Глава 23
Ещё один протяжный вой сирены. Ещё один пожарный расчёт промчался по тихим обычно улочкам Линсильвы, когда Надин Тейнис отправилась на допрос в комиссариат.
В воздухе повисло странное чувство тревоги, запах гари и чего-то ещё, терпко-сладкого и горячего, как кровь, чему Констанция никак не могла подобрать название. Варга не успел довести Надин до своего кабинета, когда навстречу ему выскочил по обыкновению краснощёкий и взволнованный сержант Сайлас. Он сказал всего пару фраз, но этого хватило, чтобы Варга немедленно развернулся и решительно зашагал по коридору в обратном направлении, стремительно сокращая расстояние до двух Ди Гранов, оставшихся в холле здания.
– Как там говорила Севилла? Госпожа Ди Гран не делала никаких официальных заявлений? – рыкнул он хищно, как только приблизился достаточно.
– Я не… – Констанция ничего не успела возразить, потому что комиссар не стал её слушать. Чуть не толкнув Берта плечом, он вырвался за пределы здания. Вместо него, впрочем, брату удалось ухватить за локоть следовавшего по пятам Сайласа. От силы хватки белокурого Маршана сержант чуть было не взвизгнул.
– Что случилось? – потребовал объяснений Берт, и голос его звучал настолько решительно, что сослепу его и с самим Варга можно было бы спутать. Видимо, именно поэтому Сайлас поспешил покорно отрапортовать:
– Дом Альфреда Диккенса горит. Уже весь полыхает! Судя по всему, это поджог!
Несмотря на старания пожарных и спасателей, к вечеру особняк местного «писателя» выгорел до основания. Похожий на обуглившийся скелет, он утопал в серой пене на глазах бесчисленных зевак. Казалось, к этому месту, словно на празднование какого-то мрачного языческого действа, собрался весь город. Невесомые хлопья пепла плыли в воздухе, оседая на одежде и лицах, но никто особо не переговаривался, хотя подобные события всегда сопровождаются громкими возмущениями или хотя бы тихими подозрительными перешёптываниями. Толпа в пугающем молчании наблюдала за появлением на теле города гадкого чёрного ожога.
– Псоглавцы сделали это? – спросил Берт ни к кому конкретно не обращаясь. Его сестра сидела рядом на заднем сидении Клаудии и молчаливо наблюдала за происходившим вокруг через окно автомобиля. Отвечать на повисший в воздухе вопрос она не спешила.
Затянувшееся молчание прервала госпожа Сапфир, по обыкновению исполнявшая роль водителя:
– Это мог сделать кто угодно, Адальберт, – произнесла она сдержанно и направила свой пристальный васильковый взгляд на Констанцию. – У Диккенса было много недоброжелателей. Вам это должно быть хорошо известно.
Конни ничего не ответила на это замечание. Слова дамы звучали здраво и вполне обоснованно. У человека, проживавшего в этом доме, было много врагов. Помимо откровенно обозлившихся на него псоглавцев, были и те, кого шантажист держал в заложниках лишь одному ему известными тайнами.
Но едкое замечание Варга так и звенело эхом в голове девушки. Ди Граны указали авторитетным перстом на Диккенса, и кто-то решил – этого достаточно, чтобы вынести ему приговор. Не было никаких сомнений в том, что дом подожгли. И, когда его поджигали, хозяин находился внутри.
Расчёт скорой помощи уже мчал обгоревшего Альфреда Диккенса в сторону больницы. Он был жив. Пока жив. Шансов на спасение было мало, на полное выздоровление – никаких. Ткань его безупречного белого костюма, сгорая и плавясь, вросла в кожу, дыхательные пути и лёгкие отравил едкий чёрный дым. На теле не осталось ни одного сантиметра, не опалённого чудовищным жаром. Очевидно, когда вокруг мужчины сомкнулось кольцо огня, он не смог ничего предпринять. Спасатели говорят, он просто сидел на стуле в центре гостиной. Почему не бежал, не пытался спастись? Это ещё предстояло выяснить, но Конни могла догадываться. Возможно, его намеренно обездвижили тем или иным способом.
В этот раз кто-то пришёл в дом шантажиста не за компроматом. С пугающей трезвостью Констанция приняла эту мысль: кто-то проник в особняк с одной единственной целью – сжечь этого человека заживо. И она не была уверена в том, что именно чувствовала по этому поводу.
Стоило ли видеть во всём этом справедливое возмездие за смерть Роуэн? Стоило ли включить своё особое хладнокровие, спокойно констатировать «кровь за кровь» и навсегда закрыть для себя эту историю? Даже если и стоило, то Конни не смогла бы сделать этого. От осознания того, с какой болью, одиночеством и всепоглощающим чувством пустоты пришлось столкнуться бедной девочке в последние мгновения своей жизни, в душе всё сворачивалось в тугой узел. Так не должно было быть. Истории не должны так заканчиваться. У несчастных одиноких, всеми покинутых сирот должен оставаться хоть какой-то шанс на счастливый финал. И, если этот мужчина лишил Роуэн того самого шанса, то он заслужил ненависть, порицание, наказание, но…
Но…
Конни почти повторила это «но» вслух и почти что добавила к нему «но что если я ошиблась?». И что, если под порицанием и наказанием она вовсе не имела в виду сожжение человека заживо? Как с этим быть?
Она прикусила губу почти до крови. Голова нагревалась и кипела, а за пределами салона Клаудии медленно опускались сумерки. Толпа зевак вокруг дома Диккенса начинала редеть.
– Поехали домой, – после долгой паузы Конни заставила себя заговорить. Севилла согласно кивнула и, ничего не говоря, повернула ключ зажигания.
