Книга: Домашняя жизнь русских царей
Назад: Глава III Начальное учение
Дальше: Глава V Дворцовые забавы, увеселения и зрелища
Глава IV
Детские годы Петра Великого
Родины и крестины царевича Петра Алексеевича.– Первые заботы и распоряжения касательно младенца. – Игрушки и игры царевича. – Игрушки и игры воинские. – Книжное учение.– Потехи воинские.– Случаи из детской жизни Петра.
Петр родился тридцатого или «против» тридцатого мая 1672 года, в четверток, на память Исаакия Далматского, в отдачу часов ночных, т. е. на исход ночи или, по другим известиям, в шестом часу ночи, также за полтретья часа до дня, что по теперешнему счету будет означать час пополуночи58.
Соблюдая тогдашние обычаи и порядки быта, царь Алексей Михайлович в тот же час указал послать с вестью к боярам, окольничим и ближним людям, а также и к гостям. О посылке к митрополиту (тогда было м1еждупатриаршество) и духовным властям современные записки не говорят ни слова; но известно, что повестка посылалась не только к ним, но даже и во все важнейшие московские монастыри, и особенно к Троице в Сергиев. От царицы также посылались с вестью, или, как тогда говорили, со здоровьем к женам бояр, окольничих и ближних людей, вообще к боярыням приезжим, так называвшимся в отличие от дворовых боярынь, которые жили во дворце.
Во втором часу дня или в пять утра заблаговестили в большой успенский колокол к молебну. В это время все уже было готово к царскому торжественному выходу. В сопровождении грузинского, касимовского и сибирских царевичей, бояр, окольничих, думных и ближних людей, стольников, стряпчих и дворян, полковников солдатских выборных и стрелецких полков государь шествовал в Успенский собор, где и было совершено молебствие. После молебна митрополит Питирим со властями, 3 митрополитами, 3 архиепископами и 1 епископом и со всем собором поздравил государя с новорожденным. Затем поздравляли царевичи, боярство и всяких чинов люди, бывшие на выходе, причем грузинский царевич Николай Давыдович, стоявший во главе синклита, произнес обычную поздравительную речь. Из Успенского собора государь шествовал в собор Архангельский, потом в монастыри Чудов и Вознесенский и, на возвратном пути, в собор Благовещенский, где и совершал обычное богомолье59.
Возвратившись во дворец, государь в Столовой палате пожаловал из думных дворян в окольничие отца царицы, Кирилла Полуектовича Нарышкина, и своего друга Сергеевича – Артемона Матвеева. В тот же день пожалованы были в думные дворяне дядя царицы, Федор Полуектович Нарышкин, Авраам Никитич Лопухин и московский ловчий Афанасий Иванович Матюшкин. Отслушав потом обедню, государь, по случаю общей радости, справил в Передней и обычное родинное угощение водкой, винами и разными сластями. Принесено было питье, яблоки, дули, груши и другие «овощи» в патоке, в ковшах. Из собственных рук государь подавал водку и фряжские вина боярам, окольничим, думным людям, дьякам и полковникам стрелецким; головам и полуполковникам стрелецким и солдатским подносил водку перед Переднею в сенях боярин и оружейничий Богдан Матвеевич Хитрово. Все справлено было по обычаю, и не подавали только коврижек и взвару, необходимых принадлежностей этого угощения, которых подача, как увидим, была отложена до другого времени.
По порядку вскоре следовало дать во дворце родинный стол; но через три дня по рождении младенца наступил Петров пост; в воскресенье праздновали день Всех Святых и было заговенье.– Приготовиться так скоро, в два дня, к большому торжественному столу было невозможно и для дворцового хозяйства, и для гостей, потому что к родинному столу гости, по коренному обычаю, должны были явиться с дарами для новорожденного. Нельзя однако же было отлагать на долгое время веселое пиршество. 2 июня, в воскресенье, в самое заговенье, государь дал приватный стол одному боярству с дьяками, без зову и без мест. Стол накрыт был в Золотой Царицыной палате. В числе яств важнейшее место занимали здесь коврижки и взвар: «Великий Государь жаловал всех водкой, а заедали коврижками, яблоками, дулями, инбирем, смоквой, сукатом в патоке и иными овощами; а как начали есть, наперед носили взвар в ковшах». В то же время перед палатой, в проходных сенях, кормлены Благовещенского собора священники, которые служат у крестов, т. е. в царских моленных комнатах. Этим небольшим столом и заключились предварительные торжества.
