Папа обожал всякие старинные штуковины: статуэтки Деметра Чипаруса, керамику Клариссы Клифф, постеры ар-деко и, конечно же, автомобили всевозможных древних фирм – «корды», «такеры», «оберны» и «грэмы». А еще «форды» тридцать шестого года и «кадиллаки» сорокового, ну и все такое прочее. Дорогой коллекционный экземпляр был ему не по карману, но у него целый шкаф был забит книжками и журналами про эти машинки.

Время от времени в журналах попадались концепт-наброски или карикатуры на транспорт будущего: сядешь в такое чудо техники – и полетел прямиком на Луну. Машина на подъездной дорожке Боннеров была как раз из таких: приземистая, обтекаемая, сплошь состоящая из изогнутых линий. Таких машин Эмити никогда не видела. Агрегат был бесшовный, словно его не собрали из деталей, а отлили целиком. Ни ручек на дверцах, ни отливов, ни крышки бензобака. Окна, похоже, были из того же материала, что и кузов. Фонариком они не просвечивались, но Эмити решила, что, если смотреть изнутри, все будет прекрасно видно.

Отец направился к машине, и Эмити последовала за ним. Спереди не было ни решетки радиатора, ни других отверстий, а фары и поворотники – если они, конечно, здесь имелись – были установлены заподлицо с корпусом и сделаны из того же материала, что и весь остальной автомобиль.

– Номерного знака нет, – сказал папа.

– И зеркал заднего вида тоже, – добавила Эмити.

– И крышки капота.

– Может, это вообще не машина.

– Ну как не машина, когда машина, – сказал папа.

– Может, она вообще не ездит, а летает.

Эмити было не по себе. Ей казалось, что в салоне кто-то есть. Сидит и смотрит на них сквозь светонепроницаемое ветровое стекло.

Нет, это вряд ли. Если там кто и есть, этот человек мертв, причем уже давно. Сгнил или превратился в мумию. Весь этот район был похож на кладбище. И на западе огней тоже не было, а значит, Суавидад-Бич опустел, все жители из него ушли, и это в лучшем случае, а в худшем улицы города завалены трупами.

Папа провел рукой по крылу автомобиля:

– Смотри, никакой пыли. Словно его помыли час назад.

Эмити пошарила лучом фонарика по подъездной дорожке. Асфальт был усыпан сухими листьями и прочим мусором, сквозь трещины пробились сорняки. Если на машине недавно ездили, растения должны быть примяты, а листья раскрошены, но ничего подобного.

С кроны дуба упал сухой лист, за ним другой. Оба опустились на капот – если, конечно, это был капот, – и их тут же как ветром сдуло, вернее, двумя ветрами, потому что листья разлетелись в разные стороны, хотя ночь была не только кромешно-темной, но еще и совершенно тихой.

– Эта штуковина отталкивает любую грязь, – сказала Эмити. – Самоочищается.

Чтобы проверить эту гипотезу, отец нагнулся, взял пригоршню овальных листьев и бросил их на капот. Все они отскочили от гладкой поверхности, пронеслись мимо них с Эмити, словно рой жуков, и осыпались на асфальт.

– Не понимаю. – В голосе папы слышался испуг. – Такая технология опережает нашу лет на тридцать.

– Считай, в книжке Брэдбери очутились, – кивнула Эмити.

Брэдбери был одним из любимейших ее фантастов.

Отец помотал головой:

– Но Эд пишет, что при перемещении из одного параллельного мира в другой ты всегда попадаешь в одно и то же время, до минуты, даже до секунды. Путешествовать в прошлое или в будущее невозможно. Только вбок. Эд описал это четко, ясно и весьма убедительно.

И папа, и Эмити прекрасно знали, что ученые часто ошибаются. Гораздо чаще, чем оказываются правы. В конце концов, они всего лишь люди. Эмити была начитанная девочка, и читала она не только фэнтези-романы, в истории тоже неплохо разбиралась, и ей известно было, что научные постулаты трехсотлетней, столетней, да что там, даже пятидесятилетней давности зачастую не вызывают ничего, кроме улыбки.

Но здесь не до смеха. Если они с папой не просто переместились из одного мира в другой, но еще и запрыгнули в будущее, не исключено, что они вернутся в родной мир лет на десять – а то и на сто! – позже, чем нужно.

Эмити изо всех сил старалась сохранять позитивный настрой, не пускать в голову мрачные мысли, ведь от них один вред и никакой пользы, но все же сказала:

– Похоже, нам пипец.

– Никакой нам не пипец, – произнес отец, глядя на дом Боннеров.

– Нет, пипец, – настаивала Эмити.

– Попрошу не пользоваться этим выражением. Оно грубое.

– Не самое грубое из тех, что приходят на ум.

Услышав свой голос, Эмити тут же пожалела о сказанном. Тон у нее был склочный, как у девочки-подростка перед месячными. Наверное, из-за сильного испуга.

– Согласен. Но все равно следи за языком.

Он долго смотрел на дом. Пожалуй, даже слишком долго, если учесть, что вокруг была ночь и в ней таились черт-те какие ужасы. Так смотрят на полузасыпанную песком пирамиду в египетской пустыне, на загадку, окутанную тайной. Наконец он повернулся к Эмити:

– В общем, слушай. Давай условимся, что это не будущее. Просто здесь технологии развивались гораздо быстрее, чем на первичной Земле. Ученые сделали все нужные открытия гораздо раньше, одно зацепилось за другое, и пошло-поехало.

Хотелось бы надеяться, что это так, иначе вернешься на первичную Землю, а Джастин Дакота – в будущем из него, кстати, получился бы неплохой муж – уже девяностолетний старик с кардиостимулятором и механическими коленками.

– Пап, но, если у них здесь такие машины, в доме должно быть полно крутой техники – такой, что мы никогда не видели.

– Наверное, она там и есть. Под залежами мусора. Мы же сразу ушли, даже толком не осмотрелись.

Может, оно и так. Возвращаться в дом Эмити не хотелось. Нечего там смотреть. В их мире у Боннеров симпатичное жилище, а здесь – уродливые викторианские развалины прямиком из рассказа Эдгара По. Так и ждешь, что этот дом вот-вот засосет в трясину или наполнится людьми в масках и карнавальных костюмах, пережидающими нашествие Красной Смерти, хотя все уже позаразились и кровь хлещет у них изо всех дыр.

– Ну ладно, – сказал отец. – Нам пора. Пойдем в город, поищем место, откуда можно вернуться на первичную Землю – туда, где нас не встретит Фолкерк со своей армией.

Когда они шагали по переулку, в небе, словно острия ножей для колки льда, мерцали звезды, а лунные кратеры были похожи на глаза, следящие за путешественниками из-за дубовых крон. Свернув на улицу Полых Дубов, Эмити увидела, что все четыре прилегающих переулка пусты, если не считать нескольких брошенных автомобилей – таких же футуристичных, как и тот, что стоял на подъездной дорожке Боннеров. Дубы здесь росли пореже, и луна – бледная, рябая, равнодушная, – казалось, движется по небу, не спуская с Эмити своих глаз-кратеров.