Можете себе представить, что творилось в отделении в течение этих последних суток. Полиция собрала вещички и свалила — по крайней мере, на данный момент, — но всё по-прежнему в полном раздрае.

Всё и вся.

Сейчас мы стекаемся на дневное «общее собрание», которое обещает быть интересным, если не сказать больше. Можно с полной уверенностью сказать, что предметом обсуждения будет не плохая еда, и не отсутствие специального помещения для встреч с посетителями, и не то, что Ильяс постоянно пердит, или еще какие-нибудь столь же животрепещущие темы, которые обычно всплывают на подобных мероприятиях.

Наверняка в повестке дня сегодня всего один пункт.

Вчерашнее событие…

Я дала предварительные показания сразу по прибытии полиции, где-то через час после того, как обнаружила тело, и, думаю, справилась довольно неплохо, особенно если учесть, что до сих пор пребывала в шоке. Это было уже после того, как они убрали в пакет мои окровавленные треники, футболку и кроссовки и усадили меня в смотровой с кружкой чая и симпатичной дружелюбной девицей — детективом-констеблем по имени Полин.

«Может, вы хотите, чтобы мы позвали кого-нибудь, лапушка?»

У меня не было даже возможности принять душ, но я знала, как это все делается. Так им и сказала — проследила, чтобы сотрудники полиции на месте преступления поняли, что имеют дело с человеком, знающим процедуру. Который полностью сознает всю важность показаний свидетеля, своих показаний, полученных по горячим следам. Как я заметила этой Полин, я до сих пор даже руки не успела помыть, так что вряд ли следы могли быть еще горячее.

«Но за меня не переживайте. Мне уже случалось видеть кровь у себя на руках».

Полин и ее коллега мужского пола постарше оказались самыми первыми детективами на месте происшествия, но опергруппа, которой в итоге должно было отойти дело, была явно не той, которая расследовала — или не расследовала — убийство Кевина. Я предположила, что обе группы должны как минимум померекать вместе, как только левая рука отдела убийств и тяжких преступлений будет в курсе, что делает правая. Это не то, что стоит воспринимать в Мет как должное, но даже, допуская обычную бюрократическую волокиту и отдельные проявления непрофессионализма, факт сразу двух убийств — в одном и том же месте с интервалом в две недели — должен был с большой долей вероятности сразу привлечь чье-то внимание.

В смысле, в идеале.

— Итак, вы обнаружили тело мисс Макклур, как только зашли в женский туалет, я правильно поняла? — Полин действовала несколько… робко, на мой вкус, но тут я припомнила, что она беседует с тем, кто, по ее мнению, только что получил серьезную душевную травму.

Я кивнула.

— Увидела его, как только открыла дверь. Ну, вряд ли можно было такое не заметить.

— В какое время это было? Хотя бы примерно.

— Это было… когда, где-то с час назад? Так что примерно в половину третьего.

— Вы сразу поняли, что это мисс Макклур?

— Да, я увидела рыжие волосы. То есть первым делом я увидела кровь, естественно. Было очень много крови.

— И что вы сделали?

— Ну, мне доводилось проходить спецподготовку по оказанию первой помощи и реанимации, когда я служила в органах, так что я присела на пол рядом с ней — посмотреть, не могу ли я что-нибудь сделать. Хочу сказать, что почти сразу поняла, что нет… Я сразу заметила, сколько на ней ножевых ран… но действовала чисто инстинктивно, я полагаю. Я пыталась делать сердечно-легочную реанимацию… не знаю, с полминуты или около того? Вот потому-то… — Я подняла обе руки, чтобы ей было видно засохшую кровь между пальцами, в линиях ладоней и у основания ногтей.

— А что нож?

— Он лежал на полу в нескольких футах, под одним из умывальников.

— Так что, вы его не трогали?

Я посмотрела на нее, красноречиво показывая, какой это дурацкий вопрос.

— Разумеется не трогала. И конечно, хорошо сознавала, что мои попытки оказать первую помощь могут исказить улики на самом теле. Пускай даже это и не помогло, но у меня определенно хватило ума даже близко не подходить к орудию убийства.

Полин записала все это, готовясь передать все это основной опергруппе, как только таковую назначат.

— Так когда вы стали криком звать на помощь?

— Еще пока делала искусственное дыхание, — ответила я. — А потом выбежала в коридор, все еще крича, и появился Маркус, потом Малайка, и они сами всем занялись. Или, может, Малайка зашла первой, точно не помню. Как-то все происходило малость суматошно…

— Ну, а перед тем, как вы вошли? Вы не видели, чтобы кто-то выходил из туалета?

Я сказала ей, что не видела.

— А вы не видели, чтобы кто-то зашел туда перед вами?

