Мэри А. Турзилло
Доктор Мэри А. Турзилло — в прошлом преподаватель английской словесности Кентского университета, работая в котором она писала критические и научные статьи, посвященные главным образом научной фантастике. Под псевдонимом Мэри Т. Брицци она выпустила «Путеводитель читателя по миру Филиппа Хосе Фармера» (1980) и «Путеводитель читателя по миру Энн Маккефри» (1985).
Турзилло — известная поэтесса, удостоенная ряда наград, публиковавшаяся во многих американских журналах и выпустившая два поэтических сборника; «Ваш кот и другие пришельцы из космоса» (2007) и «Драконий суп» (2008, в соавторстве с художницей и поэтессой Мардж Симон).
Она — давний член Американской ассоциации писателей-фантастов, удостоившей ее премии «Небьюла» за повесть «Марс — не место для детей» (впервые опубликована в 2000 году в журнале «Век научной фантастики»), В 2007 году ее рассказ «Гордость» был номинирован на «Небьюлу» в категории «Лучший рассказ». Ее единственный на данный момент роман, «Старомодная марсианская девушка», опубликован в журнале «Аналог» в 2004 году.
Профессор Турзилло живет в Огайо вместе с мужем — писателем-фантастом Джеффри Л. Лэндисом.
Рассказ «Когда Гретхен была человеком» был впервые опубликован в антологии «Большая книга женских историй о вампирах» под редакцией Стивена Джонса (Лондон: Робинсон, 2001). Русский перевод антологии: Вампиры: Опасные связи. СПб.: Азбука-классика, 2009.
Когда Гретхен была человеком (© Перевод И. Савельевой.)
— Ты всего лишь человек, — сказал Ник Скарофорно, перелистывая потрепанные страницы первого издания «Образа зверя».
Разговор между ними завязался после нерешительной попытки Гретхен продать Нику Скарофорно раннее издание рассказов Пэнгборна. Затем они, скрестив ноги, уселись на поцарапанный деревянный пол в магазинчике «Книги» мисс Трилби и наблюдали за танцем пылинок в лучах послеполуденного августовского солнца. Гретхен погрузилась в пучину саморазоблачений и наслаждалась жалостью к самой себе.
— Порой я даже не чувствую себя человеком.
Гретхен уселась поудобнее и прислонилась спиной к стопке пахнувших пылью кожаных переплетов «Книги знаний» издания 1910 года.
— Это я могу понять.
— Да и кто бы предпочел такую участь, будь у него выбор? — спросила Гретхен, обводя обветренными пальцами рисунок древесных волокон на полу.
— А у тебя есть выбор? — поинтересовался Скарофорно.
— Видишь ли, после того как Эшли поставили диагноз, мой бывший получил над ней опекунство. Ну и тем лучше. — Она порылась в карманах рабочего халата в поисках платка. — После того как мы расстались, я даже не была в больнице. А его страховка распространяется на девочку, но только в том случае, если лечение будет проходить в Сиэтле.
На нее нахлынули непрошеные воспоминания: теплое миниатюрное тельце Эшли ерзает у нее на коленях, тоненькие пальчики открывают «Где живут необычные вещи», тычут в строчки. «Мама, читай!»
Скарофорно кивнул:
— Но неужели лейкемию до сих пор не научились лечить?
— Иногда это удается. Сейчас у нее наступила ремиссия. Но сколько продлится это улучшение?
Гретхен исподтишка рассматривала Скарофорно. Удивительно, но он ей понравился. А она уже решила, что депрессия убила в ней все сексуальные порывы. Ник был крупным, коренастым парнем, но без признаков жира, с быстрыми светло-карими глазами и растрепанной шевелюрой. Он вспотел в своих серых брюках, коричневой футболке и пляжных сандалиях, но, если и не отличался особой привлекательностью, все же выглядел совсем неплохо. У Ника была привычка вертеть на запястье браслет с часами, и под ним порой мелькала полоска незагоревшей кожи с вытертыми тонкими волосками.
— Но сам по себе рак бессмертен, — пробормотал он. — Почему же он не наделяет бессмертием своего носителя?
— Рак бессмертен?
Да, конечно, рак должен быть бессмертным. Это же идеальный хищник. Так почему бы ему не заполучить все козыри?
