Я сидела в своем кабинете, горбясь над клавиатурой, и мрачно смотрела в монитор, пытаясь разумно составить рабочее расписание на следующий месяц. Все девяносто четыре волонтера требовали, чтобы их смены не приходились на ночные часы, и угодить желаниям всех и каждого не было никакой возможности.

Выглянув в открытую дверь, я окинула взглядом зал, где работала дневная смена. Кевин, Санджай, Зои и Джоэлла сидели в своих выгородках; половина отвечала на звонки, а вторая заполняла свободное время чтением журналов и электронных книг.

Прошло уже больше недели с тех пор, как у меня в последний раз нашлось время присоединиться к ним, и я ужасно тосковала по чувству предвкушения следующего звонка. Я была очень занята, к тому же стала намного осторожнее после победы над Райаном и Джонни, но мне не терпелось найти нового кандидата. Однако с тех пор как руководство головного офиса предложило мне должность менеджера филиала, которую прежде занимала Джанин, основная часть моего времени была посвящена скучным административным задачам.

На губах у меня появилась улыбка: я сидела в кресле Джанин, облокотившись на ее стол, и вместо составления расписания вынимала пинцетом для бровей из ее клавиатуры неподдающиеся крошки от безглютеновых бисквитов. Если б она видела меня сейчас, то перевернулась бы в гробу, куда я ее загнала.

За моим филиалом нынче наблюдали гораздо пристальнее, чем когда-либо прежде, и по отнюдь не радостным причинам. Сначала убийство Джанин прямо в здании, затем ее посрамление как главы филиала – когда вскрылось, что она перевела деньги с благотворительных счетов на свои личные счета, в том числе и на тот, с которого платила за азартные игры в сети. Когда было начато расследование, о ее воровстве узнали все благодаря «анонимному» осведомителю. Вскоре табличка с именем была втихомолку отвинчена от наружной стены. Я сама сделала это, я, испортившая репутацию Джанин.

«Больше некуда» потеряла общественное доверие, так что количество звонков резко упало – как и число пожертвований. Поэтому вполне разумно было попросить меня занять место главы. Я была отважной волонтеркой, пережившей два нападения сумасшедших братьев, которые также избрали своей целью мою дочь и сына-инвалида. Я во всеуслышание простила их, и альтруизм сделал меня иконой милосердия и выставил в самом положительном свете.

Остальная команда была довольна моим продвижением – в том числе и Мэри, старейшая волонтерка и моя бывшая наставница. Я сообщила ей о повышении по телефону, поскольку она все еще не вернулась в офис: слишком тяжелым оказался шок от убийства Джанин. Мэри по-прежнему винила себя за то, что не предотвратила это убийство и не наблюдала за роковым визитом Райана через видеокамеры, – несмотря на то, что именно я сказала ей, будто он давний друг Джанин. Я с радостью позволила Мэри нести груз вины – столько, сколько ей будет нужно.

Сигнал телефона уведомил, что рабочий день заканчивается. Полтора часа спустя я шла по улице к нашему дому, неся пакеты, набитые продуктами; ручки впивались в ладони.

Иногда я ловила себя на том, что рассеянно окидываю взглядом улицу, надеясь увидеть Олли. Он всегда боялся Тони, поэтому, вместо того чтобы позвонить в дверь, часами слонялся поблизости, ожидая, пока я выйду из дома или появлюсь рядом. Я скучала по нему, но слова Джонни продолжали преследовать меня.

Я была совершенно уверена, что Олли и Дэвид являлись абсолютно разными людьми – до нынешнего момента, потому что, когда как следует подумала, поняла, что их голоса были одинаковыми, как и жизненные обстоятельства. Дэвид потерял всякую надежду, когда его жена была убита тремя мужчинами, вломившимися в дом; мать Олли умерла от его собственной руки, пока трое мужчин, которым она намеревалась сдать нас «в аренду», торчали в дверях. Или это тоже ложь? Неужели то, что я помнила о жизни в доме Сильвии, так сильно отличалось от настоящих событий?

Вероятно, в последнее время память снова начала играть со мной шутки, подсовывая противоречивые картины того, что я считала правдой. Неожиданно всплыло глубоко похороненное воспоминание полуторалетней давности – о разговоре с Олли. Он сказал, что с него достаточно, что он устал бороться; и хотя то же самое Олли говорил и прежде, я поняла, что на этот раз он искренен. Он хотел моей помощи в смерти, но боялся и не хотел уходить один – и именно тогда в сценарии появилась Шарлотта.

