Клиент-центрированный групповой ведущий, по Дж. Кори (2003), использует себя как инструмент изменения группы. Его центральная функция заключается в формировании атмосферы принятия, в которой члены группы будут взаимодействовать друг с другом честно и на личностном уровне.

Важная роль ведущего заключается в полноценном присутствии и доступности для членов группы, а также в понимании своего субъективного бытия в мире. Он должен придерживаться принципа «здесь и сейчас», оставаться самим собой при взаимодействии с членами группы, не нуждаться в поддержке и восхищении со стороны группы. От ведущего требуется создать личностные отношения, раскрыть себя и осторожно взаимодействовать с групповым сопротивлением.

Дж. Кори с соавт. (2001, с. 29, 33) указывают: «… характер руководителя, его личные качества и жизненная философия оказываются важнее, чем любая техника фасилитации группового процесса. Как ведущий группы вы представляете собой нечто большее, чем сумма ваших навыков. С этой точки зрения, в случае, когда вы заимствуете из постороннего источника технику, не отражающую ваш собственный характер, вы привносите в группу что-то чуждое для себя… У вас может быть остроумие, которым вы можете в благоприятный момент воспользоваться. Ваша склонность к игре может сделаться составной частью метода, которым вы помогаете группе. Из какого бы личностного измерения вы ни исходили, принципиально важно помнить, что во многих отношениях ваша личность – ваш лучший терапевтический инструмент… Техники не работают отдельно от вашей личности и ваших взаимоотношений с членами группы. Суть – в вас самих».

Эффективный ведущий, по Роджерсу (2015):

• обладает высокой степенью доверия в групповом процессе и убежден, что группа способна двигаться вперед без директивного вмешательства с его стороны;

• внимательно и чутко слушает каждого члена группы;

• делает все, что возможно, чтобы внести свой вклад в создание атмосферы психологической безопасности для членов группы;

• пытается проявлять эмпатическое понимание и принимать как отдельного индивида, так и группу в целом. Он не пытается вытолкнуть группу на более высокий уровень;

• действует в согласии с собственным опытом и собственными чувствами, что означает выражение своих реакций «здесь и сейчас»;

• предлагает членам группы обратную связь и, если это соответствует моменту, сталкивает членов группы с особенностями их поведения; он избегает осуждающих высказываний и говорит о том, как на него влияет поведение членов группы.

К. Роджерс (2018, с. 86–87) пишет о своем отношении к неэффективным фасилитаторам:

«1. Я очень подозрительно отношусь ко всем тем, кто пытается каким-либо образом использовать в своих целях интерес к групповой психотерапии. Популярность групп растет очень быстро, и кое-кто из посредников выступает с лозунгом типа: „Главное – быстрее добиться популярности!“ или: „Мы должны добиться известности и славы!“. Меня глубоко оскорбляет такая позиция некоторых посредников, работающих с группами.

2. Посредник может потерпеть неудачу, если он манипулирует группой, создает для нее жесткие правила, подталкивает и направляет ее к собственной цели, о которой он умалчивает. Достаточно даже намека на подобное поведение, и доверие группы к нему заметно уменьшится (или исчезнет вообще), или, что еще хуже, участники превратятся в послушных марионеток в его руках. Если уж у него есть особые цели, лучше прямо и недвусмысленно сказать о них группе.

3. Некоторые посредники определяют успех или неудачу группы по количеству „произведенных эффектов“ – столько-то людей плакало, столько-то было „заведено“ и т. п. На мой взгляд, это ложный подход к оценке результатов.

4. Я не одобряю действий посредника, который считает единственным главным элементом жизни группы лишь одну из многих ее сторон. Так, для одного непременное условие – „атаки на защиты“, для другого – „выявление вложенной в каждом ярости“. … Я хочу, чтобы враждебность или ярость выражалась непосредственно, и хочу выражать их сам, если я действительно их ощущаю в себе, но ведь в жизни группы, да и в жизни вообще, есть множество других, не менее важных чувств.

