Мужчине было за семьдесят. Жилистый старикан: в молодости, наверное, увлекался футболом и ходил в спортзал. Он по-прежнему выглядел весьма внушительно, словно здоровенный пикап, намотавший четверть миллиона миль, но все еще способный выкорчевать дерево, если не порвется буксирная цепь. С такой копной белоснежных волос и вишнево-красным шнобелем он мог бы играть роль Санта-Клауса – не понадобился бы даже огромный накладной живот, – но в тот момент был похож на самого Сатану: глаза навыкате, лицо перекошено, зубы оскалены, словно он вот-вот начнет кусаться. Патриот, наверное. Или боится, что его лишат пенсии, если он упустит врагов народа. Старик схватил Эмити за плечо, а когда девочка попыталась вырваться, другой рукой стиснул ей горло.

Спрыгивая со стены, Джеффи крикнул:

– Щелкунчик! Давай-давай, Щелкунчик!

Пора было напомнить дочери, как положено вести себя со злоумышленниками (и воображаемыми, и вполне реальными), чьи темные помыслы – худший кошмар любого отца.

Но напоминать не было нужды, поскольку Эмити уже врезала нападающему коленом в пах. Старик, содрогнувшись, выпустил ее горло. Эмити ударила снова, на сей раз посильнее, и красная физиономия патриота-пенсионера вмиг сделалась серой, в точности как его шерстяная кофта. Он согнулся пополам, схватился за расшибленные гениталии, пошатнулся вправо-влево, а затем назад, словно разучивал сложное танцевальное па, но без особенного успеха. Наконец он уселся на землю с видом человека, впервые в жизни осознавшего, что гнев Божий – это не шутки.

Розовая кофта старушки прекрасно подходила к светло-голубой блузке и таким же слаксам с розовым ремнем. Женщина выглядела весьма нарядно, но лицом напоминала ведьму, готовую наслать на врагов эскадрилью летучих обезьян. Глаза ее пылали от ненависти. Применить «щелкунчика» ей не позволил бы артрит, но в этом не было необходимости, ведь у нее имелась штыковая лопатка с трехфутовым черенком. Старушка замахнулась на Джеффи, явно собираясь резануть его острием или сперва оглушить плоской стороной, а потом, когда он растянется на траве, перерубить ему шею.

Имея дело со столь пожилым противником, ожидаешь, что атака будет свирепой, но скоротечной: три-четыре удара лопаткой, не больше, ведь после этого дряхлое тело напомнит о многотрудной жизни болью в суставах. Старушка, однако, без устали размахивала своим оружием. Джеффи то приседал, то пятился, и лопатка, рассекающая воздух – вжух, вжух! – казалась ему не менее смертоносной, чем обоюдоострый меч. Громкоговоритель продолжал призывать законопослушных граждан к оружию, а розово-голубая гарпия, не переставая орудовать лопаткой, изрыгала слова, разительно контрастирующие с ее нарядом: «Ты, гад, говноед, предатель, урод!» – и выглядела точь-в-точь как почтенная бабушка, остро нуждающаяся в помощи экзорциста.

Дедушка тем временем лежал на боку в позе эмбриона, поскуливал и сожалел о том, что родился на свет. Схватив ведерко с несколькими дюймами воды и десятком свежесрезанных роз, Эмити запустила им в старушку. Цветы высыпались на траву, вода расплескалась.

Войдя в контакт с черепом лопатоносицы, ведро издало звук, какой бывает, если ударить в колокол – из тех, что поплоше и подешевле. Старушка пошатнулась, но сознания не потеряла. Выронив свое оружие, она отошла к поилке для птиц и оперлась на нее обеими руками, словно у нее вдруг случился приступ головокружения.

Эмити взглянула на отца и усмехнулась. Это была даже не усмешка, а маниакальная ухмылка. Ухмыльнувшись в ответ, Джеффи схватил лопатку и забросил ее за стену, в соседний двор – туда, где мужчина с раздробленной коленной чашечкой до сих пор отдыхал на дне пустого бассейна и, наверное, проклинал тот миг, когда решил спасти нацию от врагов народа и очертя голову бросился навстречу испорченному здоровью.

Джеффи чувствовал странное оживление, эдакий мотивирующий задор. Приятно осознавать, что перед лицом смертельной опасности они с Эмити – совсем как персонажи из фэнтези-романов – проявили смекалку и какую-никакую компетенцию. Парень, зарабатывающий на жизнь починкой старых радиоприемников и жалеющий, что не родился лет на сто раньше, парень, которого бросила жена, парень и его маленькая дочь, которая к тому же ростом не вышла, – оба сумели выжить и не попасть в плен, хотя еще немного, и враг схватил бы их, схватил бы и заковал в тяжелые цепи. Вот это отвага! Вот это боевой дух! Джеффи понял, что у них все получится. Они сумеют вернуться из этой мрачной Америки в свой родной и гораздо более приветливый мир.

Отпрянув от поилки, гарпия бросилась к Эмити с таким видом, словно собиралась вырвать ей глаза. Джеффи метнулся наперерез, схватил женщину за вязаную кофту, развернул лицом от себя и толкнул так, что старушка завалилась на клумбу красных и фиолетовых первоцветов. Раньше он и подумать не мог, что способен так грубо обойтись с женщиной – более того, женщиной, которая ему в бабки годится, – но также не предполагал, что жизнь сведет его с гордой гражданкой полицейского государства, готовой убивать за свои убеждения.

– Ты слонс! – заявила Эмити.

На мгновение Джеффи и впрямь поверил, что он «самый лучший отец на свете» и дочь за ним как за каменной стеной. Страх его ни в коей мере не поуменьшился, но самоуверенность заметно выросла – пожалуй, даже до опасных размеров.

Между этим и следующим участками не было каменной стены вроде той, которую они с Эмити одолели всего лишь минуту назад. Была железная сетка, а перед ней – заросли барвинка, камнеломки, пахистахиса и хориземы. Не успел Джеффи задуматься, стоит ли перебираться на соседний двор, как за сеткой появились двое полицейских. У одного в руке был пистолет.

Старик, завывая, пытался встать на ноги, а жена его плевалась лепестками примулы.

В конце участка была ограда с калиткой, а за ней – переулок. В переулке стоял черный фургон.

Бежать на улицу тоже было нельзя: там колесил автомобиль с громкоговорителем, предупреждающий местное население о нашествии врагов народа.

Из фургона начали выбираться люди в черном. Полицейские в соседнем дворе бежали к металлической сетке. По затянутому тучами небу прокатился далекий раскат грома.

Джеффи схватил Эмити за руку и помчался по дорожке через английский сад, через патио, где стояли белые кованые скамейки и висели белые кашпо с цветущими фуксиями, к задней двери дома. Нужно было спрятаться, всего лишь на четырнадцать секунд. Достать ключ, запустить его и вернуться домой.

Они вбежали в дом. Джеффи захлопнул дверь и задвинул засов.

– Куда? – спросила Эмити, затаив дыхание.

– Наверх, – ответил Джеффи. – Они же не знают, что мы просто телепортируемся отсюда. Сначала будут обыскивать первый этаж, так что времени должно хватить.

– Вот бы здесь не было злой собаки, – с тревогой заметила Эмити, когда они направились к двери, определенно ведущей в коридор.

– Не будет здесь злых собак, – пообещал Джеффи, толкнув дверь (та открывалась в обе стороны).

Собаки действительно не было, но в прихожей обнаружился самый неприятный член этого семейства.