— Я говорю о раковых клетках. В лаборатории раковые клетки поджелудочной железы жили еще пятьдесят лет после того, как пораженный болезнью человек умер. Но раковые клетки все же не так разумны, как вирусы. Вирус предпочитает не убивать своего хозяина.
— Но вирусы убивают людей?
Он усмехнулся:
— Верно, многие вирусы убивают. И бактерии тоже. Но существуют бактерии, которые тысячелетия назад решили завладеть каждой клеткой наших тел. Они превратились… как бы это сказать… в органеллы. Это вроде митохондрий.
— А что такое «митохондрия»?
Он пожал плечами, слегка бравируя своими познаниями:
— Это преобразующие энергию органы в животных клетках. Но отличные от ДНК своего хозяина. Существует предположение, что можно создать митохондрии, которые обеспечат своему хозяину вечную жизнь.
Гретхен изумленно взглянула на него:
— Нет. Даже думать об этом не хочу.
— Почему?
— Это было бы ужасно. Что-то вроде зомби. Или вампира.
Он промолчал, но в глазах заплясала улыбка.
Она слегка вздрогнула.
— Эти идеи ты почерпнул в книгах мисс Трилби?
— Это мудрость веков. — Ник обвел жестом высокие полки, потом поднялся. — А вот идет и сама мадам Трилби. Как ей понравится, если она застанет тебя на полу с посетителем?
Гретхен вспыхнула:
— Она не будет возражать. Мой дед дружил с ее отцом, и я работаю в этом магазинчике с самого детства.
Она ухватилась за протянутую руку Скарофорно и тоже поднялась.
Мисс Трилби, хрупкая и подвижная женщина, распространявшая вокруг себя запах пудры и отсыревшей бумаги, втащила в магазин ящик из-под молочных бутылок, набитый брошюрами. Увидев Гретхен, она нахмурилась.
«Странно, — подумала Гретхен. — Еще вчера она говорила, что мне нужно найти другого мужчину, а сегодня смотрит с осуждением. За то, что я сидела на полу? Но я всегда сажусь на пол, когда надо достать что-то с нижних полок. Здесь нет места для стульев. Значит, за то, что болтала с покупателем-мужчиной».
Мисс Трилби бросила почту на прилавок и скрылась в задней комнате.
— Не слишком приветлива сегодня, — произнес Скарофорно.
— Она всегда хорошо ко мне относится. И даже одалживает денег на поездку в Сиэтл, чтобы я могла повидаться с девочкой. Но сегодня что-то нервничает.
— Ага. Да, хотел спросить, пока не ушел. Ты замерзла или плакала?
Гретхен вспыхнула:
— У меня хронический насморк.
Внезапно она словно увидела себя со стороны: жидкие волосы, костлявая, сутулая фигура. И как только она могла надеяться на флирт с этим парнем?
— Береги себя.
Он прикоснулся пальцами к ее запястью и вышел на улицу.
— Он тебе не нужен, — заявила мисс Трилби, направляясь из подсобки к древнему компьютеру фирмы «Кайпро».
— А разве я сказала, что он мне нужен?
— Я прочла это по твоему лицу. Он что-нибудь купил?
— Жаль, но я так и не поняла, что его интересует.
— Я кончу свои дни в приюте для бедных. Надо было предложить ему древние медицинские пособия. Или детективы. А он читает исторические романы прямо у полки и посмеивается. Воображает себя знатоком, отыскивает ошибки.
— Чем он вам так не понравился, кроме того, что читает книги и не покупает?
— О, он покупает. Но, Гретхен, ягненочек, тебе не подходит такой парень. Это ненормальный отшельник.
— Но он умеет слушать. И сочувствовать.
— Как мясник теленку. Что это за чепуха насчет бессмертия рака?
— Ничего. Просто мы говорили об Эшли.
— Прости, ягненочек. Жизнь жестоко с тобой обошлась. Но постарайся быть немного мудрее. Этот человек похож на вампира.
Гретхен разгладила пыльный конверт с пластинками «Эврианты» и «Оберона» в исполнении труппы Лондонского оперного театра.
— Может, он и есть вампир.
Мисс Трилби округлила губки в немом выражении ужаса.
— Может! Однако он не похож на Фрэнка Лангеллу.
Нет, он на него не похож, решила Гретхен, разбирая заказы на переиздания «Манускрипта об икебане» Каденшо и трудов де Оннекура.
