Глава сорок восьмая

— Прочитай шесть раз «Отче наш» и три раза «Деве Марии». Да пребудет с тобой благодать Божия.

— Как и с вами. Храни вас Господь, отец.

— И тебя, Мэри. Передай Джеймсу, что я хочу с ним поговорить.

— Хорошо.

Преподобный Дэниел Фрэнкс закрыл окошко исповедальни справа от себя и глубоко вздохнул. Он чувствовал, как нарастает мигрень, а значит, скоро ему станет совсем плохо. Он попытался расслабить мышцы челюсти, как советовал ему врач. Затем осторожно повертел головой, прислушиваясь к хрусту шейных позвонков. Очевидно, скоро все закончится — в понедельник днем на исповедь никогда не приходит много прихожан, — а значит, он сможет прилечь. Фрэнкс сделал глоток из припасенной бутылки с водой, когда услышал шарканье в кабинке слева.

Он на секунду переложил розарий из правой руки в левую и вытер потную ладонь об облачение. Может, стоит вернуться и еще раз поговорить с врачом — узнать о тех чудодейственных таблетках? Фрэнкс сделал еще один глубокий вдох, после чего откинулся на спинку стула и открыл маленькое оконце слева от себя.

— Здравствуй, дитя мое, добро пожаловать на сегодняшнюю исповедь. Да пребудет с тобой Господь.

— Благословите меня, отец, — раздался знакомый голос, который Фрэнкс надеялся больше никогда не услышать, — ибо согрешила я, как бешеная шлюха в бочке с хуями.

— Господи, Банни!

— Иисус милосердный, падре, как вы узнали, что это я?

Фрэнкс нервно поерзал на стуле.

— Ты совсем не уважаешь веру.

— Конечно. И это один из грехов, в которых я хочу покаяться.

— Что ж… Наверное, это хорошо… Я рад, что ты вернулся. Я не видел тебя на мессе с тех пор, как…

Преподобный Фрэнкс замолчал, не в силах назвать точную дату.

— Ну да, — ответил Банни. — Я вроде как послал все эти мессы к…

— Жаль это слышать, — перебил Фрэнкс. — Ты хочешь… чтобы я выслушал твою исповедь?

Воцарилась пауза.

— А шпилиться все еще грех, падре? — спросил Банни.

— Если под этим словом ты подразумеваешь секс вне святости брака, — ответил преподобный Фрэнкс, — то безусловно да.

— Я думал, правила поменялись.

— Нет.

— Вы уверены? Я, кажется, что-то читал…

— Ну хватит болтать ерунду, Банни!

Преподобный Фрэнкс слишком хорошо знал этот словесный танец: топтание вокруг да около с применением юмора для защиты. Классический Банни.

— Я серьезно. Разве папа римский не говорил чего-то подобного? Рекомендую проверить. Возможно, вы не в курсе последних новостей.

— Десять заповедей выбиты на камне, Банни, а не написаны карандашом. Так чем я могу тебе помочь?

— Мне есть в чем исповедаться, отец. Я воровал, запугивал и шантажировал — и это только за несколько последних дней. Я помог сломаться хорошему человеку и позволил плохому уйти от ответственности за грехи ради моих целей.

— Понимаю.

— Сколько времени-то уже прошло — три года?

Фрэнкс быстро прикинул в уме. Неужели это действительно было так давно?

— После того что случилось… Я больше не мог обрести здесь Бога. Просто не мог… Я должен был серьезно, по-настоящему покаяться, поэтому создал команду по хёрлингу. Чтобы хоть так увлечь молодых ребят и как можно раньше забрать их с улиц. В мире и без того достаточно плохих людей.

— Это благородное дело, — признал Фрэнкс. — Мы оба занимаемся спасением.

Фрэнксу говорили об этом. И он был рад это слышать. Знание о том, что Банни где-то там делает нечто хорошее со своей жизнью, притупило его собственное чувство вины — хотя и ненамного.

— И знаешь, оно сработало, — продолжил Банни. — Спорт меняет… действительно меняет жизнь этих юных пацанов.

— Уверен, что так.

— А теперь все это у нас отберут.

— Я… я очень сочувствую.

— Какие-то хуи с деньгами скупили весь городской совет и теперь жестко ебут рабочего человека.

— Это большой позор.

— Я провернул все трюки, Дэнни, какие только мог. Сделал все, что мог, но этого ни хера не достаточно. Через два часа все будет кончено. Этот клуб…

Голос Банни слегка дрогнул в темноте, и Фрэнкс услышал тихий шелест.

— Это единственное по-настоящему хорошее дело в моей жизни. После того что мы совершили…

Между ними повисла тишина. Фрэнкс провел четками по пальцам. Затем намотал их на руку так, что костяшки пальцев побелели.

— А знаешь что? — сказал Банни.

— Что?

— Не сочти за неуважение, но Иисусу было легче.

