Моргенштерн (чистый ариец)

Моргенштерн родился в Пруссии, однако принадлежал к австрийской экономической школе, точнее, к ее четвертому поколению. Поскольку первое поколение состояло из Карла Менгера-старшего в единственном числе, Моргенштерн, естественно, высоко ценил взгляды его сына.

На младших курсах в Венском университете Оскар Моргенштерн попал под влияние так называемого кружка Шпанна, сложившегося вокруг Отмара Шпанна, пророка “истинного государства”. Юный Моргенштерн прилежно изучал и труды немецких идеалистов – Иоганна Готлиба Фихте, Фридриха Шеллинга и Георга Фридриха Вильгельма Гегеля. В результате такого воспитания у Моргенштерна возникли антисемитские предрассудки. Он с презрением относился к лекциям по экономике, которые читал Фридрих фон Визер (третье поколение), и писал в дневнике: “А может быть, он все-таки еврей или полукровка? Или либерал?” На самом деле особенным либералом Визер не был, более того, он восхищался Муссолини. Но главное – как отмечал впоследствии Моргенштерн, Визер держался словно “аристократ старой школы”. Кстати, аристократом на поверку был сам Моргенштерн. Его мать была незаконной дочерью немецкого императора Фридриха III из династии Гогенцоллернов, продержавшегося на престоле совсем недолго.

Вскоре Оскару Моргенштерну наскучили романтические фантазии Отмара Шпанна, и он обратился к теории предельной полезности. И стал ассистентом преемника Визера. В школе математика не давалась Моргенштерну, он даже один раз остался на второй год, но в университете стремительно наверстал упущенное. Всего через шесть семестров он получил докторскую степень и, более того, роскошный трехлетний грант на путешествие от Фонда Рокфеллеров.

Моргенштерн твердо верил в важность математических методов в экономике. Однако математика в кружке Шпанна не особенно ценилась, да и во всей австрийской школе экономики ее уважали немногим сильнее. Вот зачем молодой доктор Моргенштерн решил побывать в Англии, США, Франции и Италии – изучать математическую экономику. А когда вундеркинд-полиглот наконец вернулся в Вену, то подал на хабилитацию.

Однако Отмар Шпанн услышал об этом плане и приложил все усилия, чтобы помешать его осуществлению, для чего пустил слухи, будто у Моргенштерна есть еврейская кровь. Вот и фамилия у него подозрительная. Более того, один приятель-еврей как-то посоветовал Моргенштерну, пусть и в шутку, подписывать свои статьи “Моргенштерн, чистый ариец”, чтобы давить все подозрения в зародыше.

В конце концов козни Шпанна не привели к успеху, но этот эпизод преподал Оскару Моргенштерну важный урок: он навсегда излечил его от прежних антисемитских склонностей.

В Вене Моргенштерн примкнул к экономическим кругам Людвига фон Мизеса (третье поколение) и Фридриха фон Хайека (четвертое). Людвиг фон Мизес (1881–1973) был братом философа и основателя Института прикладной математики Рихарда фон Мизеса, однако Людвиг славился тем, что был даже заносчивее брата. Рихард и Людвиг друг друга не выносили.

Фридрих фон Хайек (1899–1992) также недолгое время пробыл в кружке Отмара Шпанна, но ушел оттуда еще до появления Моргенштерна. Хайек, дальний родственник Витгенштейна, теперь возглавлял так называемый Призрачный кружок (Geist-Kreis), куда часто заглядывали Феликс Кауфман и Карл Менгер – два члена кружка Шлика. Похоже, в те времена не посещать все венские дискуссионные кружки могли лишь самые завзятые отшельники.