5. Я не могу рекомендовать в качестве посредника человека, чьи собственные проблемы настолько заботят и угнетают его, что ему самому необходимо постоянное внимание группы и он уже не воспринимает и не осознает других. Он прекрасно подойдет в качестве участника группы, но весьма прискорбно, если он участвует в группе под вывеской „посредник“.

6. Неверно, на мой взгляд, поступает посредник, постоянно комментирующий поведение участников и „вскрывающий“ его причины и мотивы. Если его комментарии ошибочны, то они бесполезны, а если очень точны, то могут привести к крайней защищенности или, что еще хуже, лишить человека его защиты, оставив его ранимым и, возможно, ущемленным как личность, особенно после окончания встреч группы. Заявления типа: „Не сомневаюсь, что в тебе много скрытой враждебности“ или: „Ты стараешься компенсировать недостаток мужественности“ могут мучить человека месяцами, являясь причиной неверия в собственные силы и в способность понять их.

7. Мне не нравится посредник, предлагающий группе какие-нибудь упражнения или другие действия фразой: „А сейчас мы все…“ Это просто особая форма манипуляции участниками, противостоять которой им трудно. Если посредник и предлагает какие-либо упражнения, то я считаю, что он должен недвусмысленно дать понять участникам, что им предоставляется свобода выбора.

8. Ошибается тот посредник, который самоустраняется от личного эмоционального участия в жизни группы, держится в стороне, играя роль некоего эксперта, способного анализировать жизнь группы и реакции участников с высоты своего знания. Такие случаи нередки среди посредников, профессионально работающих в группах, – эти „лидеры“ демонстрируют собственную защищенность и полное отсутствие уважения к участникам. Они сдерживают свои непосредственные чувства, подавая участникам пример этакой невозмутимой, непоколебимой, созерцающей личности – абсолютную противоположность моей модели личности. Вполне естественно, участники будут стремиться походить на своего посредника, а он так далек от идеала! Незащищенность и спонтанность, а не защитную холодность надеюсь я увидеть в группе».

Я вступаю во взаимодействие с участниками группы, делясь собственным психологическим опытом и используя следующие способы содействия групповому процессу.

• Показываю образец подлинной жизни в группе.

• Формирую стиль взаимодействий, который ориентирован на взаимодействие между членами группы, а не на общение между мной и участниками.

• Обеспечиваю толерантность и принятие, которые облегчают спонтанное выражение чувств, связанных со значимыми событиями.

• Работаю над развитием атмосферы доверия, которая поощряет членов группы к принятию риска.

• Создаю атмосферу, в которой все неизвестное, непроговоренное, неслучившееся оказывается столь же важным, как и все, что произошло в жизни.

• Обучаю членов группы умению концентрироваться на себе и своих чувствах.

• Поощряю участников к открытому выражению их чувств и ожиданий.

• Обучаю прямому и открытому обращению друг к другу.

• Помогаю членам группы в преодолении барьеров, препятствующих установлению прямой коммуникации между ними.

• Замечаю и обращаю внимание участников на занимаемые ими противоречивые, не соответствующие реальности позиции в жизни группы.

• Проявляю внимание к реакциям членов группы и, если это кажется уместным или необходимым, вовлекаю других участников в происходящее. Помогаю другим членам группы в получении терапевтической пользы от этого опыта.

• Привлекаю внимание к взаимодействиям, которые могут быть исследованы, предлагаю эксперименты, которые можно провести.

• Защищаю «козла отпущения» от словесных нападок других членов группы или от упрощенных указаний и советов друг другу.

• Способствую прямому выражению конфликта.

• Организую групповую дискуссию, после того как закончится конфликтное взаимодействие. Поощряю членов группы к тому, чтобы дать друг другу обратную связь и поделиться тем, что они испытали во время спора, чему они научились, какие чувства или события, пережитые ими в реальной жизни, схожи с чувствами или ситуацией в группе.