Потом я вспомнила, как видела его в последний раз: он пришел в мой дом, чтобы помыться, и я помогла ему. Дала старый костюм и рубашку Тони, снабдила одноразовым телефоном и достаточной суммой, чтобы он мог купить билет на поезд до Восточного Сассекса, а потом взять такси. Он выглядел невероятно красивым.

Потом я увидела, как стою одна на автобусной остановке после похорон Шантель, а потом – у стойки регистратуры в больнице, споря с врачом, поступал ли к ним такой-то пациент. Так вот почему я не была на похоронах Дэвида! Не потому, что мне было слишком грустно видеть их, а потому, что его никогда не существовало.

Сердитый гудок машины вернул меня к реальности, и я обнаружила, что стою посреди дороги. Тело покрылось холодным потом, и я поспешила укрыться в безопасности своего дома.

– Привет! – крикнула я, открывая входную дверь и извлекая ключ из замка. Перед этим я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. – Кто-нибудь поможет разложить покупки?

Упоминание о покупках было не лучшим способом выманить детей и мужа в прихожую. Тем не менее Элис появилась из гостиной, неся под мышкой мерзкого кота, словно меховую сумку-клатч. Ожидание воссоединения с Бибером было одной из причин, по которым ей не терпелось вернуться в наш дом. Ни в одном из жилищ, что снимал Тони, не было позволено держать животных, и Элис тосковала по коту.

– Где твоя сестра? – спросила я, пока мы несли пакеты на кухню.

– Еще наверху, с миссис Хопкинсон. Когда мне будет столько лет, сколько ей, я ведь не буду на домашнем обучении, да? – Элис уронила кота на пол, и он зашипел на меня, неспешно выходя из кухни. Когда-нибудь сумка с кирпичами и вода в канале сотрут надменное выражение с его морды.

– Не думаю, милая. Если не наделаешь глупостей, какие натворила Эффи, у нас не будет причин забирать тебя из школы и нанимать частного учителя.

Довольная моим ответом, Элис начала в строгом порядке расставлять на полках банки с консервированными овощами и супами.

– Этикетками наружу, – напомнила я. – Папа уже дома?

– Угу. – Она указала в сторону сада. – Почему у него все время такой грустный вид?

Я увидела Тони, который стоял, расставив руки и упершись ладонями в садовую ограду высотой ему по пояс. Смотрел куда-то вдаль, за игровое поле. Со времени воссоединения моей семьи это зрелище уже стало привычным – он словно хотел оказаться за миллион миль отсюда. Я твердила себе, что так будет не всегда, но проходило время, и у меня начали зарождаться сомнения.

Я надеялась, что отнятие жизни у другого человека свяжет нас воедино, однако мы по-прежнему оставались порознь. Убийство Джонни до сих пор приводило Тони в содрогание; я же невероятно гордилась тем, что он защитил меня и Генри. Муж показал, что в глубине души готов сделать все ради любимых.

Вспомнилось, как два месяца назад Тони стоял над безжизненным телом Джонни, потом перевернул его лицом вверх. Вспомнила, как звериная ярость сменилась недоумением, когда он понял, что избитый, окровавленный, мертвый человек был совсем не тем. Его охватила паника, и Тони посмотрел на меня в поисках объяснений.

– Ты сказала, что это Райан, – начал он, подняв брови и наморщив лоб.

– Неважно, кто это, – без обиняков сказала я. – Он угрожал причинить нам вред.

– Но я убил его! На что ты меня толкнула?

– Это была самооборона. Ты спасал своих родных.

Адреналин в крови Тони рассеивался, поселяя в его руках слабость и дрожь. Я крепко обняла мужа. Рукава и манжеты его рубашки были измазаны кровью Джонни.

– Посмотри на меня, Тони. Я расскажу полиции о том, что́ брат Райана пытался сделать перед тем, как появился ты. Буду защищать тебя. Я твоя жена. И не позволю, чтобы с тобой что-то случилось из-за того, что ты пытался защитить нас.

Я подвела его к ближайшей скамье; он сел и уронил голову на трясущиеся руки, а я позвонила в полицию. Вскоре после этого машина «Скорой помощи» увезла тело Джонни, а Тони был арестован по подозрению в убийстве и сопровожден в полицейский участок на допрос. Я изобразила, будто нахожусь в шоке, и мне дали лекарство, а потом я отвезла все еще испуганного Генри обратно в палату, где персонал успокоил его и уложил в постель.

Настала моя очередь давать показания. Дважды я прерывала допрос, потому что меня тошнило, когда я описывала ужасы этого вечера. К тому времени как мне позволили уйти, у полиции почти не осталось сомнений в том, что Джонни угрожал мне и Генри в отместку за смерть своего брата. Мое слово и слово Тони против действий покойника.

