Глава 24. Все можно спрятать
Брови Скойла подпрыгнули. Как я и думал, вопрос был необычным для первушника.
— Ты о запечатанном «слове»? — спросил он.
Я пожал плечами:
— Наверное.
Маг потер подбородок, и, к счастью, в его глазах я не увидел недовольства моим вопросом.
— Когда «слово» произносится при десятках свидетелей, оно не требует подтверждения, — сказал мастер, — Но бывает, что «слово» надо передать далеко.
— Например, как приказ великого приора Зигфрида?
— Спика, осторожнее произноси его имя. Ты первушник, не забывай.
Я поджал губы. У меня все еще много уязвимостей из-за пробелов в местном этикете.
Но Скойл продолжил как ни в чем не бывало:
— Обычно «слово» закона приносит доверенное лицо приората или член Совета. Нет причин не доверять ему, ведь все знают, что ждет его за ложь.
Я округлил глаза. А вот это было интересно.
— Вы о чем, мастер Скойл?
— Если житель Инфериора соврет от имени Неба, кара будет неминуема, — и тут же маг поморщился, добавив чуть потише, — Ну, если задавать правильные вопросы Небу.
Опять эти слова про «правильные вопросы». Интересная тут юриспруденция получается. Все очень строго, если знать об этом.
— А если нет члена совета? — спросил я, — Но «слово» надо передать.
Ведь это мой проповедник лично принес в деревню к Белым Волкам печать со «словом» Кабанов о том, что они приняли веру, и обязали подчиненную стаю сделать то же самое. Возможно, из-за ограниченной меры Белые вовремя не почуяли подвоха, а потом было уже поздно.
— Используется печать, — кивнул Скойл, — Она и так используется при принятии важных законов, чтобы запечатлеть в истории. Память живых ведь так коротка.
— А если вернуться к моему вопросу, мастер…
— Можно ли спрятать «слово»? — он задумался, — Если честно, я не слышал о таком. Но…
Тут мастер замялся и нахмурился. Он явно думал, говорить об этом, или нет.
— Мастер Скойл, — вздохнул я, — Скажите, хотя бы, у кого можно узнать?
— Кланы умеют скрывать свои интриги. Ты же знаешь, между ними вечные споры, — ответил маг, — И оракул, если ему задать правильный вопрос, может многое разузнать о сопернике. А это иногда не в интересах клана.
— И что же делают в таком случае?
— А вот этого я не могу сказать, — маг покачал головой, — Такая тайна не нашего с тобой уровня. Я обычный наставник.
Я кивнул. Теперь понятно, что надо искать повыше. Интересно, как Хакон среагирует, если я спрошу у него? Прибьет сразу, как вражеского подсыла, или великодушно все расскажет, ссылаясь на «странные сны».
— Вижу, я немного тебя успокоил, ученик, — улыбаясь, кивнул наставник, — А теперь…
Он в последнее время взял привычку перед необычными заданиями брать небольшую паузу, нагнетая интригу.
— Что, наставник? — спросил я, не выдержав.
— Закапывай копье.
В этот раз мастер Скойл превзошел все ожидания. Теперь я копал руками длинную канавку, пытаясь повторить форму копья, и мысленно ругал на чем свет стоит учителя.
Все было написано на моем лице, и наставник только посмеивался.
— Спика, скажу тебе правду.
— Да, мастер.
— Ты идиот!
Я в недоумении поднял взгляд. Маг опустился на колени рядом, показал мне указательный палец, потом медленно ввел его в утоптанную землю. И повел им в сторону, оставляя глубокую борозду.
— Ты уже достаточно владеешь стихией для этого, — сказал маг, — Всегда проверяй свои возможности, у тебя они растут не по дням, а по часам. Уж не знаю почему…
Он покачал головой, усмехаясь. Я, не особо веря в успех, упер палец в землю. Попробовал почуять стихию, все мелкие частицы под кожей. И мысленно приказал им разъехаться.
