Джон Бабс о победителе Тритона

Трактир стоял на берегу канала, где-то на Реке. Кривое двухэтажное здание с узкими подозрительными окнами, оно лежало брюхом на черных деревянных сваях; тусклый свет факелов не доставал до воды, на крыше свили гнездо двуглавые аисты. Что это было за место? Речной черт его знает – таким даже не удосуживаются придумать название, просто приканальный притон с выцветшей вывеской без единой буквы. Проплывай, да поживее, если случайно оказался рядом. А если не прочь выпить в компании проходимцев, причаливай к длинным шестам, поднимайся по ступеням, облюбованным жирными бобрами, и заходи.

Внутри от заката до рассвета гуляли разбойники и воры: лились рекой пиво и вино, визгливо смеялись проститутки, трещали человеческие кости, звенела сталь. Речные патрули не совались так далеко от Полиса, рискуя в противном случае получить кровавую взятку или лишиться головы.

Горело не больше дюжины толстых свечей. Пировали на первом этаже под низким потолком, на балках которого виднелись засечки от сабель. По облику завсегдатаев сразу становилось ясно, что это речные скитальцы и отбросы всех мастей с вероломными взглядами на жизнь и низменными инстинктами. Среди них был темнокожий великан-южанин с боевым серпом за поясом. Был могучий вагландец с курчавой светлой бородой, что усадил к себе на колени писклявую однорукую бесстыдницу. Был бритоголовый головорез – его бугристый череп отливал синим. Гуляла троица пиратов в пестрых платках, драной одежде и потасканных сапогах, наверняка занятая поиском нового корабля и капитана. Рубились в кости наемники с Севера.

Был здесь и высокий поджарый парень в черном сюртуке. Он сидел за столом в дальнем углу и вроде как дремал, надвинув широкополую шляпу на глаза, отчего его голова казалась короткой. Из-под шляпы торчал орлиный нос, а бледные, плотно сжатые губы выдавали напряжение.

Темнокожий великан опустошил огромную кружку пива, сдул пену с верхней губы и потянулся за кувшином.

– Эй, народ! А есть в этих краях какое-нибудь особое развлечение? Для настоящего мужчины!

– Женись на Однорукой Лее! – посоветовал кто-то, и гуляки загоготали.

– Нет, серьезно! – Южанин грохнул кружкой по столу. – В какую пещеру надо нырнуть, какую подводную гадину разорвать, чтобы обо мне слагали песни?

– Поминальные? – спросил белобородый вагландец.

– Клянусь Морком, я прославлю свое имя в этой части Реки! Так что? Где ваши башни, в которых кровожадные колдуны прячут кости драгоценных рыб?

– Плыви к Парому Страха, коли такой смелый! – сказал бритоголовый сиплым голосом.

При этих словах высокий парень приподнял пальцем шляпу и внимательно посмотрел на бритоголового.

– Ага! Плыви! – подхватил один из пиратов, пальцы которого были унизаны перстнями. – Только кости там не драгоценные, а вполне человеческие. В основном девок. Но и твои до кучи сойдут!

Великан причмокнул губами.

– И что за тварь живет на этом самом Пароме Кошмара?

– Страха, – поправили его. – Тритон там. А так ничего особого.

– Тритон? – Южанин содрогнулся от смеха и расплескал пиво. – Нет никаких тритонов!

– А ты сплавай и проверь, – резко ответил бритоголовый, обнажив острые зубы. – Или слабо?

– Кому? – взревел великан. Если бы не темная кожа, его лицо побагровело бы от ярости. – Мне? Ты назвал меня трусом?

Он вскочил, перевернув стол, и накрыл огромной черной ладонью рукоятку боевого серпа. Казалось, южанин сплошь состоял из стальных канатов – под кожей перекатывались мускулы.

Трактирщик достал откуда-то из-под стойки мушкет с обрезанным стволом и положил на бочку с вином; он мрачно смотрел в зал мутноватыми глазами. В помещении стоял кислый запах пива и потных тел, все загомонили в ожидании пьяной схватки. Весело подмигивали свечи.

Бритоголовый поднялся с лавки. Он был широкоплеч, с вытянутым вперед лицом, что придавало ему сходство с рыбой. Во всем сером с головы до пят, высокий воротник, перчатки. Он стоял, подавшись вперед в позе яростного нетерпения, но оружия в его руках и на поясе не было.

