Завтракаю в полном одиночестве. Я говорю «завтракаю», хотя не способна съесть ни крошки, хоть мне приплати, но я здесь вместе со всеми остальными, потому что отчаянно стремилась убраться из своей комнаты при первой же возможности и теперь хочу быть там, где могу за всеми присматривать. Видеть, кто вдруг с кем неожиданно скорешился и кто выказывает ко мне антипатию. Настроиться на тон разговоров. Засечь сложившиеся альянсы.

Меня все еще по полной программе колотит, но, что самое главное, я все еще здесь.

Ясен пень…

Если б у меня была паранойя, то я сказала бы, что ночью в моей комнате и впрямь кто-то был и что это было нечто вроде предостережения от человека, которому явно доставляет удовольствие пугать меня до усрачки. Что кто-то отправил мне простое и ясное послание: «Лучше будь наготове, потому что я доберусь до тебя в любое время, какое только захочу».

Это если б у меня была паранойя.

Хотя, по-моему, на самом-то деле это было предупреждение самой себе. Заблаговременное уведомление, что уровень угрозы повысился — типа как правительство иногда поступает с террористами и всем прочим. Мое подсознание, проанализировав все факты и прочитав все скрытые знаки, прикинуло вероятность — полную допустимость даже — некоего опасного для меня исхода и наглядно продемонстрировало мне, что именно может произойти, если я не буду соблюдать осторожность. Предостерегло меня, вполне недвусмысленно, пока у меня еще остается возможность что-то по этому поводу предпринять.

В любом случае основной смысл послания был тем же самым, и я его целиком и полностью усвоила.

Грэм, где бы он сейчас ни был, гордился бы мной, поскольку как только раздача в столовой закрывается и открывается окошко для выдачи лекарств, я уже за пределами столовой и первая в очереди за «таблетками счастья». Принимаю три разные дозы того, что передает и отмечает у себя в журнале Феми — три, потому что, судя по всему, те новые таблетки от Альцгеймера тоже среди них, — и иду искать Малайку.

Даже через десять минут так и не удается ее найти, так что на пути от поста к МПП перехватываю Джорджа и спрашиваю его, где она.

— Малайки сегодня не будет, — сообщает он.

— Правда?

Малайка — мой лучший вариант, как всегда. Придется по-быстрому отыскать кого-нибудь еще.

— У нас и так некомплект, сказать по правде, — добавляет Джордж. — По-моему, Маркус уже на пути сюда, и его вряд ли обрадует перспектива отказаться от субботнего…

— Можешь проводить меня на улицу?

Джордж закатывает глаза.

— Что, никак без утренней затяжечки, детка?

— Ну да, хотя… мне просто нужно на свежий воздух.

— Ну что ж, придется тебе дать мне десять минут. Мне тут надо кое-что закончить, после чего я твой. Но только одна сигаретка, договорились?

— Ты суперский! — говорю я.

Джордж идет дальше в сторону МПП, а я ныряю в свою комнату за табачком. Только туда и сразу обратно, как можно быстрее, но все равно убеждаюсь, что дверь заперта, пока я там. Выйдя, опять поворачиваю ключ, поскольку меньше всего мне сейчас надо обнаружить, что кто-то поджидает меня там, когда я вернусь, а потом спешу к тамбуру дожидаться Джорджа.

Едва только подхожу туда, как подгребает Тони со своим чемоданом. Присаживается рядом со мной.

— Они приедут рано… утром прилетели из Детройта. — Он ухмыляется и похлопывает по чемодану. — Так что я собрал вещички, едва только встал.

— Я видела Тварь этой ночью, — говорю ему.

— Где?

— У себя в комнате. Ну… не то чтобы видела, но видела то, на что это было бы похоже, как если бы Тварь была там. Очертания и все такое.

— Со мной это постоянно происходит. — Тони укладывает чемодан на колени, прижимает его к груди и шепчет: — Вот на что я очень надеюсь… это что когда я уйду отсюда, Тварь останется здесь.

— А я-то думала, она постоянно за тобой таскается.

— Ну да, до сих пор. Но я тут подумал… может, ей уже надоело превращаться в разные вещи, или она перестала злиться на меня? В смысле, она давно уже могла запросто убить меня, если б действительно хотела… — Он смотрит на меня. — Может, твоя тоже отстанет.

— Я все равно не оставлю ей ни шанса, — заверяю я.

Почему я постоянно говорю «она»? Да, я знаю, что моя Тварь ходит где-то тут рядом на двух ногах, но вот какого эта Тварь пола — это еще вопрос. Правильнее было бы говорить «он или она», но, наверное, в голове до сих пор прочно застряла Дебби.

Тони протягивает мне руку и говорит: «Удачи, Лис», словно мы больше никогда не увидимся. Я знаю, что никуда он отсюда не денется, но все равно пожимаю ему руку.

— Пока-пока, Тони!

Хотя, если припомнить все эти ножевые раны на Дебби Макклур, этот «он или она» — определенно «оно».

Когда из-за угла неспешно выныривает Джордж, я быстро вскакиваю на ноги, готовая к выходу. Он комически прибавляет ходу, и, когда оказывается рядом, делает вид, будто запыхался. Ключи уже у него в руке.

— Фух! — Джордж смотрит на Тони и качает головой, а потом изображает, будто пыхает сигаретой. — Ох уж эти никотинозависимые, точно?