• Обращаю внимание на сопротивление внутри группы, оказываю помощь участникам группы в осознании того, когда они сдерживают общее движение, почему и зачем.

• Помогаю переходить от поверхностных высказываний к глубоким переживаниям, от безличных, абстрактных вопросов к обсуждению личных проблем, от разговоров к действиям.

• Обеспечиваю поддержку при опробовании новых форм поведения.

• Помогаю членам группы в интеграции того, чему они научились в группе, и изыскании путей приложения этих знаний в повседневной жизни.

Я фокусируюсь на трех планах группового процесса: непосредственного эмоционального взаимодействия участников, осознания своих эмоциональных реакций и вербального и невербального их выражения. Привлекаю внимание участников к переходам между указанными планами, а также к неточностям и ошибкам, возникающим при этих переходах. Тренирую обратную связь и взаимное принятие.

Используя активное эмпатическое слушание, я вступаю в прямой эмоциональный контакт с участниками, минуя социальные маски. При этом обращаю внимание на эмоциональную модальность высказываний (подавленность, разочарование, раздражение) и их формы (оценочные сужения, критические замечания, скрытые упреки). Использую также активное слушание, перефразируя негативные оценочные и аффективно заряженные суждения в описание соответствующих чувств, связанных с актуальной групповой ситуацией. Перевожу Ты-высказывания участников в Я-высказывания.

Соперничество и враждебность между членами группы я прорабатываю с помощью соответствующих физических взаимодействий. Вовлекаю участников в опыт исследования и принятия себя, открывая группе собственные сиюминутные переживания. И наконец, с помощью включения участников во взаимную эмоциональную и физическую поддержку культивирую у них переживания взаимной теплоты, доверительной близости, «родства душ».

Чтобы стимулировать ответственность членов группы за происходящее, я удерживаюсь от открытых преждевременных вмешательств, давая возможность другим побыть в моей роли. Если этот другой подбадривает кого-то в его самоанализе, я молча выражаю одобрение. Но, если группа игнорирует какое-то важное чувство или мешает чьей-то продуктивной работе, не воспринимая его настроения и не давая ему полностью раскрыться, я прямо обращаю на это внимание группы.

Если один участник начинает задавать другому вопрос за вопросом по поводу разных деталей сказанного, их диалог становится похожим на допрос. Я вижу, что «следователь» пытается заставить участника сформулировать его, «следователя», чувства, чтобы ему не пришлось говорить о них от собственного имени. В таком случае я могу сказать «следователю»: «Вы вроде бы пытаетесь уточнить, что же он имел в виду, но мне кажется, что вы сами пытаетесь что-то сказать ему, и мне не очень понятно, что именно». После этого «следователь» начинает говорить о себе.

Я внимательно слушаю каждого, кто выражает себя. При этом меня интересует не столько информация, которую он сообщает, сколько смысл и значение этих переживаний для него сейчас и его ожидания от меня и группы в этот момент. Я стараюсь реагировать на этот смысл и эти ожидания.

Каждый участник должен надеяться, что, если он рискнет сказать что-либо глубоко личное, или глупое, или циничное, здесь найдется по крайней мере один человек, которому хочется понять любое его человеческое проявление. Родовые муки и болезнь роста неизбежно сопровождают рождение новой личности и ее взросление. В моменты, когда человек проживает неминуемый страх или боль, я показываю ему молча или словами, что я чувствую и разделяю это вместе с ним.

Я отвечаю за осознание своих переживаний в текущий момент и их использование в контексте группы. Сосредоточиваюсь также на поведении и чувствах участников группы, помогаю им в определении незавершенных событий прошлого, которые препятствуют эффективному функционированию в настоящем, и прорабатываю их. Я улавливаю момент, когда человек готов заговорить о чем-то, что его волнует, или он близок к боли, слезам, гневу. Тогда можно сказать: «Давайте дадим Свете сказать» или: «Борис, похоже, вы чем-то недовольны. Хотите высказаться?»

