Глава восьмая

Аглая сидела, поджав под себя ноги. Жался к груди хорь. Зевал, широко разевая пасть. Аглая погладила его между ушами:

– Как думаешь, Радомир сюда заявится?

Ника пересекла комнатку, взяла у печи ухват, покрутила в руках и сунула Аглае:

– Промеж глаз! Без разговоров.

В печи догорали дрова. Тонкая лучина в углу у божницы давала тусклый свет, трещала. Аглая скинула плащ, расстегнула ремень, бросила его на лавку и стянула с волос жгут. Они рассыпались по плечам.

В комнате тепло. И наверное, было бы хорошо, если бы не тяжесть на душе. Аглая села рядом с Никой:

– Ну и попали мы.

Зевающий на подоконнике хорь согласно пискнул.

– И не говори, – кивнула подруга. И тут же горестно добавила: – Хотя бы живы! В отличие от некоторых.

Аглая отставила ухват в сторону и задумчиво сказала:

– Я всю дорогу думала. Ника, а может, и не было Стаса. Почудилось. Ты посмотри, какой тут мрак творится. Всяко же бывает. Стас не один ушел. С ним Рита и… Игнат. Тогда, выходит, они все… Но ты же видела только Стаса.

Ника посмотрела на подругу. Каждая за свое переживает. Аглая не видела, она надеется. Ника видела, у нее надежды нет. И плевать ей, что там с Ритой и Игнатом. Может, и они… а может, и нет. Но то, что Стас мертв, она знает точно.

– Может, и почудилось.

Далеко за высоким забором взвыли волки. Нике показалось, что это она, сердце ее взвыло, тоскливо и тяжко, надрывно напрягая связки. Гулко ударила ставня, и в окно постучали. В их окно. Ника вздрогнула, Аглая схватилась за ухват, хорь, спокойно дремавший на подоконнике, взвизгнул, спрыгнул и кинулся под лавку. Уже оттуда начал зловеще пищать.

– Черти бы тебя взяли! – выругалась Ника, всматриваясь в темень окна. Там сидел ворон, отстукивая клювом по стеклу. – Пшел отсюда.

Аглая нервно засмеялась:

– Испугал, гаденыш.

Ника отшатнулась от окна.

«Уходить надо».

«Заткнись».

«По нашу душу вороны слетелись».

Ника подхватила плащ со спинки кровати.

– Выйду я, Алька, душно мне, воздухом подышу.

Аглая с сочувствием посмотрела на подругу. На то, как та дрожащей рукой открывала дверь.

– Не можем мы ей помочь, – тихо прошептала она вылезшему из-под лавки и теперь тревожно озирающемуся хорю. – Стаса она видела. И я видела.

Зверек юркнул к Аглае, влез по ноге на руку, потом на плечо и уткнулся в волосы.

– И где-то там Игнат.

Ветер не сильный, но пронизывающе холодный пробирался под плащ. Скрипели старые деревянные жерди ворот. Страж на верхотуре зевал, иногда поглядывал на одиноко стоящую внизу девушку.

Руки мерзли, хотя было не по-осеннему тепло. Ника прятала их под плащ, но и он не грел. И тогда она всматривалась в окостенелые бледные пальцы, пытаясь вызвать то, что было в ней.

За воротами завыли волки, тоскливо, громко. Следом за ними чуть слышно взвыла Ника. От боли, от тоски.

И он все-таки появился – крохотный смерч в ладони.

«Я могу его вернуть? Ведь есть же сила. Твоя сила! Помоги!»

«Вернуть-то можно! Только сможешь ли с таким? Не человек, не нежить. Мука для него, боль для тебя».

Слезы не бежали, стояли комом в горле. Голос внутри шептал: «Уходи! Ты сможешь дойти. Тебе не нужен никто».

Смерч крутился. Крохотный. Черный.

«Он может стать огромным, как и сила в нас».

«И тогда я смогу?..»