До того, как поступить сюда, я никогда не курила самокрутки. Да и вообще особо ничего не курила, раз уж на то пошло. Я была одним из тех раздражающих истинных курильщиков «балующихся», которые где-нибудь в гостях или кабаке просто стреляют сигареты у других людей, но теперь я до кончиков пальцев тот самый «никотинозависимый», про которых говорил Джордж, и это всегда самокрутки, потому что так дешевле и это то, что курят здесь все остальные. Я давно уже могу скрутить сигаретку с завязанными глазами и одной рукой, но вы бы никогда не догадались. Только не сейчас, видя, как я рассыпаю табак и рву уже вторую бумажку для завертки, тщетно пытаясь унять дрожь в руках.

— Дай мне, — говорит Джордж.

— Не знала, что ты куришь, — удивляюсь я.

— Не курю, но думаю, что у меня получится нечто получше, чем то свиное ухо, которое ты сама скрутила…

Передаю ему пакетик с табаком и бумажки и поднимаю лицо к солнцу, пока он не отдает мне готовую сигаретку.

— Спасибо.

Джордж дает мне прикурить, и сам выступив из тени.

— Эти новые лекарства действуют довольно быстро, — говорит он. — Скоро они уладят твои проблемы с памятью.

— Надеюсь, — говорю я.

— Эти вот твои «срывы»… — Джордж смотрит на меня. — Это и все, что они собой представляют, верно, детка?

Пытаюсь решить, сказать ли ему правду, как вдруг вспоминаю слова Боба, сказанные мне в четверг, и прихожу к выводу, что будет гораздо полезнее вместо этого расспросить Джорджа о его сваре с Дебби. Уже начинаю понемногу подбираться к этой теме, когда вдруг замечаю какого-то мужика, который быстро идет по спуску от главного входа в нашу сторону.

Умолкаю и всматриваюсь.

— Что такое? — спрашивает Джордж, поворачиваясь, чтобы тоже посмотреть туда.

— Кто это?

Это явно не врач, поскольку он уже достаточно близко, и я вижу, что на нем нет хлопающего по груди бейджика на шнурке; но это и не посетитель. Все, кто навещает тут больных, ведут себя… как-то робко и неуверенно. Причем неважно, первый раз они тут появились или же народ опытный — никто из них никогда не ступит ногой в корпус «Шеклтон» без некоторой опаски, или, что чаще, без откровенной неохоты. Да, веселого тут мало — вот и все, что я могу сказать.

Вы определенно не будете двигаться туда… столь целеустремленно, словно это что-то, чего вы с нетерпением ждете. Не так, как этот мужик чешет по спуску, уже в нескольких секундах хода от нас, словно ему тут дом родной.

— Да кто же это?

— Понятия не имею, — говорит Джордж.

— А можешь подойти и спросить?

Джордж смотрит на меня так, будто я уже начинаю наглеть и с него уже хватит.

— Ну пожалуйста…

Он что-то бормочет себе под нос, потом вздыхает и начинает плестись вверх по склону.

Я все еще наблюдаю за загадочным мужиком, потому что есть в нем что-то слишком уж вольное и уверенное. Образ, который мне хорошо знаком. Так что едва только Джордж отходит на достаточное число шагов в его сторону — просто на достаточное число шагов от меня, как я немедленно разворачиваюсь.

И бегу.

На мне кроссовки, и бегу я быстро. А Джордж — нет, и малый он грузный, так что когда я оборачиваюсь посмотреть на него, он уже как минимум в пятидесяти ярдах позади. Размахивает руками и что-то орет.

А я все бегу… мимо гудящих генераторов и переполненных мусорных контейнеров, потом через автомобильную парковку, а потом все под горку в сторону боковых ворот. Навстречу мне идут двое, но быстро расступаются, уступая мне дорогу. У обоих вид немного встревоженный, и быстрый взгляд подсказывает мне, что они из больничного персонала, который в курсе, что когда кто-то улепетывает во весь дух со стороны корпуса «Шеклтон», ничего хорошего не жди.

Бегу… и словно наяву вижу, как лицо моего отца просветляется, когда я огибаю последний поворот, и он подпрыгивает на месте, понукая меня не сбавлять темпа, а потом, пусть даже я и вымотана до предела, нахожу в себе силы для заключительного рывка и несусь к финишной линии, где двое других родителей уже держат натянутую ленточку.

Наклоняюсь в последний момент на бегу, как и положено…

…прорываюсь в ворота и тут же останавливаюсь. Перегибаюсь пополам, отдуваясь, на тихой дороге, которую совершенно не узнаю́, так что верчу головой в обе стороны, но все равно совершенно не представляю, куда теперь двинуться. Давненько я так быстро не бегала, и кажется, что меня вот-вот стошнит, но я знаю, что надо бежать дальше, куда — без разницы, прежде чем Джордж меня не догнал.

Влево или вправо? Блин… Мне нужно выбрать направление, но не могу, потому что понятия не имею, какова моя конечная цель.

Просто… прочь, подальше отсюда.

«Да черт побери, Лис…»

Мы с Джонно в «Греггсе», время обеденное. Ни в чем себе не отказываем. Какая-то тетка в очереди укоризненно цокает языком, а Джонно начинает психовать, потому что я никак не могу сделать выбор между пирожком с мясом и хот-догом.

«Просто выбери уже что-то одно», — говорит Джонно.

Так я и поступаю.