Книга: Домашняя жизнь русских царей
Назад: Глава I Родины. Крестины. Именины
Дальше: Глава III Начальное учение
Глава II
Воспитание
Порядки ухода за новорожденным ребенком.– Повивальные бабки, кормилицы, мамы, дядьки и другие лица, которым вверялось воспитание государевых детей.– Некоторые обычаи и обряды, наблюдавшиеся в отношении царских детей.– Содержание детей: колыбель, белье и платье– Заботы о сохранении государевых детей святостью Церковного Устава.– Обзор игрушек и детских игр.
На родинах первым лицом в уходе за царицей, конечно, была повивальная бабка, повитуха, которая называлась также и приемной бабкой. Она поступала потом в комнатные бабки у принятого ею ребенка, т. е. поступала в число необходимых лиц для его охраны, для постоянного попечения и наблюдения о его здоровье на всем протяжении его взросления. Само собой разумеется, что по опытности и познаниям это была лекарка-знахарка, очень хорошо знавшая весь порядок, какой исстари водился в уходе за ребенком, и потому она всегда бывала главным действующим лицом, когда ребенок занемогал или приключалось с ним что-либо непонятное. При этом можно полагать, что в суеверный век около новорожденного сосредоточивалось немало различных не только действительно полезных, но и всяких суеверных приемов в наблюдении за состоянием его здоровья, какие и доныне существуют в простом народе и знанием которых неотменно должна была отличаться такая повитуха и в царском доме.
Хотя в крестоприводных записях кормилиц, а следовательно, и бабок, было оговорено, чтобы лихих волшебных слов не наговаривать, но молитвенные слова от божества и т. п., конечно, дозволялись и не преследовались. Существовал, например, молитвенный заговор об облегчении рождения: «Обрете Господь наш Исус Христос со святым Иваном Богословом нашли жену рожающую и не можаше рожати. И рече Господь наш Исус Христос: иди и рцы ей во ухо десное, жене рожающей, изыди младенче скоро, зовет тя Господь наш Исус Христос. Помяни, Господи, сыны Едомския. Истощайте, истощайте. Всегда и ныне и присно и в веки веков. Аминь» (Домострой, изд. Имп. Общ. Ист. и Древн. Росс. М., 1882, стр. XV).
У царевичей бабка оставалась, вероятно, лет до пяти, до той поры, как царевичи поступали с рук мам на руки к дядькам.
У царевен бабка, как лекарка, занимала уже постоянное место в их придворном штате, или чине, и жила при каждой из них в их хоромах, поэтому именовалась иногда «комнатная». Бабки получали по полтора рубля годового денежного жалованья и по 6 четвертей ржи и овса отсыпного хлебного.
Одежду и всякий наряд повивальная бабка получала дворцовое.
Когда у царицы бывали родинный и крестинный столы, то к ним между прочим подавалась и каша, вероятно, символическая, а к ней прилагалась пара соболей по 5 руб., иногда по 4 руб., которую после стола царица всегда жаловала приемной бабке. При этом царица жаловала и своего ключника, тоже парой соболей, но ценой по 10 руб., иногда по 8 руб., вероятно, за изготовление этой каши.
Когда оканчивалось дело приемной бабки, первым лицом в уходе за новорожденным ребенком становилась кормилица.
При выборе кормилицы наблюдалась величайшая осторожность, и потому в выбор или прибор назначалось иногда более десяти кормилиц, жен во всех качествах добрых, имена которых и записывались в особую роспись. В этой росписи означали мужа избираемой, ее лета, детей ее, время, когда разрешилась от бремени последним ребенком, потом имя и местожительство ее духовника, который по священству обязан был засвидетельствовать особой запиской нравственную чистоту избираемой.
По особой крестоприводной записи кормилицы целовали крест «служити и прямити царю, царице и ребенку», на воскормление которого поступали.
Кормилицы, поступая во дворец, получали весь наряд до мелких подробностей из царицыной казны. Жалованье им назначалось наравне с царицыными казначеями, по восьми рублей в год, и, кроме того, кормовых (столовых) по шести денег в день. Хлебного жалованья они получали вдвое против бабок, по 12 четвертей ржи и овса.
О преимуществах, которыми они пользовались впоследствии, когда оканчивалось кормление, Котошихин говорит следующее:
«И живет та жена у царицы в Верху на воспитание год; а как год отойдет и ежели та жена дворянского роду – мужа ее пожалует царь на воеводство в город, или вотчину даст; а подьяческая или иного служивого чину – прибавят чести и дадут жалованья немало; а посадского человека – и таким по тому ж дано будет жалованье немалое, а тягла и податей на царя с мужа ее не емлют по их живот».
Наряд кормилиц не был, однако, слишком или, так сказать, по-царски, роскошен. Он разве немногим чем отличал кормилицу от других придворных женщин среднего чина. В своих частностях и подробностях, как и в общем, он был одинаков в течение всего XVII ст., одинаков для кормилицы царевича, как и для кормилицы царевны. Весь он собирался по большей части покупкой из рядов как вещей, так и разных тканей для платья, которое, однако, всегда шилось в Царицыной Мастерской палате.
Обычно кормилицам покупали крест серебряный золоченый, иногда с финифтью. Более дорогим украшением были серьги, тоже серебряные золоченые с жемчугом и с каменьями. Зеркало хрустальное немецкое и гребень слоновой кости или рыбий зуб22, губка грецкая. Из одежды для покрытия головы кормилица получала ошивку (шапочку вроде повойника). Шапку женскую атласную с парчовым или шитым золотом вершком и для нее болван23. Шапка украшалась иногда кружевом полусереберным и пухом (мехом). Шляпу поярковую24 с атласной зеленой подпушкой по полям и с тафтяной подкладкой в тулье. Каптур25 и болван к нему. На сорочку пояс шелковый с такими же кистьми. Телогрею холодную и теплую на бельем или куньем меху, а для вседневного ношенья шубу на заячьем меху. Опашень, шубку столовую и более нарядное платье – летник. Ткани для этих одежд употреблялись чаще всего шелковые, также бумажные, светлых цветов, лазоревые, черленые (красный), и для опашня и шубки суконные, также цветные, светло-зеленые, багрецовые. Башмаки и сапоги сафьянные, всегда желтые и очень редко червчатые (красные). Для спанья кормилица получала тюфяк красного барана на хлопчатой бумаге с изголовьем или подушкой из гусиного пера в крашенинной наволоке.
Для поклажи вещей ей покупали ларец дубовый, окованный железом, с внутренним замком, покрытый иногда краской, например зеленой, а также коробью (сундук) с таким же замком.
«Да у того ж царевича или царевны (говорит Котошихин) бывают приставлена для досмотру мамка, боярыня честная, вдова старая, да нянька и иные прислужницы».
У царя Алексея Михайловича мамы были, одна после другой, боярыни Арина Никитична Годунова и Ульяна Степановна Собакина. У царевича Ивана Михайловича его бабка по матери-царице, боярыня Анна Константиновна Стрешнева; у царя Федора Алексеевича – княгиня Прасковья Борисовна Куракина и боярыня Анна Петровна Хитрово; у Петра Великого мамы были: боярыня Матрена Романовна Леонтьева и боярыня княгиня Ульяна Ивановна Голицына; у царевны Софьи Алексеевны – княгиня Анна Никифоровна Лобанова-Ростовская и проч. Мамы царевичей получали годового жалованья по сто рублей.
До пяти лет царевич находился на руках мамы и окружен был попечением женщин; по наступлении пятилетнего возраста с рук мамы он переходил к дядьке и вообще на руки мужчин. В дядьки, для бережения и поучения, назначали, по словам Котошихина, боярина честью великого, тихого и разумного; а к нему товарища окольничего или думного человека. Впрочем, при назначении в дядьки великая родовая честь и сан боярина не были еще первым, главнейшим условием для получения этого звания. Человек тихий и разумный, из людей близких самому государю, имел больше преимуществ в этом важном деле перед человеком чиновным и честным в родовом смысле. Дядька царевича Алексея Михайловича, Борис Иванович Морозов, был стольником, когда его избрали в дядьки царевичу, и получил сан боярина вместе с этим избранием. Помощником в воспитании царевича был пожалованный в то же время из стольников в окольничие, родственник царицы, Василий Иванович Стрешнев. Товарищ дядьки царевича Алексея Алексеевича, Федор Михайлович Ртищев, муж милостивый и просвещенный, был вовсе не родословный человек и при избрании в эту должность получил только степень окольничего. В древности дядьки назывались также кормильцами26.