Тяжелый вздох: «Никто не сможет. Но у тебя будут силы мстить».

«Кому?»

«Тому, кто сотворил это». – Судорожный выдох.

Ветер бился в закрытые ворота. Стоило только направить смерч. Крохотный черный вихрь снесет хрупкую для него преграду.

Уютно устроился на верхотуре страж, его голова склонилась на грудь.

Всего шаг отделял Нику от ворот.

Слишком громко и пронзительно вскрикнул над головой пролетающий ворон: «Кар!»

Ника испуганно сжала ладони, прикрывая смерч.

– Черти бы вас побрали, ночью кричать! – чертыхнулась она.

«Уходи!» – взвыло в голове.

«Заткнись!»

Позади, в деревеньке, послышался пьяный говор. Ника прислушалась. Кого там по ночам носит? Ворон сел на изгородь: «Кар!»

– Пошел отсюда, нечистый!

Ворон не улетал, смотрел на Нику блестящим в лунном свете глазом. Нехорошо так смотрел, будто предупреждал. И Ника насторожилась. Негромко, сипло заржал конь в стойле. И снова бормотание. Голос слишком тихий, едва доносимый ветром, но что-то знакомое…

– Вот же, черт старый! – вскрикнула Ника. И бросилась было к дому. Но остановилась. Черная тень, махнув крыльями, устроилась на верхушке забора, с интересом поглядывая мелкими глазами на деревеньку. И это был не ворон. Слишком крупная, и горящие ночи желтые глаза. Монстр издал хрюкающий звук, следом появились еще трое. Ника вжалась в тень, бросила взгляд на стража. Тот спал так, что даже сап доносился. Крикнуть? Монстры услышат. А те тихо переговаривались. Ника готова была поклясться, что один указал на домик Данки и довольно отчетливо проговорил: «Ведьма там».

У нее кровь застыла в жилах.

«Они за нами!»

«А то!» – злорадно ответила внутренняя Ника.

«Бежать?»

«Поздно! Одна нипочем с ними не справишься».

Ника прикрыла глаза, мысленно попыталась вызвать черный вихрь.

«Помоги!» – взмолилась голосу.

«Помогу! Только и ты… До Обители сама не дойдешь. Мне позволь!»

«А я! Как же я?»

«Дойду до Обители, выпущу! Не дойду… так у нас одна судьба на двоих».

Ника прикрыла глаза. Жуткий, страшный договор.

«Обещай, что она не узнает. Слишком больно и тяжело. Она не вынесет».

«Обещаю. Ты согласна?»

«Да».

И голос выдохнул, произнося темный, пугающий разум заговор. А рука непроизвольно потянулась к тонкому кинжалу в причудливых ножнах, висевшему на боку.

Аглая сидела у окна, глядя, как удаляется фигура Ники. Опущенные плечи подруги чуть подрагивали, она куталась в плащ, закрывала голову капюшоном.

– Плохо ей! – тихо сказала Аглая и отвернулась. – Сил нет смотреть на такую Нику.

Хорек ластился. Она потрепала его по холке и опустила на пол. Неторопливо расстелила кровать, стоящую в углу. Подумав, расправила и Нике – у окна. От белья приятно пахло травами и оттого напоминало бабушкин дом. Аглая прижалась лицом к подушке и с удовольствием вдыхала успокаивающий далекий аромат. Трещала тихо лучина, тускло отсвечивала икона в углу. Аглая поднялась. Прошла к божнице.

Перекрестилась, смотря на лик. А ведь она даже не знает, кому и как молиться. Аглая всматривалась в икону. Седовласый старец. Непонятные символы. У бабушки было много икон. Похожая была. Какие молитвы она читала? И читала ли? Аглая не слышала. Заговоры, те, бывало, и долетали до уха. Силу земли вычитывала, небесную силу и что-то там еще о покровительстве. Кто бы мог знать, что и Аглае это пригодится. Она вернулась к кровати, присела.