Остаток пути прошёл в полнейшей тишине, но Берт, лишь пару раз взглянув на сестру, кажется, совершенно точно понял, о чём она думала. Его не сильно волновала участь шантажиста. После всего, что они услышали от Надин сегодня, он думал лишь о том, с какой радостью он разукрасил бы лицо этого субъекта (посмевшего приписать себе фамилию великолепного писателя) во все оттенки синего и красного. Берт не был сторонником бессмысленного насилия, но и он не мог отрицать – иногда грубая сила доносит информацию и мораль до трусливых негодяев не хуже, чем проповеди и ограничения свободы.
И всё же сожжение – метод радикальный. Даже Берт не стал бы этого отрицать. Но думать о том, кто и почему это сделал, он не собирался. Его гораздо сильнее расстраивало то, что теперь Конни не сможет думать ни о чём другом. Он обнял её за плечи и мягко притянул к себе. И хотя диграновское лицо девушки не выражало никаких эмоций, она медленно опустила голову ему на грудь и устало закрыла глаза.
– Прости, что разбудила Алис… – тихо шепнула она, но брат лишь покачал головой.
– Ты не виновата, Констанция. Ни в этом, ни в чём другом.
Гравий под колёсами автомобиля перестал шуршать – Клаудия плавно остановилась у главной лестницы родового замка. Когда Маршаны и госпожа Сапфир покинули салон авто, на них мягким покрывалом легли вечерняя прохлада и далекие песни сверчков. Большой старинный фонарь над главным входом зажёгся автоматически, расплескав пятно света по каменным ступенькам. И в самом центре этого пятна лежал небольшой конверт из коричневой крафтовой бумаги.
– Что это, почта? – с сомнением проговорил Берт, но Севилла Сапфир отрицательно покачала головой и направилась прямиком к странному свёртку.
– Какая почта в такой час? – говоря как будто с самой собой, она подняла со ступеней конверт и осмотрела его со всех сторон. – Это для вас, Констанция…
В углу конверта был приклеен маленький клочок белой бумаги с пропечатанным на нём именем – «Констанция Маршан». Никаких писем девушка совершенно точно не ждала. Да и на обычное письмо это совсем не было похоже – ни марки, ни адреса, только эта странная наклейка. А внутри – Конни слегка потрясла свёрток – бряцало что-то маленькое и как будто металлическое.
Открыть его она решилась уже внутри дома. Севилла отправилась на кухню, чтобы приготовить вечерний чай для хозяев. Договорились, что поздний ужин подадут на веранде – погода к этому располагала, да и в сгущавшейся тьме Виолетта наверняка бы к ним присоединилась. Под звук удалявшихся где-то в каменных коридорах каблуков-рюмочек Конни осторожно надорвала край конверта и, подставив ладонь, позволила странной маленькой вещице выскользнуть наружу. Холодный серебристого цвета кубик приземлился меж пальцев.
– Что это?
– Флешка, – резюмировала Констанция, осматривая предмет.
– Зачем кому-то присылать тебе флешку? – голос Берта прозвучал одновременно с тем, как девушка задала тот же вопрос про себя. Она осторожно открыла крышку кубика, чтобы убедиться в том, что это действительно обычный флеш-накопитель на тридцать два гигабайта. Затем она направила своё внимание на сам конверт – из-за рваного уголка угадывались белые очертания сложенного листка бумаги.
– Тут записка, – пояснила Конни, извлекая сложенный листок. Сразу было видно, что текст на нём был напечатан тем же шрифтом, что и наклейка с именем. Кто-то явно не хотел показывать свой почерк. Развернув бумагу, девушка машинально прочла вслух:
«Не всё сгорело. Не всё должно гореть.
Добро пожаловать на Сен Линсей, дорогая Констанция. Я ждал вашего появления вечность. С пламенной любовью ко всем детям магнолии передаю вам небольшой подарок. Вы ведь не любите нераскрытые тайны, верно?
Навеки ваш, Зверь»
Ещё минуты две Констанция с совершенным отупением в мыслях перечитывала текст, беззвучно шевеля губами. Это какая-то шутка? Какой Зверь? Не из гадкой же местной легенды про проклятых близнецов, право слово! Оценив несвойственное сестре полнейшее замешательство, Берт осторожно взял у неё из рук записку и тоже перечитал несколько раз. Растерянная пауза затягивалась.
– «Не всё сгорело…» – наконец, брат нарушил тяжёлое молчание. – Случайно брошенная фраза на фоне реального пожара? Думаю, надо позвонить Варга. Это может быть угроза…
– …или клятва верности, – тихо добавила Констанция. Она заставила себя оторвать взгляд от бумаги в руках брата и перевести его на флешку. – Нужен компьютер. Посмотрим, что здесь.
– Сначала позвоним Варга!
– Он возится с пожаром. Ему не до нас, а это всего лишь странная записка с какими-то пространными формулировками, – Конни вдруг обрела эту жуткую холодную уверенность, столь свойственную ей в напряжённых ситуациях. От звука её голоса, холодного и уверенного, Берт весь встрепенулся и поёжился. Не было это простой запиской – это было обоим Маршанам более чем очевидно. Но и спорить с сестрой сейчас не было смысла. Тихий вечер на веранде с кислым самокопанием на десерт, кажется, отменялся. Пришлось брату отправиться в своё крыло за ноутбуком. К тому моменту, когда он возвратился, подле Констанции уже сидела по-вечернему бодрая Виолетта в чёрной водолазке и серых клетчатых брюках, всем своим видом напоминая ожившую чёрно-белую фотографию эпохи битников. Для полноты образа не хватало только сигареты и чашки кофе.
– Добрый вечер, Адальберт, – официальным тоном протянула Ви и на краткое мгновение приподняла уголки губ, почти что сумев сотворить на своём лице улыбку.
– И вам с кисточкой, – немного потерянно отвечал Берт, протягивая сестре ноутбук. – Уже в курсе насчет шантажиста и его дома?