Если меня огорчает холодность человека, или раздражает постоянное умничанье, или злит жестокость по отношению к другим, я не скрываю своих негативных чувств – не к участнику, а к его словам. «Сейчас вы как раз кажетесь мне такой „училкой“, как вы это назвали», «Мне кажется, что вы снова делаете то самое, о чем недавно говорили: вы – маменькин сынок, который хочет быть лучше всех».

Иногда человек хочет обратной связи и продолжения противостояния, как бы оно ни было болезненно. Но если моя – или чья-нибудь еще – конфронтация причиняет человеку чрезмерную боль, я напоминаю ему о его праве «Стоп»: «Похоже, что вы получили сполна все, чего хотели. Хотите, чтобы мы оставили вас в покое на некоторое время?»

В мою задачу входит сохранять спокойствие при выражении членами группы сильных, часто отрицательных чувств, демонстрировать адаптивные модели поведения и отслеживать воздействие, оказываемое мною на группу. Если я испытываю, например, недовольство, я не подавляю его, чтобы не подавать участникам группы пример отбрасывания чувств.

Выступая в роли катализатора процесса эмоционального самовыражения, я могу дать возможность людям, которые испытывают подобные чувства, сопереживать друг другу. Однако моменты самораскрытия должны соответствовать происходящему в группе. Иначе я буду использовать ее в своих целях, вместо того чтобы обратиться к своему аналитику.

Мне приходится учитывать опасности блокировки процесса:

• вопросы, позволяющие мне лучше понять проблему (они приводят к интеллектуализации);

• любые версии, интерпретации, диагнозы (тогда ведущим становится руководитель);

• выбор темы мною (выглядит как давление на участников);

• переключение внимания на собственный опыт (это не является эмпатическим сопровождением участника).

Я редко комментирую поведение членов группы или групповой процесс. Мои замечания могут смутить участника, замедлить групповую работу, создать у членов группы ощущение, что за ними наблюдают и оценивают их. Лучше, чтобы комментарии по поводу отдельного человека или группового процесса, если уж они возникают, исходили от самих участников группы.

Интерпретации, претендующие на объяснение действительной причины, якобы обуславливающей поведение человека, для меня являются лишь гипотетическими предположениями, нуждающимися в проверке реальностью. Я не хочу выглядеть самоуверенным провидцем, сердцеведом и мозгоправом. Опыт научил меня доверять мудрости группы больше, чем своей собственной. Достаточно объединить людей в праве и возможности применить свой потенциал.

Наряду с остальными участниками я свободно выражаю любые эмоции, лишь бы они не били «ниже пояса». Когда мне становится скучно, я веду себя пассивно. Если меня упрекают в том, что я ничего не делаю, я спрашиваю у участников, чего они от меня хотят, но не получают, и подписывался ли я на это в нашем договоре. После их ответов я делюсь своим отношением к услышанному и рассказываю, как оно на меня повлияло.

Например, члены группы могут попросить меня о какой-нибудь игре, чтобы прекратить затянувшееся молчание. Я могу отказаться, чтобы не превращаться в аниматора, а могу и предложить упражнение, которое поможет группе самостоятельно справиться с возникшей ситуацией. Группа может отказаться его делать, а я и не буду настаивать, раз от меня на самом деле ждут признания ошибки и компенсации в виде дополнительной заботы. У меня может возникнуть желание формально извиниться, но это было бы трусливой попыткой избежать обвинений в свой адрес.

Наоборот, я нахожу участника, который готов высказать свое недовольство моим поведением, и спрашиваю его, что, по его мнению, я сделал не так, и как, на его взгляд, должен был себя повести. Затем нахожу его единомышленников с их предложениями насчет моего желаемого поведения. Если они убеждают меня в своей правоте, прошу наиболее активного критика поменяться со мной ролями на то время, пока мы с группой вновь проиграем сомнительный момент. И в заключение искренне благодарю всех за науку.