Наконец, настал Петров день, в который праздновались именины новорожденного и назначены были крестины. Крестины были совершены в Чудовом монастыре, у Алексия Чудотворца в трапезе, перед обеднею, в 3 часа дня. Крестил духовник царя, Благовещенский протопоп Андрей Саввинович. Восприемниками были старший брат Петра – царевич Федор Алексеевич и тетка – царевна Ирина Михайловна. Когда несли новорожденного в церковь, то по пути кропил святой водой дворцовый рождественский священник Никита, весьма уважаемый в то время за святость жизни.
На другой день, 30 июня, также в воскресенье, после обедни, во дворце собрались духовенство «с образы и с дары», боярство, гости, выборные Гостиной, Суконной и черных сотен и Конюшенных слобод и из городов от посадских, также с родинными дарами. Родинный стол был дан в Грановитой палате в этот же день. От других столов родинные столы отличались неимоверным количеством подаваемых гостям всякого рода сахаров, пряников, и «овощей», вареных и сушеных. Между ними самое видное место занимали и служили украшением царского пира огромные коврижки и литые сахарные фигуры птиц, зданий и т. д. Большая коврижка изображала герб Московского государства. Два сахарных орла весили каждый по полтора пуда, лебедь два пуда, утя полпуда, попугай полпуда и т. п. Был сделан также и сахарный город Кремль с людьми, с конными и с пешими, и другой город – четвероугольный с пушками (крепость).
В то же время и царица давала родинный стол боярыням в своей Золотой палате. Из сахаров и «овощей», поданных ей за стол, коврижка большая изображала герб государства Казанского; орлы, лебедь, утя и другие птицы были того же веса, как за столом царским. Был здесь также город сахарный треугольный с цветами, две полатки и кроватка сахарная. Каждый из гостей получал по большому блюду с разнообразными сахарами: зеренчатыми, леденцами и конфетками, сушеными ягодами, корицею, арбузными и дынными полосами и проч. Количество сахаров и разных заедок соразмерялось, впрочем, со степенью значения каждого из гостей. Младшие члены пира, т. е. люди низших разрядов, получали меньше высших. Это были обычные родинные подарки в то время. Они раздавались гостям после стола, и каждый уносил гостинцы с царского пира домой. Тем из знатных, которые почему-либо не могли быть на пиру, сахары посылались обычно на дом. Таким же образом через четыре дня, июля 4-го, справлен был и крестинный стол, которым и заключились придворные торжества по случаю царских родин.
Теперь остановимся на первых заботах и распоряжениях касательно самого младенца К сожалению, сведения наши об этом предмете, по свойству доступных нам материалов, будут по преимуществу касаться одной только внешней стороны воспитательных забот того времени. Но соберем и эти скудные и сухие крупицы, может быть, и они не будут бесполезны при изучении детских лет Великого Преобразователя.
Одно из первых распоряжений в отношении новорожденного касалось дела благочестивого и душеполезного. С дитяти снимали меру – долготу и широту, и в эту меру на кипарисной или липовой деке писали икону тезоименитого его Ангела. На третий день по рождении Петра, 1 июня, царь Алексей Михайлович именным указом повелел писать меру сына искуснейшему в то время иконописцу Симону Ушакову. На кипарисной доске, длиной одиннадцати, а шириной трех вершков, Ушаков назнаменил образ Живоначальные Троицы и апостола Петра и успел написать только одни ризы иконных изображений до лиц, потом заскорбел, сделался болен. Лица дописывал не менее искусный иконописец Федор Козлов. Эта мера рождения доселе сохраняется над гробом Императора.
Но само собой разумеется, что многое из забот о новорожденном предшествовало еще самым родинам. Выбор мамы, например, решался, конечно, гораздо прежде. Наготове были и все распоряжения по выбору кормилицы – «жены доброй и чистой и млеком сладостной и здоровой». В мамы Петру назначена была сначала княгиня Ульяна Ивановна Голицына, а потом боярыня Матрена Романовна Левонтьева; кормилицей была Ненила Ерофеева, из какого чина, неизвестно. Неизвестно также, из какого чина была приемная, или приимальная бабка, повитуха, воспринявшая из недр матери святославного ребенка. Известно только ее имя – Авдотья.