Но было в Нике Скарофорно что-то привлекательное, что-то кроме его сочувствия к неизлечимо больному ребенку. Возможно, это его тонкий мрачный юмор. Мисс Трилби могла и ошибаться.
Почему бы не попытаться привлечь его внимание?
Ее усилия даже самой Гретхен казались смехотворными. Она попросила Киишу, мать-одиночку, занимавшую комнату напротив, помочь осветлить несколько прядей волос на голове. Она купила дешевый шерстяной жакет, отороченный ангорой, и раскопала старый бюстгальтер, увеличивающий грудь.
— Ягненочек, — сухо заметила мисс Трилби, когда Гретхен как-то явилась в магазин во всем своем «великолепии», — между человеком и модными картинками мало общего.
Но усилия Гретхен если и не впечатлили Скарофорно, то, во всяком случае, не остались незамеченными. Вскоре он пригласил ее на кофе, потом на ужин. Хотя чаще всего он приходил в магазин незадолго до закрытия и позволял ей попытаться всучить очередного «белого слона» вроде сочинения преподобного Вуда «Нарушители, или О том, как обитатели земли, воды и воздуха не в состоянии посягать на чужие владения». Гретхен теребила серебряную цепочку на шее, а потом они усаживались на пол, и она изливала на него свои беды. Других покупателей в это позднее время обычно не было.
— Ты доверяешь ему свою частную жизнь, — сказала как-то мисс Трилби. — А что ты знаешь о его жизни?
Он много говорил. Действительно много. О философии, истории, о деталях болезни Эшли, и однажды Гретхен спросила, чем он занимается.
— Я краду души. Я фотограф.
Ого.
— С таким занятием вряд ли можно заработать много денег, — заметила мисс Трилби, услышав об этом. — Ходят слухи, что у него имеется неофициальный источник доходов.
— Вы хотите сказать, криминальный?
— Ты слишком романтична, Гретхен. Спроси лучше у него.
В ответ были названы счастье игрока и удачные инвестиции.
Однажды, уходя в магазин, Гретхен открыла почтовый ящик и обнаружила письмо — даже не телефонный звонок — о том, что ремиссия Эшли закончилась и ее девочка снова оказалась в больнице.
Она испытала непереносимую, почти физическую боль. Гретхен боялась возвращаться в свою квартирку. Ко дню рождения Эшли она купила книгу с иллюстрациями Яна Пиенковски«Дом с привидениями», полную забавных, словно вырезанных из бумаги фигурок. Теперь она не могла взглянуть на нее, словно это была отравленная наживка.
Гретхен отправилась в магазин и начала составлять каталог новых поступлений, но дело не клеилось, она даже не могла вспомнить алфавит. Мисс Трилби не без труда отвлекла ее от этого занятия.
— Что случилось? Что-то с Эшли?
Гретхен протянула ей письмо.
Мисс Трилби, нацепив лорнет с толстыми стеклами, прочла извещение.
— Посмотри на себя, — сказала она. — У тебя щеки пылают. И глаза блестят. Несчастье красит тебя. Или близость смерти подталкивает нас к размножению, как романтические отношения в концлагере?
Гретхен содрогнулась.
— Может быть, мое тело снова побуждает меня к репродукции?
— Чтобы заменить Эшли. Это не смешно, ягненочек. Однако, может, так и есть. Но я опять хочу тебя спросить: почему ты выбрала этого мужчину? Неужели безумие тебя не пугает?
На следующий день Гретхен вместе с ним прошла к машине. Ей показалось совершенно естественным без приглашения забраться внутрь, проехать до его дома, а потом подняться на второй этаж по лестнице с потрескавшимися ступенями.
Он усадил ее на табурет в затемненной кухне и показал несколько своеобразных старинных фотографий архитектурных объектов. В помещении пахло химикатами и уксусом. Открытую дверь в кладовку подпирал старый «Коммодор 64». В гостиной Гретхен заметила более современный компьютер с заставкой на экране в виде гигеровских ребятишек с фанатами и кружившихся в танце духов.
— Я никогда здесь не ем, — сказал Ник. — В качестве кухни эта комната совершенно бесполезна.
Затем он слил содержимое кювет в канализацию и прополоскал ванночки. Под тонкой шерстью громко забилось сердце. От его тела, гибкого, как у льва, исходил мужской, какой-то хищный запах.
