Благородно ли это – посвятить жизнь кому-то? Наверное, да. Но благородно ли это по отношению к самому себе? Все твое существо обращено к другому. Ты уже не принадлежишь себе. И порой тебе кажется, что все идет своим чередом, и тот, кто рядом, поступает так же, как ты, но… Но однажды ты получаешь резкий удар под дых, в глазах все плывет, тяжело дышать, сердце в груди сжимается, принося невыносимую боль. Эту боль ты ощущаешь и физически, и эмоционально. А ударом этим является осознание того, что человек, которому ты посвятил себя, отдал все свое время его делам, его интересам и его образу жизни, не ценит этого. В какой-то момент он стал считать это само собой разумеющимся, не замечая твоего подвига, и недоумевающе смотрит на твои слезы, если еще способен заметить хоть их. Почему я называю это подвигом? Потому что стоит только на минуту вдуматься, как становится все ясно. Многие ли готовы отказаться от своих амбиций и целей ради кого-то? А изменить свое мировоззрение и образ жизни решатся, без преувеличения, лишь единицы. Что же может подтолкнуть человека к таким действиям? Только любовь, безграничная, вечная. Но достоин ли ее тот, кто ею обогрет? Ведь вряд ли он любит тебя так же, если способен забыть о том, какую жертву ты приносишь изо дня в день, отрекаясь от своих мечтаний, своих целей, своих талантов. Тяжело описать ту пустоту, что обрушивается на тебя, когда ты осознаешь, что произошло. Но человеческая природа такова, что эту пустоту мы стремимся заполнить. Каждый сам находит способ, приемлемый для него. Будет ли он в большей или меньшей степени действенный – не так уж важно. Отголоски сказанных и несказанных, услышанных и прочитанных в глазах слов глухим эхом будут разбивать твое сердце снова и снова, не давая заснуть.

Так правильно ли поступают те, кто посвящает кому-то свою жизнь? Ведь такой любви достоин лишь тот, кто сам так же любит.

Но не стоит осуждать тех, кто любит нас не так, как мы. Виноваты мы сами в том, что чувства наши слишком сильны. И всегда нам будет казаться, что любят нас недостаточно. Ведь немногие на самом деле готовы принять такую любовь, но ждут ее все без исключения, не понимая, какую ответственность это за собой несет. Не только сердце этого человека начинает биться в такт с твоим, но и вся его судьба внемлет тебе.

Еще много подобных мыслей проносилось в моей голове, когда я покидал Месяц. Теперь я летел на планету Зиу. Я, разумеется, не остался на планете Йера, как просила меня Сольвейг, а присоединился к Первой армии. Я мечтал поскорее увидеть Сольвейг и Вигмана Адальберта. Хьярти не полетел со мной, а остался на Месяце. Ему предстояла большая работа. Я бы никогда не хотел вспоминать то, что мне пришлось там увидеть. Ему же предстояло окунуться в это с головой. В последний момент Хьярти принял решение не уничтожать лабораторию «Океан Спокойствия», а только захватить ее. Первая армия не встретила сопротивления, а к тому моменту, когда с планеты Фео был отдан приказ о мобилизации сил, здание лаборатории уже полностью контролировалось нами. А это значило то, что мы управляли всей планетой, вооружением и охранной системой. Первые корабли «ЕО», прилетевшие с границы Федерации Зиу лишь через несколько часов, получили информацию о более чем трех сотнях заложников, включая госпожу Анаконду, и не решились даже открыть огонь. Лаборатория стала неприступной крепостью. Второй армии повезло меньше. Я слышал, что они потеряли более двух третей своих людей.

Зиу – родная планета Сольвейг. Я с воодушевленным беспокойством ждал приземления. Сойдя с корабля, я взглянул на небо. Было утро, ясное, тихое. Меня наполняла уверенность, что к вечеру я увижу своих друзей. А потому, со спокойной душой расположившись в небольшом отеле, я отправился осматривать Мегаполис. Он был непохож на те, что в секторах. Даже воздух здесь был как будто легче, слаще.

Настал вечер, затем ночь и утро, но от Сольвейг и Вигмана Адальберта не было никаких вестей. И даже сладкий воздух не помогал мне надышаться.

Прошло десять дней, когда со мной связался Хьярти. Это был сухой разговор. Скорее даже монолог.