Великан переступил опрокинутый грубо сколоченный стол и шагнул к бритоголовому, но тут между ними возник парень в шляпе. Он выделялся среди здешнего сброда, подобно отполированному клинку в груде ржавого хлама. Его костюм был прост, но сшит из дорогого материала; темные волосы перехвачены лентой на такотский манер, а лицо аристократически красиво. У пояса брюнета висела шпага в кожаных ножнах, на другом бедре устроился в кобуре пистолет.

Серые глаза излучали проницательность. В его поведении не чувствовалось угрозы, но брюнет так глянул вокруг, что публика притихла.

– А ты откуда, братишка? – спросил великан, морща кустистые брови.

– Я – куда. – Брюнет повернулся к бритоголовому. – Знаешь, как добраться до Парома?

– Тебе на кой? Тоже за костями драгоценных рыб?

– Нет. Хочу убить тритона.

Бритоголовый взорвался булькающим смехом.

– Ба, да вы слышали! Он хочет убить тритона!

– Так и есть, – холодно ответил парень.

Бритоголовый перестал хохотать, вскинул руку в перчатке и указал на окно-амбразуру.

– Ну так поплыли. Я покажу тебе, где найти свою смерть. А потом вернусь и расскажу всем свежую байку.

– Поплыли, – коротко сказал парень.

– Я с вами! – гаркнул великан-южанин, про которого все забыли.

Тусклый свет фонарей и разгульный галдеж остались позади. Гондола шла в грязной дымке испарений, туман облепил лампу на носу лодки, где стоял высокий брюнет. Его неожиданные компаньоны сидели на лавках и вглядывались во мглу. На корме орудовал длинным веслом глиняный гондольер – низкорослый угловатый голем.

Они миновали пустую деревню, долгое время ползли вдоль лесистого берега. Видели плоты с забинтованными покойниками, слышали крик летучих мышей.

– Ты ведь шаман, колдун, по-вашему? – неожиданно спросил южанин. – Колдовство за версту чую.

Парень помедлил с ответом:

– Я ученик колдуна. Но когда-нибудь у меня будет свой фамильяр. И свое место в Совете.

– В совете чего?

Парень не ответил.

– И что ты сейчас колдуешь? Эй, молчун! Да я ведь так, чтобы беседу поддержать!

– Тебе было бы не до беседы, если бы я немножко не облегчил наше путешествие.

Туча комаров накинулась на людей в лодке, и великан замахал руками.

– Ага, ага, понял! Ух и голодные твари! Ну-ка снова пошамань, отгони!.. У-уф… – Комары отступили, потеряв к людям интерес. – Вот это, я понимаю, магия! Лучшая магия на Реке! – Южанин захохотал, и парень невольно улыбнулся.

– А как звать, ученик колдуна?

– Георг Нэй. Из Полиса.

– А я Матут. Из племени Нуму-Хиба. А ты у нас кто? – Матут наклонился вперед и хлопнул бритоголового по колену.

– Не важно, – буркнул тот.

– Ну, не важно так не важно. Не будет твоего имени в песнях о великом Матуте.

Налетел смрадный ветерок, развеял серую мглу и разогнал парящие тени.

Участок потонувшего города, по которому они плыли, был некогда заводским кварталом. В лунном свете из воды торчали верхушки труб, широкие и толстые, как крепостные куртины. Как-то раз Нэй дрался в похожем месте с выводком гигантских крабов. Когда-нибудь он убьет настоящего кракена.

– Что слышал о тритонах? – спросил Матут полным насмешки голосом.

Нэй ответил со всей серьезностью:

– Это речные русалы Мокрого мира. Сверху похожи на людей, ну, почти, потому что у них синие волосы и перепонки между пальцами… а снизу на рыб. Живут на потонувших или заброшенных кораблях или в подводных пещерах. Но могут превратить хвост в ноги и отправиться к людям. Чтобы напиваться, крушить, бесчестить женщин и воровать девочек. Так говорится в бестиарии Дардона и Гвиди.

– А я слышал про колесницу с речными коньками… Ха! Ты что, веришь книгам?

– Я верю в то, что можно умертвить любую тварь, с хвостом или без.

– Мне нравится твоя уверенность! – с шальным задором вскричал южанин.

Бритоголовый ухмыльнулся. Он не лез в разговор, больше молчал.

Вот, наконец, и Паром Страха. В названии не было ничего загадочного – страх есть страх, – и Нэй ни секунды не задумывался о нем. Просто внимательно рассматривал древнее судно.

Похожее на многоэтажный дом, дырявый, ржавый, оно слегка завалилось набок, будто прилегло на скалы. Аисты свили гнезда на выступах корпуса и балластных цистернах. Носовые ворота были откинуты, отчего казалось, словно Паром распахнул рот и нахлебался воды. Большая часть палуб была затоплена, на верхней ржавели огромные длинные металлические ящики.

Глиняный гондольер подвел лодку к пробоине в корпусе. Такие огромные паромы строили, когда мир был сух, и одному Творцу известно, что выпало на долю судна, как оно тут оказалось и сколько пролежало на рифе.

Нэй перебросил на Паром конец веревки с крюком, подтянул и закрепил нос гондолы. Заглянул в капающий полумрак, пахнущий мокрой ржавчиной. Матут смотрел в дыру из-за плеча парня.

– Тот, кто живет в этом гнезде, – сказал южанин, – должен быть очень злым. Ну что! Начинаются настоящие испытания!

– Я подожду вас здесь, – сказал бритоголовый.

Матут усмехнулся и пожал плечами.

Нэй глянул на голема.

– Если не вернусь через час, отвези его обратно. – Глиняный помощник не нуждался в словах – Нэй сказал это, чтобы услышал бритоголовый.

– И угости вишневой настойкой, – поддел Матут. – Ладно, Георг-Как-Тебя-Там, идем!

И два смельчака, которым хватило наглости наведаться в логово тритона, перебрались на Паром.

Они шли готовые к любым неожиданностям. Нэй зажег магический огонек, Матут же, казалось, видел своими кошачьими глазами даже в кромешном мраке.

Помещение было огромным, растянутым по всей длине Парома. И ужасно захламленным. Они прошли до конца и спустились по веренице заиленных ступеней на палубу, разделенную переборками. В глубоких лужах догнивала мебель.

Южанин двигался легко и плавно, несмотря на то, что не уступал в росте и телосложении статуям легендарных речников. На широком поясе, поверх набедренной повязки, помимо боевого серпа, висели три медные трубки. Нэй догадывался, что это духовое оружие для стрельбы дротиками или ядовитой пыльцой.

Нэй зашептал, обращаясь к Творцу Рек. Матут заметил это и покачал головой.

– Мой бог, Морк, терпеть не может, когда молятся.

– Почему?

– Так делают одни трусы. – Великан поспешил поднять руки в примирительном жесте. – Но ты здесь, охотишься рядом со мной на тритона, и, значит, трусом тебя не назовешь. Да и сказать начистоту, Морк давно выжил из ума. Это в порядке вещей в тех диких краях, откуда я родом.

Нэй вытащил шпагу и пошел по колено в воде, напряженно оглядываясь и прислушиваясь, готовый в любую секунду встретить врага. Скользил вдоль переборки.

Проход разветвился.

– Предлагаю разделиться, – сказал Матут. – И тот, кому повезет первому отыскать чудовище, прославит свое имя.

Нэй подумал и кивнул.

– Удачи, – сказал великан.

– И тебе.

Нэй спустился по трапу, положив левую руку на открытую кобуру. Его чувства обострились: опасность близко. По правде сказать, он учуял ее еще в таверне, что, впрочем, неудивительно – среди душегубов-то.

Он двинулся вдоль проклепанной переборки. До ноздрей долетел запах тухлой рыбы. Послышался приглушенный голос – Матут тоже спустился ниже и теперь разговаривает сам с собой? – или голоса. Нэй ускорил шаг, в сапогах плескалась вода.

За переборкой раздался клокочущий крик. Нэй устремился вперед, выискивая проход. Запредельное напряжение охватило молодое крепкое тело. Он пытался убедить себя, что услышанный крик не был хрипом агонии. Не получалось.

Наконец он нашел дверь и оказался на другой стороне переборки. И увидел Матута.

Южанин стоял на фоне далекого холодного света, льющегося из дыр в корпусе. Он шатался как пьяный, а потом открыл рот, хрипло застонал и повалился на спину. По темной воде за ним шли круги, вздулся и лопнул большой пузырь. Нэй выстрелил в центр разводов, не рассчитывая на успех. Убийца наверняка ушел на глубину нижних ярусов через люк или пролом в палубе – иначе он не смог бы скрыться: воды здесь было по колено.

Нэй нагнулся над мертвым компаньоном. Матут смотрел в подволок, с которого нависали белые влажные сосульки. В глазах южанина читалось удивление. На толстых, будто вывернутых губах пузырилась кровь. Жизнь великана оборвал удар острой лапы – мощная шея превратилась в алые ошметки.

Нэй осмотрелся. Матут не подпустил бы к себе русала так просто – тот либо выпрыгнул из воды, либо подкрался «по броду». Нэй потоптался возле тела южанина, нащупывая ногой край дыры. После трех шагов нога провалилась, а ученик колдуна отошел в сторону и прикинул, что к чему. Слабо верилось, что тварь вынырнула из воды, добралась до Матута и убила его без всякого отпора. Один вскрик – и все; великан даже не успел выхватить серп. Значит, не ожидал нападения, фатального удара.

Нэй обнажил шпагу и побрел на свет, держась около переборки и не сводя глаз с темной воды по правую руку. Он возвращался к лодке, но ни одной мысли о бегстве не шевельнулось в его мозгу.

Впереди, в рваном контуре белого света, появилась человеческая фигура.

Нэй замер.

В проеме стоял бритоголовый.

– Что случилось? – спросил проводник.

– Что с твоей одеждой? – поинтересовался вместо ответа Нэй.

Бритоголовый пожал плечами.

– Свалился в воду.

– Подними руки.

– Зачем?

Нэй в упор смотрел на бритоголового.

– Вижу, ты потерял в воде перчатки. Хочу глянуть на твои пальцы.

– Что за ерунда?

– И еще вопрос, – невозмутимо сказал Нэй. – Если ты перестанешь брить череп, оттуда полезут синие волосы – я прав?

Мгновение оба не двигались, вцепившись друг в друга глазами, а потом Нэй выхватил пистолет и выстрелил в бритоголового.

Он попал русалу в плечо и увидел, как плеснула струйка черной крови. Тварь взвыла и сиганула за широкую прямоугольную опору. Нэй бросился следом – дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы, – услышал всплеск, в воде мелькнул огромный раздвоенный рыбий хвост.

«С хвостом или без…» Так вот почему весь путь до Парома в нем не унималось предчувствие опасности, копошилось неясное подозрение. Все это время тритон был рядом! В человеческом облике русал привел их в свое логово. Заманил.

За переборкой – ну и резвый, гад, так далеко уплыл! – бултыхнулось.

– Как ты понял? – спросил тритон. Его голос изменился, словно ему было сложно и больно говорить.

– Мне следовало понять раньше, – сказал Нэй. «До смерти Матута», – мелькнула мысль.

– Все еще хочешь убить тритона?

– Не хочу. Собираюсь.

– Самоуверенный глупец! Человек!

– Где девочка? – спросил Нэй, подбираясь к голосу.

– Ты хотел спросить другое. Жива ли она?

– Где?

Тритон рассмеялся.

– Ты ошибся, – сказал Нэй, – когда сунулся в Полис.

«А девочка – когда пошла поиграть в дренажные трубы».

Нэй чувствовал, что в воде происходит ужасное изменение. Бритоголовый превращался в чудовище. В себя истинного. Вернув хвост, теперь перестраивал все тело. И вместе с человеческим обликом наверняка терял способность к человеческой речи. Что ж – продолжать разговор Нэй не собирался.

Он прыгнул в распахнутую дверь, которая криво висела на единственной зеленоватой петле, выставил перед собой шпагу и пистолет и обвел стволом помещение. Над опасной водой был перекинут переходный мостик.

Нэй шагнул на него и медленно пошел по ребристому настилу. Острие шпаги выцеливало в мутной воде убийцу Матута. В полумраке звонко падали капли. Нэй превратился в обнаженный нерв.

Только инстинкт спас его от неминуемой смерти. Нэй уклонился от вздыбившейся воды, и чудовище пролетело над головой, едва не задев острой кромкой раздвоенного хвоста. Зато достало когтями – извернулось в воздухе и полоснуло по груди. Нэя окатило зловонными брызгами. Пригнувшись, он проскочил вперед, развернулся и увидел, как тритон входит в воду с другой стороны мостика.

Грудь горела огнем, словно по ней провели раскаленной бритвой. Нэй распахнул сюртук и осмотрел рану.

Когти чудовища рассекли грудь на левом соске, кожа висела лоскутами, обнажив мышцы. Нэй выдохнул. Боль была острой – но он обойдется без заклинаний, в которых еще не так ловок и искусен, как его учитель.

Он пошел дальше. Медленно, осторожно. Коснулся клинком мостика – и лезвие призывно заскребло о металл. «Ну же, выходи!»

С невероятной скоростью чудовище вскинулось из воды слева от мостика, но в этот раз Нэй ждал. Специально задержался под низким подволоком. Сделав обманное движение, он по-змеиному распрямился и пронзил чешуйчатое брюхо тритона. Острие шпаги ткнулось в ржавую балку. Страшная тварь тонко завизжала, забилась на клинке, но Нэй удерживал ее в воздухе одной, крепкой как сталь рукой, а другой – разрядил в отвратительную пасть, полную рыбьих зубов, пистолет. Брызнула черная кровь и синеватая слизь. Тварь обмякла.

Нэй выдернул шпагу и отскочил назад. Чудовище грохнулось на мостик и осталось лежать неподвижно.

Тритон был мертв. Непроницаемые черные глаза угасли.

Теперь Нэй мог внимательно рассмотреть своего врага. Голова тритона раздулась, стала непропорционально большой и уродливой и походила на голову рыбы: шипастая, плоская в верхней части, с жаберными щелями и носовыми отверстиями. Огромный рот не закрывался из-за длинных, острых, изогнутых вовнутрь зубов.

Грудь и живот твари покрывали острые плавники и серебристо-синеватая чешуя, которая темнела к хвостовому плавнику. Нижняя половина тритона вблизи выглядела жалко: вся в сердоликовых проплешинах, там, где от старости или болезни отвалилась чешуя.

– Самоуверенный глупец, – сказал человек, – и старый мертвый русал.

Девочка была заперта в одной из кают.

– Ты принц? – спросила она.

– Нет.

– У тебя кровь. Больно?

– Нам пора.

– У меня болят ноги. Я долго не ходила. И не ела.

Он взял ее на руки – худенькое, костлявое, грязное тельце – и вынес к лодке. Глазастая и рыжеволосая, девочка внимательно разглядывала его. По возвращении в Полис Нэй прибегнет к помощи Титуса Месмера. Не стоит девочке помнить эти ужасные дни в плену тритона.

Нэй не знал, что рано или поздно она вспомнит – будучи уже взрослой, проснется среди ночи, и ясные образы просочатся сквозь поставленный некогда блок.

Нэй опустил ее на лавку. Она наклонилась, что-то подняла со дна и протянула ему.

– На! Это тебе!

Он посмотрел на белое перо.

– Зачем?

– Вставь в шляпу! Ну же!

Он вздохнул, снял шляпу и сунул перо под ленту.

– Очень-очень! – обрадовалась девочка. – Я же говорила!

– Рад, что у тебя хорошее настроение. Всем пленникам бы такое.

Она нахмурилась.

– Мне было страшно.

– Ты все забудешь. Обещаю.

– Хорошо… Нет, не хорошо! Как я тогда вспомню об этом приключении?

– Давай так. Я расскажу тебе о нем, когда ты повзрослеешь.

– Давай… А как тебя зовут?

Он долго не отвечал. Но она не отводила глаз, царапала взглядом.

– Георг Нэй.

– Хорошо. Я запомню.

Она чего-то ждала. Все смотрела и смотрела, и он снова не выдержал.

– Что?

– Не хочешь спросить, как меня зовут?

Он вздохнул:

– И как?

– Джиа!

– Ладно. Помолчи.

Нэй отвязал веревку и оттолкнул лодку от Парома. Голем взялся за весло.

– Ой, ненастоящий дядя!

Это отвлекло ее на некоторое время.

– Меня тошнит, – пожаловалась Джиа.

* * *

Отправить