— По-моему, ты давно не читал Библию, Банни.

— Я хочу сказать, что тогда доставалось всем. Лично он дотянул до тридцати трех лет, что для тех времен довольно неплохо. Жизнь была сложной, но недолгой.

— Это верно.

— У них тупо не хватало времени, чтобы как следует наломать дров. А теперь, несмотря на то что ни у кого из нас нет идеального здоровья, мы доживаем до восьмидесяти. Говорят, жизнь коротка, но это не так. Она длинна, чертовски длинна — и за это время невозможно не накосячить. Это как рулетка. Если посидеть за ней час, то можно выйти победителем. Но когда задерживаешься подольше — всегда выигрывает казино.

— У тебя очень мрачный взгляд на жизнь, Банни.

— Если бы ты видел то, что видел я, падре…

В наступившей паузе Фрэнкс расслышал далекий шум пылесоса. Миссис Бирн, должно быть, занимается алтарем. Эту женщину ничем не отвлечь от любимого дела.

— Ты еще думаешь об этом? — спросил Банни низким мягким голосом.

— Думаю о чем? — Тишина разлилась между ними, как кровавое пятно. Это был глупый вопрос, не заслуживающий ответа. В сознание ворвались непрошеные образы. Когда Фрэнкс заговорил снова, его голос превратился в шепот: — Каждый день.

— Как и я… — голос Банни дрогнул. — Это такая вещь, о которой… не то чтобы думаешь, нет. Это больше как… Наверное, ночью хуже всего. Когда снятся сны.

Фрэнкс ничего не ответил.

— Мы поступили правильно, — добавил Банни.

Слова словно повисли в воздухе. Фрэнкс не мог ни согласиться, ни возразить.

— Он бы снова это сделал, ты же знаешь.

Наконец Фрэнкс обрел дар речи.

— Право судить принадлежит одному нашему Господу.

— Господь в тот момент был недоступен. Пришлось обойтись мной.

— Зачем ты пришел, Банни? Чтобы обсудить наши прошлые грехи?

— Грех — забавная штука. Верно, Дэнни? Когда люди видят какого-то человека — члена совета, например, — который каждый день посещает мессу и ходит на исповедь раз в неделю, они говорят себе: «Ну разве может такой святоша быть грешником? Абсолютно чистая душа». А я смотрю на него и думаю: «Вот человек с огромным черным грехом, который невозможно с себя сбросить».

— На улице целая очередь, Банни. Может, подойдешь вечером?

— Нет времени, преподобный. Ровно через… — краткая вспышка света за оконцем, — один час и пятьдесят две минуты этот святоша войдет в зал совета и уничтожит мое единственное доброе дело. Я не могу позволить этому случиться. Но, как бы то ни было, мне очень жаль. Мне жаль, что в прошлом году за этим человеком установили наблюдение и выяснили, что он ходит сюда раз в неделю. Господи, из всех церквей города… Каковы на это шансы? Мне жаль… Прости, что я знаю то, что знаю, но это так.

Фрэнкс почувствовал, как по его спине пробежал холодный пот.

— Прекрати, Банни. Я не могу и не буду это обсуждать. Это против законов.

— Каких законов? — спросил Банни. — Божеских? Но разве Он сам не нарушает эти законы, Дэнни?

— Я никогда не просил тебя…

— Вот этого не надо. Даже не смей. Ты знаешь, что ты сделал, но я не виню тебя, честное слово, не виню. Надо было что-то решать. Ты мог рассказать кому угодно, но ты выбрал меня. Чудовище решило возложить это на тебя, а ты переложил на меня. Я… плохой человек, отче. Конечно, я стараюсь, но… Мне хочется думать, что я делаю что-то доброе, но от этого я не становлюсь хорошим. Но ты… ты сделал меня тем, кто я теперь. Так что не говори мне о грехе, преподобный, потому что именно ты возложил его на меня.

По щекам Фрэнкса потекли горячие слезы.

— То, о чем ты просишь, Банни… Тайна исповеди — самая священная вещь… То, что мы сделали, было… неправильно, но… он собирался это повторить — Боже милостивый, прости меня! — но он бы это повторил. А тот, о ком ты говоришь сейчас… это совсем другое дело…

— У меня нет выбора, — ответил Банни.

— Ты не можешь просить меня… — сказал Фрэнкс.

— Могу. Ты возложил на меня тот грех, и теперь я требую компенсации.

— Так не…

— Мне все равно, Дэнни. Все равно. Твои законы и доводы для меня — пустой звук. Я заблудший человек, но не в этом случае. Все решится здесь и сейчас, и за это стоит побороться. Твой Бог разберется со мной в следующей жизни, если захочет, но в этой я сделаю все возможное, чтобы спасти свое единственное доброе дело.

— Ты не сможешь…

— Смогу.

— Я не скажу.

— Скажешь.