Акерман смотрел на Эмили Морган, дрожавшую в бледно-зеленом свете. Еще совсем недавно инфракрасные очки ночного видения стоили очень дорого и их можно было приобрести, заказав по почте или во время распродажи с армейских складов. Однако теперь возможность видеть в темноте стала общедоступной — ее можно было получить в любом магазине игрушек, заплатив менее ста долларов. Черные очки предназначались для детских игр в прятки, но могли использоваться и для более серьезных взрослых игр. Конечно, они не достигали уровня дорогих армейских очков, уступая им в дальности и четкости видения, но для его цели подходили идеально.

Забинтованная голова Эмили Морган напомнила ему о маленькой девочке из далекого прошлого — о самом первом человеке, которого он убил. Он представил себе бледные черты той девочки. Он знал, что цвет лица Эмили был естественным, а призрачная белизна кожи той девочки стала результатом временного оттока крови.

Освободи ее, Фрэнсис. Нажми на спуск.

Если бы он отказался, отец порезал бы его, что было все же лучше, чем ожоги. Он вспомнил, как поднял пистолет. Он тогда не верил, что она на самом деле умрет. Отец уже играл в такую игру раньше, с другой девочкой, маленькой белокурой девочкой с завязанными глазами. Тогда отец наносил ему порезы, пока он не подчинился. Но когда он спустил курок, девочка осталась жива. В пистолете не было патронов. Отец закончил игру и заявил, что отпускает ее на все четыре стороны.

Он вспомнил, как думал, что то же случится и с той бледной малышкой. Акерману-старшему не пришлось уговаривать сына. Он не колебался и тут же нацелил пистолет в забинтованную голову.

Оглядываясь в прошлое, он никак не мог понять, зачем отец перевязал девочке рану, если ей все равно суждено было умереть. Он никогда не мог уловить ход его мыслей.

Он вспомнил выстрел, прозвучавший как взрыв в замкнутом пространстве, звон в ушах, упавшую девочку, кровь. Вспомнил плачущего отца и ощущение, что он поступил неправильно. Он выполнил приказание, но, что бы он ни делал, отец никогда не был доволен. Боль никогда не прекращалась.

Фрэнк-старший прижимал к себе мертвую девочку и рыдал, повторяя:

— Я должен был узнать. Узнать наверняка. — Потом он повернулся к сыну и, глядя на него с отвращением, сказал: — Ты чудовище.

Акерман вспомнил, как сам заплакал, когда отец вышел из комнаты, оставив его наедине с мертвой девочкой. Это воспоминание даже сейчас казалось невероятно реальным. Он словно до сих пор ощущал теплую влагу, стекавшую по его щекам. Он поднял руку и понял, что слезы не были всего лишь воспоминанием. Ему пришлось снять инфракрасные очки и вытереть их.

Краем глаза он увидел луч фонарика и мужчину, приближавшегося к нему по коридору. Он снова надел очки и посмотрел на Эмили Морган, спрятавшуюся внутри пустого шкафчика для инструментов. Его дверцы оставались открытыми. Несколько не вставленных на место полок лежали рядом. Белая отметина обозначала место, от которого совсем недавно оторвали ценник.

Он закрыл дверцы шкафчика, скрыв съежившееся дрожащее тело Эмили Морган, выдвинул его в коридор и стал толкать навстречу приближающемуся лучу света. Он быстро перебирал ногами, и массивный предмет стал набирать скорость. Когда до полицейского осталось совсем недалеко, Акерман направил шкаф прямо на него и отпустил руки. Шкаф, двигавшийся теперь только благодаря инерции, врезался в ошеломленного копа.

Акерман тут же набросился на растерявшегося противника. Выбил у него пистолет и нанес ему несколько ударов по лицу. Полицейский упал на спину и выронил фонарик. Когда он стал отползать, Акерман поднял с пола фонарик и пистолет.

Трэвис добрался до одной из палат, поднялся, открыл дверь и шагнул внутрь. Акерман с интересом подумал, какую защиту он рассчитывал там найти. Глядя свозь бледно-зеленое мерцание, он последовал за ним. Войдя в палату, снял очки, включил фонарик и положил его на пол. Тусклый свет заполнил пустое помещение.

Полицейский забился в угол, как раненое животное, спрятавшееся в укромном месте, чтобы умереть. Он обернулся к Акерману, тяжело и быстро дыша. Акерман положил на пол обрез и пистолет, достал нож из ножен, висевших у него на боку. Он покрутил лезвие, но скудного света было недостаточно, чтобы сталь сверкнула.

Он подошел ближе к полицейскому. Того так трясло, словно у него случился припадок. Акерман заметил разлившуюся под ним лужу. Полисмен обмочился. Волна радостного возбуждения захлестнула Акермана. Он подумал, что именно такое чувство испытывают орлы. Он и сам сейчас парил в высоте, поднятый туда ветром страха.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Трэвис, — ответил полицейский, заикаясь.

— Что ж, Трэвис, вам повезло. Вы переживете эту ночь. Я хочу, чтобы вы вернулись к своим друзьям-копам. Скажете им, что Эмили Морган у меня и я держу ее в заложницах. Скажете, что я набил машину канистрами с бензином и спрятал ее на время, пока мы играем в нашу маленькую игру. Я залью бензином весь этаж, и если кто-то попытается проникнуть в здание, я сначала убью ее, а потом спалю здесь все дотла. Не знаю, в рабочем ли состоянии была противопожарная система, но я ее отключил и на всякий случай перекрыл воду. Трэвис, расскажите всему миру, что вы здесь увидели. Заставьте их поверить. Сейчас я жду своего друга. Если он не появится в течение двадцати четырех часов, я сдамся без сопротивления. Все останутся живы. Все разойдутся по домам счастливыми. Но если кто-то попытается бросить мне вызов, мы все погибнем. А теперь идите.

Трэвис с трудом поднялся на ноги. Ему стоило больших усилий сохранить равновесие, и он чуть не поскользнулся в луже собственной мочи. Когда он проходил мимо, Акерман прижал его к стене и поднес нож к артерии на шее.

— Пожалуйста, не надо.

— Тсс, — прошипел Акерман и шепотом продолжил: — Я хочу, чтобы ты хорошенько запомнил, Трэвис, что начиная с этого дня ты живешь только потому, что я позволил тебе жить. Теперь я твой бог. Я владею тобой. Именно я даровал тебе жизнь, но в любой момент могу отобрать этот дар, потребовать то, что принадлежит мне. А потому научись ценить каждую секунду и помни, что однажды ты можешь закрыть глаза, а когда откроешь… я буду рядом.

Он подтолкнул Трэвиса к двери, и патрульный умчался прочь, как домашний питомец, за которым гонится волк.