Уже второй день подряд не завтракаю, но на сей раз даже не заморачиваюсь походом в столовую, потому что хочу быть наготове, а по моим прикидкам они явятся с самого ранья. Я и сама так поступила бы. Имею разговор с Феми возле окошка для выдачи лекарств, который тут же забываю, потом другой, с Донной, пока беру бутылку воды и отступаю в сторонку, чтобы проглотить разноцветное содержимое бумажного стаканчика.

Антипсихотики, регуляторы настроения и эти новые, как их.

Потом жду.

Этим утром все здесь кажется каким-то странным, хотя я прекрасно сознаю, что дело может быть просто во мне. Проекция — так вроде это называется в психологии. Хотя у сотрудников отделения, которые попадаются мне на глаза с тех пор, как я встала, вид определенно немного напряженный, и не могу удержаться от предположений, что их тоже предупредили. Это совершенно имеет смысл, и опять-таки это то, что сделала бы я, Бэнкси или любой мало-мальски соображающий детектив. Чтобы перед появлением группы задержания на отделении все было так, как им нужно.

Думаю, что это будет группа из двух, может, трех человек.

А когда они будут уходить, с ними будет еще один, только в наручниках.

Маркус все еще в отделении. Никогда еще не видела его здесь одновременно и в субботу, и в воскресенье, и хотя могу предположить, что у них по-прежнему некомплект — не похоже, чтобы Малайка уже вернулась, — все это запросто может объясняться тем, что старшина санитаров полностью в курсе грядущего события.

Подступаю к нему, когда он выходит из туалета.

— Когда они придут?

— Кто придет?

Выглядит это убедительно, так что решаю трактовать сомнения в его пользу. И, разумеется, есть одна очень веская причина, почему персонал может ничего не знать. Почему последним делом полиция стала бы предупреждать их. Потому что человек, которого они придут арестовывать, может оказаться кем-то из медперсонала.

«Блин, Лис… Соберись…»

То ли мой собственный голос, то ли Джонно. Теперь уже трудно понять. Прошло всего пятнадцать минут после того, как я приняла лекарства, но, похоже, они уже начинают путать мои мысли, потому что я точно знаю, за кем именно придет полиция.

Занимаю удобную позицию в кресле возле тамбура и с облегчением вижу, что Тони решил не становиться на свое обычное дежурство с утра пораньше. Поглядываю сквозь две прозрачные двери в сторону лифта — точно так же, как смотрела вчера, разговаривая с Бэнкси, — и думаю про ту пару, которую видела на пути в отделение, расположенное напротив нашего.

Про то, как им не хотелось туда идти.

Обоим было максимум под сорок, так что кого они собирались там навестить? Может, брата или сестру, а может, кого-то из родителей, но оба так жутко нервничали, что просто не могу удержаться и не представить, что они навещали своего собственного ребенка. Подростка, если я права. Пусть даже я сама не всегда веду себя, как взрослая, разве тот факт, что я гораздо старше, все упрощает для моих мамы с папой? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: нет, все наверняка с точностью до наоборот. Подросток еще может выздороветь, и вся жизнь будет у него впереди, в то время как мои лучшие годы — такие уж, какие есть, — теперь лишь тихо тают в зеркале заднего вида.

Не свожу глаз с дверей лифта и все жду, когда же они откроются.

И как же, блин, мои мама с папой все это вынесут?

Справятся, конечно, потому что в эти свои лучшие годы я видела нечто подобное без счета. Родители горой стоят за своих детей, что бы ни случилось. Храбро, тупо. Меня это всегда типа как… впечатляло, пусть даже я не совсем могла это понять. Некоторые вещи, которые натворили их дети, они предпочитали просто не замечать. Ты просто не можешь это понять, вот что говаривал Джонно, если ты только сам не родитель.

И все это тогда, когда он сам вовсю готовился стать родителем…

Думаю, что этот конкретный поезд для меня уже ушел, но все-таки был один пьяный вечер, когда мы с Энди без особой конкретики обсуждали эту тему — примерно минут пять, — и я даже подумывала сделать это прямо здесь, если вы можете в это поверить. К примеру, попросить одного из множества соответствующих нужным требованиям джентльменов отделения оказать мне донорскую услугу, а потом спереть кулинарную спринцовку с кухни. По-моему, тогда у меня реально ехала крыша…

Двери лифта открываются, и они выходят.

