговорила своим обычным голосом:

– Ну ладно. Спасибо, что зашла. Я знаю, как вы заняты, но тебе незачем беспокоиться обо мне, потому что у меня есть Саванна!

– Да, есть, – сказала Эми, опуская крылья.

– Она делает все! Мне не приходится и пальцем пошевелить. Завтра я устрою ей день покупок, чтобы отблагодарить.

– День покупок? – Эми передернуло от одной мысли об этом. – Очень мило с твоей стороны.

– Это не мило! Это самое меньшее, что я могу для нее сделать. Знаешь, мне не вспомнить, когда я в последний раз готовила еду!

Джой сообщила об этом как о чуде.

Эми сама не могла вспомнить, когда в последний раз готовила, если, конечно, не брать в расчет разогрев в микроволновке остатков еды навынос. Бруки упоминала о том, что мать одержима радостью оттого, что ей больше не приходится стоять у плиты.

«Она как будто втайне ненавидела готовку все эти годы, – сказала Бруки. – Когда Саванна уедет, мы должны придумать, как помочь с этим маме. – Она помолчала и добавила: – Если Саванна когда-нибудь уедет».

– Как ты думаешь, сколько еще Саванна проживет у вас? – спросила Эми у матери.

– О боже, мы пока даже не думаем об этом. Она нужна мне. Например, кто бы готовил для вашего отца, когда я была в больнице?

– Думаю, мы готовили бы, – ответила Эми. – Или он стал бы покупать еду навынос, или даже мог бы сам что-нибудь состряпать.

– Очень смешно, – сказала Джой. – В любом случае я уверена, что она скоро сама уедет. Я не хочу злоупотреблять ее добротой. Она столько всего делает, что, кажется, нам следует платить ей за услуги.

– Как домработнице?

– Представь себе, – мечтательно проговорила мать.

– Дело в том, что если бы вы наняли домработницу с проживанием, то заручились бы рекомендациями, так что я думаю…

– Ну, очевидно, я никогда не найму домработницу с проживанием! – оборвала ее Джой.

– Я говорю только о том, что мы мало знаем о Саванне, – понизив голос и покосившись на дверь, сказала Эми.

– Мне, вообще-то, известно о ней очень много, – возразила Джой. – Мы подолгу разговаривали, пока я поправлялась. Ты знаешь, для меня это так интересно, так удивительно! – Лицо Джой осветилось. – У Саванны превосходная автобиографическая память, – так это называется. – Произнося каждое из этих трех слов, Джой загибала один палец. – Она может вспомнить целый день из своей жизни в мельчайших подробностях, что мне или тебе, обычным людям, просто недоступно.

– Правда? – скептически отозвалась Эми, внутренне ощетинившись оттого, что ее огульно записали в категорию «обычных людей». Она и сама считала, что способна помнить важные события своей жизни в деталях, спасибо большое. – Ей действительно поставили такой диагноз?

– Ну, я не знаю, ставят ли такие диагнозы, не думаю, что это болезнь как таковая, хотя Саванна говорит, что это и благословение, и проклятие, потому что помнить хорошие события приятно, но она помнит и плохие, а, как нам известно, у нее не было нормальной, счастливой жизни, бедная девочка.

– Да уж… – Эми взяла щетку для волос, которую мать положила на постель перед собой, и аккуратно вернула ее на туалетный столик, потом встала, тихо затворила дверь и снова опустилась на кровать.

– В чем дело? – Мать села прямо и подоткнула под спину подушку. – Что случилось? Какая-нибудь неприятность? – Джой затопила паника. – Черт возьми, я думала, новый консультант тебе помогает?! Я думала, с тобой сейчас все хорошо!

– Я в порядке, мама! – запальчиво бросила Эми.

Почему мать всегда предполагает, что в моей жизни наступил очередной кризис? Она отметила раздраженное «черт возьми», сопровождавшее панику матери. Она теперь ни за что не прикрикнет на нее: «Перестань глупить, Эми, соберись!» – как делала, когда Эми была маленькой, теперь мать знала все правильные новомодные слова, которые говорят при проблемах с психическим здоровьем, однако Эми понимала, что в подсознании у нее сохранилась мысль: «Неужели Эми действительно не может просто собраться и перестать глупить?» Старшая дочь была для нее вроде дефектной бытовой техники, которую никто не станет менять, но все знают, что она может сломаться в самый неподходящий момент.

– Так что случилось?

– Сегодня мне позвонил Логан. Он видел повтор документального фильма по телевизору о домашнем насилии, и там одна девушка почти слово в слово повторила историю, рассказанную ему Саванной про своего дружка.

Мать озадаченно нахмурила лоб:

– И что ты хочешь этим сказать? Я не…

– Просто кажется, тут слишком много совпадений, – пояснила Эми.

– Но я все равно не понимаю. Ты говоришь, эта девушка из телевизора знакома с Саванной?

– Что? Нет! Я говорю, что Саванна, вероятно, видела эту передачу и подумала: «Хорошая может получиться история». И если у нее действительно такая превосходная память, наверное, потому она и запомнила все так хорошо.

– Тут не было никакой истории, Эми, – холодно, зло проговорила Джой, теперь совершенно не похожая на спящую пожилую женщину, какой выглядела минуту назад, а больше напоминавшая мать из юности Эми, которая была «по горло сыта всеми ими» и «терпение ее на пределе». – Я сама обрабатывала ее рану.

– Я не утверждаю, что ранение не было настоящим, но, может быть, его причина…

– Ты обвиняешь женщину, подвергшуюся домашнему насилию, во лжи?! – Глаза Джой пылали. – Это возмутительно. Ты феминистка! Ты слышала о движении «Я ей верю»?

– Мама, просто это выглядит действительно слишком большим совпадением…

– Эта бедная девочка прямо сейчас готовит у меня на кухне мой любимый суп. Ты знаешь, как сложно готовить суп минестроне? Сколько всего нужно нарезать? Это очень трудно! Позволь сказать тебе, Эми: я ей верю!

Она была готова выйти на марш протеста с плакатом в руке. Мать и дочь неожиданно поменялись ролями. Эми превратилась в циника средних лет, а ее родительница – в рьяного идеалиста-подростка.

Распахнулась дверь, и появился Стэн с кружкой чего-то горячего в руке.

– Привет, дорогая, – сказал он Эми. – Этот молодой парень, что сидит на кухне, твой?