К тому моменту я уже чувствовала все усиливающееся раздражение и сказала ей, что у меня нет привычки протоколировать все происходящее возле женского туалета.

— Ну, я должна была задать такой вопрос, — извиняющимся тоном произнесла Полин.

— Конечно, — ответила я. — Простите, что сорвалась.

— Это вполне понятно, — сказала она. — Вам пришлось нелегко.

Полин поинтересовалась моими личными данными, так что я сообщила ей, что в обозримом будущем буду оставаться здесь, но дала адрес мамы и папы в качестве подстраховки. В ответ на просьбу назвать мой телефонный номер ответила:

— У Стива Седдона уже есть мой номер. — Тут мне стало ясно, что это имя ей знакомо. — Вряд ли вы не в курсе.

— Лучше пусть у меня тоже будет, — сказала Полин.

Как только она поблагодарила меня за помощь и дала мне свой номер — на случай, если я вдруг еще что-нибудь вспомню, — то сразу вышла в коридор к своему коллеге, который уже успел снять показания с Маркуса.

Маркус вошел и сел рядом со мной.

— Ты как? — спросил он и уставился на засохшую кровь на своих собственных пальцах. Кровь своей коллеги.

— Нормально. — Мы некоторое время помолчали, просто уставившись в пространство, а потом я мотнула головой на его руки.

— К такому постепенно привыкаешь.

Маркус несколько раз глубоко вздохнул, а потом посмотрел на меня и покачал головой.

— Что же за херня тут п-п-происходит?

Его заикание для меня уже далеко на новость, но бранное слово я услышала от него впервые.

Лю-Косячок бегом налетает на меня из столовой, словно должен наступить конец света. Вроде как она плачет, хотя, если честно, чаще всего у нее именно такой вид, чем наоборот.

— Что случилось, Лю?

— Это собрание…

— Знаю, — говорю я. — Да, все это малость расстраивает, но, по-моему, как раз для этого все и затевалось, так что…

— Нет, дело не в этом.

— Чтобы люди могли слегка излить свои чувства…

— Я не знаю, что надеть.

— Что-о?! — Я смотрю, как она мотает головой, теребя полу своего блестючего свитерочка от «Дольче Габбана», словно нацепила на себя какую-то старую тряпку, и уже просто-таки мечтаю со всей силы пихнуть ее в титьки. Но вместо этого спрашиваю:

— Да кого там волнует, что на тебе надето?

— Меня, — отвечает Люси.

— Ты что, кавалера ищешь? — Вижу намек на улыбку. — Думаешь, Ильяс когда-нибудь заморачивается сменить трусы? Думаешь, Донна не ходит каждый божий день в одном и тот же пропотевшем свитере?

Ее улыбка становится шире.

— Послушай, я знаю, что случившееся малость выбило нас всех из колеи, но это собрание — совсем не то, ради чего стоит переживать, клянусь. Это явно не повод расфуфыриваться.

— Честное слово? — спрашивает она.

Киваю и ловлю себя на том, что пытаюсь припомнить, когда я сама по какому-нибудь поводу расфуфыривалась.

Хрен знает в какие незапамятные времена.

Это было какое-то дурацкое офисное мероприятие, на которое я пошла вместе с Энди; из тех, на которых раздают мудацкие призы. Помню, одолжила платье у Софи, потому что у меня не было ничего приличного с длинным рукавом. Весь вечер я давала Энди знать, довольно громко, что его менеджер по персоналу как-то странно на меня поглядывает, словно что-то знает или пытается о чем-то меня предупредить. Энди велел мне утихомириться, поскольку этим я его дискредитирую, так что я просто выкурила пару косячков на автомобильной парковке, выпила чуть ли не галлон «Просекко», и меня безудержно тошнило по дороге домой.

Я даже не постирала то платье перед тем, как вернуть его Софи.

А теперь вот Лю-Косячок кивает и говорит:

— Прости, Лис… просто день не сложился.

Выглядит она сейчас лет на семь, стоя передо мной, жуя свою пухлую нижнюю губу и словно пытаясь храбриться, и я чувствую стыд за то, что хотела ее толкнуть.

— Нет нужды извиняться, — говорю я.

Из столовой выходят Джордж и Миа. Они расставляли там стулья для предстоящего собрания. «Все готово?» — спрашиваю я, но они лишь продолжают идти в сторону поста. Вид у обоих по-прежнему какой-то словно контуженный.

Машинально тянусь, чтобы взять Люси за руку, но тут же велю себе не быть дурой, когда она отдергивается.

— Послушай, забудь, что я сказала. Можешь нарядиться, как тебе хочется. Можешь надеть, блин, все, что твоей душе угодно. — Киваю в сторону женского коридора. — Ну ладно, пошли; сейчас подберем тебе что-нибудь подходящее.