Коломенский дворец в XVII в., место предполагаемого рождения Петра Великого
Нужно заметить, что детская колыбель и детская одежда отличались царским богатством и были далеки от той простоты, какую можно предполагать, судя по простоте самых вкусов тогдашнего общества; те же ценные золотные ткани, дорогие меха и т. п. являлись и у детской колыбели. Так, через год (1673), именно к Петрову дню, к именинам царевича, ему устроена новая колыбель из турского золотного бархата, подбитая хлопчатой бумагой, на тафтяной рудо-желтой подкладке; ремни обшиты бархатом червчатым виницейским; яблока у пялец обшиты объярью60, по серебряной земле «травы золоты с шелки розными». Колыбель и перинки делались каждый год, по мере того как подрастал ребенок.
Достигнув года, царевич Петр ходил уже в полном тогдашнем наряде, отличавшемся обычным в царском быту богатством. У него была шапка, унизанная жемчугом с каменьями; шапка бархатная червчатая с собольим околом; несколько пар обнизных башмаков; богатый опашень61 с нашивкой и кружевом, унизанным гурмыцким62 жемчугом (597 зерен), и с 6 изумрудными пуговицами на золотых спнях или закрепках; ферезея, описанная прежде, более десяти кафтанов шелковых и золотных и т. д. Гардероб его с каждым годом или, точнее, с каждым месяцем, получал приращение и разнообразился новыми предметами тогдашнего костюма. В ноябре 1673 г. а царевичу сшит нагрудник из червчатого атласа с тремя серебряными вызолоченными и украшенными финифтью пуговицами; сшита чуга (род кафтана) из алого атласа на собольем меху с 12 золочеными пуговицами и с серебряным кружевом; скроены теплые рукавицы из камки двоеличной, шелк ал да желт, на собольем меху, и обито судно червчатым атласом с серебряным галуном.
Сначала гардероб Петра хранился в Государевой Мастерской палате, т. е. в гардеробной его отца, а потом брата – царя Федора. Через два года по рождении ему были выстроены отдельные хоромы, в которых полы, частью стены, оконные рамы покрыты были сукном червчатым анбурским и багрецом. Таким же сукном был покрыт и стол. Они были построены, по-видимому, над царицыными хоромами над переднею да над четвертой и над стороннею и названы верхними новыми хоромами.
Тогда еще вместо стекол в рамах или оконницах употребляли слюду, следовательно, из слюды же были сделаны и оконницы в хоромах Петра. В марте 1676 г.а поручено было искуснейшему живописцу того времени Ивану Салтанову написать в хоромы царевича оконницу:
«в кругу орла, по углам травы, по слюде; а написать так, чтоб из хором всквозе видно было, а с надворья в хоромы, чтоб не видно было».
Здесь высказалась та мысль древнего воспитания в царском быту, в силу которой дети бережно скрывались от посторонних глаз: царевичи лет до 13, а царевны – на всю жизнь.
Ребенок обладал цветущим здоровьем и крепким сложением. На это указывает, между прочим, и то обстоятельство, что чрез полгода он начинал уже ходить. В половине декабря 1672 г. сделаны ему ходячие, или походячие, кресла, на колесах, обитые на хлопчатой бумаге червчатым атласом с серебряным галуном63.
Когда в 1673 г. царевичу Петру Алексеевичу исполнился год, ему стали готовить деревянного потешного коня или потешную лошадку. Знаменитый в то время резного деревянного дела мастер старец Ипполит вырезал полную фигуру коня из липового дерева, купленного за 20 алтын. Судя по уборам коня, должно полагать, что его величина соответствовала возрасту царевича, который мог на него садиться. Конь был оболочен (обтянут) жеребячьей выделанной белой кожей, и, чтоб от кожи сыростью не пахло, она была вымазана коришным маслом, купленным в аптеке. Конь был поставлен на четыре железных прорезных луженых колеса. На коня изготовлено седло из голого жиленого дерева, обитое по местам сафьяном красным по войлоку из белой полсти с употреблением медных гвоздей для прибивки крылец, подпруг и приступ. По верхним местам седло было обито серебряными гвоздиками (пошло 40), на подпруги и пристуги сделаны 2 пряжки и 2 наконечника, тоже серебряные.
