На дворе позднее лето 2009 года. Комната в общежитии заставлена до самого потолка. Четыре двухъярусные кровати втиснуты в крошечное пространство. Сверху – тонкие матрасы и бамбуковые циновки, внизу – письменные столы в завалах книг, ноутбуков, проводов, одежды и всевозможного хлама. К некоторым кроватям сбоку приделаны минНа маленьком балконе сохнут горы одежды и хранятся пластмассовые ящики с вещами. Раздвижные балконные двери часто оставляют открытыми на ночь, чтобы хоть немного перевести дух во время изнурительного шанхайского зноя.
Если долго жить вместе в такой обстановке, можно либо стать друзьями на всю жизнь, либо возненавидеть друг друга. К счастью для оппозиционного политического карикатуриста Бадюцао, ему достался первый вариант. Соседи допоздна не ложились спать, обсуждая фильмы, девушек, компьютерные игры и политику. На занятиях о многих фактах из современной китайской истории не говорили то ли намеренно, то ли просто по незнанию. Между собой в общежитии можно было свободно обсуждать что угодно. У студентов элитного Шанхайского университета, исторически славящегося свободомыслием, был доступ к дисциплинам, недоступным прочим, а преподаватели поощряли, пусть и неформально, самостоятельный поиск информации.
Одной из тем, которые никогда не поднимались в университете ни прямо, ни косвенно, была бойня на Тяньаньмэнь в 1989 году. Прошло двадцать лет после кровавого подавления студенческих протестов, и эти события были стерты из истории практически полностью. Вот почему таким шоком для всех четверых стал скачанный с пиратского сайта голливудский блокбастер. На самом деле это оказался документальный фильм с китайскими субтитрами 1995 года под названием «Врата небесного спокойствия» режиссеров Ричарда Гордона и Кармы Хинтон. На протяжении трех часов они завороженно наблюдали за рассказом о Движении 4 мая, событиях культурной революции и, наконец, непосредственно о бойне на площади в 1989 году. От вида полных надежд бунтарей, таких же студентов, как и они сами, погибающих под гусеницами танков, у друзей на глаза наворачивались слезы420.
Позже, обсуждая фильм, они складывали вместе обрывки семейных историй: их бабушки и дедушки попали под чистки как правоуклонисты, родители студентами участвовали в акциях протеста. Они заполняли в своем прошлом такие белые пятна, о существовании которых несколько часов назад и не подозревали. В тот момент Бадюцао ощущал огромный прилив солидарности с товарищами по комнате, разделяя их гнев, отчаяние и решимость добиться того, чего не добилисьпредыдущие поколения.
«Парень, который скачал ту документалку, сейчас служит в госбезопасности, – годы спустя рассказывает мне Бадюцао. Имеется в виду тайная полиция, которой доверено выявлять инакомыслящих и поддерживать однопартийную систему. – Вне стен университета подобным мыслям места нет. В Китае созданы такие условия, что люди сами себя контролируют и подвергают цензуре, если хотят преуспеть в жизни».
На заре 2010-х годов изменения в судьбах Китая и его процветание лучше всего олицетворяла новая сеть высокоскоростных железных дорог. Начиная с 2007 года китайским поездам, символу отсталости421, пришли на смену сияющие белизной составы с прекрасной аэродинамикой, способные развивать скорость более 200 км/ч. В течение следующих десяти лет правительство потратило сотни миллиардов долларов, чтобы опоясать страну вдоль и поперек высокоскоростными железнодорожными линиями, создав таким образом крупнейшую в мире железнодорожную сеть. В 2017 году эта сеть насчитывала более 20 тыс. километров путей – больше, чем протяженность всех высокоскоростных линий в других странах вместе взятых422. Для человека с Запада гаоте – это что-то небывалое. Дешевые, быстрые, эффективные, чистые – у китайских высокоскоростных железнодорожных составов есть все, чего нет громоздких и плохо финансируемых железнодорожных сетей Великобритании и США. Поезд из Шанхая до Нанкина, столицы соседней провинции Цзянсу, – а это 300 километров – идет около 75 минут и всего за 20 долларов.
23 июля 2011 года по символу нового Китая был нанесен сокрушительный удар. В воскресенье в 20:30 поезд с туристами под управлением машиниста Пань Ихэна шел к южному морскому курорту Фучжоу. Когда состав заезжал на узкий виадук на подъезде к Вэньчжоу в провинции Чжэцзян, в наушнике Паня внезапно раздался крик диспетчера: «Осторожно! В вашей зоне поезд. Прямо по курсу D3115!»
