Несмотря на перенесенную болезнь, я полагался на правую ногу как на здоровую и действовал так, как если бы не прошел только что через все осложнения, связанные с панкреатитом. Я не предполагал, что правая нога окажется слабым местом, – она не болела, не мешала, только на время утратила растяжку, и пришлось ее долго массировать, чтобы убрать мышечные узлы. Обычно таз является источником силы и опоры – фундаментом, но здесь его подвергли растягивающей нагрузке, да еще и резким рывком, и он не выдержал.

В одно мгновение я лишился «ноги-бабочки», как ее называли мои коллеги. У меня была особая техника «рука-бабочка» и «нога-бабочка», где движения похожи на полет бабочки – быстрые и непредсказуемые. И хотя панкреатит усложнил управление правой ногой, я все же мог совершать сложнейшие движения, мгновенно перемещая ногу в самые разные по месту и высоте точки, и наносить удары, произвольно меняя направление и угол атаки. Жизнь моей «ноги-бабочки» была относительно долгой – я освоил эту технику лет за двадцать до описанного поединка. И вот в буквальном смысле слова в одночасье с ней было покончено…

Поначалу я все же надеялся, что возникшая хромота и ограничения в ноге – временные трудности. Что надо подождать, дать время ноге для восстановления и постепенно вернуть ей былую легкость и техничность. Но жизненные обстоятельства не давали возможности всерьез заняться лечением и реабилитацией после травмы. По истечении нескольких лет я вынужден был признать, что перешел черту, за которой обратной дороги нет.

Сравнительно скоро нога стала доставлять мне серьезные проблемы даже и без выполнения высокоскоростных и координационных движений. Она просто начинала ныть, болеть, особенно после нагрузки на неровных поверхностях. Стало тяжело переносить на нее вес, опираться, стоять на ней, когда надо было делать движения другой ногой. Вскоре стало просто больно поднимать колено или приседать на корточки. Даже обычный наклон вниз, завязывание шнурков, надевание брюк или носков стали постоянной встречей с болью. Я стал непроизвольно избегать совершения многих движений. Когда же мне приходилось вести двигательные занятия по боевым искусствам, я просто превозмогал боль и игнорировал ее.

Последствиями травмы были также затруднения при выполнении «8 Основ». Они появились не сразу, а лет через восемь, потихоньку накапливаясь и концентрируясь. Особенно сильно это проявлялось после перерывов в практике. С годами стало все труднее делать упражнения, стоя на правой ноге. Любые прыжки отражались на состоянии – а избегать прыжков я не мог, поскольку преподавал довольно динамичные методы боевых искусств. И чем больше я пересиливал себя, тем больше не только усиливалась боль, но и нарастало сопротивление тела.

Боль заставляла тело реагировать и пытаться защитить себя. Она создавала неустойчивость в самом суставе. Проблемой сустава может стать как недостаток мобильности, так и недостаток стабильности. Тело, пытаясь сохранить ногу, стало воспринимать меня как врага. Оно стало создавать компенсаторные реакции и принимать системные меры, чтобы предотвратить дальнейшее и окончательное разрушение тазобедренного сустава. Я же, смирившись с ограничениями и болью, не мог смириться с потерей ноги как эффективного оружия для боевых искусств. Но каждое техническое действие становилось насилием над ногой. Любой удар, любой прыжок запускал часы на бомбе замедленного действия. Я все еще мог нанести быстрый, точный и мощный удар ногой, мог делать прыжки с приземлением на правую ногу, но за каждый такой удар я расплачивался слишком дорогой ценой.