– Поговаривают, особняк сгорел дотла… – кивнула «тётушка» Ди Гран, мечтательно растягивая слова. По тону её сложно было понять, то ли всё случившееся кажется ей занимательной и по-своему приятной неожиданностью, то ли чем-то повседневным и не заслуживающим её внимания.
В это время пальцы Констанции уже порхали над клавиатурой, вводя пароли и запуская необходимые программы. То, как хорошо была осведомлена сестра в вопросе кодов доступа к компьютеру и телефону брата, многих могло бы насторожить, но своими ценными знаниями девушка распоряжалась исключительно этично. За анонимность своих личных переписок и истории в браузере Адальберт Маршан был предельно спокоен: если даже Конни и в курсе его закадровых дел, то виду ни за что не подаст.
Ещё один клик, и на экране появилось окно проигрывателя для видео файлов. Как по команде, Виолетта и Берт тут же смолкли и обступили Констанцию с обеих сторон. Похоже, на флешке хранился всего один файл – видеозапись, продолжительностью около пяти минут. Уже по обложке стоп-кадра было очевидно, что это фрагмент записи с наружной камеры наблюдения. В углу экрана мерцали соответствующие отметки – «Камера 3», «Сад», а также время и дата.
– Дата, Конни, – Виолетта вслух обозначила то, на что все сразу обратили внимание. И тут же добавила осторожно: – Это то, о чём я думаю?
– Это запись с одной из камер в доме Альфреда Диккенса, – подтвердила Констанция.
Она узнала пейзаж: аккуратные каменные дорожки на идеально ровном газоне, розовые кусты и фрагмент стены из жёлтого песчаника с полукруглыми окнами и дверью, ведущей в сад. От этого дома ей вчера приходилось мчаться прочь, спасаясь от сторожевой собаки.
– Надо звонить Варга, – в очередной раз повторил Берт. Теперь уже Конни понимала, что в его словах больше здравомыслия, чем в её действиях. Инстинкт правдоруба подталкивал её к тому, чтобы решительно кликнуть на треугольник в центре экрана и своими глазами увидеть всё то, что покажет запись. Но небольшой оставшийся в ней после этого тяжёлого дня процент человечности и страха данный порыв заблокировал. Рука девушки так и замерла над клавиатурой.
– Да, – выдавила Конни из себя согласие. – Звони Варга. Немедленно.
* * *
«Шансов практически нет» – таков был вердикт врачей больницы Святого Христофора в центре Линсильвы. Пациента по имени Джулиан Данич в городе знали под псевдонимом Альфред Диккенс. Его палата охранялась так строго, что даже врачам понадобились специальные пропуска. И все понимали, с чем это связано: кто-то возненавидел этого человека настолько, что попытался сжечь заживо. Кто знает, может, недоброжелатель захочет довести дело до конца?
Медсёстры украдкой перешёптывались, а доктора только обречённо качали головами – а смысл? Пациент уже не жилец. Каждый час, проведённый им на этом свете под капельницами и аппаратами, – уже чудо. Тело его обезображено, лёгкие обожжены, а огромное количество сильнейших обезболивающих всеми силами гасит его сознание. И к лучшему, ведь тогда всё, что довелось бы чувствовать этому человеку – страшную боль и агонию, какой не пожелаешь даже врагу. Впрочем, если уж говорить о чудесах…
– Комиссар Варга, – доктор Сигрин в компании главного врача больницы Святого Христофора – пожилого, но очень спортивного на вид седого мужчины невысокого роста – вышел навстречу посетителям прямо из палаты погорельца. Оба врача хотели что-то сказать, но замерли. В холле Варга был не один. Рядом с ним, утопая в лучах утреннего света, сияла белокурая шевелюра Констанции Маршан. Зрелище почти сказочное, несмотря на контекст. Сигрин особенно, впрочем, не любовался. Он осуждающе поджал губы и сразу обозначил причину своего недовольства: – Констанция, а вы по-прежнему игнорируете постельный режим?
– Я немного прогулялась в город, – уклончиво ответила госпожа Ди Гран и слегка повела плечами. Лицо её уже начало приобретать лёгкий золотистый оттенок, свойственный жителям тёплого острова, хотя ссадину на лбу у края роста волос всё ещё скрывал пластырь. Надо было, конечно, строже отчитать девицу за безответственность, но её почти мистическое сходство с белокурыми красавицами с диграновских семейных портретов напомнило Сигрину, что препираться с этим семейством он никогда не любил. Не будет и впредь. Он отмахнулся от размытых оправданий Конни и поспешил представить её своему спутнику.
– Доктор Мартен, главврач, – указав на пожилого мужчину в белом халате, произнёс он сдержанно. – Доктор Мартен, позвольте представить вам Констанцию Маршан – Ди Гран. Да-да, собственной персоной.
– Я так и подумал, что это она. Ангелоподобное создание, – смущённо хохотнул главврач и пожал протянутую девушкой руку. – Приятно познакомиться лично, госпожа Ди Гран. Жаль, что при таких обстоятельствах…
– Я познакомился с ней, когда она получила камнем по голове, – пожал плечами доктор Сигрин. – Думаю, в плане неприятных обстоятельств я мог бы с вами конкурировать.
– Вы оба не смогли бы обскакать меня, – фыркнул грозный (как и всегда) Варга, – я встретил госпожу Ди Гран аккурат возле трупа Исидоры Совиньи.
На мгновение повисла пауза, после которой оба врача в очень свойственной именно представителям этой профессии спокойной манере ответили:
– Ладно. Ты выиграл.
– Так что насчёт нашего пациента? – разворачивая беседу в деловую сторону, поинтересовался признанный победитель. – Вы говорили, что-то срочное. Пришлось мчаться с Ди Граном подмышкой, чтобы ничего не упустить.