Тут связь оборвалась, но Пань быстро сообразил, в чем дело. Прямо перед ним неподвижно стоял другой поезд – D3115. Пань дернул ручку аварийного тормоза, но было уже слишком поздно. Поезд Паня врезался в D3115 на скорости почти 100 км/ч. Тормозной рычаг распорол тело машиниста, оба состава сошли с рельсов, а четыре вагона полетели вниз с тридцатиметровой высоты423. В катастрофе погибли 40 человек, еще 200 получили травмы.
Авария стала третьей по числу смертельных исходов за всю историю высокоскоростных железных дорог и вообще первой катастрофой на китайских гаоте. Уже через сутки сообщение на линии было восстановлено. Слетевшие вагоны закопали там же, где они разбились, а в передовицы утренних газет новости об аварии не попали.
Зато они попали в интернет. Всего за несколько часов сообщения о катастрофе наводнили Weibo, китайский сервис микроблогов вроде Twitter. Поначалу в сообщениях преобладали шок и горе, надежда, что зажатые в разбившихся вагонах люди выживут, сочувствие родным и близким пострадавших. Однако вскоре это настроение сменилось злостью, как только прошел слух, что власти приказали демонтировать упавшие вагоны и закопать всего через несколько часов после начала спасательной операции. Официальное объяснение заключалось в том, что вагоны мешают спасательным работам. Когда представителю министерства железных дорог Ван Юнпину указали на абсурдность такого обоснования, он ответил: «Вы можете в это не верить, а я верю»424.
В интернете это вызвало бурю ярости и возмущения. Она усилилась, когда через несколько часов после прекращения спасательных работ среди обломков вагонов обнаружили выжившую двухлетнюю девочку (Ван назвал это чудом425). Не желая более доверять официальной версии, интернет-детективы стали самостоятельно восстанавливать хронологию происшествия и искать причины аварии. Удалось раскопать обличительные статьи в прессе и видеоматериалы, отснятые незадолго до катастрофы. Например, интервью главного инженера министерства железных дорог, где он самоуверенно заявлял: современные технологии – это значит, что китайские скоростные поезда никогда не врежутся во впереди стоящий состав. По интернету широко разошлась статья из «Жэньминь жибао» за 2008 год, в которой пели хвалебные оды машинисту Ли Дунсяо. Он начал учиться работать на самом сложном в мире локомотиве всего за десять дней до открытия пекинской высокоскоростной линии (к ужасу его гораздо более опытных немецких инструкторов)426.
«В этой стране из-за грозы происходит железнодорожная катастрофа, из-за машины разваливается мост, а из-за молока образуются камни в почках, – написал один из пользователей Weibo. – Сегодняшний Китай – это скоростной поезд, летящий сквозь грозу, а мы все – пассажиры».
Одним из многих молодых китайцев, которых побудил к действию неожиданный всплеск ярости и свободомыслия, оказался Бадюцао. Его поразило, насколько открыто люди в интернете призывали чиновников к ответу. «Я как раз зашел на Weibo, а тут все закрутилось, – рассказывает он. – Все с такой готовностью делились информацией об аварии и выражали свое мнение. В тот момент я подумал: “Да! И я тоже обязан высказаться”».
В писательстве он был не силен, а потому принялся рисовать. Он выкладывал в интернет рисунки, изображающие крушение поезда, скорбящих родственников и чиновников во главе расследования, которое, как считали многие, превратилось в заметание следов. В интернете и раньше обсуждали скандальные происшествия, но на этот раз все было совсем по-другому. Катастрофа в Вэньчжоу стала для поколения Weibo первым выходом в свет. Она показала, что молодые китайцы вовсе не были запуганными людьми с мозгами, промытыми десятилетиями коммунистической пропаганды, что они устали от коррупции и некомпетентности бюрократов, что они требуют перемен. «Раскрывая миру факты о железнодорожной катастрофе, блоги подтачивают китайскую цензуру», – писала New York Times. В таком ликующем тоне отзывались на события заголовки многих западных газет.
И раньше в блогах изобличали мошенников и сообщали свежие новости. Но события той недели послужили сигналом, что Weibo становится общественной силой, с которой нужно считаться, пусть даже правительство и пытается всячески сдержать влияние интернета427.
Бадюцао все больше вовлекался в интернет-дискуссии и видел, как пользователи Weibo тоже переходят на новый уровень. Они сами приезжали на место аварии, освещали события и публиковали построчные разборы сообщений государственных СМИ. «Я чувствовал, что люди начинают высказываться свободнее, начинают по-новому пользоваться интернетом. Мне хотелось стать частью этого».