Оставшись одна в допросной комнате, я возблагодарила бога за то, что, прежде чем уйти из дома, отправила мужу сообщение о том, что хочу как можно скорее увидеть его вместе с Генри. Это сообщение в сочетании с другими, посланными в ту неделю и утверждающими, будто Генри болен, ввели Тони в заблуждение и заставили поспешить в пансионат. Если б он не нашел меня… страшно думать, какие свидетельства мог бы записать Джонни, чтобы использовать их против меня. Я мысленно сделала себе пометку прислать цветы на его похороны, как прислала их на похороны Райана, только на этот раз на карточке будет написано: «Я снова выиграла».

Тони остался под стражей на ночь, и полиция привезла испуганных и ничего не понимающих дочерей в наш дом – впервые за два с половиной года. Я мягко изложила сокращенную версию того, что произошло и какой отважный у них отец.

Элис немедленно поверила мне и попросила подтвердить, что теперь наша семья в безопасности. Эффи поняла, что что-то не так, однако оказалась достаточно умна, чтобы ни о чем не спрашивать. Она не призналась, что разговаривала с Джонни после похорон брата и выложила мои тайны, а я не собиралась говорить, что мне об этом известно. Я предоставила ей гадать и накручивать себя. Но даже если она заговорит о своем омерзительном предательстве, я ясно дам понять, что теперь на ее руках не только кровь учителя, но и его брата.

Когда на следующий вечер Тони выпустили, его объяснения полностью совпали с моими, и я с тихой радостью видела, как рушится уважение, которое Эффи питала к нему. Впервые в жизни она поняла, что он лжет. Теперь мы с Тони оказались в глазах дочерей на одном уровне.

– Что ты сказал полиции? – спросила я, когда девочки отправились в свои заново отделанные комнаты и оставили нас одних. Прячась в темноте неосвещенной столовой, Тони был похож на тень.

– То, что ты и велела мне сказать, – что пытался защитить тебя.

– И тебе поверили?

– Адвокат говорит, что они, вероятно, не сочтут это преднамеренным убийством, однако проведут расследование, не превысил ли я пределы самообороны. Меня все еще могут обвинить в убийстве по неосторожности.

Я смотрела на своего сломленного мужа и гадала, сколько времени может понадобиться, чтобы привести его в порядок. Тони повернул голову и взглянул на меня, но я не видела его глаз. Его голос был безэмоциональным и отстраненным.

– Зачем тебе было нужно, чтобы я убил невинного человека?

Я покачала головой.

– Не знаю, о чем ты…

– Нет, – прервал меня Тони. – Не делай этого. Прояви уважение.

– А много ли уважения ты проявил, когда рассказал Райану об отчете психиатров из соцслужб? – Он ничего не ответил. – Джонни ни в коей мере не был невинным, – продолжила я, – он пытался заставить меня сознаться в том, чего я не делала. Он был таким же злым, как и его брат.

– И в чем он хотел заставить тебя признаться?

– Теперь это неважно.

– Ты сделала меня убийцей. И я имею право знать, почему.

Я подумала о том, чтобы излить перед ним душу до последней капли, упасть к ногам и сознаться во всем, что он хотел знать, и даже больше. Испытывала соблазн рассказать, как побуждала Шарлотту и множество других людей умереть, как с помощью Эффи подставила Райана, и даже о том, что убила Джанин. Но эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась.

Я повернулась к кухонному уголку и включила точечные светильники на шкафчиках.

– Ты, должно быть, голоден. Посмотрим, что я смогу по-быстрому приготовить. – Достала из морозильника обернутый в бумагу филейный стейк и ссыпала в миску готовую картошку по-деревенски. – Знаешь, почему я не осознавала, что ты переехал… ну, как мне кажется? Потому что ты постоянно приходил в дом, когда меня здесь не было. Я находила в посудомойке кофейную кружку, которой не пользовалась; почта, оставленная аккуратной стопкой, оказывалась разбросанной, а двери комнат – закрытыми. Если бы ты не любил меня или не хотел вернуть прежнюю жизнь, не стал бы возвращаться. Так что, наверное, поэтому я убедила себя, будто ты и девочки никуда не уехали. Забавно, какие трюки может выкидывать наш мозг, верно?

– Я возвращался, чтобы найти сохраненные тобой улики того, что мы использовали пожертвования «Больше некуда» для основания собственного бизнеса. Не хотел, чтобы ты и дальше шантажировала меня. Ты знаешь, что я вернул всю взятую взаймы сумму, когда мое дело начало приносить прибыль.