– Пациент в сознании. Удивительное дело. Если тебе нужен шанс, чтобы расспросить его, то поспеши. Другого не будет, – кратко отрапортовал Сигрин и жестом пригласил гостей в палату, откуда доносилось размеренное пикание каких-то медицинских приборов. В последней его фразе Конни расслышала то, от чего у неё в животе всё перевернулось. Она не была уверена в том, что хочет заходить и видеть того, о ком шла речь. Даже несмотря на то, что оказалось на той самой видеозаписи.
Преодолев ступор, она заставила себя перешагнуть порог палаты. В нос ударил едкий запах медикаментов. К счастью, от человека, лежавшего на больничной койке, её отделяла небольшая ширма. Девушка приняла ответственное решение за эту самую ширму не заходить. Обнаружив небольшой стул в углу, она расположила его настолько близко к пациенту, чтобы слышать его, и настолько далеко, чтобы не видеть. Пусть в этом разговоре целиком и полностью властвует Варга.
– Джулиан Данич, вы слышите меня? – Варга обратился к пациенту его настоящим именем. От этого Конни стало как-то не по себе, и странная дрожь прошла по телу, когда кто-то за ширмой сдавленно угукнул. Звук был хриплый, тяжёлый, мало похожий на звук человеческого голоса. Лицо девушки вспыхнуло огнём, и ей пришлось накрыть его ладонями, чтобы немного охладить. Доктор Сигрин, стоявший рядом, по-отечески положил вытянутую сухую ладонь ей на плечо, но ничего не сказал. Не предлагал уйти, не делал замечаний и вообще ни коим образом не нарушал хрупкой тишины палаты.
– Джулиан, вы признаёте себя виновным в смерти сироты Роуэн, находившейся под вашей опекой?
Ответ был необязателен. Если накануне вечером у Констанции и закрался очаг сомнения по поводу виновности Альфреда Диккенса в убийстве девочки, то маленькая квадратная флешка на тридцать два мегабайта мигом этот очаг потушила. Дата на видео говорила сама за себя – это был отрывок съёмки камеры наблюдения за тот самый день, когда Роуэн была обнаружена у реки.
Смотреть его в присутствии Виолетты брат и сестра Маршан не решились. Вместо этого они созвонились с комиссаром и сбивчиво обрисовали ему ситуацию: странный конверт, письмо, видеозапись. Тот примчался в особняк с целой толпой экспертов, которые тут же изъяли всё вышеназванное. А содержание видеоролика мгновенно подтвердило смелые предположения.
Дверь, ведущая в сад, распахивается. Сутулая девочка-подросток с копной путаных каштановых волос выскакивает на улицу, сжимая в руке пачку смятых бумаг, но кто-то хватает её за талию и пытается затащить обратно в дом. Девочка вырывается, и Альфред Диккенс вынужден бежать следом. На видео нет звука, но хорошо видно, как он кричит и плюётся при этом слюной. Совсем не такой изысканный и благородный джентльмен, каким он пытался казаться. Роуэн делает несколько шагов по влажной от росы каменной дорожке сада и поскальзывается. Практически полностью она выпадает из поля зрения камеры, когда мужчина хватает камень с клумбы и сильно замахивается. Запись прерывается в тот момент, когда ноги подопечной шантажиста перестают дёргаться. Картина, которая вряд ли когда-нибудь покинет сознание Констанции Маршан.
Нет, она не впечатлительная. Да, она знает, что такое смерть и как это выглядит. Просто она умеет запоминать моменты. Запоминать так, чтобы точно знать, чего она больше никогда в жизни не хочет видеть, чувствовать, допускать. И это видео, подаренное неизвестным доброжелателем, отпечаталось теперь на обратной стороне век навсегда.
Как и лицо Роуэн. То самое, которое Конни увидела однажды в тёмном переулке за мгновение до того, как сама могла бы повторить её судьбу. Вне всяких сомнений это видение (и какая, к чёрту, разница, было ли оно реальным?) спасло её от панической попытки убийцы совершить ещё одно преступление.
– Совиньи… – кто-то сдавленно прохрипел совсем рядом, преодолевая чудовищную боль. Этот звук, словно ушат ледяной воды, привёл Констанцию в чувство.
– Вы имеете отношение к смерти нотариуса Исидоры Совиньи, господин Данич? – подхватив инициативу умирающего убийцы, поспешил переспросить Варга.
– Она…знала… – Альфред Диккенс отвечал с большим трудом, но старался изо всех сил. Странное чувство передалось Констанции вместе с его хрипами. Такое, словно, оказавшись у самой границы смерти, этот не заслуживающий уважения человек изо всех сил пытался передать ей некое послание. Подавшись чуть-чуть вперёд, девушка прислушалась максимально внимательно.
– Документ… Совиньи…знала…
– Исидора Совиньи знала о том, что вы причастны к смерти Роуэн? Или подозревала вас?
Констанции в этот момент захотелось встать и треснуть Варга по башке. Его вопросы были слишком сложно сформулированы для того состояния, в каком Альфреду Диккенсу приходилось отвечать. Пациент надолго замолчал. Варга начал упрощать вопросы, но, кажется, получить ответ не представлялось возможным. В горле Диккенса что-то сдавленно булькало, но членораздельных звуков не получалось. Комиссар тяжело вздохнул и устало потёр виски.
– Он сказал… – вдруг рассекла тишину на удивление более складная речь. Кажется, подозреваемый собрался с силами, чтобы это произнести. – …сказал, что пришёл покарать меня…хотел, чтобы я знал, что буду наказан за неё…
– Вы говорите о том, кто поджёг ваш дом? – догадался Варга. – Вы видели нападавшего?
– Да…он наказал меня за неё…
– Наказал вас за убийство Роуэн?