Действительно вышло довольно легко. Потом я повел палец в сторону, но он не поддался.
— Не отпускай стихию, — сказал мастер, — Вообще, у тебя она должна стать еще одним чувством, как зрение или слух. Понимаешь?
Я кивнул и снова сосредоточился. Разгоняя частицы земли перед пальцем, мне удалось продолжить уже раскопанную перед этим борозду. Правда, через полметра голова начала потрескивать.
— Что не так, Спика?
— Голова болит.
— Это твой предел, — сказал мастер, — Ты знаешь, что такое мышечная боль?
— Да.
— Если не заниматься до этой самой боли, то ты не достигаешь предела, и мышцы не растут. Так и здесь. Каждый день ты должен касаться потолка. Ясно?
Я кивнул, заканчивая ямку для копья уже более привычным способом — сдирая ногти на пальцах. Наконец я примерил копье и вложил его в землю. По указу учителя я прикопал его и аккуратно притрамбовал, боясь расколоть хрупкую керамику.
— Разувайся, — ответил наставник на мой вопросительный взгляд.
Уже не задавая вопросов, я скинул ставшие привычными боты.
— Вставай на копье, — усмехнулся Скойл, — Только осторожно, если расколешь, то меня горшечник прибьет.
Я встал, касаясь подушечками стоп гладкой поверхности глиняного оружия. Я плохо прикопал его, и в некоторых местах блестящее древко проглядывало.
Тут же по телу пролилась сила. Да, касание этого оружия даже ногами давало эффект.
— Чуешь дар?
— Да.
— А теперь, Спика… — наставник опять взял паузу, глядя мне в глаза, — Ты догадаешься, наконец, чего я от тебя жду?
Я простонал.
— Учитель, я стараюсь, но эти ваши загадки сложны. Мне вкапывать копье перед битвой в арену? И не сходить с него?
Скойл хлопнул себя по лбу. Я усмехнулся — такое выражение эмоций очень популярно у нас на земле в интернете, когда собеседник там проявляет лютую глупость.
— Спика, это копье в земле всегда было! — рявкнул Скойл, — Пойми ты уже. Оно было глиной, а мастер взял его и всего лишь придал форму.
Я задумался над его словами. Посмотрел себе под ноги. Я стоял, как заправский канатоходец, пытаясь прощупать гладкое древко под ногами.
— Ну, скажи, что ты понял, Спика? — сокрушенно покачал головой Скойл, — Не хотел тебе говорить, но ты ведь лучший мой ученик.
Я не обратил внимания на его слова, продолжая рассматривать блестящие бока древка. Оно всегда было в земле… Оно и сейчас там.
— Получается, — осторожно начал я, — Что я могу придать мысленную форму копью в любом месте?
— Наконец-то! — выдохнул маг, — Да, Спика, да! В этом твоя сила.
Я отступил в сторону. Сила сразу же ушла из жил, и я закрыл глаза, пытаясь мысленно сосредоточиться.
Вот подо мной земля. Миллионы мелких частичек, составляющие слой разнородной массы. Но если я прямо под стопами представлю мысленно копье…
Эх, с воображением у меня всегда было туго!
Я попытался вообразить в толще земли геометрическую фигуру — очень вытянутый цилиндр. Это будет древко. И острый конус на конце. Ну, чем не копье?
И я стою прямо на нем.
Как разряд тока, по жилам и мышцам прокатилась сила. Мои глаза удивленно распахнулись, и эффект сразу же пропал — я потерял концентрацию. Но дар был!
— Я понял, мастер! — срывающимся голосом прохрипел я.
Я до того разволновался, что даже потерял чувство стихии.
— Спика, я вижу, — довольно улыбаясь, ответил Скойл, — Теперь все зависит только от тебя. Кстати, вон и твоя хозяйка идет.
Я обернулся. Хильда зашла на ристалище и двигалась ко мне уверенной походкой. Рассматривая ее, я в который раз отметил грацию и красоту. Особую, волчью красоту хищницы, готовой броситься, едва жертва даст слабину.
