Ничто не вечно под луной
Рассматривая функции инвективного словаря, нельзя не заметить их неодинаковую значимость. Одни из них, определяя самую сущность инвективного общения, присутствуют чуть ли не в каждом случае, в комбинации с менее существенными. Другие функции возможны только изредка, в особых ситуациях.
Характерно, что функции, исключительно важные столетия тому назад, сегодня могут стать малосущественными или вовсе сойти на нет.
Заметно утратила свои позиции «инвективная дуэль». В своём первозданном виде она фиксируется сегодня главным образом у отсталых племён Азии и Африки. Однако очевидно её родство с «инвективой как искусством», а эта последняя процветает в некоторых социальных подгруппах, прежде всего в криминальных. Правда, похоже, что в русской традиции дело скорее ограничивается заучиванием наизусть длинного ряда непристойностей, чем действительно творческим подходом, характерным для прошлого.
Перерождаются и некоторые другие функции. Такова традиция поношения, которая помогает двум армиям или враждебным группировкам довести себя до требуемого возбуждения. Прямые устные поношения двух противоборствующих сторон сегодня менее популярны, однако предшествующая войне кампания обливания грязью противоположной стороны с помощью средств массовой информации – обычная практика в самых цивилизованных обществах. Соответствующие примеры легко встретить в современном Интернете. Или в телевизоре.
Некоторые функции инвективы появляются на довольно короткое время, например, инвектива как символ сочувствия угнетённым классам.
Безусловно, уменьшилась роль инвективы как оберега. Однако на бессознательном уровне восприятие непристойностей или непристойного поведения с этой целью возможно и сегодня.
Божба, упоминание нечистой силы и тому подобное приобрели в основном междометный характер. Однако требование религии не упоминать имени Господа всуе свидетельствует о том, что даже такие мягкие выражения, как «Ну тебя к богу!» и даже «Ей-богу!» нельзя безоговорочно считать чистыми междометиями. Сравним у Мандельштама:
«Господи!» – сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
В некоторых национальных культурах заметно сократилась роль инвективы как средства демонстрации половой принадлежности. Попросту говоря, женщины начинают сквернословить, не уступая мужчинам. Из газет:
Атмосфера наших обыденных человеческих взаимоотношений перенасыщена грубостью […] на улице норма, когда женщина говорит другой женщине, случайно заслонившей ей витрину, непристойные слова, норма, когда матерятся дети октябрятского возраста…
Даже учитывая, что автор несколько сгустил краски (всё-таки о подобной «норме» говорить пока рано), следует отметить, что и в самом деле такое поведение женщин и детей начинает шокировать всё меньше и меньше.
Нечто подобное отмечается в англоязычных культурах и некоторых других. Можно предположить, что этому в немалой степени содействует общее сокращение рождаемости и отрицательное отношение общества к многодетности в развитых странах: такое изменение общественной морали уравнивает женщин и мужчин в том смысле, что женщинам теперь труднее утвердить свою женскую природу.
Охранительная функция инвективы в своём первозданном виде, безусловно, вышла из употребления в большинстве национальных культур. Однако и здесь всё не так просто: общеизвестно, что здоровая критика всегда способствует развитию, совершенствованию явления, а не его гибели. Можно считать, что эта функция всё же сохранилась, хоть и в изменённом виде. Именно поэтому западноевропейские политические деятели нередко предпочитают не обижаться даже на очень злые карикатуры или анекдоты, направленные против них. Их главное пожелание редакторам газет и журналов: «Пишите что угодно, только, главное, не переврите мою фамилию!» редакторы, в большинстве, именно так и поступают, правда, грубая инвектива в таких случаях редка.
Функция инвективы, о которой можно говорить как о «набирающей очки» – междометная. Инвективизация речи увеличивается, в результате резкость инвективы стирается, девальвируется, а значит, она превращается в междометие, эмоционально насыщенное восклицание.