– За магнолию… – выдавил шантажист в ответ. – За детей магнолии…он пришёл за мной…
– Кто он, Данич? – насторожился комиссар и сделал несколько шагов ближе к допрашиваемому мужчине на койке, полностью пропадая за ширмой. Диккенс что-то невнятно проскрипел.
– Исидора знала…
– Кто поджёг ваш дом, Данич? Кто это сделал?
– Зверь…
Больше Джулиан Данич, известный на Сен Линсей под псевдонимом Альфред Диккенс, ничего не сказал. Его сердце остановилось, и прибывшие врачи не смогли его реанимировать.
Последнее слово его повисло в воздухе и застыло в нём навечно.
* * *
Пухлая пачка документов постепенно разделялась на несколько стопок бумаги. Констанция Маршан-Ди Гран скрупулёзно рассортировала гору бухгалтерской отчётности, включающей таблицы, выписки со счетов и отдельно многостраничное резюме по итогам расследования «Горман Аудит». Взгляд её скользил по последним строчкам отчёта, которые уже расплывались под натиском синих чернильных печатей, подтверждающих законность данной копии. Симеон В. проявил весь свой изумительный профессионализм, обеспечив Конни доступ к документации покойного Августа Ди Грана. В том числе и к той самой, ознакомиться с которой он не успел.
Бархатные лучи закатного солнца цвета артериальной крови наполнили синюю гостиную. Это место становилось одним из любимых в доме. Красивое помещение и достаточно близкое к главному входу, чтобы можно было краем уха слышать, если к воротам подъезжает автомобиль.
Как только стала достоянием общественности информация о том, что дело о смерти двух девочек и нотариуса было раскрыто при участии «живых» Ди Гранов, в Линсильве началась какая-то массовая истерия. Все хотели отвесить поклон наследникам Августа и расспросить обо всём, получая сочные подробности. Это напоминало времена, когда журналисты осаждали Конни с просьбами рассказать об отце, но совершенно неожиданно она оказалась на той новой стадии своей жизни, когда кого-то гораздо больше волновала она сама. Общественность острова Сен Линсей пришла в щенячий восторг от брата и сестры Маршан. Госпожа Сапфир уверяла, что со временем шумиха немного уляжется, и тогда Берт и Конни смогут снова спокойно бродить в своё удовольствие по улочкам столичных и провинциальных городов острова. А пока пришлось нанять охрану для патрулирования земли вокруг родового имения. На всякий случай. И главные ворота решили держать закрытыми, поэтому к дому могли подъехать только члены семьи, персонал, гости или друзья.
Накануне Франк Аллан кремировал тело Исидоры Совиньи. Скромно и тихо, но Констанция настояла на том, чтобы устроить поминальный ужин, который запланировали на сегодня. Из окна синей гостиной она непременно увидела бы его и других гостей, поэтому разместилась с папкой от «Горман Аудит» именно здесь. Следующим утром Франк должен был отбыть обратно в Калимонтем, что очень всех опечалило.
Но вся это история с поминальным ужином подразумевала кое-что ещё. Не только острое желание провести последний вечер в компании приятного молодого человека и со вздохами посочувствовать его утрате. Да, Конни нравился Франк. Он стал одним из первых её друзей на острове, наравне с Розой, Виолеттой и Севиллой Сапфир. Что уж там говорить, даже Дион Варга с его грозным нравом каким-то образом вписался в новую картину её мира. На сегодняшние поминки его тоже пригласили. Но и не его визита госпожа Маршан ожидала больше всего. Всё отходило на второй план (и красивые парни, и комиссары полиции, и раскрытые убийства, и всеобщее обожание), когда дело касалось чести семьи.
По гравиевой дорожке медленно ехал сверкающий новизной чёрный Мерседес. Конни вскинула взгляд, наблюдая за тем, как из автомобиля выходит широкоплечий Виктор Тенебрис в безупречном чёрном костюме, а затем галантным жестом открывает дверь салона перед своей пассажиркой. На поминках Виктор сопровождал свою ненавистную тётушку.
Констанция перевела взор с вида за окном на своё собственное отражение в нём. Сегодня пришлось немного потрудиться над внешним видом. Не столько из глубочайшего уважения к нашедшей покой в огне госпоже Совиньи, сколько из понимания правил игры. Амандин Тенебрис некоторое время назад позволила себе неаккуратное высказывание, втянув Конни в одну из этих сомнительных, но элегантных интриг, в которые так любят играть красивые богатые женщины с амбициями.
Что ж, пришлось расчехлить свою старую униформу. Личину той, другой Констанции Маршан, выросшей среди богемы, любовниц отца и великосветских интриганок. Непослушные, вьющиеся и вечно пушистые волосы сегодня ниспадали по плечам идеальными глянцевыми волнами, а тёмные тени придали хищной яркости светлым диграновским глазам. Платье из чёрного бархата с длинными рукавами и открытыми плечами мягко облегало тело, придавая ему совсем иной силуэт. Со всей полнотой чувств Конни осознала, как же сильно ей не хватало той себя. Та она была сильней, красивей и безжалостней в разы…
То, что нужно.
– Здравствуйте, госпожа Тенебрис. Здравствуй, Виктор, – в холле послышались голоса. Севилла Сапфир встречала гостей. – Как вы добрались?
– Неплохо, но после вертолёта ещё немного шумит в ушах, – решив обойтись без приветствий, Амандин сразу почувствовала себя по-хозяйски свободно. – Франк уже здесь?
– Пока не приехал, но госпожа Ди Гран хотела бы переговорить с вами в синей гостиной. Она вас ждёт. Виктор, Берт уже в теневом обеденном зале. Составишь ему компанию, пока все не собрались?
– Конечно, – быстро ответил Тенебрис, и вскоре послышались удаляющиеся шаги, а силуэт Амандин показался на пороге синей гостиной.