Если сравнивать ее с первушкой Устрицей, то это земля и небо. Та более мягкая, нежная, со своей женской хитростью, позволяющей выживать в жестоком мире. Но Устрица и не прыгает выше головы.
Хильда же готова была порвать любого, кто встанет на пути.
Я поймал себя на мысли, что вспоминаю первый день, когда случайно заметил Волчицу без верхней куртки. И быстро постарался взять себя в руки.
— Первота сраная, еще одна такая мысль, — вместо приветствия сказала Хильда, но ожидаемого кулака в живот не прилетело.
Вместо этого она посмотрела на Скойла:
— Мастер, вы прямо лучитесь весь, — удивилась она.
— Потому что первота сраная сегодня превзошел все ожидания, — счастливо улыбаясь, ответил наставник.
* * *
Мы шли по Вольфграду. Стройный стан Хильды покачивался впереди, и я, как и положено первушнику, держался позади. Правда, на нее я особо не смотрел, потому что крутил головой.
С Вольфградом будто что-то произошло. На улицу высыпало много народу, вокруг кипела работа, и я сразу сообразил, что в основном тут бегали первушники и нули.
Последних заставили выполнять самую черную работу. Они мели улицы, драили стены у домов, вычищали канавы для стока отходов.
Город не только убирали, но и украшали. Улицы обвешивали яркими флажками, на домах появлялись еще фонарики. Многие дома белили заново, и вокруг слышалась ругань недовольных зверей.
— Давай, первота, пошевеливайся!
— Нули, если жить хотите, вам лучше успеть до темноты!
За пропущенные пятна и грязь прилетало даже первушникам, а нулей в лучшем случае ждала порка. В худшем же…
Больше всего меня угнетало, что я ничем не мог помочь. Не пробежишься по Вольфграду карающей тенью, обломаешься на первом или втором звере.
— Что случилось, госпожа? К чему все это? — спросил я, пытаясь отвлечься от всеобщей несправедливости.
— Мог бы и догадаться, Спика, — добродушно ответила Хильда, — Со дня на день ожидают приезда великого приора.
— Понятно…
Чувствовалось, что она думает о чем-то своем. И это что-то было намного серьезнее моей наглости, поэтому обычных возмущений не последовало.
— Куда мы идем, госпожа?
— Спика, первуха ты приставучая, — вздохнула Хильда, — Ты в особняк, а я дальше, по делам.
Я поскреб затылок. Вот спроси сейчас про дела, и эта бестия вспылит. И так уже хожу по краю. Но про печать надо у кого-то вызнать, а больше в Вольфграде я никого не знаю.
— Вот только спроси! — огрызнулась Волчица, видимо, уловив мои эмоции.
Меня взяла злость за ее характер. Вот ничем она не отличалась от капризной и своевольной женщины со своими заскоками.
— И куда ты идешь, госпожа? — с вызовом спросил я.
Кулак не достал до моего живота несколько сантиметров, и Волчица зло бросила.
— Быстрый стал, да?
— Вашими стараниями…
— Научила на свою голову, — сказала Хильда, не то скалясь, не то улыбаясь.
— Как спрятать «слово» от Неба? — на одном духу выпалил я.
Была не была, помирать, так с музыкой. Но мне надо было все выяснить, и побыстрее, раз уж приор прибывает, и суд над Скорпионами вот-вот состоится.
— Ах ты ж, — Хильда даже забыла возмутиться, — Зачем тебе?
— Печать Кабанов, помнишь? Я говорил.
— Ты думаешь? — она остановилась, — Но…
Волчица застыла посреди улицы. Как раз рядом с ней мел веником щуплый старичок-первушник, и он решил быстро исчезнуть. Видимо, почуял, что меня сейчас будут воспитывать, и побоялся, что прилетит и ему.
— Да ну нет. Думаешь, Грэй рискнет так? Секретницу всегда может проверить Альфа по первому требованию, уж тем более на суде.
