Маркус стоял в проеме окна, и дождь хлестал его, словно невидимая сверхъестественная сила, желавшая, чтобы он повернул назад. Однако он знал, что не сможет обратиться в бегство. Он не бегал от опасности. Не отступал назад. Никогда.

Он не видел, чтобы кто-нибудь удалялся от здания школы, да и последняя секция лестницы, ведущей к земле, была поднята. Значит, они могли двигаться только вверх. Маркус медленно выбрался на лестницу. Название «пожарный выход» в тот момент показалось ему даже забавным, учитывая, что он скорее прыгал в огонь, нежели спасался от него.

Он посмотрел вверх и увидел на самой верхней площадке две темные фигуры. Они не двигались. Они выжидали. У Маркуса скрутило желудок. Акерман что-то задумал. Он стал подниматься по металлическим перекладинам навстречу любому безумию, какое могло его поджидать.

Акерман стоял, прислонившись спиной к ограждению и по-прежнему используя Мэгги как живой щит. Маркус не видел никакой возможности выстрелить так, чтобы наверняка попасть в цель. Но даже если бы у него появился такой шанс, убийца, падая, увлек бы за собой девушку.

Он был уже совсем близко от них, когда Акерман сказал:

— Все, дальше не двигайся.

Маркус остановился, держа пистолет направленным на убийцу. Они с Мэгги встретились взглядами. Ее глаза, обычно излучавшие тепло, теперь были наполнены страхом.

— Все будет хорошо, — произнес он, обращаясь только к ней.

— Ты веришь в судьбу, Маркус?

Он перевел взгляд на убийцу и заговорил, осторожно подбирая слова:

— Я верю, что мы сейчас здесь не без причины… Верю, что наши жизни что-то значат.

— Значение, смысл. Это подводит черту подо всем, верно? Это то, что ищут все, от священника до серийного убийцы. Смысл жизни. Я даже не знал, что на самом деле ищу его, пока он сам не нашел мня… Пока на меня не снизошло озарение.

— Какое озарение? — спросил Маркус, подыгрывая ему и дожидаясь подходящей возможности.

— Понимание смысла моей жизни. Цели моего существования. Видишь ли… Я — это темнота.

Маркус не знал, что Акерман имеет в виду, и не хотел знать. Старание уяснить философию сумасшедшего иногда может привести к потере какой-то части собственного разума. Это он испытал на себе.

— Я злодей. Черная половина. Или, говоря простыми словами, плохой человек. Мне было свыше предназначено стать тем, кто я есть. Не будь на свете зла, как бы вы поняли, что есть добро? Без темноты как бы вы постигли свет? Без злодея не бывает героя. И когда я встретил тебя, я понял: вот мое предназначение. — Акерман говорил, и его глаза сверкали страстью. — Для появления некоторых героев необходим пожар или стихийное бедствие, но существую я и другие, подобные мне, кто заставляет самых обычных людей осознать, что они способны на настоящие подвиги, на проявление отчаянной смелости и мужества. Мое назначение состоит в том, чтобы ты осознал свое. Мы с тобой две стороны одной монеты. Так что пойми, Маркус, что я темнота… А ты — свет.

Маркусу очень не хотелось это признавать, но по крайней мере часть сказанного Акерманом действительно была правдой. Без злодеев герой остается простым человеком, ничем не выделяющимся среди других людей. То, как мы реагируем на злодейство, делает или не делает нас героями. Его способности всегда внушали ему страх, но, может, они были даны ему с определенной целью? Может, у него и правда есть предназначение?

— Если ты все понял, почему бы тебе не сказать мне, чем все это закончится?

Акерман ухмыльнулся.

— Ты, конечно же, меня убьешь. В конце концов, ты же у нас герой.

— Это жизнь, а не кино. Добро не обязательно побеждает зло. Никто не уедет верхом в направлении заката, да и вообще счастливый конец бывает крайне редко.

— Как видно, ты не слишком верующий человек. Светом можно вытеснить тьму, но темнота никак не может погасить свет. В результате добро всегда побеждает зло.

— Если это так, то ситуация складывается не слишком благоприятно для тебя. Я слышал, в аду достаточно тепло даже в это время года.

Последовала короткая пауза.

— Ты не веришь, что каждому может быть даровано прощение?

Вопрос застал Маркуса врасплох. Он часто думал об этом. Немного помолчав, он ответил:

— Ты не получишь прощения от меня или от тех людей, которым причинил боль и горе. Но… Мне все же хочется думать, что Бог мудрее и милосерднее, чем любой из нас. Так что… может быть. Я не знаю.

На лице Акермана отобразилась скорбь.

— У меня остался к тебе всего один вопрос. Ничего действительно важного для грандиозной цепи событий, но мне это интересно. Я услышал, как шериф сказал, что раньше ты был полицейским в Нью-Йорке. Почему ты больше не служишь в полиции?

Молчание.

Свободной рукой Акерман схватил Мэгги за шею и надавил ей на гортань. Она коротко вскрикнула и стала задыхаться.

— Я задал тебе вопрос.

— Потому что я убил человека.

Акерман ослабил хватку и позволил Мэгги снова свободно дышать.

Она посмотрела на Маркуса, шокированная не пережитым нападением, а его ответом.

Ему хотелось объяснить, но он промолчал. Не в его силах было изменить прошлое, он мог только молить о прощении.

Акермана эта новость не удивила. Убийца словно знал ответ заранее.

— Мой отец дал мне один полезный совет. Всегда нужно завершать то, что начал. Сейчас я уйду, но помни: если ты согласен с моим отцом, то сможешь меня найти.

Маркус подался вперед.

— Ты никуда не уйдешь.

Акерман улыбнулся.

— Тебе придется научиться действовать лучше при нашей следующей встрече. Время игры истекло. — Без всякого предупреждения Акерман сделал сильный взмах рукой и перебросил Мэгги через ограду лестничной площадки.