Эмити стояла в самом центре темной комнаты, прислушиваясь к воплям дронов и топоту роботов за окном, стараясь расслышать подозрительные шумы в здании гостиницы, и тут ее словно молнией ударило. Недавно они с отцом выяснили, что из-за разбитого окна в коридоре петли на дверях проржавели (сказался многолетний контакт с соленым морским воздухом), и сейчас Эмити снова услышала характерный скрип шарниров. Кто-то или что-то, робот или целый отряд роботов, начало обыск четвертого этажа.

В каждом крыле главного коридора было по тринадцать дверей. Эмити находилась в комнате, расположенной в середине восточного крыла. Если обыск начали с восточной стороны, преследователям предстояло заглянуть в шесть комнат, прежде чем они обнаружат девочку; если же они продвигаются с запада, у Эмити в запасе целых девятнадцать комнат. Таков был папин план: идеальным не назвать, но ничего другого в подобной ситуации не придумаешь. Оставалось лишь отсрочить неизбежное, выиграть время для возвращения в родной мир. И этот план сработал бы, но Эмити испугалась, отпустила папину руку и все запорола.

Она снова услышала металлический скрежет: открылась вторая дверь, за ней третья. Хотя считать двери бессмысленно: ведь непонятно, с какой стороны начали обыск, с восточной или с западной.

Отец подпер дверь стулом, но это не лучшая защита от мощных механизмов, заполонивших улицы. Эмити не видела смысла прятаться в ванной, за шторами или под кроватью: искусственный интеллект не преминет заглянуть во все потайные уголки. Не дурак же он, в конце концов.

К этому времени отец уже должен был вернуться. Они хлопнулись бы ладошками, обнялись и сбежали из этого мира. Очевидно, его что-то задержало, но Эмити была уверена, что его не остановить. Папа будет здесь с секунды на секунду.

Она дрожала – руки, голова, все тело, ну прямо как старушка, честное слово, – и злилась на себя за то, что не может совладать с дрожью. В голове не укладывалось, что Эмити может дрожать с такой силой, пусть даже в семидесяти семи мирах от дома и в паре минут от встречи с роботами-убийцами.

Эмити казалось, что тьма окутывает ее, будто саван. Толку от темноты никакого, поэтому, услышав, как заскрипела очередная дверь, Эмити включила фонарик и поводила лучом по комнате: мало ли, вдруг здесь есть где спрятаться.

Вот встроенный шкаф, но роботы обязательно ее проверят, а рядом еще одна дверь с ручкой-защелкой, но куда она ведет? Может, за ней еще один шкаф? Вряд ли, на дверцу шкафа не поставили бы такой замок. Эмити открыла дверь и с удивлением обнаружила за ней еще одну.

Отец не очень любил путешествовать. Они с дочерью останавливались в отелях лишь пару раз, поэтому Эмити не очень-то разбиралась в планировке гостиничных номеров. Снаружи все они выглядели одинаково, да и внутри почти не отличались друг от друга. Опыт – хоть и весьма скудный – подсказывал, что сюрпризов в таких комнатах не бывает.

Однако две прочные двери в нескольких дюймах друг от друга выглядели в высшей степени необычно и даже обнадеживающе – особенно в глазах девочки, ищущей, где бы спрятаться, как бы найти потайной путь, ведущий к свободе. На внутренней стороне первой двери не было ни ручки, ни замка. На второй двери – такая же картина. Поняв, что открыть ее не получится, Эмити снова упала духом.

Скрип-скрип-скрип. Ржавые петли скрипели все громче, враги приближались. Делать было нечего. В отчаянии, но с надеждой, с отчаянной надеждой Эмити налегла на вторую дверь. Наверное, с той стороны она закрыта на щеколду, так что Эмити обречена: она умрет в этой комнате под номером 414. Однако в жизни, как и в книгах, бывают моменты, когда ты, взвесив все за и против, понимаешь, что вот-вот случится непоправимое, но ошибаешься и в темном царстве появляется луч света. Оказалось, вторая дверь была не заперта. Она открылась.

Эмити пронзила темноту лучом фонарика, ожидая увидеть потайную лестницу, ведущую в какой-нибудь роботонепроницаемый редут, где повстанцы готовят мятеж против всемирной тирании искусственного интеллекта, но за дверью был еще один гостиничный номер, 412-й или 416-й. Само собой, Эмити слышала выражение «смежные комнаты» и знала, что оно означает, но никогда не думала, что между такими комнатами бывают двойные двери.

Короче говоря, во мраке отчаяния объявился светлячок надежды, вспыхнул и пропал, но Эмити ухватилась за последнюю соломинку: в этой комнате обязательно должна быть потайная лестница. Однако вместо спасительных ступеней девочка увидела робота о шести ногах: тот, щелкая и шипя гидравлическими суставами, выскользнул из темноты, повернул жучиную голову и уставился на фонарик ядовито-зелеными глазами, каждый размером с блюдце.

Эмити не закричала, и вовсе не потому, что ей хватило храбрости не закричать. Вместо крика она издала тоненький писк – и-и-и-и-и, – в точности как белая мышь. Это было двойное унижение: во-первых, Эмити не сдержала крика, а во-вторых, даже закричать толком не смогла, повела себя как растение мимоза или как идиотка-принцесса, не умеющая выразить свои эмоции даже перед лицом неминуемой смерти. Как ни странно, это унижение вывело ее из паралича и придало ей мужества. Попятившись, Эмити захлопнула дверь и повернула защелку, после чего отступила к центру комнаты и стала ждать, что робот разобьет эту предательскую дверь в щепки, сорвет ее с петель, испепелит лазером или уничтожит каким-нибудь другим способом, которым роботы уничтожают двери между смежными комнатами.

Ее снова трясло, колотило так сильно, что луч фонарика метался по комнате, словно фея Динь-Динь на амфетаминах, но она хотя бы не плакала. И не заплачет. Когда мать ушла и не вернулась, ты сперва плакала, а потом перестала, потому что плакать бессмысленно. А если ты смогла не плакать, когда мать бросила тебя навсегда, то в любой ситуации сумеешь сдержаться, сумеешь не дать волю слезам. Этот мир, похоже, нуждался в человеческих слезах, но черта с два он их получит.

В любом случае человек существует во множестве параллельных миров. Умерев в одном, он остается жив в других. Здесь Эмити, скорее всего, умрет, но в остальных мирах ей еще жить и жить. Таких миров великое множество, и девочек по имени Эмити великое множество, и все они умрут одна за другой, пока во всем мультиверсуме не останется ни одной девочки по имени Эмити, но это случится не скоро, очень не скоро. И она, пожалуй, не первая Эмити Колтрейн, обреченная на смерть. Наверняка она уже умирала в других мирах. Дети не застрахованы от смерти. Эмити прекрасно это знала. Даже в сказках дети мрут как мухи. У Андерсена, к примеру, девочка со спичками замерзла до смерти, а девочке в красных башмачках отрубили ноги, а позже у нее разорвалось сердце. В этом мире Эмити умрет, но останется жива в другом – там, где первым умрет ее отец, а потом одинокий Джеффи будет путешествовать по параллельным мирам, пока не найдет одинокую Эмити и они снова не будут счастливы.

В запертую дверь ударил металл. Эмити слышала, как треснуло дерево, но оборачиваться не стала.