В слуги, т. е. в спальники и в стольники, царевичу выбирали боярских и дворянских детей, ровесников ему по летам, однолетков, и преимущественно из родственников царицы. У царя Алексея было двадцать человек стольников, из которых Родион Стрешнев, Афанасий Матюшкин, Василий Голохвастов, Михайло и Федор Львовы-Плещеевы были ближе других и воспитывались с ним вместе. Когда эти товарищи детских игр государя достигали совершеннолетнего возраста и оставались в прежних должностях, они составляли особый служебный разряд, под именем комнатных и ближних людей., и находились почти неотлучно при особе государя. После долгой службы государь жаловал их обычно: детей больших бояр – в бояре, а иных, меньших родов,– в окольничие, которые и назывались также комнатными, или ближними, потому что пожалованы были от близости, из комнаты.
Находясь таким образом на попечении мам и дядек, царские дети с пестунами своими и с особым чином, или штатом дворовых людей, жили, по словам Котошихина, каждый в своих особых хоромах. Сначала детей помещали в особых комнатах дворца, но это было помещение временное, потому что вскоре после рождения дитяти ему строили новые отдельные покои, обычно деревянные. Вообще, как бы ни было велико царское семейство, для каждой особы строились всегда отдельные хоромы, деревянные или каменные.
Когда дети переходили в эти новые избушки, то на новоселье, по существовавшему обычаю, приносили им хлеб-соль и собольи меха27.
В этих избушках, или хоромах, дети жили весьма уединенно, совершенно скрытые от людского глаза, не видя почти никого, кроме людей, к ним приставленных. Их избушки ставились в глубине дворца, среди других внутренних отделений, даже вдали от мест, которые были открыты для служащего во дворце народа.
Вообще нужно заметить, что одна из главнейших забот в воспитании царских детей в XVII веке состояла в том, чтоб как можно тщательнее скрывать их от глаз народа. О царевнах говорить не станем: женщина высших, т. е. знатных и богатых разрядов тогдашнего общества, по понятиям наших предков, без потери доброго имени не могла являться открыто, а тем более в присутствии мужчин; она проводила жизнь более или менее уединенно, также в кругу женщин, родных или знакомых. Но в царском быту и царевичи до известного возраста жили точно так же уединенно. Котошихин говорит, что «до 15 лет и больше царевича видеть никто не может, окроме тех людей, которые к нему уставлены, и окроме бояр и ближних людей». Далее Котошихин описывает и все меры осторожности, которые наблюдались в этом случае при выездах и выходах детей на богомолье или в загородные дворцы:
«Царевичи в младых летех и царевны, большие и меньшие, всегда случится им идти к церкви, и тогда около их во все стороны несут суконные полы, что люди зрети их не могут, – так же, как и в церкви стоят, люди видети их не могут же, кроме церковников, а бывают в церкви завешаны тафтой, и в то время в церкви, кроме бояр и ближних людей, мало иные люди бывают. А как ездят молиться по монастырям, и тогда каптаны и колымаги их бывают закрыты тафтами ж». Бояре,– разумеется, исключая родственников царя и вообще ближних людей,– едва ли пользовались правом видеть царевича до его всенародного объявления. Речи, которые произносились царями при этом торжестве, вполне подтверждают, что царевич не показывался до объявления.
Обычай скрывать царевича до известных лет от глаз народа и потом торжественно пред всем народом объявлять его получил начало только в XVII ст. Смутное время, время великого шатания Русской земли, вызванное самозванством, и потом неоднократное появление самозванцев в течение XVII ст., научило правителей этой необходимой политической осторожности, главнейшая цель которой заключалась в том, чтоб уничтожить те условия, на которых самозванство непосредственно должно было утверждаться. Так, по крайней мере, толковали этот обычай и иностранцы.
Н. Ф. Некрасов. Борис Годунов рассматривает карту, по которой учится его сын
Таким образом, этот обычай и многие другие, которые замыкали тогдашний семейный быт в круг, мало кому доступный, представляют и для исследователя величайшие затруднения. Очень трудно, почти невозможно, при полном недостатке сведений, составить полную картину воспитания царских детей, проследить шаг за шагом все условия, под влиянием которых вырастал царственный ребенок. Собственные наши источники до чрезвычайности скудны, притом и сведения, почерпаемые из них, весьма отрывочны, бессвязны. Иностранцы же или вовсе не писали об этом предмете, или писали по слухам; следовательно, не всегда точно и верно. Впрочем, один из них, Рейтенфельс, говорит об этом обстоятельнее других.
«Дети царские (пишет он) воспитываются весьма тщательно, но совершенно особенным образом, по русским обычаям. Они удалены от всякой пышности и содержатся в таком уединении, что их не может никто посещать, кроме тех, кому вверен надзор за ними Выезжают очень редко; народу показывается один только наследник престола на 19-м году (с 18-ти лет у русских считается совершеннолетие), а прочие сыновья, равно как и дочери, живут обычно в монашеском уединении. От сидячей жизни они слабы и подвержены многим болезням. Лекари думают, что и старший царевич (Алексей Алексеевич) ум.ер от недостатка деятельности и движения, составляющих необходимость природы. С некоторого времени уже больше обращают на это внимания, и царские дети упражняются каждый день, в определенные часы, в разных играх, конной езде и метании стрел из лука; зимой делают для них небольшие возвышения из дерева и покрывают снегом, отчего образуется гора: с вершины ее они спускаются на саночках или на дубке, управляя палкой. Танцы и другие занятия, у нас обычные, при русском дворе не употребляются, но каждый день играют там в шахматы»18.
Здесь замечание о сидячей жизни царских детей ни в каком случае не может быть допущено как общая черта древнего воспитания, как то делает Рейтенфельс. Оно относится только к царевичу Алексею Алексеевичу, который действительно вел сидячую жизнь, потому что с особенной охотой и прилежанием занимался книжным учением. Ниже мы видим опровержение и подтверждение этому сказанию Рейтенфельса в тех данных, которые встретились нам в наших домашних источниках.
Первым, самым неотменным делом при рождении ребенка была особенная забота смерить долготу его роста и широту его объема, дабы по этой мере написать икону Ангела новорожденного, меру рождения дитяти. Такие иконы, по государеву указу, обычно поручали писать самым искусным иконописцам.
Эти иконы украшались богатыми окладами, как можно судить по описанию меры царевича Алексея Алексеевича. Само собой разумеется, что эта святыня находилась всегда в детской моленной, а в случае смерти – ставилась над гробами. Мера рождения Петра Великого находится также пред гробом Преобразователя в Петропавловском соборе в Петербурге.
Перейдем теперь к той стороне жизни детей, в которой сосредоточивались заботы и попечения вообще об их пребывании и содержании. Само собой разумеется, что заботы о здоровье детей распространялись и на всю обстановку их начального бытия, где каждый предмет, конечно, служил охраной их здоровья.
Одной из ближайших потребностей для помещения ребенка была колыбель: с нее мы и начнем наше описание. В колыбель в первый раз ребенка клали с особой молитвой, которая внесена и в старинные Требники; притом до крещения в колыбель его не клали. Царская колыбель своим устройством походила на зыбку, распространенную и теперь в простом народе. Она состояла из пялец, которые делались из точеных столбцов, двух длинных с яблоками на концах и двух поперечных. К длинным столбцам прибивались серебряные кольца с пробоями, а к кольцам прикреплялись или ремни лосиные, обшитые бархатом, или тесьмы шелковые и даже златотканые, на которых колыбель висела. Днище колыбели обшивали сафьяном и богатыми золотными тканями.
Колыбельные постели, или перины, всегда набивались лебяжьим пухом; исподние наволочки шили из полотна, а верхние, в рядовых случаях,– из тафты, камки и других шелковых тканей, а иногда и из бархата. В подобных случаях вместо перины употребляли бумажник, или тюшак (тюфяк) бумажный, набитый хлопчатой бумагой и поволоченный тафтой или камкой.
Одеяла изготовлялись, в зависимости от времени года, теплые и холодные. Теплые шили из золотных тканей и подбивали мехом бельим, лисьим, собольим, иногда горностаевым. Холодные одеяла делались из таких же золотных тканей, только не подбивались мехом. Впрочем, золотные одеяла употреблялись в праздничных случаях, обычные же шили из рядовых шелковых тканей. Праздничные богато украшались даже жемчугом и дорогими каменьями.