Когда он отвернулся, она расстегнула жакет. Пуговицы, словно подогревая ее страсть, слишком легко выскользнули из петель.
Жакет соскользнул в тот момент, когда он снова повернулся к ней лицом. И при виде удивленного взгляда, скользнувшего по ее худощавой груди, она ощутила холодок кухни.
Он снова отвернулся и вытер руки кухонным полотенцем.
— Тебе не стоит в меня влюбляться.
— Не слишком ли самоуверенно с твоей стороны?
Она не собиралась влюбляться. Нет. Это совсем другое.
— Это не самоуверенность, а предостережение. Я охраняю свою территорию, хищники всегда так поступают. Да, некоторое время я буду держать тебя при себе. Но рано или поздно ты начнешь мешать моей охоте. И тогда я тебя убью или прогоню, чтобы не убивать.
— Я не намерена влюбляться в тебя.
Твердо. Убедительно.
— Отлично.
Он бросил полотенце в раковину, подошел к ней и приник к ее рту.
Она неловко ответила; после долгого перерыва реакция оказалась слишком сильной, и она оцарапала ему спину.
Поцелуй закончился. Он погладил ее волосы.
— Не беспокойся. Я не стану пить кровь. Я могу сдерживать свои импульсы.
Она решила подыграть его шутке, в которую почти поверила.
— Это не важно. Я хочу стать такой же, как ты.
Шутка?
Он уселся на стул, привлек ее к себе, прижался щекой к груди.
— Этого недостаточно. Для превращения у тебя должны быть соответствующие гены.
— Это действительно инфекция?
Она почти шутила, наполовину притворяясь, что верит.
— Как вирус, который заражает раком. Я знаю, что из тысяч моих жертв только несколько человек подхватили лихорадку и выжили, став такими же, как я.
— Вампирами?
— Можно сказать и так. Одним из тех, кого я заразил, был мой сын. Он тоже заболел лихорадкой и переродился. Поэтому я решил, что все дело в генах.
Он крепче прижал ее к себе, словно желая согреть.
— А что случится, если у жертвы окажутся неподходящие гены?
— Ничего. Ничего не случится. Я никогда не дохожу до того, чтобы убивать. Я никого не убивал уже более сотни лет. Тебе ничто не угрожает.
Она соскользнула на пол, встав на колени, обвила руками его талию. Он поддерживал ладонью ее голову, гладил по обнаженным рукам и плечам.
— Шелк, — наконец произнес он, поднял на ноги, прикоснулся к груди.
Она кормила Эшли, но это не предохранило девочку от лейкемии. В груди столкнулись лед и огонь, как будто снова вот-вот польется молоко.
— Ты одинок?
— Господи, конечно. Только поэтому я не устоял против тебя. Знаешь, у меня инстинкты хищника, этого я не могу отрицать. Но я родился человеком.
— Как ты заразил своего сына?
— Случайно. Я сам заразился вскоре после женитьбы. Пьетра, моя жена, давно умерла.
— Пьетра. Какое странное имя.
— Для Флоренции тринадцатого века оно нисколько не странное. Мое перерождение произошло вскоре после свадьбы. Я очень тяжело болел. Я понимал, что мне нужна кровь, но не знал почему и не мог контролировать свою жажду. Я выпил кровь священника, который пришел меня исповедовать. Жажда оказалась такой сильной, что я убил его. Но я не хотел его убивать, Гретхен. Я был не более виновен, чем младенец, сосущий материнскую грудь. Первая жажда всегда почти неконтролируема. Я выпил слишком много, а когда увидел, что он мертв, быстро оделся и убежал.
— И оставил свою жену.
— Я больше никогда ее не видел. Но спустя несколько лет я встретил за карточным столом молодого человека. Притворился его другом и заманил в темный переулок. Я выпил его крови, чтобы утолить жажду. А позже снова увидел его, уже переродившимся. Он стал моим соперником в погоне за кровью. Я заразил его, он переболел лихорадкой и стал таким, как я. Позже я сложил все куски головоломки. Я покинул Пьетру беременной, и, как ты понимаешь, он оказался нашим сыном. У него имелись необходимые гены. Если бы их не было, он бы и не заметил небольшой потери крови.
Его рука вновь погладила ее по плечу.
— А где он теперь?