Когда я только начинал писать о Китае, я жил в квартире начальника, вел сразу несколько блогов и каждый день валился с ног от усталости. В те дни у международных изданий еще не прошло очарование Weibo. Сейчас об этом почти никто не помнит, ведь социальные сети перевели в совершенно иное русло наше взаимодействие с интернетом. Тогда казалось, что Weibo совсем скоро преобразит и китайский интернет, и, возможно, всю страну. Всеми овладел восторг от невиданного ранее зверя, чего-то, что можно было назвать китайским общественным мнением. Ничего, что у среднего пользователя Weibo больше денег и лучше образование, чем в целом по стране, ничего, что большинство пользователей – мужчины, и пусть цензура некоторых тем была для сервиса в порядке вещей. Как и мои коллеги, я писал статьи, в которых дословно цитировал микроблоги или предлагал читателям выжимку из реакции Weibo по любому поводу.
За недолгий период, когда Weibo был настоящей площадкой для дискуссий и оппозиционных мнений, микроблогеры все-таки добились реальных результатов. Они помогали спасать похищенных детей и возвращать их в семью428, выявлять случаи коррупции и злоупотреблений429, и, что важнее всего, они заставили власти серьезно взглянуть на такую сложную для страны проблему, как загрязнение воздуха.
Небольшая группа влиятельных Weibo-блогеров (в нее входили, например, магнат рынка недвижимости Пань Шии и венчурный инвестор Чарлз Сюэ) по прозвищу «Большие V» (по значку подтвержденного аккаунта напротив имени пользователя) стала выкладывать данные о качестве воздуха, которые ежедневно публиковало посольство США в Пекине. К ним присоединились сотни тысяч других пользователей. Так маленький частный жест открытости и неповиновения разросся, как снежный ком, до вопроса национального значения. Правительство было вынуждено начать публиковать собственные отчеты о качестве воздуха430. Пань создал для подписчиков опрос, хотят ли они, чтобы в Китае появился аналог американского закона о чистоте воздуха, пообещав использовать влияние в пекинском Совете народных депутатов и лоббировать новое законодательство хотя бы на региональном уровне431.
«Большие V» действительно очень помогли принятию закона. Мимо самой проблемы пройти было трудно. Каждый житель Пекина, Шанхая и многих других крупных городов Китая прекрасно знал, что загрязнение воздуха приобрело устрашающие масштабы. Люди не могли не заметить, что во время знаковых мероприятий вроде Олимпиады-2008 и Всемирной выставки-2010 в Шанхае правительство делало все возможное, чтобы небо над головой было чистым432. Как только «Большие V» стали с помощью блогов лоббировать другие изменения в законодательстве, им быстро дали понять, насколько ограниченны их возможности.
Задачу приструнить «Больших V» власти поручили Лу Вэю, бывшему вице-президенту информационного агентства «Синьхуа». Агентство стало карьерным трамплином: в 2011 году Лу назначили заместителем мэра Пекина, в его обязанности вошел руководство столичным аппаратом пропаганды и опергруппой по борьбе с распространением порнографии и запрещенных публикаций433. Назначение пришлось на время, когда власть в стране переходила к Си Цзиньпину. У Лу были кое-какие связи с бывшим премьером Вэнь Цзябао, но многие считали его относительно независимым кандидатом. Это и позволило ему обойти других чиновников, чья верность Си была под вопросом. В начале 2013 года Лу стал ответственным за политику в области интернета – сначала в государственном совете, а затем и в качестве главы нового Управления кибербезопасности Китая434.
Став «царем интернета», Лу организовал встречу с «Большими V» и представил им семь основных правил поведения в интернете435, в частности говорить правду, чтить закон и идеалы социализма, а также защищать государственные интересы и общественный порядок. Влиятельные блогеры должны были открыто выразить согласие с основными правилами, а одному из них, Пань Шии, даже пришлось записать ролик, где он сравнивал новые ограничения с правилами дорожного движения, которые все обязаны соблюдать436. На тех, кого прижать к ногтю было не столь просто, нашлась своя управа.
23 августа 2013 года шестидесятилетний Чарлз Сюэ был арестован в Пекине в компании двадцатидвухлетней женщины и обвинен в том, что пользовался услугами проституток437. Несколько недель спустя он появился в эфире Центрального телевидения Китая (CCTV)438. Выглядел он больным и измученным. Хриплым голосом Cюэ признавался, что у него нездоровая зависимость от Weibo и что он не проверяет факты. «Я не выступал с конструктивными предложениями. Я просто распространял эти мнения под воздействием эмоций», – сказал он. Чарлза Сюэ арестовали после того, как он выступил с критикой правительства и предложил ослабить экономические ограничения для Weibo, где у него было более 12 млн подписчиков. Цинь Чжихуэй, еще один видный сетевой критик правительства, был арестован по обвинению в том, что на протяжении трех лет распространил более 3000 ложных слухов, якобы преследуя собственные деловые интересы439. Паню тоже пришлось прийти на съемки на CCTV, обсудить социальную ответственность микроблогеров и предупредить их о возможных последствиях в случае распространения ложных сообщений440.