Колыбель для ребенка служила своего рода жилищем, избушкой, поэтому в колыбелях у детей висели небольшие иконы и особенно кресты с частицами св. мощей. В ризнице Московского Успенского собора сохраняются пять таких колыбельных крестов; на одном из них следующая надпись:
«Лета 7102 г. (1594) повелением благоверного государя царя и великого князя Феодора Ивановича, всея Руси самодержца, и его благоверные царицы и великие княгини Ирины сделан бысть се св. крест государыне царевне и великой княжне Феодосье в колыбель».
Как мы упомянули, ребенка клали в колыбель только после крещенья, и потому колыбели готовились спустя несколько дней после рождения ребенка. По-видимому, золотную колыбель дарила ребенку его крестная мать. В 1650 г. царевна Анна Михайловна одарила новорожденную царевну Евдокию Алексеевну на ее крестинах колыбелью. В 1652 г. царевна Татьяна Михайловна одарила новорожденную царевну Марфу Алексеевну полным набором колыбели с постелькой, изголовьем и одеялом.
При этом нужно заметить, что дорогие ткани со старых отставных колыбелей употребляли нередко на церковное строенье, т. е. на устройство каких-либо церковных одежд или других предметов, что почиталось благочестивой мыслью того времени, делом богоугодным и особенно благополезным в отношении самого дитяти. В 1633 г, мая 18-го, две золотные колыбели были вычищены, а в тех колыбелях сделаны оплечья к ризам.
В 1673 г., 27-го декабря, по указу царицы Натальи Кирилловны скроено в Новодевичьем монастыре из двух бывших колыбелей государя царевича Петра Алексеевича – «пять патрахелей29 да пятеры поручи30, в кроенье вышло колыбель меньшая вся да от другие колыбели вышли ушки». Но не только на поручи и патрахели, отставные колыбели употреблялись даже и на устройство хоругвей. В 1674 г., августа 28-го, царица Наталья Кирилловна делала в Успенский собор две новые хоругви, на каймы этих хоругвей и был употреблен бархат из отставной колыбели царевича Петра Алексеевича.
В других случаях колыбели переходили как бы по наследству от одного ребенка к другому. В 1674 г., октября 22-го, колыбель царевича Федора Алексеевича перешла к восьмилетнему царевичу Иоанну Алексеевичу с некоторым обновлением.
В колыбелях дети спали довольно долго, почему заготовка им новых колыбелей повторялась неоднократно. Царевич Алексей Мих. спал в колыбели и после перехода с рук мамы на руки дядьки, когда ему исполнилось пять лет. Теперь (в 1634) стал заботиться о его колыбели его дядька, боярин Борис Иванович Морозов31.
Когда царевичу Алекс. Михайловичу исполнилось восемь лет, он спал уже в особом чулане (альков).
Само собой разумеется, что колыбельное детское белье изготовлялось из тонкого (Тверского) полотна. Но некоторые предметы делались и из шелковых тканей. Таковы были, например, свивальны, или свивальники. Из них обыкновенные сшивались из сукна, а праздничные – из бархата. В 1681 г. царица царя Федора Алексеевича Агафья Семеновна Грушецких, беременная, заготовила к родам два свивальна: один из сукна червчатого, багрец с подкладкой из алой тафты; другой, более богатый,– из червчатого бархата, тоже с подкладкой из алой тафты, но притом обшитый кругом серебряным галуном. Роды были несчастны. Родился царевич Илья 11 июля, а 14 июля царица скончалась.
Когда младенец вырастал, ему мало-помалу, смотря по необходимости, готовили обычные одежды. В 1629 г., 21 ноября, восьмимесячному царевичу Алексею Михайловичу, из-за холодного времени, скроена шапочка, атлас червчат, круглая.
Затем, декабря 13-го, когда царевичу исполнилось ровно девять месяцев, ему скроена шуба, камка червчата клинчата. Когда царевичу исполнился год, 14 марта 1630 г. ему скроен зипун., камка шелк ал да бел корунками; подпушка камка желтая мелкотравная; подкладка тафта лазоревая.
Детская одежда почти ни в чем не отличалась от обычной одежды взрослых. У коротких одежд для детей длиннее делались только полы. Царевичи носили шапки обыкновенные с собольим околом и горлатные, тафьи, треухи, аракчины. Это был их головной убор. На сорочку, всегда с богатым ожерельем и подпоясанную шелковым поясом, надевали зипун, поверх которого носили ферези, кафтан становой, кафтанец, сарафанец, кибеняк, кабат, чугу. При этом втором платье употреблялся кушак тесьма или богатый пояс из металлических блях. Верхнее платье составляли: платно, опашень, охабень, однорядка, ферези ездовые, или ферезея, и шуба. Из нижнего платья известны порты и штаники, которые кроились иногда вместе с чулками и для зимнего времени подбивались мехом. Чулки редко бывали вязаные; они обычно шились из тафты и других легких тканей и на зиму также подбивались мехом. К обуви принадлежали ичедыки, род чулков из сафьяна, башмаки и чеботы, или короткие сапоги. Ичедыки носили с башмаками.
Относительно детской одежды нужно заметить, что она по богатству тканей и украшений нимало не отличалась от одежды взрослых, и ребенка обычно наряжали, чуть не с первых дней его рождения, как куколку. Обычное, или, по-нашему сказать, модное, украшение одежды составлял очень любимый стариной крупный и мелкий жемчуг.
На третьем году царевич Алексей Михайлович уже носил унизанную жемчугом червчатую бархатную обнизь (род воротника), а также ферези – ездовые объяринные дымчатые с жемчужными завязками; атласную, золотную по зеленой земле, шубу с жемчужной нашивкой (петлицы); бархатные чеботки, богато унизанные жемчугом
Трехлетнему царевичу к шапочке бархатной червчатой с соболем были изготовлены петли (род каем), на которые пошло жемчугу скатного кафимского 112 зерен и потом еще 163 зерна.
Вместе с тем были изготовлены две шапки бархатные: одна червчатая, другая черная с жемчужными петлями.
Четырехлетнему царевичу в унизанный колпак поставлена запона золотая, в ней 19 алмазцов, цена 100 рублей. А в унизанную тафью по червчатому бархату поставлены два репья (розетки) золотые с финифты с яхонтами, изумрудами и жемчужинами.
К. В. Лебедев. Царица Елена Глинская с детьми
Потом сшито золотное платно и украшено жемчужной нашивкой – 18 гнезд. Далее сшиты становой кафтан желтый атласный с жемчужными пуговицами, однорядка с кружевом из жемчуга и канители, на что употреблено жемчугу (461 + 48) 509 зерен. Шуба атласная, по червчатой земли круги серебряны с жемчужной нашивкой (петлицы) и т. д.
Таким образом, трех и четырех лет царевич был богато одет, в полном соответствии с тогдашним костюмом.
Детские доспехи царя Михаила Алексеевича
При этом различные украшения, вроде дорогих камней или дорогих жемчужин, запон и пр., государь сам выбирал, и всякий предмет ставился в дело по его назначению или по назначению царицы, как было в обиходе маленьких царевен, наряд которых точно так же устраивался чуть не с первых дней их возраста.
Царевне Ирине Михайловне не было еще и года, когда ей была сшита тафейка, украшенная дорогими камнями, лаликом и изумрудцем и богатым жемчужным низаньем. Жемчугу на нее пошло 260 зерен: в верхнюю обнизь 136, да в очелье 124 зерна. К другой тафейке, попроще, вышло 152 зерна. Ей же восьмимесячной была сшита шубка с жемчужной нашивкой. Тогда же ей снизано жемчужное ожерелье, а потом украшена жемчужным низаньем сорочка.
На четвертом году она уже носила венец жемчужный с каменьями.
На серьги государь отбирал жемчуг и другие драгоценности вскоре по рождении дитяти: царевнам Софье и Татьяне через месяц, царевне Пелагее через 2 недели, Марфе через 6 недель, Ирине через 3 недели. Царевне Софье Михайловне было всего два месяца, когда ее тафья бархата червчатого была украшена репьем (розетка) золотым с алмазами. Шестимесячной царевне
Анне уже готовилось жемчужное ожерелейцо из 227 зерен скатных. По одиннадцатому месяцу ей обнизывались жемчугом бархатные чеботки.
Царевичу Ивану Михайловичу был только месяц от рождения, когда ему в низанную тафью был поставлен репей золотой с алмазы; потом, ему был только год от рождения, такой же репей поставлен в его шапку бархат черн с собольим околом.
Без месяца ему был год, и он уже надевал становой кафтан камчатный червчатый с жемчужным украшением и с такой же пуговкой.
Надо заметить также, что детское белье, полотняное или тафтяное, так же, как и платье, сохранилось в кипарисных сундуках и ларцах.