– Здравствуйте, Констанция, – произнесла она почти нежно, плавучей походкой преодолевая расстояние от дверей до стеклянного кофейного столика у окна, за которым расположилась Конни. Большие оливковые глаза матриархата Тенебрисов завораживали своим приглушённым сиянием. Наверное, кобры так смотрят на своих жертв, гипнотизируя и заманивая в смертельные объятья.
– Добрый вечер, – Конни ответила гостье сдержанной улыбкой. Взгляд Амандин скользнул по фигуре девушки, оценивая смену имиджа.
– Уместно ли говорить, что вы прекрасно выглядите сегодня?
– Почему бы нет? – Констанция жестом пригласила даму сесть напротив. И, как бы извиняясь, окинула взором кипу бумаг вокруг себя. – У меня тут небольшой хаос…вожусь с документами, решаю неприятные вопросы…
– Ох, вот как. Вижу вы подошли к этому основательно. Похвальное рвение. А о чём же вы хотели со мной поговорить? – даже садилась на стул эта особа с каким-то особыми изяществом. Аристократка. Красавица. Образец сдержанности. Женщины обменялись ещё одной парой дипломатических оскалов.
– Так вот об этом и хотела, – Констанция набрала воздуха в лёгкие, смело встречая магнетический неморгающий взгляд госпожи Тенебрис. – Слышали когда-нибудь такое название – «Горман Аудит»?
Воздух в помещении утяжелился и как будто зазвенел. Гипнотические волны безупречности дрогнули лишь на мгновение, но гостья изо всех сил постаралась сохранить невозмутимость.
– Да, я о них слышала. Очень авторитетная организация из Сальтхайма. А в чём дело?
– Дело в том, что дядя Август, упокой Господь его душу, оказывается, инициировал масштабную аудиторскую проверку деятельности островного совета незадолго до своей смерти. Печально, но результатов проверки он не увидел. Вы знали об этом?
– О проверке? Что-то такое припоминаю. Август был справедливым и очень вдумчивым человеком. Он всё держал в порядке и под строгим контролем. Полагаю, вы хотите проконсультироваться со мной по этому вопросу? Возиться со столь объёмным отчётом довольно утомительно…
– Вовсе нет, – оборвала Конни ладную, как песня, речь гостьи. – Я вроде бы упоминала, что получила образование в области экономики. Финансовые документы – моя стихия. И, знаете, я просто-таки насладилась этим увлекательным чтением. Особенно вот этой частью, где аудиторы указывают на некоммерческую организацию «Достояние Калимонтема». Судя по всему, это должен быть благотворительный фонд, созданный с целью сохранения памятников культуры города Калимонтем. И островной совет каждые полгода направляет туда по миллиону ирм.
– Вы…увлечены благотворительностью? – наконец, голос Амандин Тенебрис предательски дрогнул. Другая версия Констанции еле сдержалась, чтобы не хохотнуть.
– Я увлечена этими загадочными цифрами, госпожа Тенебрис. И тем фактом, что по месту регистрации фонда нет никаких офисов. Нет сотрудников, нет сохранённых памятников и вообще чего бы то ни было, кроме пухлого банковского счёта, доступ к которому имеют три человека. Пардон, имели три человека: Фредерика Аллан, Исидора Совиньи и Амандин Тенебрис. Сейчас, если я правильно понимаю, средствами фонда на своё усмотрение можете управлять только вы. Конечно, ведь Фредерика Аллан признана недееспособной, а Исидора Совиньи мертва. Кстати, вы знали, что Исидора умудрилась перехватить копию данного отчёта в период похорон Августа? Для чего она это сделала – чтобы спасти себя или иметь козырь против вас? Полагаю, и то и другое.
Амандин, казалось, практически не тронули слова Констанции. Она всё так же изящно сидела на месте с осанкой и статью Клеопатры. Лишь оливковый взгляд королевской кобры как будто немного поплыл в сторону, а красивые пухлые губы плотно сжались.
– Говорят, у нас, в Линсильве, немного провинциальная жизнь. Но, знаете, и тут живут красочные личности. Недавно вот обнаружился собственный местный шантажист. Он представлялся Альфредом Диккенсом. Знаете такого?
– Впервые слышу, – ледяным тоном отозвалась дама.
– А я вот так не думаю, – парировала Конни, продолжая своё наступление, – хотя вы могли знать его под именем Джулиан Данич. Его подопечная, девушка по имени Роуэн, постоянно ошивалась возле более-менее знатных домов и собирала для хозяина всю грязь, какую только могла разыскать. И, думаю, она раздобыла для него по-настоящему жирненький кусочек. Оригинал отчёта «Горман Аудит», который их курьер доставил в день накануне похорон Августа. В общей суматохе он запросто мог спутать Роуэн с Ивой, девочкой примерно того же возраста, работающей у нас. Хотя не буду фантазировать – это могло произойти каким угодно иным образом. Тем не менее, Роуэн очень хорошо понимала, какое сокровище она раздобыла для своего опекуна. Этот отчёт мог сделать его ещё более состоятельным человеком, а деньги он любил. Думаю, он сначала пошёл к Исидоре Совиньи, но эта дамочка славилась тем, что могла наводить ужас на людей одним своим взглядом. Она не только не повелась на шантаж, но ещё и смекнула, что у аудиторов можно раздобыть ещё один экземпляр. Ну так, на случай, если давняя подруга Амандин чем-то насолит.
– Зачем Исидоре это было нужно? Она точно так же входила в состав учредителей фонда… – броня гостьи окончательно треснула, когда она позволила себе эту ремарку. Конни аккуратным жестом выдернула из одной из отложенных стопок бумаг заветный лист.