1 октября 1673 г. сделано несколько мелких игрушек, против сахарных образцов (т. е. конфект),– звери, львы, лошади, пушки. В ноябре устроен потешный стулец на железных колесах, на котором царевич катался в хоромах. В феврале 1674 г. органист Симон Гутовский сделал царевичу клевикорды – струны медные. В то же время он чинил царевичу цынбалы немецкого дела и купил для этого римскую струну длиной два аршина. В августе он делал еще цынбалы и страменцы. В декабре к празднику Рождества царевичу были подарены цынбальца книжкой в сафьянном алом переплете с золотым наводом, с застежками из серебряного с шелками галуна. В течение этого и следующего года цынбальца и страменцы довольно часто дочинивались. 1675 г., в мае, к страменцам потешным для починки было куплено 204 стальных иглы. В апреле 1674 г., на Святой, царевичу устроили в хоромах качель, на веревках, обшитых червчатым бархатом. Качели на Святой были обычным увеселением в тогдашнем обществе, а потому и забавы царевича не могли отставать от обычных порядков жизни, и ему сделали качель. Так точно зимой он катался с гор в потешных санях. Летом, еще двухлетнего, его возили в потешной каретке, которая сделана 9 июля 1674 г. В 1675 г., в мае, боярин Артемон Сергеевич Матвеев ударил челом царевичу Петру: «карету маленькую, а в ней четыре возника (лошадки) темно-карие, а на возниках шлеи бархатные, пряжки вызолочены, начелники, и гривы и нахвостники шитые, а круг кареты – рези вызолочены, а на ней 4 яблока вызолочены да вместо железа, круг колес, медь вызолочено, да круг кареты стекла хрустальные, а на стеклах писано цари и короли всех земель; в той карете убито бархатом жарким, а в ней рези, а круг кареты бахромы золотные. Два виноходца рыжа, попона аксамитная, а на ней муштук немецкой с яшмы, начелки и нагривки и нахвостник шиты; да снегиря немецкого». В этой самой каретке царевич следовал в царском торжественном выезде в Троицкий поход 19 сентября того ж года. Очевидец этого выезда, Лизек, пишет, что вслед за поездом царя показался, из других ворот дворца, поезд царицы. Впереди ехал Иван Грибоедов с двумястами скороходов, за ними вели двенадцать рослых, белых как снег лошадей из-под царицыной кареты, обвязанных шелковыми сутками. Потом следовала маленькая, вся испещренная золотом карета младшего князя, в четыре лошадки пигмейной породы; по бокам шли четыре карлика, и такой же сзади верхом на крохотном коньке (вероятно, на иноходце, подаренном Матвеевым)64.
Летом, в июле 1675 г., Петру была построена потешная деревянная баба во всем наряде, в кике, унизанной с каменьем и с пелепелы и с рясы, серьги и ожерелье низаное с каменьи ж, зарукавье низаное с каменьи ж в летнике и шубке. Тогда же взято в Серебряном ряду у торгового человека Ивана Федорова:
«ящик с малыми сосудцы серебряными, и в том числе паликадило, стол, два шандана стенных, два шандана столовых витых, кресла, ловеник (кувшин), солонка, перешница, рукомойник, росольник с накрышкой, четыре блюда, четыре тарелки, три ложки». В тот же день те малые сосудцы Матвеев взнес к государю, а потом они взнесены были к царевичу Петру. В 1676 г. к Святой неделе велено живописцу Ивану Салтанову расписать для царевича красками: «гнездо голубей, гнездо ракиток, гнездо кинареек, гнездо щеглят, гнездо чижей, гнездо боранов, а у борашков сделать, чтоб была будто шерсть по них сущая».
Сделаем хронологическое обозрение встретившихся нам указаний о воинских потешках, которые в разное время были изготовлены царевичу Петру в течение первых семи или восьми лет.
В 1674 г., 20 июня, куплено царевичу вместе с братом Иваном Алексеевичем в Саадашном ряду девять-лучков жильничков, по 20 коп. за лучок, да восемь гнезд северег (род стрел), по 4 коп. за гнездо. Заметим, что в это время Петру было только два года, а Ивану восемь лет...