Весьма любопытно, что, кроме упомянутого русского платья, дети царя Михаила Федоровича носили и немецкое. Совершенно неизвестно, каким путем зашло это немецкое платье в комнаты государя, к его детям, и кто подал первую мысль об этом костюме. Припомним, что наши древние обычаи в это время достигли полного расцвета и с особенной упругостью противились всякому чужеземному влиянию. Немецким извычаям в это время было гораздо труднее, чем прежде, пробираться в наши патриархальные, крепкие своею православной стариной, жилища. Несмотря на это, были, однако ж, люди, которым нравились немецкие обычаи и которые даже носили французское и немецкое платье. Между такими людьми весьма значительное место, как по сану, так и по своим отношениям к царскому семейству, занимает родственник (двоюродный брат) царя Михаила Федоровича, боярин Никита Иванович Романов. Как родственник государя, боярин Никита Иванович мог занести и в царское семейство мысль нарядить малолетних царевичей в немецкое платье, в чем, вероятно, был участником и самый дядька царевича Алексея Михайловича, боярин Борис Иванович Морозов. Тем скорее было принято нововведение, что в этом случае немецкое платье составляло детский наряд, который открывал более свободы и для видоизменения русской одежды и даже для нововведений.
Впервые немецкое платье во дворце появляется в Потешной палате, конечно, в качестве наряда потешников, которым дозволялось одеваться как можно замысловатее и смешнее, на взгляд старобытного русского порядка и вкуса. В 1632 г. такое потешное платье было сшито главному потешнику Ивану Семенову Лодыгину: плащ, кабат, пукши. У других потешников появляются юпы, курты, и вообще Потешная палата мало-помалу совсем онемечивается. Каким путем эта немечина была проведена и в комнаты маленьких царевичей, угадывать трудно.
По-видимому, такие нововведения вступали в обиход царевичей не очень заметными переменами и вначале касались только их маленьких сверстников из служебной среды, каковы были стольники и разные потешники.
31 мая 1635 г. появляется уже прямое немецкое платье. В это время накрачеям (музыкантам)32 царевича сделано платья немецкого:
«три юпы, трои пукши, три шапки, сукно английское; сукна пошло черленого, зеленого, лазоревого 11 аршин».
Наконец, дело коснулось и самих царевичей. Так, в 1636 г, 26 декабря, с Казенного двора взято алого бархату 9 аршин царевичам (Алексею 7 лет и Ивану 3-х лет) на немецкое платье. К тем же немецким платьям 29 декабря взято на исподы пупков собольих; да на подкладку тафты червчатой 5 аршин, да тафты зеленой 5 аршин, атласу рудо-желтого да киндяку червчатого по аршину. Того же числа, 29 декабря, деланы царевичам немецкие башмаки, делали немцы канительные мастера из ирхи33, т. е. вышивали, вероятно, по ирхе золотом, канителью.
Вместе с тем 30 декабря 1636 г. троим стольникам царевича Алексея Михайловича (четвертый Дмитрий Матюшкин выбыл) сделано нем.ецкие платья:
«три жупана, да трои пукши, сукно лундыш черлено. Три епанчи, сукно лундыш зелено. Три шляпы немецкие; на те же шляпы три снурка серебряных. Трои рукавицы немецкие персчатые. Трои ожерелья полотняных. Шестеры чулки гарусные; трои чижмы немецкие, к ним на завязки. А приказал сделать государевым словом боярин Борис Иванович Морозов дьяку Гаврилу Облезову; взяли платье стольники сами».
Таков был немецкий костюм царевичевых стольников.
1637 г., января 11-го, «скроены царевичу Алексею Михайловичу башмаки на немецкое дело, сафьян желт». Потом «того ж дни скроено государям царевичам (Алексею и Ивану) платье на немецкое дело, епанчи, бархат алкызылбашской... да им же, государям на кафтанцы на немецкое дело и на штаны атласу рудо-желтого 10 аршин» и пр. Выражение на немецкое дело значит – по немецкому образцу, или просто немецкое платье. То же самое платье находим и в описи казны царевича Ивана Михайловича со следующим описанием: «Немецкое платье: епанча, бархат ал, опушен бархатом зеленым, подложена тафтой зеленой; кругом епанчи и по ожерелью кружево немецкое серебреное. Курта немецкая и штаны, атлас желт, кружево по них немецкое серебряное; исподы у курты, пупки собольи, у штанов, черева бельи».
В 1638 г., 26 июня, царевичевым металникам (канатным плясунам, акробатам и танцорам) Макарку да Ивашку Ондреевым
«сделано две курты да двои штаны, сукно настрафиль одинцовое черлено, сукна пошло 4 аршина. Им же сделано два аракчина, сукно багрец. А приказал (сделать платье) государевым словом боярин Борис Иванович Морозов».
Карлы царевичей ходили также в куртах. Таким образом, малолетние сыновья царя Михаила и почти весь их штат одеты были в немецкое платье. Очень любопытно, что в числе отставного платья царя Алексея Михайловича в 1647 г. сохранялось и немецкое платье (епанча и курта), которое тогда со всяким другим отставным платьем было продано по государеву указу и по приказу боярина Б. И. Морозова.
В детском платье царевен особенно замечателен, по своему богатству, головной убор. Как царевны, они носили венец и коруну. Венец (венок) составлял собственно княжеский девичий головной убор. Употребление его относится еще к XV веку. Из одной княжеской духовной грамоты того времени узнаем, что князь Михаил Андреевич Верейский подарил своей дочери «венец царской с городы34, да с яхонты да с лалы35, да с зерны с великими; другой венок низан великим жемчугом». В 1636 г, января 24-го, царь Михаил Федорович пожаловал девятилетней царевне Ирине
«венец золот с городы, по нем травыь золоты прорезные, с финифты с розными. У венца в городех и меж городов 96 алмазов да 109 лалов. Накосник36 по цке37 серебряной золоченой, низан жемчугом большим; на конце у накосника три ворворки38, обнизаны жемчугом; в кистей место низано жемчугом мелким; по концам перепелы серебряны золочены. Подложен (венец) тафтой желтой».
Кроме упомянутого здесь накосника, или котика, при венцах носили поднизи39. У венца царевны Анны была поднизь, «по атласу по червчатому низана жемчугом большим и середним; меж жемчугу звездки золоты». При коруне употреблялись также рясы, которые низались из жемчуга в виде длинных прядей. Они привешивались с правой и с левой стороны коруны и ниспадали на плечи. К коруне царевны Ирины принадлежали «рясы, низаны жемчугом, промеж жемчугу и по концам 10 яхонтов лазоревых да 8 лалов; колодки у ряс золоты, навожены чернью, в колодках 4 яхонта червчатых да два изумруда, да на спнях 18 зерен жемчужных». У царевны Натальи Алекс. была корона жемчужная с запонами, в поднизи 82 зерна бурмицких и пр. Различие между венцом и коруной состояло в том, что первый был собственно венок, без тульи, которая составляла необходимую принадлежность коруны и тем отличала ее от венца. Когда царевны подрастали, то их венцы и коруны, становившиеся неудобными для употребления, переходили к другим малолетним царевнам, что видно из описей их казны.
Обычный головной убор малолетних царевен составляли кика, тафья, шляпа круглая, столбунец, или столбунчик, шапка летняя с околом и шапка высокая лисья, горлатная или черевья, и треух, а иногда куколь.
Детское платье царевен заключалось в тех же предметах, какие были в употреблении у взрослых, исключая только кафтанца – собственно детской женской одежды, подобной покроем мужской того же наименования, который шился иногда на турецкое дело, т. е. на турецкий образец. У царевны Ирины было таких кафтанов 36, в том числе два кафтана турских. У царевны Татьяны теплых и холодных кафтанов было 24. Из двух турских кафтанов царевны Ирины один подарен ей отцом, царем Михаилом, в 1634 г., когда ей было только семь лет и в то время «как она государыня начела учить часы». Он описан следующим образом: «кафтан турской, атлас серебрен, по нем круги шахматные, в них шелк червчет да зелен, меж кругов репьи, шелк лазорев; а в них шелк червчат. На вороту 28 кляпышев, обделаны серебром с шелком с червчатым да с лазоревым, на рукавах у запястья по 4 пуговки серебряны; подпушен дорогами червчаты». Эти кафтаны, подобно телогреям и шубкам, надевались всегда на сорочку.
Царица Марья Ильинична шествует в большой праздник на богомолье в церковь.
