Это должно было обозначать ХХ век. Мелвин Баррет задумал написать роман-хронику, лирический эпос, охватывающий все главные и знаковые события ХХ века, ярчайшие факты и биографии самых значимых фигур, Первую и Вторую мировые войны, Русскую Революцию и подъем коммунистического Китая, Ревущие Двадцатые и Сухой Закон, Рузвельт и Мак-Карти, Муссолини и Гитлер, Сталин и Мао, убийства Троцкого и Кеннеди, великий 1968-й и крушение СССР: о, это был великий, небывалый роман, мега-роман, роман романов!

Мелвин Баррет отлично продумал план. Роман начинался похоронами королевы Виктории и победой Англии в англо-бурской войне. Это был конец века XIX – пик могущества Британской Империи, стремительный прогресс, вера в будущее, рост уровня жизни: телефон, железные дороги, пароходы, трамваи, уже возводят небоскребы, и вводят всеобщее образование.

И вот наступил счастливый и такой многообещающий ХХ век! 1901 год, кончается январь. Лондон в трауре, толпы в черных повязках, нескончаемая процессия за королевской каретой: похороны Старой Вдовы, великой королевы, кумира нации, владеющей миром.

Черная карета, вороные кони – и мерным медленным шагом, в шеренгу по пятьдесят, королевские гвардейцы в алых мундирах и мохнатых медвежьих шапках провожают свою императрицу к месту последнего успокоения. Здесь фотографы и репортеры со всего мира. Здесь гремят пушки и медью звенят и рокочут барабанами марши.

О, как переломилась эпоха!.. И тот знаменательный день пришелся на линию перелома меж двух миров. Но люди этого еще не знают. Они не знают, что адмирал лорд Фишер уже пробил идею «Дредноута». Что братья Райт упорно добиваются устойчивого полета для задуманного аэроплана. Что пулемет Максима, показавший себя в Африке, навсегда изменил ход будущих войн – скорых войн! Что через пятнадцать лет германские цеппелины будут бомбить Лондон из-за облаков, отравляющие газы зальют окопы в Европе, и ощетинившиеся огнем бронированные чудовища поползут через них. И никогда, никогда больше не будет счастливого «мирного времени», которое ушло.

Но трудность в том, что каждая точка на карте – в действительности огромный город с массой не просто деталей, но разных жизней и коллизий. Работая над воссозданием всей атмосферы рубежа ХХ века, Мелвин Баррет после колебаний решил затронуть и 1900 год, тем более что вся Америка и Европа именно его наступление праздновали как начало ХХ века, хотя это была именно концовка века XIX, значимая концовка, обозначившая линию перегиба времен: и тогда войска восьми союзных держав оккупировали Китай и штурмом взяли Пекин (через что лет это им припомнится безжалостным доминированием вечной и новой восточной сверхдержавы, великий Китай покоряет мир и стремительно замещает Запад в мировом доминировании), а в Париже под чужим именем умер Оскар Уайльд, в позоре и изгнании: и возникает тема страданий гомосексуалистов, через полвека Алан Тьюринг кончает с собой, вспыхивает драка с полицией в баре «Голубая устрица» в Гринвич-Виллидж, и Американская Ассоциация Психиатров признает гомосексуализм нормой, и радужные флаги реют над парадами гордости, и цисгендерных мужчин-гетеросексуалов, особенно белых, ставят последними в очередь на все блага и привилегии и объявляют врожденными расистами. И это лишь одна из тем! А необходимо придерживаться хронологии (считал Мелвин Баррет).

Там была русско-японская война: миру явила себя новая цивилизация, юный японский флот наголову разгромил русскую армаду – дух бусидо воспарил в мировые выси, вскоре мощная и агрессивная Япония, создавая свою великую Тихоокеанскую Империю, нанесет безжалостный удар Америке и утопит ее флот в Перл-Харборе, а затем сгорит дотла под зажигательными бомбами Токио, и атомные грибы встанут над Хиросимой и Нагасаки, а через двадцать лет японская электроника завоюет мир, и короли автомобилестроения американцы не выдержат конкуренции с дешевыми и на диво выносливыми японскими машинами, Детройт превратится в пустынные трущобы, и все больше японских ученых будет работать и делать открытия в американских лабораториях. А еще император Хирохито, и сэппуку сотен японских офицеров после объявления о капитуляции, и генерал Мак-Артур, и ставший президентом Эйзенхауэр; а как же резня в Нанкине, и победный марш на Сингапур с разгромом англичан, и отставшие в джунглях островов японские солдаты, воевавшие в одиночку еще десятки лет, и битва за Мидуэй, и водружение флага над Иводзимой: флаги наших отцов! ах, уже прадедов…

Мелвин Баррет с трудом добрался до Великой Войны, которая потом станет Первой Мировой, и понял, что с задачей, может быть, и справится… когда-нибудь, если Всевышний продлит его дни… но кажется, что выходит не совсем то, что он намеревался создать. Потому что история всего ХХ века с биографиями выдающихся личностей, с художественным изображением всех (многих!) ключевых сцен, с психологическими портретами и философскими обобщениями, красочными пейзажами и массовыми действиями – это труд томов не менее как на сто. На десять подвижников-трудоголиков, или человек на тридцать нормальных историков. Плюс писатели.