– Что ж, теперь это тоже неважно, потому что все мы снова вместе.

У меня за спиной ножки стула Тони проскребли по полу. Тон мужа был решительным и взвешенным.

– Если ты думаешь, что я проведу под этой крышей рядом с тобой хотя бы на секунду больше, чем необходимо, ты заблуждаешься, Лора. Я забираю девочек, и мы уезжаем.

Я покачала головой.

– Нет, ты этого не сделаешь, Тони. Теперь мы снова вместе, одна семья – как и должно быть, – и никто из вас не покинет этот дом.

Он неискренне рассмеялся.

– И что же может заставить меня остаться здесь?

– Может, вот это: перед тем, как ты до смерти избил человека, приняв его за другого, он пытался записать на видео мое признание, и когда его телефон упал, запись продолжала идти, пока ты не убил его, и я не нажала «стоп»? Телефон так и остался у меня вместе с видеороликом, который доказывает, что ты не просто пытался защитить нас, а потерял контроль и считал, будто мстишь человеку, домогавшемуся нашей дочери и вытянувшему из тебя наши секреты. Когда ты услышал в интернете запись его разговора с Эффи, ты разозлился на себя, тебе стало стыдно. Поэтому если снова бросишь меня или попытаешься отобрать девочек… как бы мне ни было это ненавистно, я передам телефон Джонни полиции. У них не будет сомнений в том, что были превышены пределы самообороны, и ты попадешь в тюрьму. И даже если дочери не откажутся от отца, они смогут навещать тебя только по часу раз в две недели – если я, конечно, дам им на это разрешение, в чем сильно сомневаюсь. Все остальное время они будут проводить со мной. Только со мной. Эффи уже раздавлена; то же случится и с Элис, как только ее друзья узна́ют, что ее отец – убийца. Ты этого хочешь, Тони? Мне так не кажется. И я прошу тебя не поступать так со мной.

Тони побледнел и заморгал, когда его мозг зафиксировал смысл моих слов. Неожиданно он ринулся ко мне через всю комнату. Я закрыла лицо и грудь руками, защищаясь от удара, и Тони с размаха прижал меня к холодильнику. Ухватил меня за горло, его пальцы сдавили мою гортань. Я пыталась вдохнуть – как пыталась Джанин, когда я ударила ее молотком по горлу. В тот момент она боялась меня, а вот я ничуть не боялась Тони. Говорят, можно причинять боль только тому, кого любишь: значит, он, видимо, по-прежнему питает чувства ко мне. Я не сопротивлялась.

– Продолжай, – хриплым голосом выдавила я. – Убей меня, пока дочери наверху. Ты знаешь, что сделала со мной система сиротского попечения – и с ними будет то же самое.

Я чувствовала на своей щеке горячее дыхание, но что бы муж ни хотел сделать со мной, он не мог заставить себя. Его удовлетворение от мысли о моей смерти было не так велико, как его любовь к дочерям.

Я сжала зубы; сердце неистово колотилось. Тони отпустил меня и отступил назад, пока я ощупывала шею и приходила в себя.

– Итак, – небрежным тоном продолжила я, – стейк и картошка тебя устроят? Есть пакет перечного соуса.

Он вернулся обратно на стул и сгорбился – побежденный…

Позже я решила дать Тони пару недель, прежде чем предложить, что в его интересах переехать из свободной комнаты в нашу спальню. Но хотя теперь мы спали рядом, ближе не стали.

В следующие два месяца я делала все возможное, дабы сделать нас настоящей, образцовой семьей. К счастью, Элис не выросла настолько, чтобы понять, что же за человек ее мать на самом деле, и как будто не замечала враждебности, которую проявляла по отношению ко мне Эффи. Я чувствовала злость старшей из-за того, что та не в силах рассказать правду отцу или сестре, не утопив при этом себя. Точно так же Тони никому не мог признаться в том, что в слепой ярости убил человека. Я была хранительницей их тайн. У меня было множество своих секретов – включая то местечко на игровом поле за домом, где зарыт герметичный пищевой контейнер с телефоном Джонни, перчатками Тони и кроссовками – теми, что были на мне, когда я убила Джанин. Я надеялась, что это все никогда мне не понадобится, однако подстраховаться никогда не вредно.

В поисках новой нормальной жизни я объявила воскресенье «семейным днем». По утрам мы навещали Генри, потом ехали в пригородный паб, чтобы пообедать ростбифом и йоркширским пудингом. Вернувшись домой, до вечера валялись на диванах и смотрели фильмы на DVD.