Ее сопровождают царевны и девушка, несущая царевича
Ко второму платью, которое носили сверх этого, принадлежат: летник, роспашница и кортель. Летник – одежда с длинными и весьма широкими рукавами, которые назывались накапками; к концам этих рукавов, т. е. к запястьям, пришивали вошвы из золотных материй или из бархата и атласа, всегда богато унизанные жемчугом и усыпанные драгоценными каменьями. Роспашница – тот же летник, сделанный распашным. Она застегивалась спереди пуговками. Кортелем назывался летник зимний, подбитый всегда мехом. При летниках царевны носили еще приволоку. Верхнюю одежду составляли летом опашень, а зимой шуба. С опашнем носили круглое, накладное ожерелье из собольего или бобрового меха. В числе нижнего платья маленькие царевны носили штаны, обычно тафтяные, червчатые, на беличьем меху. Обувь царевен, подобно царевичей, заключалась в чулках, ичедыках, башмаках и чеботах. Все это платье шилось также из богатых шелковых и золотных материй, а зимнее подкладывалось дорогими мехами.
По истечении года у дитяти снимали первые волоски. Царевне Ирине Михайловне снимала волоски в это время бабушка ее, великая старица инока Марфа Ивановна, что и заставляет предполагать, что этот обряд исполняли только самые ближайшие родственницы или восприемники. О последнем можно заключить также из слов молитвы на первое стрижение волос у младенца, которую в это время говорил царский духовник. Молитва эта находится в Требниках40. По совершении обряда особа, снимавшая волоски, благословляла ребенка золотым крестом с мощами.
Обычай снимать первые волосы наблюдался, по словам Татищева, и в его время между знатными людьми; но он говорит, что это подстригание совершалось по прошествии семи лет, и притом на седле со стрелами41. В современном деревенском быту детям также не стригут волос до года; в иных местах, когда мальчику минет год, стрижение волос делают с некоторой торжественностью: приносят седло, садят на него ребенка и подстригают ему волосы.
Нельзя не заметить сходства этого обряда с древними постригами; но там, сколько известно, обрезание первых волос совершалось только у детей мужского пола по истечении двух, трех и четырех лет от рождения, следовательно, не в одно время, зато всегда с особенным торжеством и в соединении с другим обрядом – сажания на коня.
В 1192 г. «быша пострегы у великого князя Всеволода сыну его Георгеви (родился в 1188 году) в граде Суждали; того же дня и на конь его всади,, и бысть радость велика в граде Суж.дали... В 1230 году князь Михаил створи пострегы сынови своему Ростиславу, в Новегороде, у св. Софье и уя влас архиепископ Спиридон...»42
В 1301 г., ноября 8-го, были постриги у князя Михаила Тверского сыну его Димитрию. Гораздо позже постриги были совершены князю Юрью Ивановичу, сыну Иоанна III.
Когда ребенок начинал ходить, то в помощь ему, для научения этому движению, употреблялись сначала ходячия, или походячия, кресла, а также и потешные кресла для катания, а потом водильный нагрудник. В 1628 г., сентября 17-го, царевне Ирине Михайловне скроен нагрудник в тафте червчатой виницейке. Царевне в это время было год и около пяти месяцев.
Кресла походячия и потешные устраивались на четырех железных луженых колесах, настилались хлопчатой бумагой и обивались червчатым атласом и серебряным галуном. К походячим прибавлялись две помочи. Такие кресла, например, были сделаны в 1650 г. девятимесячной царевне Евдокии Алексеевне, в 1653 г. того же возраста царевне Марфе Алексеевне, для которой в том же году была починена ее потешная карета.
В 1672 г., декабря 19-го, когда царевичу Петру Ал. исполнилось около семи месяцев, ему были устроены ходячие кресла. Затем, 16 января, ему же сделаны два стульца деревянных потешных и потом, 9 ноября, делан также стулец потешный на колесах, сделанных из железа, меди и олова.
В 1674 г., июля 9-го, у потешной каретки царевича обшиты ремни сукном багрецом, а 15 июля каретка починена стрельцом Петрушкой Щербаком.
В том же году, августа 28-го, живописец Иван Безмин вновь золотил по гунфарбе какое-то место царевичу, на что употреблено 1000 листов сусального золота и фунт гунфарбы. По-видимому, это было царское место.
Другого порядка место, деревянное седальное, в 1676 г, 27 июля, было обито стамедом43 алым. Такое место иначе называлось судном, какое было сделано еще в 1672 г, 4 ноября, когда царевичу было только пять месяцев. При этом употреблено 2 аршина сукна багрецу на кровельное сукно. Около того же числа, ноября 1673 г., новое судно было обито атласом червчатым (пошло пять аршин) с серебряным галуном с настилкой хлопчатой бумаги.
Заботы о внешней материальной обстановке детского быта всегда сопровождались усердными заботами о сохранении детей святостью Церковного Устава.
Слабого ребенка, каким, по-видимому, родилась (1628 г. 17 апреля) царевна Пелагея, приносили к причастию через шесть недель по рождении.
Детские игрушки царевича Михаила Федоровича Романова
Царевна Пелагея приняла Св. Тайны того же года, 28 мая. Причащал ее духовник Великой старицы Марфы Ивановны. Младенцы, пользовавшиеся добрым здоровьем, причащались, как можно судить по сохранившимся записям, через более продолжительное время по рождении. Царевна Ирина Михайловна приняла Св. Тайны больше чем через 10 месяцев; царевич Алексей Михайлович причастился через 4 месяца; царевна Анна Михайловна причастилась через полгода; царевна Марфа Михайловна – через 9 месяцев. Однако нельзя утвердительно сказать, что эти указания относятся к принятию причащения впервые после рождения, так как полных и точных записей по этому предмету мы не имеем. К причащению приносили детей в разное время по случаю различных обстоятельств их жизни.
И у малолетних царских детей также находился особый крестовый поп, несомненно исправлявший молитвенные комнатные церковные службы и утренние и вечерние моления. В 1631 г. такой поп, Александр, состоял один у крестов двухлетнего царевича Алексея Михайловича и четырехлетней царевны Ирины Михайловны.
В детских хоромах совершались и некоторые праздничные службы, именно: царские часы в навечерии Рождества Христова и Богоявления, причем басистый дьякон по уставу кликал многолетие. Надо заметить, что кликанье многолетия совершалось особо в хоромах у государя и в хоромах у царицы.
В тот же Рождественский праздник государев духовник приходил к царице и к детям славить Христа и получал за это от каждого лица по паре соболей; от царицы и царевича по 3 руб. пара, от царевен по 2 руб. пара. Такие пары были розданы духовнику в 1630 г. от царевича Алексея (год и 9 месяцев), от царевны Ирины (3 года 8 месяцев) и от пятимесячной царевны Анны Михайловны.
Подобное славление духовника происходило и на Святой в Светлый праздник, когда духовник также получал пары соболей.
По разным случаям детской жизни царица водила детей или к обедне, или только к молебну не только в верховые придворные церкви, но и в приходские. Так еще с пеленок царские дети вводились в круг Церковного Устава.
Теперь мы остановимся на детских забавах, играх и игрушках, которые в то время известны были вообще под именем потех, потешек. Эти потехи и потешки были весьма разнообразны. Они во многих отношениях служат верным зеркалом, верной характеристикой старины, обличают тогдашние вкусы, раскрывают новые, дотоле малоизвестные стороны древней жизни и вообще представляют такие черты, посредством которых понимание древнего быта получает более ясности и определенности.
В царском быту детские игрушки и разные детские потехи большей частью покупались у торговых людей в Овощном, Пряничном и Потешном, т. е. игрушечном, городских рядах и в лавках у иноземцев; весьма часто они изготовлялись также дворцовыми мастерами, токарями-станочниками, живописцами и др., как увидим ниже.
Сам государь Михаил Федорович заботился о детских игрушках и иногда приобретал их у торговых немцев. В 1630 г., 17 января, от государя из хором принес Федор Степанович Стрешнев немецкого дела потеху-сад, сделано в черном немецком дереве: деревья, а на деревьях – птицы всякие. Потеха, по всему вероятию, назначалась для трехлетней царевны Ирины.
1635 г., 31 января, в субботу перед Масленицей, во время выезда царицы Евдокии Лукьяновны Богу молиться к Спасу на Новое, роздано детям боярским, которые ее сопровождали, 97 коп. для покупки по дороге игрушек, «а они на те деньги купили потехи: птичек кожаных и баранчиков деревянных, и жбанцов и горшечков, и мечиков и колокольчиков, и иных всяких потех в хоромы на потеху государским детям».
1635 г., 4 декабря, царица ходила со своими государскими чады молиться в Ивановский и в Знаменский монастыри и по дороге купила детям потех горшечков и калачиков на 12 коп.