– Не совсем. Судя по всему, несколько лет назад вы на правах председателя фонда отлучили дорогую подругу от прямого доступа к счёту. То есть она могла получить свою часть денег только с вашего согласия. Несколько оскорбительно для лучшей подруги, как по мне. А вы не из-за этого поругались? С другой стороны, умная и подкованная юридически Исидора могла использовать сей факт в свою пользу. Денег я, мол, никаких в глаза не видела. О том, что фонд фиктивный не догадывалась. Выгод никаких.
– Я ничего не собираюсь больше комментировать, – безапелляционно заявила Амандин и встала со своего места, собираясь уходить.
– Сядьте, – приказала Конни и сама удивилась про себя тому, как внушительно прозвучал её голос. Тенебрис нехотя повиновалась. – Разве вы не хотите знать, к чему я веду?
– Умираю, как хочу, – сквозь зубы процедила дама.
– Я знаю, что вы не убивали Исидору Совиньи.
– Хах! – Амандин прыснула со смеху. – Конечно, я не убивала её! Этот ваш…как его… Диккенс признался в убийстве!
– Не признавался, – Конни покачала головой. История с Альфредом Диккенсом, как и с размозженной головой нотариуса, всё ещё занимала её мысли не самым приятным образом, но виду девушка подавать не стала. – А в руке у убитой девочки Роуэн был найден клочок – обрывок документа. Вот этого документа, госпожа Тенебрис. Она попыталась украсть его у хозяина и поплатилась за это жизнью.
– Я не имею к этому отношения!
– Никто в вашу сторону и не смотрит. Пока не смотрит, – Конни слегка понизила голос и подалась вперёд. – Исидоры больше нет, папка из её сейфа пропала. Если её убил Данич-Диккенс, то он мог и документ похитить. Теперь он мёртв, а его дом со всеми секретами сгинул в огне. Тем не менее, я думаю, что вам было бы выгоднее платить шантажисту и не ссориться с Исидорой, нежели заниматься уничтожением свидетелей, да ещё и такими грязными методами. Но если вдруг результаты аудиторской проверки «Горман Аудит» станут достоянием общественности, то многие известные комиссариату факты будут поставлены под сомнение. Вас ждёт скандал, и вам молва с радостью припишет не только экономические преступления. Особенно на волне забастовок и протестов.
– Ты играешь с огнём, маленькая… – начала было говорить гостья, но осеклась и напряжённо смолкла. Конни понимала – гипноз кобры окончательно вышел из строя. Под напором решительного ответного взгляда Констанции Маршан.
– Осторожнее, госпожа Тенебрис, – спокойно предупредила девушка свою собеседницу, – вы в одном шаге от ошибки, которую на этом острове стараются не совершать. Прежде чем продолжить говорить, подумайте хорошенько – хотите ли вы пойти войной на детей магнолии?
– Чего ты хочешь? – поперхнувшись собственным дыханием, выпалила Амандин и нервно вжалась в свой стул.
– Начнём с того, чего я НЕ хочу. Я не хочу, чтобы вы ставили под сомнение мою с братом принадлежность к фамилии Ди Гран. Ни в каком виде – устном или письменном. Я не хочу, чтобы вы препятствовали нашему участию в делах островного совета. Я не хочу, чтобы фонд «Достояние Калимонтема» продолжал существовать, если только вы не пожелаете всерьёз заняться восстановлением памятников архитектуры. В этом случае будьте любезны предоставлять прозрачные сведения обо всех проектах, затратах и результатах деятельности данной организации. И, наконец, вы можете сейчас удивиться, но я вовсе не хочу воевать с Тенебрисами. Именно поэтому мы ведём с вами эту размеренную беседу, а документы из «Горман Аудит» до сих пор не оказались в полиции.
– Я корю себя за то, что недооценила тебя… – после паузы длинной в вечность выдохнула госпожа Тенебрис раздражённо. – Надо уметь вовремя признавать поражение, так ведь?
– Не воспринимайте это как поражение, – Конни одарила собеседницу приторно-доброжелательной улыбкой. – Взгляните на это иначе: я избавляю вас от тяжёлого бремени преступных заговоров, теневых схем и непосильного груза ответственности. Разве это не прекрасно? И да, эффективность полицейской и транспортной реформ мы тоже обсудим, но не сегодня. Думаю, вы хотели бы проститься с подругой, как подобает.
– О, да. Если загробный мир существует, то Исидора наверняка оценила твой ловкий пассаж! – на тяжёлых ногах гостья поднялась с места, горько смеясь. – Что ж, Констанция, я принимаю твои условия. Но не забывай, пожалуйста, что Тенебрисы – такие же потомки Ди Гранов. Мы, в некотором смысле, тоже дети магнолии. И у нас имеется свой собственный запас мстительных призраков и семейных проклятий.
– Не забуду, – кивнула девушка, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Амандин Тенебрис и, когда та скрылась в холле, добавила про себя: – Только при чём тут ты?
* * *
По улицам Линсильвы плыло знойное лето.
Весь город судачил о том, что местный писатель Альфред Диккенс, дом которого сгорел дотла, перед смертью признался в убийстве нотариуса Исидоры Совиньи и бедной сироты Роуэн. А замечательная и всеми любимая Надин Тейнис, хозяйка продуктового магазина, оказалась под следствием за убийство мужа-тирана. Останки его выкопали в лесу – жуть да и только. Хотя за женщину вступились лучшие городские адвокаты – новые Ди Граны постарались. До чего же чудесные брат с сестрой! Они близнецы? Или просто погодки? Но так похожи. Гвиневра говорит, Адальберт Ди Гран – настоящий красавец. Высокий, статный, белокурый. Сестра его не отстаёт – светлоглазая и белокурая, а главное – какая умница!
Слухи и ажиотаж не хотели стихать. Кажется, спустя и неделю, и месяц после скандала остров продолжал гудеть.