— Я сам частенько гадаю об этом. Вскоре после его перерождения я заставил его уехать. Вампиры не могут держаться вместе. Им необходимо охотиться.
— Почему ты все это мне рассказываешь?
Гретхен пыталась контролировать себя, но услышала, каким тонким стал ее голос.
— Я всегда говорю людям, кто я такой. И никто не верит.
Он встал, заставил ее подняться, снова поцеловал, прижался к ее телу бедрами. Она прошлась рукой по его плечам и расстегнула рубашку.
— Ты тоже мне не веришь.
И тут она улыбнулась:
— Я хочу тебе поверить. Помнишь, я как-то говорила, что не хочу быть человеком.
Он приподнял бровь и посмотрел на нее сверху вниз.
— Боюсь, твои гены не позволят тебе стать кем-то еще.
В его аккуратной спальне почти не было мебели. На низенькой полке рядом с кроватью она заметила книги из магазина мисс Трилби: «Красный дракон» и «Исповедь наркомана». Внезапно он поднял ее и уложил поверх покрывала. Они опять долго целовались. Потом он медленно овладел ею. Он не закрыл дверь, и с кровати был виден экран компьютера. Гигеровские духи хранителя экрана исполняли сладострастный танец. А потом она закрыла глаза, но духи продолжали танцевать под веками.
Когда все закончилось, она поняла, что солгала. Если это и не было любовью, то чем-то столь же сильным и опасным.
Она провела пальцем по вздувшейся вене на его руке.
— Ты родился в Италии?
Он поцеловал ее руку, скользящую по его коже.
— Да, сотни лет назад. До того, как моя плоть онемела.
— Тогда почему ты говоришь без акцента?
Он перекатился на спину, скрестил руки под головой и усмехнулся.
— Я провел в Америке больше времени, чем ты. И очень старался избавиться от акцента. А ты не собираешься спрашивать меня о солнечном свете, чесноке и серебряных пулях?
— Это все суеверия?
— Похоже, что так. — Он вновь усмехнулся. — Зато чувства постепенно угасают.
— Ты сказал, что не способен любить.
Он вытащил из прикроватной тумбочки перьевую ручку и вонзил кончик себе в руку.
— Видишь?
Кровь медленно растеклась по коже.
— Прекрати! Господи, зачем ты себя поранил?
— Просто чтобы показать. Плотью постепенно овладевает… рак, если можно так выразиться. Все начинается с самых холодных частей тела. Нервы разрушаются. Я ничего не ощущаю. Эмоции тут ни при чем.
— И только для охраны своей территории…
— Да. Эмоции не умирают окончательно. В этом кроется ужасный конфликт. Я слышал об одном очень старом вампире, у которого был поражен мозг. Он стал хуже, чем акула, превратился в машину для поглощения крови. Но метастазы распространяются очень медленно.
Она набросила на себя простыню. Теперь, когда они лежали порознь, комната казалась прохладной.
— Но ты казался мне обычным человеком, когда…
— Значит, ты ничего не почувствовала, когда мы целовались?
— Почувствовала?
Он взял ее указательный палец и засунул себе в рот. У самого корня языка она нащупала крошечные выступающие шипы.
Она внезапно испугалась и отдернула руку. Он поймал ее пальцы и поцеловал, почти насмешливо.
Ужас перемешался с нежностью, и она зарылась лицом в подушку. Но разве не это она воображала себе и почти надеялась ощутить?
— В следующий раз, — сказала она, повернув к нему лицо, словно маргаритка к солнцу, — выпей моей крови, пожалуйста.
Духи хранителя экрана продолжали танцевать.
Одна мысль об автобусной поездке в Сиэтл вызывала у нее ужас, и она прогоняла ее, словно, оставаясь в Уоррене, могла предотвратить надвигающееся несчастье. Но второе письмо, на этот раз от ее бывшей невестки Мириам, заставило взглянуть фактам в лицо. Мириам писала, что химиотерапия на этот раз не помогала. Эшли «угасает».
«Угасает!»
С той же почтой пришла открытка от Скарофорно.
«Уехал из города по делам, занимаюсь инвестициями. Всего хорошего, человек», — написал он.
Она предупредила мисс Трилби, что ей нужен выходной, чтобы навестить Эшли.