1675 г., 22 мая, барабанщик Прокоф. Еремеев чинил в хоромы царевичу барабаны... 25 ноября живописец Дорофей Ермолаев золотил сусальным золотом (50 листов) потешную пушечку со станком и с колесцами в село Преображенское, в хоромы царевичу... 1 декабря сделаны шахматные маленькие доски и вызолочен лук в потешное лубье...
1676 г., марта с 1 числа по 1 апреля, станошного дела мастер Андрюшка Васильев работал царевичам потешное «ружье: пистоли, карабины, пищали винтованны, замки и стволы деревянные и с ложами»...
1677 г., 11 июля, скроены потешные полы, в киндяках желтом, лазоревом, червчатом, вероятно, к маленьким шатрам...
1678 г., марта 11-го, скроено потешное знамя в дорогах осиновых ясских да в червчатых кармазиновых...
1679 г., 15 мая, стрельник Василий Емельянов сделал шесть гнезд (стрел) северег и томаров к шести лучкам недомерочкам жильничкам и выкрасил их шафраном; а лучник Алешка Кондратов делал к тем лукам тетивы... 30 ноября сабельного дела придельщики Прохор Иванов с товарищи делали царевичу Петру из клена и из липы потешные сабли, полоши и кончары и топорки, а станочного дела мастер Андрей Васильев делал из липы пару пистолей да пару карабинов потешные. 9 декабря иконописец Тимофей Резанец писал царевичу Петру всякие потешные игры. 22 декабря живописец Дорофей Ермолаев писал красками два топорка, булаву, шестопер, пистоль, карабин, потешные деревянные...
Петр с самых ранних лет был окружен товарищами-ровесниками. Количество потешных знамен, прапорцов, барабанцов и т. п. показывает, что все это заготовлялось на целый маленький полк. Ровесники-робятки были спальники, стольники, карлики, составлявшие обычный детский штат каждого из царевичей и разделявшие с ним детские игры. За исключением карликов, они набирались из детей бояр и особенно из родственников царицы, близких или дальних, которых она выбирала к себе в стольники и тем приближала ко двору свое родство.
Вот имена некоторых из спальников и стольников, находившихся в числе «робяток» при Петре в первое время: Нарышкины – Лев, Мартемьян, Федор Кирилловы; Василий, Андрей, Семен Федоровы; Кирила Алексеев, Иван Иванов; Гаврила Головкин, сын постельничего Ивана Семеновича Головкина; Автамон Головин, Андрей Матвеев, князь АндрейМихайлович Черкасский, князь Василий Лаврентьевич Мещерский, князь Иван Данилович Великого-Гагин, князь Иван Иванович Голицын, Иван Родионович Стрешнев; кроме того – Григорий Федорович Балакирев, справлявший должность стряпчего у крюка; карлы: Никита Гаврилов Комар, Василий Родионов, Иван и Емельян Кондратьевы.
На четвертом году царевич является уже полковником, полк набран был из более старших, чем он, и назван его именем – Петров полк. Военное дело требует строгого порядка, строгой точности и отчетливости в поступках и действиях, строгого подчинения общему строю дела,– одним словом, требует всего того, что воспитывает, укрепляет и укореняет чувство долга. Можно с достоверностью полагать, что все это в отношении воспитания детей в царском быту было совершенной новостью во дворце царя Алексея Михайловича. Известно, что и прежде царевичи потешались воинскими играми, и до этого времени они, может быть, начальствовали маленькой ратью из спальников и стольников, но тем не менее в этом, собственно царедворческом, полку они все-таки оставались царевичами. Между малолетной ратью и ими существовало всегда огромное расстояние, которое не представляло ни одной точки, где бы возможно было уравнение отношений царственного ребенка с детьми царедворцев. Мы видели, что игры Петра начались с того же; ему набраны для забавы дети царедворцев.
Новый полк, сформированный по правилам дисциплины, был шагом вперед, и шагом весьма важным по своим последствиям. Трехлетний полковник, являясь с полковым рапортом к государю-отцу, мог ясно представлять себе, что он уже не только царевич-сын, но и простой солдат, несущий свои обязанность, службу, долг. Таким, как кажется на первый взгляд, мелким различием в положении ребенка нельзя пренебрегать, особенно когда желаем выяснить сколько-нибудь причины того или другого направления в его развитии. Новое положение вслед за собой влечет и новое понятие, новое представление в уме о своем значении, о своих отношениях к другим.