Тонко пропищал хорек, запрыгивая на колени. Она механически погладила его.

В дверь едва слышно поскреблись. Аглая вслушалась. Следом постучали. И пьяный голос, запинаясь, проворковал:

– Душ-ш-шеньк-ка м-м-моя!

Аглая бросила взгляд на стоящий у печи ухват. Быстро спрыгнула с кровати.

Дверь распахнулась от сильного удара, да так, что ее перекосило. Аглая взвизгнула, рука почти схватила ухват. Но вошедший был быстрее, хоть и раскачивался. По дому поплыл одуряющий запах браги. Крепкие руки успели схватить Аглаю и прижать к стене.

– Не б-б-бойс-ся! Я б-б-буду нежным! – источал в лицо хмель Радомир, одной рукой зажимая Аглае рот, второй хватая за волосы и оттягивая их назад.

Аглая против воли посмотрела в лицо главе. Он усмехался. На раскрасневшемся лице выступили капли пота. Аглая уперлась ладонями ему в грудь. Но он налегал сильнее, вжимая в стену, больнее оттягивая волосы. Губы скользнули к уху. Коснулись мочки. Рука отпустила волосы, перехватывая шею.

– Не соп-п-противляйся! Я же л-л-лучше, чем сог-л-л-лядатай!

Аглая перестала дышать от ужаса и чувства полной беспомощности. Он скользнул влажными губами по щеке, грубые пальцы прошлись по спине, губы впились в ее рот требовательно и больно. Язык уперся в зубы, с силой раздвигая их. И вдруг Радомир отпустил ее, внезапно вскрикнув.

Острые мелкие зубы хорька впились ему в руку.

– Ах ты, чернь мелкая! – Радомир рывком оторвал зверька от себя, зло швырнул в сторону. Тот ударился о стену, горестно взвыл от боли и смолк.

– Не тронь! – вскрикнула Аглая. Освобожденная на секунду, она вырвалась из-под тела налегающего Радомира и кинулась к хорю.

Глава перехватил ее, притянул к себе:

– Что ж ты так н-н-нехорошо со мной. А ведь я не н-н-насильник. Я в жены взять готов.

Рука скользнула под рубаху.

Пальцы влажные, дрожащие царапали кожу, двигаясь вдоль спины и вперед, к груди, с силой сжали. Аглаю бросило в жар от стыда.

Глава сильнее прижимал вторую ладонь к ее губам, не давая закричать.

– Я буду н-н-нежным, х-х-хорошим мужем, – сипел хрипло.

Ладонь сжала грудь. Сильное мужское тело вжимало в стену дрожащее женское. Нога протиснулась между коленями Аглаи и начала подниматься выше. – Треп-пыхайся, мне так даже больше нравится…

Рык заставил хатку содрогнуться.

– Пошел вон! – в проеме выбитой двери стоял взбешенный Тимир. За его спиной угадывалась тень Тихона.

Радомир, не отпуская Аглаю, повернул голову. На губах расплылась ухмылка:

– Что ты мне, малахольный, сделаешь? Или, может, ваш старикан сможет меня урезонить?

Зрачки Тимира сузились, подернулись тьмой. На кончиках пальцев заиграли тени.

Радомир изменился в лице. Перевел непонимающий взгляд на Аглаю. Снова на Тимира… Икнул громко…

– Отпусти ее, – прохрипел Тимир.

Радомир отпустил. Отступил в сторону, испуганно косясь на прошмыгнувшего в хату Тихона.

– Так ты не малахольный! – провозгласил догадливо. – Сумрачный? Нет… Ведьмак? Так вроде повымерли все… – Хмель быстро отпускал. – Значит, не женихаться идете… – и смолк.