Декабря 15-го царица «ходила молиться к Спасу на Новое, и по ее государынину приказу (роздано) торговым людям за потехи за сани деревянные резные, и за мужики разные ж., да за немочки деревянные, да за баранчик, всего 70 коп Санки и немочки и баранчик взяты в возок к государыне царице для потехи их государских детей».
1636 г., 21 сентября, как царица пошла в Троицкий осенний объезд, и на дороге для их государских чад куплен потешный возок с конями деревянными. Тогда же куплено всяких потех на 20 коп.
1637 г., 21 сентября, царица пошла к Троице, и по дороге куплено для государских детей калачиков и орехов и ягод и моркови и репы на 24 коп.
Такова была, можно сказать, деревенская, крестьянская простота царского быта, всенародная простота его обычных потребностей и вкусов. Царские дети, как и дети деревенские и посадские, утешались той же морковью и репой, орехами и ягодами, яблоками-резанью и калачиками, сдобными и тертыми, покупаемыми мимоездом на торговых площадях, в лавках у походячих торговых людей. Тут же покупались и простонародные игрушки различных видов и наименований, кому что нравилось, для детской забавы.
Но само собой разумеется, что игрушечная статья царского быта хотя и значительно пополнялась покупками в торговых рядах, но большей частью изготовлялась дома царскими мастерами, украшавшими такие игрушки не по-простонародному, а как подобало в царских хоромах для государевых детей – более богато, красиво и великолепно.
Надо заметить, что особый род игрушек появлялся у царевичей и царевен в то время, когда они находились еще в пеленках. Это были дары, по обычаю, обязательно приносимые новорожденному от разных лиц служебных и неслужебных, начиная от самого государя и его семьи, продолжая боярским сословием и оканчивая посадскими обывателями. Главным образом такие дары заключались в серебряных сосудах и других дорогих вещах, в замысловатых предметах немецкой, вообще заграничной работы, каковы были кубки, росольники, фигуры кораблей, людей, птиц и разных животных. Эти дары потом служили основанием особой казны каждого ребенка.
В казне восьмилетней царевны Ирины Мих. находились следующие игрушечные вещи, подаренные ей в разное время отцом-царем и матерью-царицею, дедом, патриархом Филаретом, и бабушкой, инокой Марфой Ивановной, а также братом, царевичем Алексеем Михайловичем. Змей золотой крылатый с финифты разными. У змея в голове изумруд четырехугольный, в очах две искорки яхонтовые; во рту держит человечью голову. Немка серебрена золочена, у ней в руках братина. Немка серебрена золочена, у ней в руках сосудец с кровлею. Немка серебрена золочена, у ней в руках лохань. Немка серебрена золочена, у ней в руках ведро. В серебре сделано и позолочено: мужик с лошадью и с сохой. Кораблик серебрен золочен на колесах. И в 1633 г., февраля 12-го, сей кораблик пожаловал государь сыну своему, царевичу Алексею Михайловичу. Колокольчик серебрен золочен. Попугай серебрен золочен на столице. Тем попугаем челом ударил государев серебреной мастер Таврило Овдокимов. Телец серебрен золочен на столице. Тем тельцом челом ударил Василий Иванович Стрешнев. Птичка серебрена золочена на столице. Кубочек серебрен золочен с финифты с розными, наверху птичка. Челом ударила боярыня княгиня Авдотья Васильевна, жена Ивана Борисовича Черкасского.
Кроме описанных, хранились в царевниной казне также серебряные олень, левик, баран, два возка и обычные сосуды детской величины: кубочки, кружечки, братинки, бочечка и т. п., в том числе скляница, а в ней цветы розные, на столице серебряном.
У царевича Алексея Михайловича (1640) в казне хранились: пистолетик золотой, осыпанный червчатыми яхонтиками. На ложе и на яблоке и у ствола в гнездах искорки яхонтовые44. Птица струц. Голова, шея, крыло, хвост, ноги и поддон серебряные резные... Птица во клюве держит подкову лошадиную серебряную. Царевичу челом ударил боярин князь Борис Михайлович Лыков на его родинах в 1629 г. Кораблик на поддоне серебряном золоченом: по сторонам у него две ехидны, у стоянца три ехидны... Корабль серебряный золоченый с тремя парусами, на трех шоглах прапоры цветные. В корабле 10 человек литых серебряных, на лестницах 6 человек, наверху у шогл 2 человека серебряных, литые. Царевичу челом ударила боярыня княгиня Настасья Никитична, жена князя Бориса Михайловича Лыкова, на родинах в 1629 г. Лев на поддоне, в передних лапах держит змею. Челом ударили английской земли гость Фабин Ульянов с товарищами в 1629 г. Конь серебряный золоченый, муштук и поводья серебряные белые. Челом ударила княгиня Настасья Никитична Лыкова в 1629 г. Единорог на поддоне – челом ударил Микита Иванович Романов.
В числе такой казны у пятилетнего царевича Ивана Михайловича находились: золотая ароматница; золотой змей; серебряные немка, кораблик, чеботок; кубочек стеклянный, а в нем на спни (винтике) повертывается барашек; скляница потешная, а в ней люди играют в мусики, да виноград (сад) и птицы; разные маленькие стеклянные сосуды: оловенички (кувшинцы), братиночки, фляжки, кубышечка, четыре булавы, два чекана (молотки) и др.; ящик деревянный, а в нем сделана немецкая рота вощаная; ящик, а в нем птица павлин, да около его птички.
Нередко такие вещи переходили из одной детской в другую детскую казну по распоряжению родителей, даривших эти вещи тому или другому ребенку или по кончине одного передавали его вещи в наследство другому. Из казны вещи вносились в хоромы для потехи и снова отсылались в казну на хранение.
Одной из первых и самых значительных игрушек для царевичей был конь потешная лошадка, не кукла, а потеха сравнительно большого размера, отвечавшая возрасту годовалого ребенка, так что он мог садиться на этого коня. Такого коня обычно изготовляли именно к годичному возрасту ребенка. Царь Михаил Федорович позаботился приготовить этого коня дорогому сыну, царевичу Алексею Михайловичу еще в то время, когда ребенку шел одиннадцатый месяц. Конь или был куплен готовый у немцев, или был заказан для работы немцам же.
Подобный конь был и у двухлетнего царевича Ивана Михайловича. Эти кони оставались в числе потех до полнолетия царевичей.
Можно предположить, что этот давний обычай изготовлять годовалому ребенку потешного коня оставался памятником древнейшего обычая и обряда сажать ребенка на живого коня. Игрушка подготовляла к обряду или служила прообразом будущего обряда.
Знатного коня окружали разнообразные обычные, так сказать, своенародные игрушки, какие покупались на торгу и по тем же образцам в лучшем виде делались дома в дворцовых мастерских. Тут были деревянные коники, барашки, козлики, разнообразные птички в клетках и без клеток, голуби, ястребы, звери – львы, медведики, мужички, петушки, немки (куклы), деревянные и глиняные различные сосуды, игрушечные братинки, ковшики, стаканы, чашки и чарки и т. п.
Нередко детям малым и большим делались особые необычные игрушки.
В 1637 г., 8 апреля, восьмилетнему царевичу Алексею Михайловичу прапорщик немец Анц Вестволь делал из воска виноградные цветы и гроздья и лимоны.
В 1675 г. царевичу Федору Алексеевичу, которому было уже 18 лет, сделана потешная баба деревянная нарядная, в кике низанной с каменьем и с пелепелы и с рясы; и серьги и ожерелье низанное с каменьи ж; и зарукавье низанное с каменьи ж, в летнике и шубке – кукла в полном тогдашнем наряде.
Иногда такие необычные игрушки-потехи, особенно заморские, покупались у торговых немцев. В 1666 г. царевичу Федору куплен у торгового иноземца Фредрика Брыкаря медвежонок, который бьет в барабан, за 30 руб., да разных видов птички немецкого производства, на 9 руб. Судя по значительной цене, должно полагать, что медвежонок и эти птички отличались каким-либо особым механическим устройством. Когда царевич Федор Алексеевич уже царствовал, в 1680 г., в ноябре, ему куплен у часовщика иноземца Ивана Яковлева потешный человек, сделанный из ярого воску в немецком платье с соколом, за 15 руб.
Самым полным списком разнообразных игрушек может служить заготовление игрушек в разные годы для царевича Алексея Петровича.
В 1693 г, когда ему было только три года, куплено для него, в разных месяцах и числах, разных потешек:
«городок с походячими мужичками, на кругу строй мужичков, собачка с медвежонком, строй стрелецкий с барабанами и знаменами, коляска, шатрик с беседкой, меленка, шатрик, лошадка с мужичком».