«Сольвейг и Вигман Адальберт пропали. Невозможно сказать, живы ли они. Вероятнее всего, нет. Есть свидетели, которые слышали выстрелы на этаже, где их в последний раз видели. Найти тела не представляется возможным, так как в здании штаба произошел взрыв. Что касается твоей планеты… Операция “Эрн” была уже в необратимой стадии, пару часов назад мы узнали, что Йера раскололась на несколько частей».

Тишина. Я не слышал ни своих мыслей, ни дыхания, даже сердце будто больше не билось.

Я пролежал в номере гостиницы около недели. Не мог прийти в себя, не мог поверить в то, что случилось. «Почему я не полетел с ними?» – это был первый вопрос, который возник в моем сердце, снова вернув его к жизни. Но эта жизнь стала для меня проклятием. Невозможно было простить себе, что я не примкнул ко Второй армии. Я не знал, что мне делать, куда лететь, что искать.

Несколько дней я вспоминал все, что было связано с ней. И воспоминания привели меня к истоку – к тому, что же сподвигло тогда Сольвейг покинуть свой дом. Она искала неутомимо, самозабвенно. Искала тогда, когда, казалось, весь мир рухнул и не осталось ничего. Она искала правду. И тогда я понял, что теперь пришло мое время ее отыскать. Но с чего начать?

Только через пару дней я осознал ответ на этот вопрос. Теперь он казался мне совершенно очевидным, и я даже расстроился, что не понял этого раньше, потеряв драгоценное время. Я ведь находился на родине Сольвейг, а значит, мог вернуться к ее истокам – найти ее дом.

Наконец-то я нашел его. Немало времени потребовалось, чтобы поднять архивы, обойти десяток кабинетов и инстанций. Встав со скамейки, что стояла прямо на обрыве, я обратил внимание на дерево, что росло рядом. Это был ясень. Столько лет она провела рядом с ним. Я прикоснулся к дереву, стараясь подарить ему частичку своего тепла. Такой же ясень я посадил, еще будучи на планете Йера, а теперь он растет в Священном лесу. Я чувствовал Сольвейг в каждом дуновении теплого соленого ветра, в каждом всплеске волн могучего океана.

«Подумать только, я нахожусь там, где все началось», – промелькнула мысль и тут же исчезла. Я толкнул дверь. К моему удивлению, она была не заперта. Войдя внутрь, я подумал, что, наверное, ошибся домом. Он выглядел так, будто здесь все это время кто-то жил. Мебель чиста от пыли, воздух свежий, будто дом проветривали и лишь пару минут назад закрыли окно. В зале стоял белый камин. Подойдя ближе, я увидел на стене над ним древо с именами. Все это были ее предки. Я нашел имена ее родителей – Гарди Северин де Бальдр и Леттиция Санна де Бальдр. Там же была и она – Сольвейг Эстер де Бальдр.

Тут мой взгляд упал на небольшой круглый стол и одиноко стоявший резной стул. Сев, я взял кожаную тетрадь, что лежала на нем. Обложка была пуста. Я медленно открыл тетрадь, будто боясь увидеть то, что внутри. Какое-то странное чувство охватило меня, мешая дышать. Это оказался дневник.

Запись от 24 декабря 2763 года: «Завтра мой день рождения, а значит, родители прилетят, и мы проведем несколько дней вместе. Я с нетерпением ждала этого последние несколько месяцев. В последнее время у них очень много работы». Далее запись корявым почерком, явно писалась наспех, на странице несколько высохших капель. Она плакала, когда это писала.

Запись от 25 декабря 2763 года: «Сегодня я получила письмо от “ЕО”». В нем сказано, что моих родителей больше нет».

Несколько следующих страниц были вырваны.

Запись от 6 апреля 2764 года: «Сегодня я покину планету Зиу, покину свой дом. Я не могу здесь находиться. Мне необходимо выяснить, что произошло».

Прошло десять лет с тех пор, как она сделала эту запись. Снова тысячи воспоминаний наполнили мою душу. Я перевернул страницу и замер, не поверив своим глазам. Все мысли в мгновение исчезли. Суетливый взгляд въелся в запись.

«5 мая 2774 года. Я снова дома».

Я вскочил со стула так резко, что он с грохотом рухнул на пол.

Неужели Сольвейг жива?!