А. Кившенко. Петр I за рулем парусного ботика на Яузе-реке
Что маленький Петр так именно понимал свои воинские игры, это доказывается тем, что он, с каждым годом, все более и более расширял круг этих игр и восходил постепенно от простого полкового учения ружейным выметкам и разным приемам фронта, ручным ухватам, как тогда выражались, к артиллерийской стрельбе, к инженерному делу, к созиданию земляных окопов и крепостей, к осаде и штурмованию этих укреплений, к разным эволюциям на воде и к мореходству. В таком понимании своей забавы он решительно расходился с мнением века, со своими современниками, которые уже гораздо после узнали значение этих, как бы пустяшных, одним словом, потешных дел гениального ребенка.
Но важнее всего по своим последствиям было то, что Петр в этой только школе мог выяснить себе великую истину, ставить дело выше лица, общую цель выше личной цели, и в этой только школе мог последовательно низвести свое значение со степени царевича до степени полного солдата, а потом первого работника и слуги государству. Сделавшись рядовым, став в ряду обыкновенных служебных лиц, Петр тем самым вошел в незнакомый для царевичей и по многим причинам недоступный дотоле круг простых и прямых отношений между сверстниками-сослуживцами. Все обыкновенные, существующие отличия и различия людей совершенно сгладились перед этим новым определением их значения и достоинств. А как важно и благотворно было это новое начало отношений для государственной деятельности, тому служит доказательством вся эпоха преобразований, явившая столько талантов, способностей, умственных и нравственных сил, которые до того времени или дремали среди умственного застоя, или почитались контрабандой.
Портрет Петра I. Неизвестный художник
Но вот среди детских игр и потех наступило наконец время книжного учения и писания. Крекшин рассказывает, что книжное учение, под руководством Зотова, началось 12 марта 1677 г., т. е. когда царевичу был на исходе пятый год.
Отца он лишился еще на четвертом году. Царь Федор Алексеевич, старший брат Петра, «вельми любяше царевича и зрения его ради часто приходя к вдовствующей царице Наталии Кирилловне», посоветовал однажды, что время посадить его за грамоту. Нужно было сыскать учителя, кроткого, смиренного и ведущего Божественное Писание. Бывший при этом вместе с государем боярин Федор Соковнин65 донес их величествам, что имеется муж кроткий и смиренный и всяких добродетелей исполнен, в грамоте и писати искусен, из приказных, Никита Моисеев Зотов. Государь повелел представить его. Не объявляя Зотову о царском решении, Соковнин привез его во дворец, ввел в Переднюю комнату и велел дожидаться. Через несколько времени один из комнатных вышел и спросил: «Кто здесь Никита Зотов?» Зотов объявил себя.
Письмо Петра Великого к царице Наталье Кирилловне
«Государь изволит тебя спрашивать, пойди вскоре»,– сказал комнатный. При этих словах Зотов пришел в страх и беспамятство, так что не мог двинуться с места. Он вовсе не подозревал, по какому случаю должен был предстать пред светлые очи государя. Комнатный взял за руку кроткого и смиренного учителя и в утешение объявил ему, что милости ради государь его требует. Но оробевший учитель просил, чтоб дали хоть малое время, когда придет в память. Постояв немного, сотворил он крестное знамение и пошел за комнатным во внутренние покои к царскому величеству. Государь милостиво принял его, пожаловав к руке.
Царевич учился прилежно и охотно. Главный и первый предмет преподавания заключался в чтении и учении Часослова, Псалтыря, Деяний и Евангелия. Вместе с тем Зотов же учил царевича и писать. Обучение письму началось, кажется, на восьмом уже году, на что указывает известие о переплете в червчатый бархат царевичевой буквари (прописи) 15 марта 1680 г. Читать и писать царевич учился на особом учительном налое, на котором учится государь грамоте.
Б. Чориков. Петр I занимается воинским преобразованием в 1687 г.