Обычный писатель врет (художественно отображает), и это резко увеличивает скорость писания – ему легче. Но историк обязан все проверять и увязывать факты один с другим – и это съедает все время. А потом измученный многознанием историк пишет сложившийся труд с такой чудовищной корявостью, что прочесть его может только другой историк, воспринимающий чтение источников как схиму, как каторжное ядро, приклепанное непосредственно к мозгу.

Мелвин Баррет споткнулся вот на какой вещи. Причем произошло это уже на триста седьмой странице. Он писал о создателе Римского Клуба и авторе «Человеческих качеств» Аурелио Печчеи. Хотя и близко еще не добрался до 1968 года. Он писал о Юджине Дебсе и создании Социалистической Партии США, то есть благополучно сидел в 1901 году. Но социализм потребовал источников и связей, марксизма и эволюционизма, Германии и Англии, Русской Революции и итальянского фашизма, Франкфуртская школа не могла быть обойдена, ну а там уже борьба за справедливость мирными средствами и во всемирном масштабе. А из Римского Клуба получился Всемирный Экономический Форум, и из всего этого получился глобализм, и этот глобализм снес на хрен великую Америку и забросил Мелвина Баррета, родившегося гражданином Соединенных Штатов Америки, в лесную хижину близ берега северной реки, название которой он боялся сообщать, чтоб никто не донес, не нашел, не конфисковал его рукописи, а его самого не отправил бы в концлагерь на перевоспитание. И вот эта несложная цепь рассуждения, логическая такая удавка, словно тонкая цепочка из нержавеющей стали, накинутая на шею, стала душить его ненавистью к умному и доброму Аурелио Печчеи.

Преуспевший в жизни итальянец взывал к милосердию, к сохранению планеты и заботе о бедных и больных. Но в результате его последователи, поучавшие правительства и ученых, как следует править и к чему стремиться, возомнили себя пророками Истины. История избрала их, с их великим разумом и благородной совестью, чтобы вразумлять как лидеров наций и наук, так и неразумные массы. Для всеобщего блага. А поскольку каждый человек хочет выглядеть получше в собственных глазах, то все оппозиционные партии мира подхватили эту идею глобальной справедливости и равенства на фоне спасения планеты. И правительства быстро взяли на вооружение те же идеи.

В результате все политики стали объяснять свои стремления к желаемым целям исключительно общим благом. Глобальным то есть. В масштабах планеты и всего человечества. И все получилось чудесно! Народы и расы следует перемешать – и всем дать общественных благ поровну. Но поскольку везти блага в Африку и Центральную Азию далеко и трудно (а как там строить благоустроенные города?..) – то пусть из отсталых регионов люди переселяются в страны «золотого миллиарды».

У правительств и олигархов был свой простой интерес: чем разобщеннее и тупее народ – тем легче им управлять к собственной выгоде.

Но. Африканцы и арабы принадлежали к другим культурам с другой ментальностью. Кроме того, согласно тестам на IQ, они были глупее. Это портило идею равенства и справедливости. Исследования о различиях народов и рас следовало запретить. А африканцев и арабов продвинуть повыше по социальной лестнице, чтоб установилось равенство.

Мелвин Баррет написал об этом длинную главу с подробностями и деталями, с портретами действующих лиц и горячими спорами. Но глава эта все не хотела кончаться, а хотела наоборот, призвать к уничтожению этих столь же благонамеренных, сколь зловредных джентльменов.

В результате всей истории ХХ века он, Мелвин Баррет, белый мужчина, гетеросексуал и протестант, физически и умственно здоровый – был теперь превращен в изгоя, шваль последнего разбора, виноватого во всех бедах мира, и скрывался в лесной хижине без интернета и электричества. Воду он набирал из ручейка в сотне шагов, а за елью с раздвоенной верхушкой оборудовал сортир.

Вот так он отложил на неопределенное время великий мега-роман «ХХ», что означало «ХХ Век», и принялся за другой роман. Он по-прежнему мечтал написать великий исторический роман, который на широком полотне времен и стран покажет и объяснит, за каким хреном он, Мелвин Баррет, здесь очутился.

Этот роман вместе с «ХХ» и «XXI», который он задумал, должен был составить эпопею-трилогию, и назывался он: