Аравия была известна как земля ладана, но это был не единственный и даже не главный источник ее богатства. Она отправляла на запад сладкие специи, и, кроме того, через нее проходили грузы из Индии. Морской путь между Индией и Персидским заливом был открыт рано, возможно, вавилонянами или индусами в дни Вавилона. На древних вавилонских цилиндрах изображены лодки – люди, жившие на земле рек и каналов, не могли не быть знакомы с ними, и, как мы уже отмечали раньше, навигация в Персидском заливе уже существовала во времена Гудеа из Лагаша. Легко понять, что те, кто мог пройти вдоль западного побережья залива и Омана, так же смогут пройти вдоль восточного побережья и продолжить путь на северо-запад Индии. На самом деле этот маршрут даже проще. Однако у нас нет прямых свидетельств использования его до периода поздней Вавилонской империи. Хотя представляется вполне вероятным, что он использовался и раньше.

Путешествие на восток от Персидского залива приводит путешественника к устью Инда, а значит, к крупнейшей артерии северо-запада, к арийской части Индии. Если мореплаватели отваживались следовать дальше, их корабли в определенное время года относило муссонами в юго-восточном направлении к юго-западному побережью Индии, где жили дравиды. Естественно, первые мореплаватели, осваивавшие путь в Индию, осторожно плыли вдоль берега от входа в Персидский залив к устью Инда. Этот путь был хорошо известен в период персидского правления, а возможно, и раньше. Но путь по открытому морю также стал использоваться рано. Вероятно, его открыли случайно. В поздней Вавилонской империи использовались оба маршрута. Позже мы видим свидетельства существования этих двух линий связи в названиях перевозимых товаров. Те, что имели санскритское происхождение, доказывают существование торговли с Северной Индией. Те же, что имели тамильское происхождение или были образованы от других дравидийских языков, доказывали общение с югом Индии. Товары южного происхождения могли доставляться только морем, а товары с севера Индии могли прибывать и морем, и по суше.

В VIII в. до н. э. Персидский залив кишел пиратами. В 694 г. до н. э. Синахериб справился с этим бичом и вынудил пиратов обосноваться в Геррхе. В древности считалось, что из этих мест пришли финикийцы. Геродот утверждает: «Финикиняне… прибыли от так называемого Красного моря к нашему морю… и тотчас пустились в долгие морские путешествия». Термин «Красное море» использовался Геродотом в самом широком смысле и включал все части Индийского океана вокруг Аравии, а «наше море» – конечно, Средиземное. Страбон пишет: «Проплыв дальше, встречаем другие острова, Тир и Арад, где находятся святилища, похожие на финикийские. По крайней мере, жители островов утверждают, что одноименные финикийские острова и города являются их колониями». Однако в другом месте он признает существование разных мнений относительно родины финикийцев. «Одни утверждают, что наши сидонцы являются колонистами финикийцев на Океане, добавляя, что причина, по которой их зовут финикийцами, – красный цвет Персидского залива. Другие же считают сидонцев на Океане колонистами из нашей Финикии». Существовало много споров относительно значения Assyrium stagnum. К примеру, Бунзен считает, что это Мертвое море, а Альфред фон Гутшмид уверен, что это Бабмика. Геерен возвращается к мнению Страбона и считает, что финикийцы на Средиземноморье – это материнский род, а на Персидском заливе – его ответвление. Эта теория не доказана, но представляется вероятной.

В Ветхом Завете, как и в ассирийских записях, те, кого мы называем финикийцами, всегда именуются сидонцами, что не дает ключа к пониманию их расовой принадлежности. Они упоминаются как политическая группа. Гомер тоже называет их сидонцами, но также говорит о финикийцах, что соответствует Fnh в египетских надписях. Этим именем греки называли всех жителей побережья Ханаана. Так же называли пальмовое дерево. Греки считали его образованным от прилагательного «красный», что подкрепляет теорию их прихода с Красного моря. Однако это ложная этимология. В Третьей книге Царств (9: 26–28) говорится о сидонских мореплавателях, проникших на Красное море, но это, разумеется, не опровергает возможное восточное происхождение сидонцев.

По крайней мере, одно финикийское береговое поселение, Антелиас, относится к магдаленскому периоду, а значит, к позднему палеолиту. На самом деле у нас есть все основания полагать, что эти береговые поселения были среди самых ранних мест обитания человека в Ханаане. Гончарные изделия того периода в основном демонстрируют примитивное подражание египетским и эгейским моделям, так что финикийская культура, вероятно, берет начало от века египетских завоеваний и общения с Критом или с филистимлянами, которые были беженцами с Крита. Или финикийские прибрежные города находились в тесном контакте с эгейскими городами до падения Кносса, или они допустили проникновение сильного элемента филистимлян, который двигался вверх по побережью после ослабления египетской власти. Согласно Ветхому Завету, Соломон заручился помощью финикийцев для строительства храма в Иерусалиме, да и при сооружении крепостей в разных городах, вероятнее всего, тоже прибегал к их помощи. Храм Соломона полностью разрушился, а из его описания в Ветхом Завете невозможно получить четкое представление об архитектуре. Вероятно, в ней прослеживались египетские и критские мотивы. Но остатки некоторых крепостей сохранились. Их главные черты – массивная каменная кладка, причем камни нередко чисто отесаны. Более ранних примеров таких построек нет, и можно предположить, что это пример финикийского влияния.

Каким-то образом финикийцы связаны с филистимлянами, которые расселились вдоль южного берега у Газы, Ашкелона и т. д. Это были потомки морского народа, который беспокоил Египет во время правления Рамзеса III. Когда этот народ изгнали из Египта, он осел вдоль побережья Ханаана, который тогда был слабо защищенной провинцией. В Книге пророка Амоса (9: 7) говорится о «филистимлянах из Кафтора», а в Книге пророка Иеремии (2: 4) – о филистимлянах, остатках с острова Кафтор. Во Второзаконии (2: 23) упоминаются «кафторимы, исшедшие из Кафтора», которые вторглись в Ханаан. Кафтор – это, конечно,

Крит, а протофилистимляне – остатки древнего Эгейского народа, чью раннюю, но хорошо развитую культуру затмили ахейские завоеватели Греции. Из южных прибрежных поселений они попытались продвинуться на север и вглубь территории. Движение вглубь территории привело их к конфликту с древними евреями, также недавними обитателями Ханаана, и в этом конфликте родилось Израильское царство. Двигаясь на север, они основывали новые поселения и, в конце концов, поглотили крупные торговые города Тир и Сидон или были поглощены ими. Эти города уже существовали и успели приобрести большое значение до того, как морские племена пришли на побережье Ханаана. Финикийцы были жителями Сидона и его колонии Тира, предположительно теми, кто уже населял эти города, или семитскими мигрантами, или потомками досемитского населения. Морские племена смешались с ними, и, возможно, морская важность сидонцев от этого смешения только возросла. Миграция филистимлян имела место при Двадцатой династии Египта, а Тутмос III из Восемнадцатой династии поставил целью своей пятой кампании установление контроля над финикийскими прибрежными городами. При Аменхотепе II амурру (сирийские семиты) напали на финикийцев, которые были лояльны Египту. Народ хабиру, о котором говорится в Амарнских архивах, вероятнее всего, тоже еврейский, определенно был семитским и проник в Финикию и Ханаан. Сид он и его колонии, совершенно определенно, не были основаны филистимлянами, хотя могли впоследствии включить Флистинский элемент. В Книге Судей (1: 31) упоминаются обитатели Сидона как оседлые хананеи, а не пришельцы из Кафтора. Синахериб говорит о «великом Сидунну» как об одном из финикийских городов, который покорился ему в третьей кампании. Согласно Книге Бытия (10: 15) «от Ханаана родились Сидон, первенец его, Хет». Из этого можно сделать вывод, что автор считает сидонцев и хеттов аборигенами. В последнем случае он, конечно, ошибается, да и в первом случае едва ли его свидетельство можно считать убедительным. В любом случае сидонцы не были недавними мигрантами.

Легранж полагает, что имело место большое западное движение семитов от Персидского залива, которое стало настоящей причиной вторжения гиксосов в Египет и появления финикийских поселений вдоль Средиземноморского побережья. Это касается напрямую не исторической родины семитов, а только западной миграции из Вавилонии, по большей части семитской колонии, из-за вторжения касситов, что привело к падению Второй вавилонской династии. Это представляется самой вероятной теорией из всех, предложенных до сих пор. Очевидно, гиксосы, вторгшиеся в Египет, не были кочевниками, которым чуждо понятие о культуре. Салитис, первый царь гиксосов, согласно Манефону, укрепил Аварис в дельте, поскольку боялся нападения ассирийцев (то есть людей из Месопотамии, в то время находившихся под властью касситов). Можно предположить, что финикийцы были семитами, мигрировавшими из Месопотамии после вторжения касситов и расселившимися на побережье, где уже было несколько древних портов и городов. Они оказались под египетским и эгейским влиянием. Это, разумеется, не означает, что они являлись первыми семитскими покорителями Ханаана. Макалистер предлагает датировать ранние семитские поселения в Гезере первой половиной 3-го тысячелетия до н. э., а первые следы их пребывания – 4-м тысячелетием. А вторжение гиксосов в Египет произошло не раньше 1700 г. до н. э.

У. Дж. Перри связывает финикийцев с мегалитическими памятниками, разбросанными по всей Европе и Азии, которые соседствуют с залежами железной руды и драгоценных камней или жемчужных моллюсков. Эта смелая гипотеза интересна, но является не более чем гипотезой. На самом деле мы почти ничего не знаем о финикийцах.

После падения Ассирийской империи в 606 г. до н. э. Вавилон возродился и снова стал международным торговым центром. Индусы называли его Бабиру, и мы располагаем рассказами индийских мореплавателей того периода, из которых следует, что павлинов выращивали в Вавилоне. То, что нам известно мало подробностей о доалександрийском морском пути между Индией и Аравией, отчасти объясняется секретностью, которой мореплаватели обеспечивали свою монополию. И финикийцы не были исключением.