— Ягненочек, ты ужасно выглядишь. Не вздумай ехать на автобусе. Я дам тебе денег на самолет, и ты сможешь отдать их, когда выйдешь замуж за какого-нибудь богатого адвоката.
— Нет, мисс Трилби. У меня просто насморк, вот и все.
Но у нее горела кожа, во рту и в горле пересохло, а голова пульсировала от боли.
В тот день они чистили книги от пыли. Спустившись со стремянки, Гретхен почувствовала такую усталость, что ушла в подсобную комнатку и свернулась клубком на стоявшей там кушетке, взяв с собой книжку «Как пожелаете». Слова кружились у нее перед глазами, но они помогали прогнать мысли о болезни Эшли, о бессмертных раковых клетках, убивающих смертное тело. Мысли о бессмертии. Это должно сработать. Другой вид рака. А потом все мысли исчезли.
Она очнулась в больнице Всех Святых, все такой же больной и беспокойной.
— Пей. У тебя обезвоживание, — сказала ей сиделка.
В комнате пахло отбеливателем и увядшими цветами.
Кто же ее сюда привез?
— Я не знаю. Может, твоя хозяйка? Пожилая женщина. Скоро придет доктор, все тебе расскажет. Постарайся каждый час выпивать по стакану воды.
В минуты просветления Гретхен испытывала радость. Началось перерождение, определенно это то самое перерождение. Если она выживет, то освободится от непосильной ноши человеческого бытия.
Анализы ничего не выявили. Ничего удивительного, этот вирус не станет размножаться в желе из агар-агара. Если только это действительно вирус.
Она не спала ночами, мечтая о человеческой крови. И расплакалась, когда из палаты перевели ее соседку, страдающую от анорексии вдову, почти высохшую от голода, но все же способную дать несколько восхитительных капель, если бы Гретхен смогла добраться до нее в отсутствие сиделок.
Однажды ее посетила мисс Трилби, и только неимоверным усилием воли она удержалась, чтобы не наброситься на женщину.
— Убирайтесь отсюда! — закричала Гретхен. — Иначе я убью вас!
Доктора, неспособные определить ее заболевание, должно быть, встревожились после такого взрыва с ее стороны и в палату больше никого не помещали. И ее тоже не выписывали, несмотря на отсутствие страховки.
Мисс Трилби больше не возвращалась.
Никто не мог предположить, что у нее рак. При раковых заболеваниях не бывает лихорадки, жажды, чрезмерно блестящих глаз и онемения кончиков пальцев.
Наконец она поняла, что ждала слишком долго. В те несколько минут в день, когда лихорадка ее отпускала, она была слишком слаба, чтобы с кем-то справиться.
Скарофорно пришел, когда она уже почти умирала. Она была в сознании, но перед глазами все расплывалось, и дыхание смерти — запах дезинфекции — не вызывало отвращения.
— Я в карантине, — прошептала она.
Это было не совсем так, но после того, как она прогнала мисс Трилби, ее больше никто не навещал.
Он только махнул рукой и распаковал большой шприц.
— Что тебе необходимо, так это кровь. Но они об этом, конечно, не подумали.
— Где ты это взял?
Как же прекрасна кровь. Ей хотелось прижать запястья Скарофорно к едва наметившемуся выступу под языком и насладиться горячим источником его вен.
— Ты слишком слаба, чтобы пить. Для полного выздоровления тебе бы надо несколько кварт человеческой крови. Но моя тоже сойдет.
Она напряженно следила, как Скарофорно туго перевязывает себе руку, втыкает иглу в вену на локтевом сгибе, как наполняет шприц.
Она потянулась к шприцу. Он отвел его подальше. Она рвалась изо всех сил. Но он положил шприц на тумбочку у кровати и схватил ее запястья, сжал их одной рукой.
— А ты сильнее, чем я думал.
Он сжимал руки до тех пор, пока отдаленная боль не заставила ее опомниться. Она попыталась расслабиться, но не могла не стремиться к такой близкой крови. Она даже потянулась к его горлу, но Скарофорно легко подавил эту попытку.
— Прекрати! В шприце не так много крови, чтобы ты могла ее просто выпить! Я введу ее в вену, и тебе станет немного легче. Но кровь в моем теле для тебя под запретом.