Хайек и фон Мизес были яростными поборниками либеральных идей и непоколебимыми противниками полной социализации в духе Отто Бауэра и Отто Нейрата. Людвиг фон Мизес даже гордился, что в одиночку героически спас Австрию от большевизма. “Это все моя заслуга и только моя”, – говорил он будущим читателям своих мемуаров, но затем, поддавшись внезапному приступу скромности, признавался, что, увы, не смог предотвратить Великую депрессию, хотя и задержал ее приход на целых десять лет. Эти славные подвиги ловкий фон Мизес совершил, сидя в своем тихом кабинете в финансовом отделе Венской Торговой палаты. В университете он не работал.

Фридрих фон Хайек был директором недавно основанного Института исследований делового цикла. Знания и опыт, накопленные Моргенштерном за границей, произвели на него должное впечатление, и он взял молодого человека на работу, а когда в 1931 году Хайек уехал в Лондонскую школу экономики, Моргенштерн стал его преемником. В том же году лопнул крупнейший австрийский банк Creditanstalt. Его крах вызвал масштабный денежный кризис, и вскоре стало известно о целом море коррупции и финансовых скандалов, а уровень безработицы взлетел до головокружительных высот. Все это Моргенштерн наблюдал своими глазами из Института делового цикла. Одной из главных задач, вставших перед институтом Моргенштерна, было создание рыночного барометра, который облегчил бы экономическое прогнозирование. Однако такая идея, видимо, балансировала на грани парадокса – и в самом деле, как прекрасно знали в профессиональных кругах, Оскар Моргенштерн твердо придерживался мнения, что экономические прогнозы в принципе невозможны. Более того, такова была основная мысль его хабилитационной диссертации.

Аргументация Моргенштерна была проста. Любой разумный экономический агент, естественно, реагирует на любой прогноз. Однако эту реакцию необходимо точно предугадать в момент, когда прогноз делается, однако агент это тоже учтет, что также следовало учесть при прогнозе – и так далее: бесконечная игра с собственным хвостом. Очевидно, что экономический прогноз и прогноз погоды – разные вещи. Прогнозы на погоду не влияют. Атмосфера не реагирует на то, что говорят люди, а бизнес – да. Всякий, кто попытается смоделировать этот самомодифицирующийся процесс, попадет прямиком в порочный круг, утверждал Моргенштерн. Это все равно что играть в шахматы, когда каждый игрок пытается просчитать все ходы партнера, прекрасно понимая, что тот, в свою очередь, делает так же.

Не раз и не два Оскар Моргенштерн – словно бы между прочим – упоминал, что открытие фундаментальной непредсказуемости экономики в рамках этой науки аналогично знаменитой теореме Гёделя о неполноте в математике. Экономическое равновесие не совместимо с идеальным прогнозом, и все тут. Однако пройдет несколько лет, и Моргенштерн узнает, что еще в 1930 году в статье, посвященной салонным играм, Джон фон Нейман нашел выход из порочного цикла взаимного предвосхищения: прогнозы вероятности того или иного события можно совместить с равновесием, нарушать которое окажется невыгодным для всех участников.

Когда Оскар Моргенштерн услышал об открытии Джона фон Неймана, это произвело на него сильное впечатление и, по всей видимости, укрепило его убежденность в пользе математики для экономики. Он написал заметку “Логистика и социальные науки” (Logistik und Sozialwissenschaften), посвятив первые три страницы аксиоматическому методу, который так мастерски применял Давид Гильберт в геометрии. Экономике недостает подобных строгих технических приемов, утверждал Оскар Моргенштерн. Его новым призванием, как он теперь понимал, был поиск подхода к экономическим задачам “с подлинно точным мышлением и подлинно точными методами”, что, собственно, и требовалось от любого приверженца научного миропонимания. Однако он горько сожалел, что потратил юные годы на попытки усвоить излияния немецких философов вроде Фихте, Шеллинга и Гегеля. К счастью, все эти заблуждения остались в далеком прошлом. Теперь Моргенштерн ходил на заседания Венского кружка, а один раз прочитал там доклад “Идеальный прогноз и социальное равновесие”.