Глаза округлились, когда вокруг Тимира паутиной поползли черные жгуты, окрутили, полностью скрыв фигуру, и тут же расплылись, оставив стоять на его месте огромного черного волка с глазами, в которых извивалась и плескалась тьма. Зверь хрипел, скалил длинные клыки. Аглая побледнела. Тихон бросился к ней, начал теребить за рукав сползшей с плеча рубахи:

– Аглая! Ты на него не смотри… Аглая!

Она не могла отвести глаз. У печи раздался едва слышный голосок. И только тогда она перевела взгляд. Хорь пошевелил лапками, она кинулась к нему, схватила на руки. Тихон погладил хоря по голове, тот плаксиво пискнул.

Тихон взял его из рук Аглаи.

– Я побеспокоюсь, – сказал, положив морщинистую ладонь на закатывающего глаза зверька. – И как же такой большой, – домовой покосился на Радомира, – и маленьких обижать. Розги на тебя не хватает. Со слабым-то силы да ума справиться не надобно.

Радомир покрылся бордовыми пятнами, и если бы не волк, не сводивший с него злобного взгляда, уже поквитался бы и со стариком.

– Я пойду, – промямлил тихо. Но и шагу сделать не успел.

На другом конце деревни раздался вой. Радомир, со страхом отводя взгляд от преображенного, посмотрел в оконце. Тихон прижал к себе зверька. И только волк, не отрываясь, смотрел на главу.

– Аглая! – Ника вбежала в хату, остановилась, смотря на зверя. – Ты?

Тимир рыкнул. Ника тряхнула головой, некогда ей со жрецом-оборотнем говорить, кинулась к Аглае:

– Уходить нужно!

Аглая со страхом кивнула, не в состоянии отвести взгляда от окна. Там в ночной полутьме мелькали огромные тени.

– Кто это?

Ответить ей не успели.

Прямо из-за стекла в хату взглянула нечеловеческая, скорее, поросячья, покрытая шерстью морда. Тот же пятачок, только меньше, под которым видны оттянутые в усмешке губы, оголившие крупные белые клыки. Мелкие поросячьи глазки под густыми, нависшими над ними бровями пугающе сверкали желтым светом. Перепончатые крылья закрывали все окно. Существо подняло покрытую шерстью лапу, загнутым когтем провело по стеклу. Скрежещущий звук разнесся по комнате, заставив зажать уши руками.

– Ведьма здесь! – прошипела нечисть. Аглая завизжала. Радомир кинулся к ней, прикрывая телом. Вскрикнул испуганно Тихон. Зарычал взбешенный Тимир. Черный волк кинулся на главу, сбивая с ног. Прижал огромными лапами к полу.

– Или вместе, или… – просипел, задыхаясь, Радомир. – Вместе хоть какой-то шанс есть!

Волк тряхнул головой. В черных глазах металась ненависть.

– Он прав, – положил руку на холку волка домовой. – Любая сила нужна, если это…

– Соглядатаи! Богов всех в кучу, бесы! – хрипел Радомир. – Радуйтесь, девоньки, за них вас женихаться старик отправил!

Аглая и Ника разом переглянулись. Бесы! Про бесов им никто не говорил. Мавки, нежить, оборотни! Но бесы?!

Тимир низко опустил волчью голову. Клыки сверкнули рядом с лицом главы.

– Отпусти! – тихо прошелестел Тихон. – Не бери грех на душу. Хватит еще на твой век.

Хлопнули крылья заоконного монстра.

«Здесь! Здесь!» – понесся визг по деревне.

– Без моего приказа ни один охотник лука не поднимет против беса. А в деревне и подавно подмогу вам не найти!

Лапы зверя отпустили главу, Тимир рыкнул и кинулся на улицу. Глава тоже не медлил, вскочил.

– Уводи их! – крикнул Тихону, а сам выскочил следом за волком.