Началось испытание: Зотову велели писать и потом прочесть книги. К испытанию был призван Симеон Полоцкий, муж премудрый в писании, который, рассмотрев писание и слушав чтение Зотова, объявил государю, «яко право то писание и глагол чтения». Проэкзаменованный учитель был отведен Соковниным к царице. Когда Соковнин представил его, царица, держа за руку маленького Петра, обратилась к избранному учителю со следующею речью: «Известна я о тебе, что ты жития благого, Божественное Писание знаешь,– вручаю тебе единородного моего сына. Прими его и прилежи к научению Божественной мудрости и страху Божию и благочинному житию и писанию». До сих пор Зотов мало понимал, в чем дело. Услышав поведение царицы,– весь облияся слезами, упал к ее ногам и, трясяся от страха и слез, проговорил: «Несмь достоин принять в хранилище мое толикое сокровище». Государыня, повелев встать, продолжала: «Прими от рук моих, не отрицайся принять. О добродетели и смирении твоем я известна». Зотов же не возста, лежа у ног, помышляя свое убожество. Государыня, снова повелев встать, пожаловала его к руке и приказала явиться наутре для учения царевича. На другой день утром, в присутствии царя Федора, патриарх, сотворя обычное моление, окропя блаженного отрока святой водой и благословив, вручил его Зотову. Зотов, посадя царевича на место, сотворил ему земное поклонение и начал учение. В то же время учитель был щедро награжден: патриарх пожаловал ему сто рублей, государь – двор, государыня – две пары богатого платья и весь убор.
Не встретилось нам известий о том, учился ли царевич церковному пению, которое, как известно, составляло необходимую и неотменную часть тогдашнего начального образования. Отсутствие положительного указания по этому предмету не может служить доказательством, что пение не входило в первое учение Петра. Притом, кроме Зотова, в современных расходных записках (1683) упоминается еще учитель Афанасий Алексеев Нестеров, который, возможно, и был учителем пения.
Оружие допетровского времени и изображение стрелецкого знамени
Но обычный курс учения значительно пополнялся при руководстве Зотова другими средствами образования. В праздное время царевич с любопытством слушал истории, дела храбрых и премудрых царей, любил смотреть книги с кунштами, т. е. с рисунками, с которыми он был уже знаком еще до начала обучения грамоте. Книги с картинками исторического содержания назывались царственными, потому что излагали историю царств. Все другие предметы, изображенные в картинках светского содержания, носили имя потешных, увеселительных, служивших для забавы, ибо назидательным, учительным в собственном смысле почиталось одно только Св. Писание и вообще книги церковно-учительные. Поэтому и все эстампы, гравюры, привозимые с Запада, также носили название потешных, фряжских и немецких листов.
Потешные книги и потешные фряжские листы по своему содержанию принадлежали также большей частью к историческому отделу сведений. Под словом «потешный», как мы заметили, разумели тогда все, что не входило в круг церковной книжности. Поэтому потешные книги и потешные листы могли быть сказочного, забавного содержания, а также изображали и описывали предметы более или менее назидательные или грады, палаты, здания, великие корабли, дела военные, бои, взятие городов, истории лицевые и т. п. Впрочем, доступные нам официальные указания о потешных книгах и листах редко обмолвливаются об их содержании, и потому мы совершенно лишены возможности определить, какими именно изображениями начались образовательные забавы маленького Петра. Известно только, что потешные книги очень рано вошли в круг этих забав. Таким образом, курс обучения был по преимуществу практическим, более увеселительный, или потешный, как тогда говорили. По содержанию он был слишком беден и не имел никакой заранее определенной системы, но зато как нельзя более соответствовал вкусам и потребностям даровитого ученика, соответствовал именно той стороной, которая вместе с первыми его играми присвоила такой дельный и деятельный характер дальнейшим потехам и забавам царевича.
Скоро и легко маленький Петр прошел все науки. Если, с одной стороны, к тому же самому вели его первые игры, то, с другой,– книги с рисунками, фряжские листы и разные куншты с изображением военных дел более и более укрепляли преобладающее направление в занятиях и забавах ребенка, с каждым днем расширяли круг его сведений об этих любимых предметах. Потехи шли вперед и вперед, становились серьезнее, принимали вид действительного служебного дела.
В начале 1682 г. у хором царевича была устроена потешная площадка, на которой поставлены потешный деревянный шатер и Потешная изба – это было нечто вроде воинского стана. На площадке стояли рогатки и деревянные пушки, из которых, вероятно, посредством какого-либо механизма, стреляли деревянными ядрами, обтянутыми кожей.