Кроме того, в том же году куплено: две коляски да охотник со зверем; две птички с пикулями да птички ж в двух гнездах заморского дела; городок с походячею куклой, с конком да с собачкой, да городок же, да полукаретка; городок костяной с боляски, в том городке беседа кукол немецких потешных. В селе Преображенском куплено потешек: шатрик с конками, собачка походячая, немка, что толчет в ступе, две немочки с лоточками; городок потешный с беседками; коровка, три пряхи, коляска, паникадило стеклянное, два лампадца; мельница с толчеями, мельница с коровками да с голубями, городок с беседкой, что посередь городка вертится круг, каретка с конями да с людьми; две потешные черепашки; корова, Полкан-богатырь, львы с птицами, козелки бьются, две бабы пряхи; городок с беседкой; башня с тремя беседками.
И. Е. Репин.. Приезд царей Иоанна и Петра Алексеевичей на Семеновский потешный двор
В 1694 г. царевичу куплен потешный городок с башнями; костяного дела мастер иноземец Иван Ган сделал беседу потешных кукол, в средине столик; куплена беседка с попом; городок с полковником и с кузнецами; городок с коньками; кузнецы, коляска с немками; псари с походячими собаками; костяная резная каретка; потешный городок с полком; потешная полатка с мельницей, в которой толкут порох, да кузнецы; роженица, ткалья, две пряхи, потешный городок с медведем, потешная родильница с чердаком, потешные секачи, что на колесе, беседка и мельница с жерновами.
В 1695 г. куплены царевичу потешки: Полкан, Бова-королевич, олень с рощей, лось с бараном, беседка свадебная, корова, две птицы, гриф, Сирин, пряха с ткальей. В 1696 г. сделаны три потешных брусяных колодца, расписанных красками.
Качели на Святой и в летнее время, зимой санки и салазки при катании с гор сопровождали игры детей от малых и до больших лет.
В записках 1635 г. упоминается еще о потешной своре, которая была сделана из шелку для царевича Алексея Михайловича (6 лет) и которая заставляет думать, что царевич играл и в псовую охоту.
Любимой игрушкой были также мячики, появлявшиеся в детских потехах в очень раннее время. Для четырехмесячной царевны Ирины Михайловны 1627 г, 22 августа, из сафьянных лоскутьев было изготовлено семь мячиков с бубенчиками внутри. Но, конечно, с возрастом ребенка мячик становился особенно любимой игрушкой. Царь Алексей Михайлович четырех лет играл в мячики, а трехлетнему его сыну Симеону Алекс. в 1668 г. было сделано двадцать мячиков из гладкого бархата – алого, червчатого, зеленого, голубого; потом сделано еще 10 мячиков. Мячики сафьянные, бархатные и золотные и др. набивались хлопчатой бумагой и украшались серебреным или золоченым галуном; в средину их клали медные круглые колокольчики, т. е. бубенчики.
Царевичи тешились также спусканием волчков и вертушек и гоняли кубари. В 1676 г. живописцу Ивану Салтанову было велено выписать красками потешные волчки для четырехлетнего царевича Петра Алексеевича.
Царевичу Алексею Петровичу на первом же году его рождения, для его забавы было сделано три волчка, один из немецкого дерева чипрасу, а два из клена, позолоченные и посеребренные. Для их спуску куплен шнур из шемаханского шелка с тремя петлями, концами и средниками и перевитым золотом. В 1696—1697 годах, когда царевичу был седьмой и восьмой год, в разное время живописцы позолотили и частично прикрыли киноварем 19 волчков, 23 вертушки и 39 кубарей.
Из розыскного дела о смерти царевича Димитрия Ивановича видно, что царевичи играли в тычку, или в свайку45, через черту ножом или в кольцо. Царю Алексею Михайловичу, когда ему шел второй год, в 1630 г. в Серебряном ряду куплено три серебряные свайки. Царевич Федор Алексеевич десяти лет играл в свайку прорезную с кольцами, которая в то время была посеребрена.
В числе детских потешек были между прочим и шахматы, которые, по всей вероятности, не как глубокомысленная игра, а как игрушка кукольного отдела немало нравилась детям. У каждого царевича бывало несколько шахматных игр, и, кроме того, им часто делали и даже покупали в рядах новые. Делали шахматы из слоновой и из рыбьей (моржовые клыки) кости; шахматные доски расписывались красками, золотом и серебром, наводились золотом и костяные фигуры. На седьмом году царь Алексей Михайлович уже имел несколько шахматных игр. В 1636 г. в Овощном ряду ему куплены шахматы деревянные. Там же куплены шахматы костяные. В 1676 г. живописец Иван Салтанов расписывал красками, золотом и серебром шахматцы маленькие для четырехлетнего царевича Петра Алексеевича.
Для четырехлетнего царевича Алексея Петровича в 1694 г. было приказано сделать шахматные доски, длина и ширина по полуаршину, и расписать по серебру красками; на другой стороне написать птички. В 1696 г. ему же написаны по двойному золоту и серебру разными красками на доске, на одной стороне игра шахматная, а на другой тавлейная46. В 1699 г. ему же писаны две доски – бирки да саки47, да доска – гусиная48 игра, на другой ее стороне саки. Таким образом, кроме шахмат, существовали еще однородные с ними игры: тавлеи, бирки, саки (шашки?) и гусиная игра. Бирки делались, также из слоновой кости, числом 30 и разделялись на черные и белые.
В. Верещагин. Цари Иоанн и Петр Алексеевичи
Рядом с шахматами и их сверстниками тавлеями, бирками, саками являются в детских игрушках и карты, немецкие, а также собственного изделия, простые и молотковые, которыми торговали в Овощном ряду. В 1633 г. там куплены четырехлетнему царевичу Алексею Михайловичу карты немецкие за 11 коп., ему же куплены карты молотковые за 5 коп. В 1674 г. тринадцатилетнему царевичу Федору Алексеевичу написана потешная игра карты по золоту цветными красками; писал иконник Никифор Бовыкин. Карты, следовательно, изготовлялись и дворцовыми мастерами. Для малолетних детей карты представляли своего рода картинки, поэтому были сравнимы с потешными писаными и печатными листами, т. е. с настоящими картинками, которые в детском быту появляются для потехи в одно время с картами. Царю Алексею Михайловичу, когда ему шел шестой год, куплены в 1634 г. в Овощном ряду немецкие печатные листы, а потом, через полгода, в 1635 г., в том же ряду еще куплено тридцать два листа писаных немецких и русских за 50 коп.
От картинок близок был переход и к потешным книгам, о которых будем говорить впоследствии [глава III]. Здесь же отметим, что в 1673 г, когда царевичу Петру Алексеевичу был год, шесть иконописцев писали ему в Набережных хоромах потешную книгу, которая 16 мая была переплетена.
Детские забавы не были лишены и разнородных музыкальных инструментов. В 1634 г. царю Алексею Михайловичу, на пятом году, в Домерном ряду были куплены две домры да рыле за 66 коп. На тринадцатом году в Лапотном ряду ему для потехи куплен гудок за полтину. Гудок – скрипка; домра – род гитары.
Шахматы царя Михаила Федоровича
Быть может, это имя превратилось в имя торбан, инструмент того же склада со множеством струн. Рыле – лира, инструмент, похожий на скрипку, только вместо смычка используют колесо, находящееся посредине. Одной рукой крутят колесо и трогают им струны снизу, другой прижимают клавиши, на шейке инструмента (около десяти); каждый придавленный клавиш передает струне свой тон. Впрочем, играют и припевают на одну только ноту.
Это были, так сказать, своенародные музыкальные инструменты. Домра упоминается еще во времена Святослава Ярославича, в одиннадцатом столетии, при св. Феодосии Печерском. К этим инструментам мало-помалу стали прибавляться и западные немецкие инструменты с именами цымбал, клавикордов, органов и т. п.
В царском быту в XVII ст. подобные инструменты в детских потехах стали появляться только в половине упомянутого столетия. В 1662 г. для царевича Алексея Алексеевича были посеребрены листовым серебром маленькие арганы, а в 1666 г. царевичева шкатулка, что с цынбальцы, была украшена золотным кованым кружевом.
По-видимому, особенно любил такие инструменты царевич Федор Алексеевич. В числе игрушек у него были немцы, что стоят на деревянном черном ящике и играют, цынбалы в черном дереве, цынбальцы самогральные потешные, клевикорты. В 1675 г. страментам царевича сделан ящик аспидный зеленый, т. е. раскрашенный под мрамор. В том же году боярин Артемон Сергеевич Матвеев поднес царевичу в числе других даров «клувикорты да две охтавки», вероятно, хорошо зная любимую забаву царевича. В том же 1675 г. в Оружейной палате царевичу золотили, серебрили и писали красками потешные органы, тогда же сделанные.
