Для традиционного капитала исключительно важным представляется то, что трансгуманизм, подобно другим движениям, направленным на трансформацию человека (например, пропаганде сексуальных извращений), существенно меняет поведение своих адептов и тем самым создает принципиально новые рынки сбыта.
В условиях глобального кризиса рыночной экономики (который прекратится лишь с завершением ее трансформации в нерыночное в основном хозяйство, основанное на социальных платформах) спрос является величайшим и постоянно усиливающимся дефицитом, а рынки сбыта – абсолютной ценностью, новым святым Граалем, даже намек на который кардинально меняет поведение крупного капитала и, соответственно, направление движения финансовых потоков.
То, что трансгуманизм обещает новые рынки сбыта (и при этом крайне долгосрочные – в соответствии с ожидаемой сверхвысокой продолжительностью жизни его адептов), уже само по себе делает его крайне влиятельной силой рыночной экономики и заставляет крупнейшие корпорации служить ему преданно и без оглядки. А то, что разными формами биохакинга он уже сейчас создает качественно новый (пусть пока еще и не очень значительный по объемам), ранее никогда не существовавший спрос, весьма существенно подкрепляет его претензии и окончательно закрепляет его положение как серьезной рыночной, а следовательно – и политической силы.
Необразованность и низкий культурный уровень в сочетании с абсолютной самоуверенностью и упоением собственным величием характерны для российской правящей тусовки, – однако весьма распространены и среди представителей западных нуворишей, сколотивших состояние на волнах финансовых спекуляций, связанных с разграблением Советского Союза и развитием на его костях глобализации. В силу безграмотности и ограниченности они, в отличие от представителей «старых денег», в массе своей не могут даже вообразить неизбежности гибели своих капиталов в глобальном финансово-технологическом катаклизме и стремятся к максимальному продлению своих жизней и к максимизации получаемых удовольствий, искренне полагая решенными (или незначительными на фоне своего величия) все остальные проблемы.
Трансгуманизм за счет единственно понятных примитивному механистическому мышлению внешних технологических улучшений обещает этим нуворишам и продление жизни (вплоть до бесконечности), и максимизацию удовольствий, включая принципиально новые, еще никем и никогда не испытанные. Принципиально важно, что для критически значимой части представителей современной пресыщенной элиты второе вполне сопоставимо по своей значимости с первым.
И продление жизни, и эти отчасти еще не существующие, никем не представимые и лишь туманно предполагаемые удовольствия представляют собой качественно новые товары, которые стоят денег и контроль за которыми обеспечит богатство и колоссальное рыночное могущество.
Но, разумеется, их основное значение в ином.
Травматичность, ненадежность и недостаточная познанность средневековых орденских методов продления активной жизни, основанных на мобилизации скрытых способностей организма при помощи комплекса психофизиологических шоков, способствует активизации исследований не только в умирающей от запредельной бюрократизации традиционной медицине, но и в направлении обогащения достижений биологической науки высокими результатами других наук. Поверхностное применение этих достижений к человеку и ажиотаж вокруг связываемых с этим возможностей и составляет, насколько можно судить, основу современного трансгуманизма.
Он манит современные элиты прежде всего призраком бессмертия, а уже на первом этапе, в самом ближайшем и вполне обозримом будущем, – возможностью неопределенно длительного продления насыщенной, яркой и полноценной жизни.
«Промежуточным этапом» движения к этой сияющей мечте является качественное повышение эффективности человеческого организма, – помимо физиологической и эмоциональной (хотя последняя сторона жизни интересует адептов трансгуманизма поразительно слабо), еще и интеллектуальной, обещающей обеспечить качественное превосходство во всех видах жизненной конкуренции.
По сути дела, трансгуманизм обещает не только превратить своих адептов в богоподобные существа, но и прежде всего поднять их качественно выше обычных людей, превратив в своего рода касту сверхлюдей.
Насколько можно понять, современные исследования направлены не только на повышение возможностей человеческого организма, но и на его существенное ограничение для искусственного создания специализированных подвидов, – разного рода «служебных людей», о которых говорил вице-президент РАН Ковальчук, – в основном не способных к саморазвитию. Последнее обстоятельство освободило бы хозяев «нового мира» от всякой, даже потенциальной угрозы социальной конкуренции. Затаенную мечту западной элиты о выведении таких «пород человека», более всего напоминающих породы безысходно покорных животных, исподволь выразил еще Оруэлл в «Скотном дворе»; трансгуманизм порождает надежду на скорое и надежное воплощение этой мечты в жизнь.
Эти перспективы вряд ли соответствуют реальным возможностям, так как трансгуманизму свойственно абсолютизация локальных достижений при полном игнорировании все еще недостаточной познанности глубоких, фундаментальных процессов (лишь одним из их видов представляется специфическое воздействие разума на обычные биологические процессы, к изучению которого только подступает современная наука).
Если же учесть колоссальную энергию трансгуманизма и, соответственно, глубину его безоглядного «забегания вперед», он представляется несомненной угрозой для тех из его адептов, кто решится выступить в роли «подопытных кроликов», – или, как это, скорее всего, будет пышно именоваться, «пионеров нового магистрального пути развития человечества».
Вместе с тем нельзя не осознавать, что впереди – эпоха Великих физиологических открытий, которая, насколько можно судить, станет стартом коммунизма (разумеется, существенно отличного в своих бытовых проявлениях от наших стандартных представлений о нем, сформированных на материале полуторавековой давности) примерно так же, как эпоха Великих географических открытий стала стартом капитализма.
И глубокое преобразование человека действительно станет магистральным направлением приложения его сил, – однако это преобразование будет не внешним, механистичным, воспринимающим человека как набор протезов или алгоритм, лишенный свободы воли. Человек, безусловно, слишком сложен для искусственного интеллекта и представляет собой глубочайшую и запутанную проблему в контексте современной науки. Поэтому подход свойственный трансгуманизму в силу своей поверхностности и насильственности обречен на неудачу.
Будущее, по всей видимости, принадлежит разнообразным технологиям high-hume (названным так по аналогии с high-tech с учетом применения к человеку), обеспечивающим развитие и совершенствование человека на основе не его отказа от своей природы как некоего постыдного ограничителя, а, напротив, органичного развития и совершенствования этой природы в соответствии с уже имеющимися в ней потенциальными возможностями и обещаниями.
Разумеется, угроза срыва в «вертикальный прогресс» по Стругацким, заключающаяся в необратимом разделении человечества сначала на психофизиологической, а затем уже и на биологической основе, сохраняется, – однако в случае ориентации на развитие наличной природы человека вместо ее попрания и отбрасывания данная угроза становится значительно менее выраженной, некоей побочной опасностью, вполне устранимой и исторически преодолимой.