6 мая 1683 г., в 12-м часу дня, Петр, уже царь, выехал для потех в село Воробьево и прожил там все лето до половины августа, возвращаясь в Москву только на несколько часов, по совершенной необходимости, для присутствия при церковных торжественных службах и церемониях и по случаю приема посланников. Судя по многим указаниям расходных записок дворца, воинские потехи в это время шли с большой деятельностью, барабаны немилосердно пробивались насквозь и высылались в Москву, в Оружейную палату для починки. Потом дошло дело и до пушек, но уже не деревянных, а медных и железных. Действительно, в этом Воробьевском походе к обыкновенным экзерцициям и потехам присоединились и потехи огнестрельные. В мае, на Воробьеве, Пушкарского приказа гранатного и огнестрельного дела русскими мастерами и учениками произведена была потешная огнестрельная стрельба под руководством огнестрельного мастера Симона Зомера, выехавшего в 1682 г. и служившего капитаном в Выборном полку думного генерала Агея Алексеевича Шепелева.
Н. Дмитриев-Оренбургский. Стрелецкий бунт. 1862 г. Фрагмент
Таким образом, 1683 год был, кажется, первым годом, когда Петр перенес свои потехи в поле. События 1682 г, когда он сделался царем и, следовательно, получил большую свободу и больший простор в своих забавах, не позволили воспользоваться в то же лето приобретенной властью вполне распоряжаться необходимыми средствами для расширения круга любимых забав: тому мешала стрелецкая смута.
В то время как одиннадцатилетний царь Петр забавлялся на Воробьевых горах воинскими потехами, в Москву, в июле, прибыл секретарь шведского посольства и известный путешественник по Азии Кемпфер. Он видел обоих царей, Петра и слабого брата его, Ивана, которые принимали посольство в Грановитой палате. Рассказ Кемпфера об этой аудиенции особенно любопытен в отношении того впечатления, какое произвел на путешественника младший царь Петр. Оба их величества, пишет он, сидели на двух серебряных креслах, на возвышении в несколько ступеней. Над каждым креслом висела икона. Одежда царей блистала золотом и дорогими камнями. Вместо скипетров они держали в руках длинные золотые жезлы. «Старший сидел почти неподвижно, с потупленными, совсем почти закрытыми глазами, на которые низко была опущена шапка; младший, напротив того, взирал на всех с открытым прелестным лицом, в коем, при обращении к нему речи, беспрестанно играла кровь юношества; дивная его красота пленяла всех предстоящих, так что если б это была простого состоянья девица, а не царская особа, то, без сомнения, все бы должны влюбиться в нее».
Кемпфер дает Петру даже 16 лет, если это не описка или не опечатка издателей его сочинения. Когда посланник, произнеся речь, подал королевские грамоты, старший царь Иван Алексеевич, протянув внезапно и преждевременно руку свою (для целования), привел посольство в немалое замешательство. «После того оба царя встали и, приподняв несколько шапки, спросили о здравии короля. При сем молодой наставник старшего царя поднял его руку и, так сказать, взял оной его шапку. Младший же царь по живости своей поспешил встать и сделать вопрос, так что его старый наставник принужден был удержать его, дабы дать старшему брату время встать и вместе с ним вопросить»66.
Другой случай, характеризующий живость Петра, еще трехлетнего ребенка, рассказывает в своих записках Лизек. Австрийское посольство, которого он был также секретарем, прибывшее в Москву в начале сентября 1675 г, было принято царем в Коломенском дворце, потому что царица желала видеть церемонию въезда и приема послов, не быв, разумеется, видимой сама; загородный же дворец представлял к тому все удобства. Во время аудиенции царица с семейством находилась в смежной комнате и смотрела на церемонию чрез отверстие не совсем притворенной двери. Но по окончании приема маленький князь, младший сын, замечает Лизек, открыл потаенное убежище матери, отворив дверь прежде, нежели послы вышли из аудиенц-залы67.
В этой попытке собрать мелкие указания о детстве Петра мы останавливаемся на 1683 годе, отлагая до другого времени и новых поисков описание последующих потех, перенесенных в 1684 г. в Преображенское, где с потехами почти незаметно слилось и великое дело преобразования.