История о том, как у Weibo не получилось стать площадкой гласности, во многом поучительна. Она показала полную нетерпимость партии даже к конструктивной критике. Выяснилось, что в общественной дискуссии появилось много новых, ранее неизвестных ограничений. Weibo стал последней линией обороны для изобретательных и неуступчивых интернет-оппозиционеров Китая, направивших на помощь в борьбе с цензорами все свои таланты и умения по выдумыванию хитроумных способов обхода блокировок. Оттуда они были изгнаны на ресурсы вне пределов досягаемости Великого файрвола или на площадки, закрытые как от цензоров, так и от аудитории.
Weibo, крупнейший и самый успешный в Китае интернет-портал, был запущен в 2009 году с благословения Цао Говэя, генерального директора корпорации Sina. Эта площадка не была первой в Китае социальной сетью или платформой для микроблогов441. За место под солнцем боролись также Qzone, расширение сверхуспешного десктопного мессенджера QQ компании Tencent, похожее на MySpace, RenRen, клон Facebook и более ранняя платформа микроблогинга Fanfou. Однако через два года после запуска Weibo Fanfou закрылся, с RenRen безостановочно уходили пользователи, и даже Tencent едва держалась на плаву. На Weibo заходило по 25 млн активных пользователей в день. К 2014 году, когда компания вышла на открытые торги на Нью-Йоркской фондовой бирже, пользователей было уже 60 млн442. В объявлении об эмиссий акций гордо говорилось, что Weibo пользуется огромным общественным влиянием в Китае: «Тысячная или даже миллионная аудитория, возможность общаться с людьми, недоступными по другим каналам, – это судьбоносный опыт для простых китайцев».
Такой успех вовсе не был гарантирован. Летом 2009 года запускать социальную сеть в Китае было крайне рискованно. В июле, как раз после того, как полиция жестоко подавила массовые беспорядки в Урумчи, за дело взялись уже цензоры. Facebook и Twitter раньше блокировали только на время, но на этот раз заблокировали навсегда. YouTube прикрыли еще раньше, тем же летом. Это произошло после публикации на платформе роликов, в которых сотрудники госбезопасности избивали протестующих в Тибете во время аналогичных волнений годом ранее. Национальные СМИ и новостные сайты тоже подверглись масштабной цензуре и давлению со стороны властей.
В одной статье Цао, некогда журналисту и бухгалтеру по профессии, давали такую характеристику: он был готов сделать ставку на сервис для обмена информацией на основе участия широкой аудитории пользователей в стране, где и к широкой общественности, и к информации относятся к подозрением443. Невероятная популярность Weibo во многом была следствием того, насколько умело Цао и Sina обходили крайне тонкие и зачастую невидимые барьеры допустимого в общественной дискуссии. В объявлении об эмиссии акций за 2014 год компания предостерегала инвесторов: регулирование и цензура информации, распространяемой в Китае посредством интернета, могут неблагоприятно повлиять на деятельность и явиться поводом для привлечения к ответственности444. Поэтому компания внедряет специальные команды по фильтрации и мониторингу пользовательского контента445.
Корпоративная армия цензоров из нескольких сотен человек бдительно следит за тем, чтобы ни одно высказывание не выходило за рамки допустимого. Например, клеймить коррупционера, об отставке которого уже сообщили официальные СМИ, можно, а вот обвинять действующих чиновников в двурушничестве, пусть даже с прямыми доказательствами взяток, нельзя446. Под запретом любые дискуссии, которые могут привести к самоорганизации и коллективным действиям вроде акций протеста и забастовок447. В руководстве по цензуре на платформе «Блокировки на Weibo» исследователь Джейсон Ын приводит несколько сотен запрещенных ключевых слов и тем. Они автоматически отфильтровываются или помечаются для удаления. Тут есть все: фут-фетиш, фамилии членов партийной верхушки, например, Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао, и даже бессмысленные на первый взгляд словосочетания типа «мясо консервированное с шерстью». На самом деле последнее – это иероглифический каламбур: эти иероглифы читаются похоже на «Мао Цзэдун». Так коллективный разум обыгрывает не самое приятное зрелище, которым можно насладиться на площади Тяньаньмэнь, – мумию Великого Кормчего448.
На глазах у людей, которые, как Бадюцао, взрослели вместе с Weibo, эта социальная сеть, когда-то давшая им небывалую свободу, становилась все более подконтрольной. Но без боя сдаваться они не собирались.