Бледная луна пожелтела, уходя за горизонт. На ветвях деревьев, предвкушая скорый рассвет, защебетали ранние пташки.

У Мишель было странное ощущение, что она плохо ориентируется в пространстве, словно выпила слишком много вина, хотя это было не так; что пол веранды покачивается под ногами, словно корабельная палуба, хотя это было не так; что она спит наяву, хотя она сомневалась, что когда-нибудь сможет уснуть снова.

– Вот что я думаю, – вещал Эд Харкенбах из кресла-качалки. – В том мире я боюсь путешествий между мирами еще сильнее, чем здесь, гораздо сильнее. Тот Харкенбах не способен воспользоваться ключом даже для того, чтобы сбежать от Фолкерка. Но и не может заставить себя уничтожить последний оставшийся ключ.

– Почему не может? – спросила Мишель. – Почему, раз он не собирается его включать?

– Из гордости. Из самолюбия. Если он – это я, смею предположить, что я неплохо его знаю.

– Не сказала бы, что вы похожи на гордеца.

– Я скрываю свою гордыню за ширмой обаяния и экстравагантности. Однако, с оглядкой на успех проекта «Магистраль Эверетта», я считаю себя человеком, равным Эйнштейну. Разве что не ношу роскошных седых усов.

– Возможно, так оно и есть. И это серьезный повод гордиться собой.

– Не возможно, а точно. Как бы то ни было, я никогда не уничтожу тот ключ, что лежит у меня в кармане, даже если настанет тот день, когда мне будет страшно его включать. Думаю, в том мире такой день уже настал. Предположу, что тамошний Харкенбах сдружился с Джеффи – так же как я сдружился с вами – и отдал ключ ему на хранение, после чего сбежал из Суавидад-Бич. Себя-то я знаю неплохо, но с вашим мужем незнаком. Скажите, у него появилось бы искушение воспользоваться ключом?

Да, Джеффи обожал фэнтези, любил взять книгу и пуститься в странствие по вымышленному миру. Но путешествовать он предпочитал, сидя в кресле. Разумеется, он мечтал о всамделишных приключениях, но такой домосед вряд ли отправится в джунгли Борнео или на склоны Эвереста.

– Появилось бы, – сказала Мишель. – Но он никогда не стал бы рисковать жизнью Эмити. Он мечтатель, но в то же время ответственный отец.

– Не исключено, что он был вынужден воспользоваться ключом по некой неизвестной нам причине. Как бы то ни было, Фолкерк узнал, что ключ у Джеффи, и пытался его найти, пока мы не объявились на веранде.

Сияние на востоке из розового становилось светло-красным.

Первые лучи утреннего солнца были символом надежды, напоминанием, что, несмотря на все зло, творящееся от одного полюса до другого, мир дожил до рассвета.

Так однажды сказал Джеффи. В тот день Мишель решила, что ее музыкальная карьера – мертворожденное дитя, что она умерла задолго до того, как Мишель поняла, что на этом поприще ей ничего не светит. Это было девять лет назад. У Джеффи и Эмити в запасе были еще два года жизни. Мишель тогда посмеялась над ним, назвала его неисправимым оптимистом и добавила, что днем мир неуклонно катится к закату.

Ей хотелось верить – и она верила, – что, несмотря на склочный характер, она отличается от эгоистичной Мишель из другого мира, что здесь, будь Джеффи и Эмити живы, Мишель никогда бы их не бросила. В обеих вселенных Мишель была честолюбивее Джеффи. По крайней мере, она так считала, но потом, спустя годы после их гибели, до нее дошло, что Джеффи тоже был честолюбив, но по-своему. Просто они с Мишель мечтали о разном. Она стремилась к славе и богатству, была уверена, что деньги и всеобщее внимание сделают ее счастливой. Джеффи же находил счастье во всем, что любил, а любил он бакелитовые радиоприемники, постеры ар-деко, фэнтези-романы, жену и дочь.

Теперь же, когда небо просветлело и мир двинулся в сторону очередной ночи, Мишель задумалась о чуде мультиверсума, где всякий раз, когда что-то идет наперекосяк, найдется вселенная, в которой все прошло как надо. Трагедия – не повод отказываться от надежды, и совсем необязательно быть неисправимой оптимисткой, чтобы осознать эту простую и прекрасную истину. Мишель вскочила с кресла и заявила:

– Мы обязаны им помочь.

– Кому? – Эд притворился, что ничего не понимает, но не сдержал лукавой улыбки.

– Им нельзя оставаться в том мире. За ними вечно будут охотиться агенты правительства и другие темные личности. Нужно найти их и переправить сюда.

– Именно это я и хотел предложить. – Эд поднялся на ноги.

– Что конкретно, мистер Эйнштейн? И кстати, где ваши роскошные усы?

– Ну, – сказал Эд, – для начала нужно переместить их в этот мир.

– В таком случае вперед! – Мишель схватила его за руку. – Отправляемся к ним на помощь. Прямо сейчас.

– Не так быстро, дорогуша. Тот Фолкерк мертв, но его подчиненные живы и весьма опасны. Нужно изменить нашу внешность. К тому же, если мы окажемся на той веранде, нас неминуемо схватят. Поэтому сделаем так: возьмем вашу машину, поедем в город, найдем неприметное место, телепортируемся и посмотрим, что можно сделать.

– Но как мы их найдем, если даже у Фолкерка это не получилось?

– Пока не знаю. – Эд открыл входную дверь и жестом пригласил Мишель войти. – Будем полагаться на фактор Эда.

– Что за фактор Эда?

– Рядом со мной всегда что-нибудь да происходит.