Нелюбимый цвет
(XVI–XXI века)
Позднее Средневековье – эпоха, когда престиж желтого резко падает: в мире символики и художественных образов этот цвет ассоциируется со множеством пороков – завистью, ревностью, лицемерием, лживостью, вероломством, безумием. Тем не менее он еще сохраняет свое место в повседневной жизни и материальной культуре, в особенности в текстиле и одежде. В XV веке европейцы из всех классов общества по-прежнему одеваются в желтое: особенно этот цвет любят женщины, знатные и простые, горожанки и крестьянки. Однако в следующем столетии дело обстоит иначе. Теперь желтый нечасто встретишь в аристократической среде, элегантные дамы больше не мечтают о нем. Желтый утрачивает статус модного цвета. И не вернет его себе уже никогда, даже в XVIII веке, веке Просвещения, который так любил цвета и дробил их на бесчисленные оттенки и нюансы. С началом Нового времени для желтого начинается период не то чтобы полного отсутствия, но необратимого отступления на задний план. Это продлится долго и затронет все общество сверху донизу. С середины XIX столетия для желтого начнется новая фаза отступления, последствия которой ощутимы еще и сегодня: не надо быть особенно наблюдательным, чтобы заметить: в нашей повседневной жизни желтый встречается редко, очень редко, причем во всех странах Европы.
Определить причины этого нелегко. По-видимому, специфическая репутация желтого в мире символики в конце концов ослабила его позиции в мире моды. Как-то неудобно носить на себе цвет, считающийся символом коварства и измены. Кроме того, желтая ткань – если только она окрашена не шафраном, который мало кому по карману, а цервой или дроком – часто придает нездоровую бледность тому или той, кто ее носит. А еще тут, вероятно, сыграла роль нестойкость большинства желтых тонов, как используемых в живописи, так и применяемых в красильном деле. Не то что бы желтые пигменты были химически непрочными, как практически все зеленые, но они быстро приобретали грязноватый оттенок, при некоторых видах освещения сразу теряли яркость, расплывались от соседства с другими цветами и даже при минимальном смешивании быстро теряли цвет. Гете очень четко сформулировал эти недостатки желтого как для художников, так и для красильщиков: «Если в своем чистом и светлом состоянии этот цвет приятен и радует нас и в своей полной силе отличается ясностью и благородством, то зато он крайне чувствителен и производит весьма неприятное действие, загрязняясь или до известной степени переходя на отрицательную сторону». Вероятно, именно поэтому в Новое время желтый стал малопривлекательным цветом, пригодным разве что для крестьян, ремесленников и слуг. А в изобразительном искусстве, особенно в эпоху барокко, желтый часто был вынужден уступать место золотому.
Но есть и другое объяснение того, почему желтый был изгнан из повседневной жизни: это протестантская мораль. Продолжая дело, начатое позднесредневековыми законами против роскоши и предписаниями об одежде, Реформация объявила войну цветам, которые она считала слишком яркими или слишком бросающимися в глаза. Мало-помалу у протестантов во всех областях жизни приоритет будет отдан оси «черное – серое – белое»: такая цветовая гамма несет в себе больше достоинства, чем «папистская полихромия», и она перекликается с недавно появившейся, но стремительно развивающейся цивилизацией черно-белого, которую породили печатная книга и гравюра. Я уже дал подробный анализ хромофобии вождей Реформации, в частности, в моей книге «Черный. История цвета». Поэтому здесь я расскажу только в общих чертах об этом новом цветовом порядке, главной жертвой которого, наряду с красным, стал желтый.
Протестантское цветоборчество, как у лютеран, так и у кальвинистов, прежде всего направлено против убранства храмов и богослужебного ритуала. Для идеологов Реформации и в том и в другом цвет играет непозволительно большую роль: надо либо ограничить его присутствие, либо попросту запретить его. В своих проповедях они, вслед за библейским пророком Иеремией, который осыпал упреками царя Иоакима, осуждают тех, кто строит храмы, похожие на дворцы, «и прорубает себе окна, и обшивает кедром, и красит красной краскою». Главной их мишенью становится красный цвет – в Библии выполняющий роль Цвета как такового, а в XVI веке ставший главной эмблемой роскоши католической Церкви. Но есть и другие нелюбимые цвета – желтый и зеленый: их надо изгнать из храма. И начинается вакханалия разрушения – в частности, уничтожаются витражи. Стены церквей должны стать монохромными – их освобождают от всего лишнего, оголяют камень либо кирпич, росписи забеливают известью или закрашивают однотонными красками, черной либо серой. Цветоборчество идет рука об руку с иконоборчеством.
И все же, хотя христианские храмы внутри постепенно становятся такими же строгими и почти лишенными цвета, как синагоги, наиболее сильное и длительное влияние Реформация оказала даже не на убранство храмов, а на тенденции в одежде. В глазах ее вождей одежда – всегда нечто постыдное и греховное, потому что она связана с грехопадением. Адам и Ева были нагими, когда жили в земном раю, а затем, ослушавшись Бога, были изгнаны из рая; тогда они сшили себе одежду. Таким образом, одежда – символ их проступка, и ее главнейшая функция – напоминать человеку о его греховности. Вот почему одежда всегда должна быть строгой, простой, неприметной, соответствующей климату и приспособленной для работы. Все варианты протестантской морали выражают глубокое отвращение к роскоши в одежде, к румянам и украшениям, к переодеваниям, к слишком часто меняющейся либо эксцентричной моде. В итоге внешний вид протестантов приобрел необычайную строгость и суровость; их отличало полное отсутствие аксессуаров и ухищрений. Идеологи Реформации сами подают пример аскетизма как в своей повседневной жизни, так и на живописных или гравированных портретах. Все они позируют художникам в черной либо темной, строгой, одноцветной одежде.
Яркие цвета, признанные «непристойными», изгнаны из протестантского гардероба; в первую очередь это красный и желтый, но также и все оттенки розового, оранжевого, зеленого и даже фиолетового. Зато в большом ходу темные цвета: все оттенки черного, серого и коричневого. Белый, цвет чистоты, рекомендуется носить детям, а иногда и женщинам. Допускается синий, но только если он тусклый, приглушенный. И, напротив, пестрая или просто разноцветная одежда, которая «превращает людей в павлинов», как выразился Меланхтон в своей знаменитой проповеди 1527 года, – объект ожесточенных нападок. И самые ненавистные из цветов – желтый и красный.
В XVII веке война, объявленная этим двух цветам, выплескивается за пределы протестантской Европы: католическая Контрреформация склонна частично перенять протестантские ценности. В Европе желтому цвету – как, впрочем, и красному – по моральным соображениям уделяют все меньше места, и в одежде, и в обстановке повседневной жизни. По этой же причине о желтом все реже говорится в текстах, а желтые мазки реже появляются на живописных полотнах. Конечно, он не исчезает совсем, но упоминания о нем становятся настолько редкими и скудными, что сделать вывод о его реальной популярности или непопулярности нелегко, а значит, и его историю восстановить труднее, чем историю других цветов. В течение всего периода, предшествующего революции 1789 года, желтый словно играет с историком в прятки.