— Секретницу?
Хильда смерила меня взглядом.
— Вот если бы не Хакон, — она покачала головой, — Я бы тебя уже давно убила. Ты слуга, твое дело…
— Защищать слово клана, — закончил я за нее и пристально посмотрел в глаза, — Ведь так?
Она закусила губу. Я же продолжил:
— Я имею право знать. Твой примал прошел испытание «верность», почему ты ему не доверяешь, госпожа?
— Не забывайся, Спика, — неуверенно ответила она, а потом вдруг сказала, — Я получила право встретиться с Хормом, старейшиной скорпов. Сейчас иду к нему. Чем ты мне тут можешь помочь?
— А с тобой можно?
Кулак едва не достал до моего живота. В этот раз я даже не отпрыгивал, а лишь довернул корпус. Хильда злобно засопела, но второй раз бить не стала.
* * *
— Вот что я делаю, — она покачала головой, когда мы спускались в подземелье крепости.
Далеко перед нами шел хмурый смотритель тюрьмы. В его руке позвякивала связка ключей, и лысый зверь в засаленном кожаном халате нервно оглядывался.
Судя по комплекции, этот смотритель ничем себя не утруждал, кроме обжорства. Я подумал, как же получилось, что Небо до сих пор не скинуло ему меру? Уж точно этот зверь продвижением по личному пути себя не утруждает.
Я узнал то подземелье, в котором держали меня, и постарался не смотреть на дверь, где мы с Фолки когда-то избавлялись от улик. Но мы прошли через коридор, и по лестнице спустились еще ниже.
Здесь было темно, и царила зловещая атмосфера. Воздух был пропитан страданиями.
Я прощупал лучом коридор, здесь он был намного короче, чем сверху. Смотритель остановился у одной из дверей и спросил:
— Вам кого? Воина? Или мага?
— Старейшину, который маг.
Тюремщик прошел к следующей двери, сунул ключ в замочную скважину, но, не поворачивая, заворчал:
— Все это плохо может кончиться, — его неприятный голос скрипел в темноте, — Мастер Рульф будет недоволен, узнай он об этом.
— Напомнить о долгах? — усмехнулась Хильда, — Карта не легла, зверье пустое?
Зверь недовольно поморщился:
— Что мне твои долги? Тут вон напарник мой без следа исчез. Тоже, наверное, провел не того и не туда.
Я еле сдержался, чтобы не усмехнуться.
— Ты испытываешь мое терпение, — прошептала Хильда.
— Добавить бы, госпожа, — набычился смотритель.
— Ладно, — зло бросила Волчица, — Пять денов сверху.
Ключ повернулся, щелкнул давно не смазанный замок, и зверь потянул ручку. Петли проскрипели, надрывая тишину в подземелье.
— Я буду сверху, — бросил тюремщик напоследок, — Быстрее только.
И толстая туша поспешила к светящемуся проходу на лестницу. Хильда проводила его недовольным взглядом, ее глаза недобро блестели в темноте.
— Позор волчьего рода, — процедила она сквозь зубы, — Заплыл жиром, боров, а еще зверем зовется!
И она сплюнула вслед убежавшему смотрителю.
— Ни дара, ни силы! Все просрал, зверье пустое, — выругалась она и щелкнула пальцами.
С ее руки сорвалась искра, и тут же на стене ярко вспыхнул факел. Я зажмурился, и Волчица усмехнулась:
— Что-то я разозлилась. Как сильно полыхнуло.
Затем она открыла дверь пошире. Я заглянул внутрь и у меня все похолодело внутри.
Там было небольшое помещение, метра два на два, не больше. Улечься в полный рост хватит, но пленнику было трудно это сделать.
Мастер Хорм, старейшина Зеленых Скорпионов по прозвищу Старый, сидел на коленях. Его руки были вздернуты на цепях, голова безвольно свесилась на грудь, а все тело оплетали веревки с уже знакомыми заговоренными колючками. Тут и там под ними виднелись кровоподтеки с уже засохшей кровью.