– В оружие! – грянул его голос на улице. И почти тут же из хат выскочили охотницы. Будто только и ждали приказа. Свистнули, пронзая воздух, стрелы. Вскрик, огромная туша рухнула рядом с колодцем, вскочила, обламывая впившиеся в крылья стрелы, издала пронзительный рык и кинулась на охотников, поджидающих тварь наизготове. И была отброшена лапой оборотня, располосовавшей тушу от горла до бедра. Тварь взвыла. Отпрянула.

– Жрец! – успела рявкнуть и рухнула на землю.

Воздух огласил визг соглядатаев, смешанный с диким карканьем испуганных воронов. К хатам у колодца рванула переваливающаяся через ворота стая бесов.

С лязгом ударили клинки. Звоном запела тетива.

Ника схватила одной рукой Аглаю, второй Тихона и кинулась из хаты. Не успела. На порог тяжело опустился бес. Губы дрогнули в жуткой ухмылке:

– Торопишься, ведьма?

Как причудливая рукоять кинжала оказалась в ладони Ники, ни тогда, ни после вспомнить никто так и не смог.

Крохотный черный вихрь в руке, издающий слабый звон клинок. Она слышала его, словно он был живой, трепетал в ножнах, пульсировал. И слова заговора, сказанные у ворот, повторялись ее губами.

– Аглая! – Рукоять кинжала легла в ее ладонь. – Он силен в твоих руках, – быстро шепнула Ника, и цвет глаз ее стремительно изменился, вспыхнув неестественной зеленью. Удивиться Аглая не успела.

Бес ринулся на девушек.

Аглая больше ничего не понимала. Рука сама взметнулась, тонкое лезвие вошло по самую рукоять в тушу соглядатая. Серебристым вспыхнул витиеватый узор. Ударила короткая вспышка, бес завизжал и рассыпался в прах. Ника подскочила, вытащила из пепла кинжал. Глянула на Аглаю взглядом, так не похожим на Никин. Да и лицо ее преобразилось, став чрезмерно худым, чужим.

– Я не ошиблась в тебе.

Выскочила на улицу. Аглая кинулась следом, налетела на стоящего в паре шагов от дверей Тихона. Не удержалась и рухнула на землю, успев увидеть, как с неба к ним спускаются двое бесов.

– Берегись!

Тяжелая сковорода откинула одного соглядатая от Аглаи. Та вскочила на ноги.

Данка, тяжело дыша, стояла рядом, приноравливая кухонную утварь в руке. Второй бес взвизгнул, взмыл вверх и тут же опустился со спины. Зло сверкнули желтые глаза, чешуйчатое крыло ударило Данку, откидывая в сторону. Ника взревела и швырнула в беса кинжал. Тот прошел сквозь второе крыло. Но бес не осыпался прахом, а зашипел. Развернулся к Нике. И тогда со спины на него кинулся Тихон. Ворча и пиная, он повис на шее монстра. Тот замахал когтистыми лапами. Аглая кинулась на него, дубася кулаками. Мелькнул черный волчий бок. Тимир тихо, без рычания кинулся на монстра, свистнула тонкая стрела, пробивая толстую шкуру. Бес взвыл, кренясь набок. Успел взмахнуть когтистой лапой, распоров отшатывающейся от него Аглае лицо. Та вскрикнула от боли.

А рядом опускались еще трое бесов. Тихон выругался, кинулся к Аглае. Совсем рядом звенела сталь. Грозный клик Радомира и вскрики охотниц, вместе со своими мужчинами насмерть бившимися с соглядатаями. Ника медленно отступала к дому, прижатая бесом.

Тимир, рыча и беснуясь, рвал очередного беса. Тихон прижимал к себе безвольного хорька и что-то шептал, озираясь по сторонам.

– Вот теперь точно только молиться! – раздался рядом голос Данки.

«Молиться?» – Аглая судорожно попыталась вспомнить хоть одну молитву.

Рыкнул, заметив ее, соглядатай. Тимир скосил глаза. Попытался вырваться из хватки другого беса. И почти в тот же момент крикнул громко Радомир:

– Эй, чешуйчатая, что, только с девками биться могешь? А ну-ка, с нормальным мужиком попробуй! – И ударил мечом, рассекая стылый ночной воздух.