В числе забав у двухлетнего царевича Петра Алексеевича в 1674 г. находим клавикорды, цынбалы немецкого дела, цынбальцы книжкой и потом, в 1675 г., страменты потешные со стальными иглами.
Детство царя Алексея Михайловича, по-видимому, совсем не знало таких заморских инструментов и удовлетворялось старинными народными инструментами, каковы были упомянуты (домры, рыле, гудки). В том же роде для царевича была устроена особая потеха накреная, состоявшая из накр, или бубен, которую разыгрывали сначала 18, а потом 19 молодых накрачеев, когда ребенку шел еще только четвертый год. В 1633 г. им всем были сшиты крашенинные лазоревые кафтаны на заячьих белых мехах, а также и суконные кафтаны из лазоревого и червленого сукна и, кроме того, шапки вишневого сукна и темно-вишневого с меховыми тульями и околышами. Лазоревый и синий цвет одежды составлял как бы установленный мундирный цвет для всех придворных потешников.
К. Вениг. Иван Грозный и его мамка. 1886 г.
По-видимому, с этой музыкой были связаны особые пляски и танцы по канатам, исполняемые для потехи царевича двумя его метальниками — плясунами-акробатами, о которых мы упоминали выше, по случаю изготовления им немецкого платья.
Подросшие царевичи гоняли голубей. В хоромах царевича Федора Алексеевича жил попугай, и особенно любимой его птицей были канарейки.
Игрушки и игры военного направления появлялись в детских забавах очень рано, быть может, и потому, что основным достоинством царского сана считалось значение царя как первого воина в государстве, державного воеводы – предводителя всей государственной рати. Поэтому и царевичи, как только входили в возраст, первым делом как бы освящались военным чином. Мы упоминали о заготовлении им потешных коней к их годичному возрасту; обряд сажания на живого коня был в сущности воинский обряд, посвящавший ребенка в ратный чин.
Первой воинской игрушкой должно считать барабан, которым, несомненно, и начинались воинские потешки.
Барабан, конечно, был только звонкой первой игрушкой, за которой следовали и другие разнообразные игрушки: родня барабанам набаты, барабан же особого устройства с бубнами, и потом пищали (ружья), пистоли (пистолеты), карабины, сабли, палаши, кончары, топоры, копья на древках и т. п., а также и пушки, все деревянное, липовое или кленовое, расписанное красками, сусальным золотом и серебром. В числе воеводских знаков были булавы, шестоперы, топорки, буздуканы. У царевича Федора Алексеевича в 1667 г. было три алебарды.
Затем с особенной утехой и малолетние и подросшие царевичи стреляли из луков. Из подросших царевичей (от 10 лет) с необычайным пристрастием стрелянию из луков предавался царевич Алексей Алексеевич, а также, в меньшей мере, и царевич Федор Алексеевич, как это видимо из заготовления им во множестве луков и стрел.
Лучная потеха состояла из саадака, именем которого обозначалось лубье или налучь – футляр (футляр) для лука и колчан – футляр для стрел. Сам колчан тоже именовался саадаком. Лук состоял из кибити, всегда украшенной росписью красок с золотом с различными изображениями (орлики, птички, травы), и из тетивы, шелковой просто или шелковой золотной. Колчан наполнялся стрелами, состоявшими из древка и копья; копья по своей форме носили различные названия, каковы были томары, срезни, свисты, северги. Они делались из слоновой или рыбьей кости, бывали также серебряные золоченые. К древку внизу прикреплялось перо орлиное белохвостое или простое черное из орловых крыльев, но всегда перо орлиное, которое добывалось в степных местностях, где водились орлы.
Длина лука измерялась по кибити емями (сколько схватит рука).
Потешная стрельба из луков занимала не только детей, но и государя, и окружавших его комнатных людей большого возраста. В 1634 г., в ноябре, царь Михаил Федорович
«был в селе Покровском и выезжал на поле тешиться, и государевы комнатные государя тешили, стреляли из луков и из пистолей по шапке задворного конюха Степанка Карпова и шапку его исстреляли, за что государь пожаловал ему новую шапку – вершок суконный вишнев, тулья с лапами лисьими, окол соболий».
Такие потехи в то время бывали обычным делом для царского увеселения. Так потешались со своими стольниками и малолетние царевичи. Но вместо шапок, т. е. случайных целей, у них использовались обычные крестьянские колпаки Так, в 1674 г., июня 29-го, куплено четыре колпака полстяные белые (из войлока) по 10 коп. и посланы в Воробьево царевичу Федору Алексеевичу и стольникам тешиться из луков. Царевич Алексей Алексеевич выезжал со стольниками для потешной стрельбы из луков чаще всего в Преображенское и Покровское, а царевич Федор Алексеевич на Воробьевы горы, где, недалеко от дворца, был даже Потешный луг. За ними возили их детскую оружейную казну, т. е. луки, стрелы, колпаки и пр.
Переходим к игрушкам и играм малолетних царевен. Само собой разумеется, что многие игрушки и некоторые игры бывали у царевен те же, что и у царевичей, каковы, например, мячики, различные деревянные птички, барашки, козлики, собачки, кошки, коники, мужички и т. п., игрушки музыкальные: домры, цымбалы, накры, затем неотменные качели и санки.. Мячики появлялись у царевен очень рано. В 1627 г, 22 августа, когда царевне Ирине Михайловне исполнилось только четыре месяца, для нее было изготовлено семь сафьяновых мячиков с бубенчиками внутри. Тогда же ей сделана потеха из 12 колокольчиков: девки по литаврам бьют.
А. П. Рябушкин
Русские женщины XVII столетия в церкви. 1899 г.
В 1650 г. десятимесячной царевне Евдокии Алексеевне куплено яблочко медное потешное цынбальное.
Но если у царевичей больше других игрушек и игр было игрушек и игр военных, то у царевен главнейшими и самыми любимыми игрушками были куклы – игрушки мирного домашнего распорядка жизни с подробностями бытовых женских и, так сказать, семейных дел. Игры с воинскими игрушками выводили ребенка прямо в поле, где он становился уже настоящим стрелком из лука или пушкарем, стреляя из деревянной пушки. Игры в куклы, напротив, сосредоточивали всю деятельность ребенка около домашнего очага, восстановляя перед ним весь круг домашней жизни, вводили в дом.
Для кукольной игры трехлетней царевне Ирине Михайловне в 1630 г. была устроена накреная потеха, состоявшая из бубенчиков. В 1633 г. у трехлетней царевны Анны Михайловны находилась шкатулка на четырех ножках с ццнбалами; а для семилетней царевны Ирины Михайловны в 1634 г. в Домерном ряду куплено за 49 коп. шесть домерь потешных. Когда царевне Ирине шел уже четырнадцатый год, царица подарила ей «цынбалы невелики, деланы в дереве черном, теремчаты, немецкое дело; наверху сделано три мужичка, немец да две немочки».
В числе различных предметов детской потехи время от времени появлялись и картинки, по большей части немецкие, вероятно, гравюры, а также и писаные, т. е. акварели. В 1632 г., февр. 8-го, пятилетней царевне Ирине Михайловне в Овощном ряду куплено двадцать листов бумаги немецкой писаной, по копейке лист. В 1634 г., 16 июня,Ю в том же Овощном ряду куплено на 60 коп. немецких печатных листов, часть которых взята в хоромы пятилетнему царевичу Алексею Михайловичу, а другая часть – в хоромы к царевнам. В 1644 г., 8 июня, куплен немецкий лист для наклейки в коробочку царевны Анны Михайловны, которой в это время было уже 14 лет. Это одно из первых указаний того обычая, какой существует и до сих пор,– наклеивать в ларцах, коробьях и сундуках внутри на кровлях подобные же листы.
От потешных писаных листов незаметен был переход и к потешным книгам. Известия об этом мы имеем от 1664 г., когда 3 марта печатного дела наборщик и переплетчик книг Федор Исаев переплел в хоромы царевнам меньшим (дочерям царя Алексея Михайловича) четыре потешные книги, по обрезу позолотил, на что употреблено 50 листов золота. В 1668 г., 20 декабря, иконописец Федор Матвеев писал потешную книгу в хоромы им же, царевнам меньшим.
Назад: Глава I Родины. Крестины. Именины
Дальше: Глава III Начальное учение