Да, она убила бы его, убила бы кого угодно, лишь бы глотнуть крови. Дрожа от жажды, она упала на спину. Игла вошла в ее тело, но боли не было. А когда кровь стала поступать в вену, она содрогнулась от наслаждения. Она ощущала ее вкус. Из руки по всему телу распространялась старая кровь, напитанная тем же голодом, но все же дающая некоторое насыщение.
— Вот кое-какая одежда. Тебе надо набраться сил, чтобы дойти до машины. Я заберу тебя отсюда.
Она схватила его запястье.
— Нет. Еще капля крови вампира может тебя убить. Или, — он мрачно усмехнулся, — ты окажешься достаточно сильной, чтобы убить меня. Вставай.
Он поднял ее, словно ребенка, и поставил на ноги.
В квартире он сразу пронес ее в спальню и уложил на кровать. Она почуяла запах крови. Рядом неподвижно лежала очень светлая блондинка лет двадцати, в белых замшевых брюках, в ботинках и черном кружевном бюстгальтере.
Она стала неловко нащупывать вену на ее шее. От девушки сильно пахло жасминовой туалетной водой, дешевый аромат был очень резким и возбуждающим.
— Подожди. Не делай больших ран, чтобы все не испортить. Здесь требуется точность.
Он наклонился и прижался губами к шее девушки.
Гретхен рванулась вперед.
Она поспешно погрузила недавно обретенный орган для поглощения крови в шею, но быстро поняла, что опять неправильно выбрала место. Зашипев от злости, она сделала третью попытку. Солоноватая горячая струя согрела ее тело, словно подогретое виски.
Уже через мгновение она почувствовала, как палец Скарофорно проник ей в рот и прервал контакт. От жестокого разочарования у нее закружилась голова. Скарофорно снова схватил ее за руки и крепко сжал. Боль существовала где-то в другой вселенной. Она попыталась вырваться.
— Ты можешь убить ее, — предостерег он.
— А кто это?
Она тряхнула головой, чтобы прийти в себя, и с тоской посмотрела на девушку, казалось погруженную в кому.
— Никто. Просто девушка. Я приглашаю ее к себе время от времени. Но никогда не беру слишком много крови, чтобы не причинить ей вред. Я предпочитаю обходиться без этого.
— Она приняла наркотик?
— Нет, нет. Я… мы… обладаем иммунитетом к бактериям и прочей заразе, но наркотиков надо избегать. Я загипнотизировал ее.
— Ты загипнотизировал? Хочешь сказать, она просто спит?
— Ей кажется, что она слишком много выпила. А теперь помоги мне устроить ее поудобнее.
— Она считает, что ты занимался с ней любовью?
Скарофорно молча улыбнулся.
— Ты в самом деле занимался с ней любовью?
Он продолжал приводить в порядок одежду девушки.
Гретхен легла на спину, опершись головой на спинку кровати.
— Мне мало этого. Господи, мне надо еще крови.
— Я знаю. Но теперь тебе придется отыскивать жертву самостоятельно.
— Как же я смогу заставить их подчиниться?
Скарофорно зевнул:
— Это твои проблемы. Твое спасение стоило мне немалого труда. Теперь ты будешь сама заботиться о себе. Ты стала умнее и сильнее, чем нормальные люди. Ты заметила, что твой насморк исчез?
— Ник, помоги мне.
Он даже не посмотрел в ее сторону.
— Тебе лучше покинуть этот город.
— Но ты же спас меня.
— А теперь ты стала моей соперницей. Уезжай, пока жажда крови не завладела тобой, пока мы не столкнулись из-за очередной добычи.
Она вспомнила о человеческих чувствах и постаралась на время забыть о голоде.
— И моя любовь к тебе не имеет никакого значения?
Внезапно она ощутила настоящую любовь.
— Завтра ты узнаешь, что такое ненависть.
По пути к выходу она заметила новую заставку на экране компьютера: красные кровяные клетки плавали на черном фоне, то собираясь вместе, то расходясь в разные стороны.
В автобусе, по пути в Сиэтл, она плакала. Да, она любила его, но теперь узнала, что такое ненависть. Она стала забавляться с обычной иголкой, втыкая ее в пальцы. Ничего. Правда, ее пальцы еще не окончательно онемели. Неужели это произойдет? Неужели чувства Ника умерли?
Будет ли ее бесчувственность распространяться дальше? Если тело стало бессмертным, зачем ему нервы, предупреждающие об опасности?