Монстр рыкнул, обернулся на главу, усмехнулся:

– Да будет тебе с кем силой мериться.

А позади Радомира и правда плавно опускались трое бесов. Соглядатай повернулся к Аглае:

– А это что у нас? Молиться вздумала? Это хорошо, это правильно. Помолись перед смертью!

Аглая уже никого не видела, только жуткую морду соглядатая.

– Господи… – А дальше? Она всхлипнула. Вытерла лицо рукой, на ладони остался кровавый след. Совсем рядом вскрикнул от боли Тимир. Раздался хруст костей, и взвыла от смертельной боли Ника.

– Святые небесные, услышьте!.. – Голос подруги надрывом разнесся над Древом, и кровь ее пошла горлом.

Бес глумливо заржал. Аглая сглотнула слезы, прощаясь с жизнью. Теплые багровые капли стекали по лицу, капали на землю.

– Силы небесные, силы земли и всего сущего, не оставьте… – продолжила начатое Никой. И как будто ощутила, как от лежавшей на земле умирающей Ники серебристыми нитями потекла к ней сила. Проникла в тело, затянула оставленную нечистым кровоточащую рану на лице.

Морда беса изменилась, поплыла во взоре Аглаи. И мир тут же замер, перестал существовать. Ярким солнечным светом вспыхнуло вокруг. Серебристыми переливами заиграли крыши деревни. Дикий вой бесов разлился по округе. Аглая его не слышала. В груди разлилось давнее, забытое, теплое чувство. И голос бабушки, доносимый издалека:

– Жрецы богам молятся, те их слышат, я же только слово знаю. Вот помолится жрец, и будет урожай, я же только просить могу у мира вокруг, у природы. Вставай, голубушка, поднимайся. Утро пришло, солнышко! Аля, вставай! Услышали боги жреца, тебя природа услышала! Принял тебя мир здешний! Сплелись силы! Вставай, поднимайся, солнышко ясное! – Но ноги не слушаются. Свет сжигает все вокруг, весь мир, то, что было и будет. Так хорошо в нем, хорошо и спокойно. Вот, значит, что такое смерть! – Поднимайся, голубонька моя!

– Мне хорошо, бабуля, я не хочу вставать.

– Аглая!

Звон в ушах, разбивающий солнечный свет на миллион осколков.

– Аглая! – Тихон тряс ее за плечи, стирая с морщинистого лица слезы. – Вставай, Аглая!

Она проморгалась:

– Где все?

Тихон махнул рукой. Шмыгнул носом, прижимая к себе хорька.

– Вставай, – протянула ей руку Данка. – Уходить вам пора.

– Куда уходить? Что произошло?

Тихон бросил вопросительный взгляд на Данку, та вздохнула:

– Сила выплеснулась…

– Тимир!

Данка покачала головой:

– Ты! Дар в тебе. Жаль, не переданный.

Аглая, не понимая, смотрела на Данку.

– Нет времени объяснять… – та не договорила.

– Жива? – Радомир отстранил Данку, упал на колени перед Аглаей. Провел по ее лицу окровавленной рукой. – Прости!

Тихон схватил было его руку. Но тот отстранил старика:

– Не обижу.

Взял Аглаю на руки и понес к спешно собирающемуся обозу, положил на теплые шкуры.

– Селяне очухаются, разбираться не будут. С нашим приходом бесы явились… Они бы просто отдали нас… а теперь…

– А Ника, Тимир, где они?

Радомир бросил на Аглаю сочувственный взгляд и, опустив голову, отступил.

Аглая попробовала приподняться и не смогла, спину ломило. В голове стоял гул.

– Ника, – сипящим голосом позвала Аглая, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Ответом стал тяжелый вздох Тихона, усевшегося в ее ногах.