Инфериор умеет быть жестоким, и не только к нулям и первушникам. Видеть, как зверь ждет суда, даже мне было страшно. Хорм сильно исхудал, и постарел сразу будто лет на двадцать. Ребра проступили, лицо заметно осунулось и стало угловатым.
— Хорм, — негромко позвала Хильда.
Пленник пошевелился и поднял голову. Казалось, борода его росла отдельным пышным кустом на худом теле.
Хорм открыл глаза, и я заметил, что его зрачки был мутными. Щурясь от света, Старый пытался рассмотреть, кто к нему пришел.
— Хорм, ты можешь говорить?
Старый опустил снова голову на грудь, не издав ни звука.
— Хорм, мне нужна правда. Почему вы напали на Белых? Чьим решением это было?
Зверь не отвечал, полностью игнорируя вопросы. Волчица злилась, качая головой. Судя по состоянию пленника, его сейчас хоть бей, ничего не добьешься.
— Старый! — подал я голос.
Хорм вздрогнул, и Хильда обернулась.
— Он удивлен, — сказала она, — У него прямо буря эмоций!
Я поднял руку:
— Госпожа, помолчите, пожалуйста.
Волчица аж захлебнулась от возмущения, а пленник вдруг издал смешок.
— Просва…
— Я это, Старый.
— У меня видения? Ты снишься мне?
— Нет.
— Просва? — удивленно переспросила Хильда.
По ее виду стало понятно, что она совершенно не понимает, что происходит.
— Что со стаей? — спросил Хорм.
— Отослали на восток, на войну, — ответила за меня Хильда.
— Ты не первый раз приходишь ко мне, — Старый повернул голову к ней, — А в этот раз привела необычного гостя.
— Он не может быть просветленным, — она покачала головой, — Это не ноль. Может, ты спутал с тем просветленным, которого вы поймали у Белых?
— Не ноль? — несмотря на плохое состояние, знахарь все же удивился.
— Да, мастер зверь. Я первушник…
Хильда ахнула и отошла на шаг от меня, а пленник закашлялся от удивления.
— Я думала, это сказки, — только и покачала головой Волчица, — Почему же ты молчал?
— А что бы меня ждало? Казнь? — я усмехнулся, глядя ей в глаза, — Я все равно ничего не помню!
И тут же мне в голову пришла идея, и я быстро ее озвучил, надеясь, что Волчица не заметит это маленькой лжи.
— Когда меня выбросило в первую меру, память отшибло. Провалы.
Хильда в недоумении качала головой, пытаясь собраться с мыслями, а я же повернулся к знахарю:
— Старый, у меня была печать со «словом», что Кабаны приняли новую веру. Еще там, в деревне.
— Мы не нашли никакой печати, — ответил пленник, тяжело качая головой, — Я бы почуял.
Я вспомнил, что Рычок рассказывал, как охотники ушли в Вольфград с этой самой печатью. Рассказать правду.
— Я же тебе говорила, первота, — сказала Хильда, — Ни один клан в Вольфграде не рискнет прятать у себя такую печать!
— Секретница, — чуть слышно повторил Старый, — Та самая, которая скрывает секреты от неба.
— О, даже в вашей глуши об этом слышали? — усмехнулась Хильда.
— Серая Волчица, — надрываясь, ответил Хорм, — Зеленые Скорпионы — потомки Желтых. Мы… когда-то правили этими землями…
— Что же это за секретница такая? — спросил я.
— На забывайся, первота, — недовольно поморщилась Хильда, — Хорм, кто был на том совете, когда вы получили разрешение наказать Белых Волков?
— Шкатулка, — будто не слыша Волчицу, ответил пленник, — Из аурита…
— Аурит? — только и спросил я.
— Заткнись, первота, — зашипела Хильда, уткнув взгляд в потолок, — Прошу тебя, только заткнись!
— Металл… ангелов… — тихо сказал Хорм и закашлялся, покачиваясь на цепях.