Берту и Розе стало сложнее встречаться. Поблизости от «Тюльпанового дерева» постоянно дежурила толпа желающих «случайно» столкнуться с Ди Граном. О том, что между ним и хозяйкой травяной лавочки что-то есть, к счастью, никто не прознал. Но теперь им приходилось видеться только на территории поместья. Ни тебе прогулок в парке, ни ресторанов и театров. Ничего такого, что помогло бы Адальберту быстро пресытиться обществом рыжеволосой нимфы и не сильно страдать в будущем, когда она соберётся-таки вступить в свой проклятый договорной брак.
Они не говорили об этом. И раньше Берта такая загадочность более чем устроила бы. Меньше знаешь – крепче спишь. Но теперь что-то изменилось. И он не мог точно сказать, что именно, но в дни, когда Роза не посещала замок, она снилась ему. Иногда сны были сладкими и тягучими, как патока, а иногда странными и даже немного пугающими. Ему хотелось бы знать, что это – заряженная запахами моря, дерева и цветов атмосфера острова Сен Линсей или то самое чувство, которое время от времени лишало покоя Яна Маршана. И, в общем-то, бог с ним, с покоем, но отец в таком состоянии умудрился наворотить дел, наломать жизней. А мысль, что и он, Берт, может быть втянут в нечто подобное вдруг страшно испугала его. Роза не должна повторить судьбу Алис Беранже.
– С чего ты взял, что это произойдёт? – спросила сестра у него, когда парень в порыве откровенности поделился мучающими его страхами.
– Думаешь, я не понимаю, как я на него похож? – скривившись как будто от боли, выпалил Берт. – И с каждым годом всё сильней. Я смотрю в зеркало и вижу его…
– Мы оба похожи на него, – подумав немного, проговорила Конни задумчиво и, приблизившись к брату, положила руки ему на плечи. – Но на свете нет второго Яна Маршана и никогда не будет. Как нет второго такого Адальберта Ди Грана.
– Ну-у…вообще-то я Адальберт Ди Гран четвёртый, если судить по нашему генеалогическому древу.
– Поумничай мне тут! – Констанция хихикнула и ущипнула болтливого братца за руку. Тот сдавленно охнул и отпрянул в сторону, потирая место щипка.
Они стояли на балконе той части замка, где жила Конни. Отсюда открывался совершенно потрясающий вид на море. Где-то там, на горизонте, плыло плотное серое дождевое облако, стирая вокруг себя синеву, словно ластик. Совсем как в тот день, когда они прибыли на остров. Вот только теперь туча подступить к брату и сестре не решалась, предпочитая оставаться на безопасном расстоянии. Кажется, Сен Линсей принял новых детей магнолии и вознамерился стать их куполом от бед внешнего мира. Девушка вдохнула полной грудью солоноватый воздух, пришедший с моря. Ветер слегка потрепал волосы, но жару прогнать не смог. В самшитовой роще, захлёбываясь от собственного пения, гремели цикады.
– Второй такой Констанции Ди Гран точно не существует, – произнёс Берт, похоже, обдумав слова сестры. – И вы с этим странным островом, кажется, созданы друг для друга. Нет такой тайны, которую ты бы не разгадала.
– Почему же, есть, – девушка слегка помрачнела. – Я ведь так и не выяснила, кто убил Исидору Совиньи и сжёг Альфреда Диккенса.
– В смысле не выяснила, кто убил Совиньи? Так ведь Диккенс признался перед смертью, что сделал это!
– Чушь, сейчас для Варга удобно всё так трактовать, но я была там. Ни в чём он не признавался, только давил из себя про то, что она чего-то там знала, да упомянул документы. О том, про какие документы он говорил, мы с тобой и так знаем.
– «Горман Аудит», – Берт кивнул и нахмурился. Он знал про маленькую игру в кошки-мышки, устроенную сестрой с Амандин Тенебрис на поминках. Нельзя было сказать, что он остался в восторге от идеи прижимать к стенке эту дамочку, но спорить не стал. Если уж сестрица вошла в состояние маневрирующей валькирии, то на пути стоять опасно. – Но Варга-то про аудиторские отчёты ничего не знает. Ты сама приняла решение это скрыть.
– Да, но что…если документы со смертью Исидоры Совиньи вообще никак не связаны? Ведь сейф в её кабинете был закрыт. Значит, папку могли похитить и раньше, до смерти женщины.
– А как же инсценировка самоубийства? Ты сама говорила, что Альфред Диккенс очень подходит под портрет туповатого убийцы. Он был суетливым и нервным, паниковал и постоянно совершал глупости.
– Говорила. И всё таки кто-то прислал нам ту странную записку с флешкой. И Диккенс сказал, что…этот пожар…Берт, ведь это же была казнь.
– Ты думаешь, что поджог и конверт с видеозаписью – дело рук одного человека? Но кого?
– Не знаю. Может, я просто накручиваю себя. А, может, это псоглавцы устроили? Показали, таким образом, свою преданность Ди Гранам? Макс был на взводе из-за обвинений против брата, а тут ещё я прямо при нём заявила, что Диккенс напал на меня и убил Роуэн. Боже, Варга был прав…это всё моя вина…
– Хватит, – Берт оборвал цепочку размышлений сестры. – Если бы ты не вмешалась, то никто и никогда бы не вступился за честь погибшей бедняжки Роуэн, а Марк Аткинс сел бы в тюрьму за то, чего не совершал.
– Спасибо, конечно, братец. Но разве не ты отговаривал меня от расследования все эти дни?
– Я всегда буду отговаривать тебя, Конни. И всегда буду на твоей стороне. Так уж у нас, Маршанов, повелось.
Плотная стена тумана так и не добралась до берегов Сен Линсей, растаяв в тёплых солнечных лучах. Мир духов и забытых мертвецов отступил, оставив детей магнолии в покое.
До поры, до времени.