Возможно, она еще пожалеет о заключенной сделке.
Онемение постепенно распространялось. Ее пальцы и кисти рук уже не реагировали на боль. Но жажда не проходила. Метастазы, поразившие язык и нервную систему, нуждались в питании.
Ее соседом был мормон-миссионер, разлученный со своим спутником из-за недостатка свободных мест в автобусе. В Чикаго он попросил ее поменяться местами, чтобы сесть рядом со своим напарником. Но она отказалась. Это не входило в ее планы.
Она погладила его по щеке и крепко вцепилась в шею, не переставая при этом по-кошачьи улыбаться. Она едва ощущала то, как касалась его, зато отчетливо видела свою добычу под его кожей. Он попытался урезонить ее, смущенно посмеиваясь и принимая ее действия за сексуальные заигрывания. Современная распутная язычница. Потом затеял бесполезную борьбу. Он каким-то ребяческим жестом выворачивал ей большой палец на руке, но она не чувствовала боли. А потом он заплакал, обмяк и впал в транс. Она припала к его шее, широко раскрыв рот. Пила его кровь. Пила и не могла остановиться. Если бы он продолжал сопротивляться, она сломала бы ему шею. Она окончательно переродилась.
В Сиэтле, в педиатрическом отделении больницы, ее остановила дежурная сестра. Гретхен вдохнула пары карболки и густой сладковатый запах мочи, который ничем нельзя было вывести. За спиной сестры она увидела в темном экране компьютера свое отражение. Да, теперь она выглядела настоящей хищницей. Она казалась яркой, как манекен, но и опасной, словно пума. И очень сильной. Совершенно не похожей на чью-то мамочку. К ним, как будто предчувствуя беду, подошли еще две сестры.
Она предъявила свои водительские права, и тогда они почти поверили ей. Ее пропустили в холл, а потом и в четыреста девятую палату. Но сестра не сводила с нее глаз. Гретхен сильно изменилась.
Она открыла дверь. Дежурившая на этаже сестра вошла следом.
Эта обритая наголо, истощенная малышка, опутанная гибкими трубками, не могла быть Эшли.
Эшли тоже изменилась. Но под действием более опасного рака.
Медсестра шмыгнула носом:
— Мне очень жаль. Она очень сильно сдала за последние недели.
Сестра явно не доверяла разведенным матерям, оставившим ребенка. А может, до сих пор не верила, что эта сильная и спокойная женщина приходится девочке матерью.
Если бы Гретхен была человеком, она почувствовала бы неуверенность и постаралась объяснить, что девочку отняли у нее недобросовестные законники. Теперь же она смотрела на сестру как на ближайший контейнер с пищей, из которого при подходящих обстоятельствах можно отхлебнуть крови. Она по-кошачьи улыбнулась, и сестра мгновенно отвела взгляд.
— Эшли, — окликнула она дочку, как только они остались вдвоем.
Она привезла с собой книгу Яна Пиенковски, завернутую в красную бархатную бумагу с черными силуэтами кошек. Эшли нравились кошки. И ей понравятся страшные картинки-раскладушки. Они вместе будут читать и рассматривать эту книгу. Но пока Гретхен положила подарок на стул, ей предстояло заняться более важным делом.
— Эшли, это твоя мамочка. Проснись, дорогая.
Маленькая девочка открыла огромные, обведенные синими тенями глаза и тихонько всхлипнула.
Гретхен опустила ограждение на кровати и подсунула руку под спину Эшли. Девочка оказалась пугающе легкой.
Гретхен ощущала лихорадочный жар больного ребенка, чувствовала запах антисептиков, пропитавший больничную палату, сладкий аромат кожи своей дочери. Но все это оставалось где-то вдали. Гретхен уже относилась к числу бессмертных существ.
«Мы должны охранять свою территорию». Кажется, так говорил Ник? «Это не эмоциональное онемение; это физическая нечувствительность». Она вспомнила, как он втыкал перо в руку, как вводил иглу в вену, вспомнила о своих онемевших пальцах, вспомнила о том, как все ощущения, даже запах и тепло ее ребенка, становятся все слабее и дальше. Бессмертие. Онемение. Нечеловеческая сила. Одиночество.
Она прикоснулась своим новым, хищным ртом к шейке дочери. Скажет ли Эшли ей за это спасибо?
Но решать предстояло ей.