Трое, я была права. Двое констеблей в форме — мужчина и женщина — и еще какой-то мужик в штатском, наверное, детектив-инспектор. Лет пятидесяти с чем-то, в коричневой кожаной куртке поверх рубашки с галстуком, словно он лет на десять моложе и в лучшей физической форме. Когда они движутся к двери, вижу, как он накидывает на шею шнурок, явно не всех цветов радуги, разворачивает свою карточку правильной стороной и обменивается несколькими словами со своими коллегами. Наверняка советует соблюдать осторожность. Требует от менее опытных соблюдать спокойствие вне зависимости от того, с чем придется иметь дело.

«Имейте в виду, что это место…»

Встаю, когда детектив звонит в звонок, и мы встречаемся взглядами через стекло, но тут появляется Маркус, быстро двигаясь к тамбуру с ключами наготове. Ну да, он определенно ждал подобных посетителей.

Он просит меня немного отойти от двери.

Так и поступаю, но далеко не отхожу.

Как только двери опять заперты, а полицейские уже внутри, следуют рукопожатия и невнятные представления. Маркус вытягивает руку, словно направляя их в какую-то заранее подготовленную комнату, и тут я выступаю вперед.

— Алиса, прошу тебя…

Не обращая внимания на Маркуса, придвигаюсь ближе к мужчине в кожаной куртке.

— Можно вас на пару слов?

— Боюсь, что момент не самый подходящий, — отвечает он.

Пытается обойти меня сбоку, и я увязываюсь вслед с ним.

— Я бывшая из органов, — говорю я.

Маркус уже готов вмешаться, но детектив-инспектор останавливается и смотрит на меня.

— Хорошо. Я в курсе.

Еще бы он не был в курсе!

— Это ненадолго, — говорю я. — Это важно.

Детектив кивает своим облаченным в форму коллегам, давая понять, что я не опасна — по крайней мере, прямо в данную минуту, — а потом Маркусу. Бросает: «Все нормально», и пока двое констеблей остаются у двери, мы с детективом идем вслед за Маркусом в сторону МПП.

Путь вдруг кажется жутко долгим.

Донна уже вышла на свою пробежку и недоуменно смотрит на нас, пролетая мимо. Клэр и Колин стоят вместе и наблюдают за нами из дверей столовой. Боб пялится на нас от поста санитаров, а Ильяс — не знаю уж, где он прячется, — радостно орет:

— У кого-то большие неприятности!

И в кои-то веки попадает в точку.

Маркус приглашает детектива в МПП, позволяя мне зайти следом, а потом, прежде чем выйти и прикрыть дверь, бросает на меня такой взгляд, от которого в обычной ситуации я целый день вертелась бы, как уж на сковородке. Предостерегающий взгляд, который говорит мне, что он видит меня насквозь, и что мне следует хорошенько подумать, прежде чем отмочить какую-нибудь глупость.

В данный же момент я встречаю этот взгляд, даже не моргнув глазом.

Письменный стол выдвинут на середину, так что, думаю, тут либо недавно заседала очередная оценочная комиссия, либо все подготовлено для таких посиделок позже днем. Стою и смотрю, как детектив-инспектор обходит стол, снимает свою кожаную куртку и бросает ее на спинку кресла. Садится и приглашает меня тоже присесть.

— По моему, вы общались с моей… напарницей, — произносит он. — С доктором Перера.

— Верно. — Итак, это тот самый ее бойфренд… Смотрю на него и думаю: ну да, мужичок явно откусил кусок не по зубам.

Детектив представляется, но, как это часто случается в последнее время, фамилия не застревает у меня в голове. Она довольно простая, но… буквально через секунду хоть убей не вспомнить. Это неважно, поскольку я знаю: к тому моменту, как все это закончится, я никогда уже не смогу ее забыть.

— Чем могу? — спрашивает детектив.

— Ну, я знаю, почему вы здесь, — говорю я. — Я знаю, как все устроено, так что думаю, что могу сэкономить вам время.

— Это всегда хорошо.

Он ждет.

Ну что ж, приступим тогда… И вдруг все то, что некогда казалось столь важным, кажется каким-то очень далеким и совершенно непринципиальным. Словно каким-то дурацким баловством. И маски, и шрамы у меня на руке, и звон винной бутылки о череп…

«Блин, да просто скажи это, Лис…»

Мой голос или Джонно. На самом деле это неважно. У него нет каких-то характерных черт или акцента, и с таким же успехом это может быть голос женщины, истекающей кровью на полу туалета.

— Меня зовут Алиса Армитейдж, — говорю я. — И это я убила Дебби Макклур.