Сначала мне было совершенно неважно, что только мы с Элис получаем наслаждение от такого времяпрепровождения, но постепенно это начало доставать меня. Муж по-прежнему был не похож на прежнего Тони, которого я любила. Королевская прокурорская служба все еще решала, выдвигать ли какие-нибудь обвинения против него, что действовало ему на нервы. Он больше не работал сверхурочно, не ходил в спортзал, а когда по вечерам возвращался с работы, почти не выпускал девочек из поля зрения. Как будто боялся, что, если не будет присматривать за ними, что-то – или кто-то – может повлиять на них неприемлемым образом.

– Можешь доверять мне, – говорила я ему. – Ты знаешь, что я не сделаю им ничего плохого.

Он лишь молчал в ответ.

Теперь, пока Элис доставала покупки на кухне, я наблюдала за Тони, одиноко стоящим в саду. Он закрыл глаза и помотал головой; вид у него был измученный. Впервые я заметила, как сильно он потерял в весе. Некогда широкие плечи поникли, мускулистое тело стало просто угловатым. Я злилась, видя сильного, энергичного мужа таким слабым и непривлекательным. Я так долго ждала его возвращения… но мое терпение небесконечно. Он стал таким же неприкаянным, как отец после смерти матери.

«Если ему не станет лучше, понадобится переосмыслить всю ситуацию».

Мысль пришла мне в голову ни с того ни с сего. Я хотела избавиться от нее, даже запрещала себе проигрывать ее. Но потом, как это бывает, она перешла в другую мысль, пока в голове не развернулся полномасштабный замысел.

«Всегда есть выход, избавление от страданий. Кто поможет ему лучше тебя?»

Совершенно не хотелось терять Тони, но он был уже не тот человек, за кого я вышла замуж.

«Пока не спеши с решением. Просто знай, что следующий кандидат может находиться куда ближе, чем ты думала».

Я начала гадать: неужели я всегда должна страдать, чтобы другие были избавлены от этого?

Я уже собиралась присоединиться к Тони в саду, когда завибрировал телефон. На экране появилось оповещение почты. В поле заголовка ничего, но, увидев адрес отправителя, я похолодела. [email protected].

Я бросилась в гараж, спеша остаться в одиночестве, и открыла сообщение. Всего два слова: «Продолжение следует».

– Продолжение следует? – вслух произнесла я. Что это может значить? Уже собиралась удалить письмо, когда увидела вложение – звуковой файл.

Флуоресцентная лампа над головой начала мигать, словно передавая сигналы азбукой Морзе. Я нетерпеливо ждала, пока скачается файл, и гадала, что это. Но к ответу не была готова совершенно.

«Я это сделаю, – услышала я собственный голос. – Если вы серьезно настроены покончить с собой, то я лично буду присутствовать при этом. Я буду с вами с самого начала и до конца. Но это – деловые отношения. Мы оба должны выполнить свою часть работы, Стивен. Ваша задача – рассказать мне о себе, а моя – сделать так, чтобы ваш уход был мирным».

Телефон выскользнул из моих пальцев и упал на пол. Защитный пластик помешал экрану разбиться, и я схватила мобильник и снова прослушала файл. Неужели слух обманывает меня? Может, мерещится? Снова нажала на кнопку воспроизведения. Нет, все так.

Кровь бросилась в голову, затуманивая разум. Казалось, будто меня шатает туда-сюда, хотя тело оставалось неподвижным. Я боялась упасть, поэтому слишком сильно ухватилась за полку, выдрав крепления из стены и обрушив на пол все, что на ней стояло. Краска растеклась по бетону, словно лава, забрызгав обувь и голые лодыжки. Нужно было успокоиться. Но я не могла. Запись могла разрушить все, над чем я так долго трудилась.

Я удалила с диктофона все файлы; так откуда же это взялось, черт побери?

И почему сегодня, пять месяцев спустя?

«Думай, Лора, думай. Должен быть какой-то выход».

Но его не было.

В мгновение ока кто-то обрел власть надо мной.

«Что тебе нужно?» – набрала я и нажала кнопку «отправить». Прошло десять тревожных минут, но ответ не пришел. Трудно было дышать, словно при панической атаке.

«Якорь, Лора, – твердила я себе. – Думай о своем якоре».

Зажмурилась так крепко, как только могла, и представила лицо Генри – но даже он на этот раз не мог удержать меня. Я зажала рот ладонью, согнулась пополам – и кричала изо всех сил, пока не сорвала голос.