Тем из нас, кто интересуется древней историей, несказанно повезло: ведь мы живем в эпоху, когда древнейшие страницы истории нашего вида, обреченные, казалось бы, навсегда остаться похороненными под осадком разрушения и времени, вдруг становятся доступными для изучения. Как обычно бывает в периоды бурного развития того или иного научного направления, пока новых данных немного, они легко складываются в простые и стройные схемы. Золотое время для ученых и любителей науки! Однако дальнейшие изыскания вскоре приводят к катастрофическому усложнению картины. В итоге ситуация может стать настолько запутанной и противоречивой, что никто, кроме немногих специалистов, не сможет в ней полноценно ориентироваться.

Чтобы этого не произошло, очень важно, чтобы специалисты иногда отвлекались от выкапывания новых фактов, отступали на пару шагов и пытались разглядеть за деревьями очертания леса. Именно это и сделали антропологи Кристофер Бэй, Катерина Дюка и Майкл Петраглия, чья обзорная статья по миграциям Homo sapiens была опубликована в декабре 2017 года в журнале Science (Bae et al., 2017). Основные выводы обзора схематично представлены на рисунке 7.1.

В том, что наш вид сформировался в Африке, сегодня мало кто сомневается. На африканское происхождение H. sapiens недвусмысленно указывают и генетические, и археологические данные. Именно с этого континента происходят древнейшие находки “анатомически современных” людей и близких к ним форм. Впрочем, и здесь не обошлось без важных уточнений, сделанных в последние годы. Еще недавно считалось, что колыбелью современного человечества была Восточная Африка. Однако новые данные (в том числе по людям из Джебель-Ирхуд, см. раздел “Люди из Джебель-Ирхуд – ранние представители эволюционной линии Homo sapiens” в главе 5) говорят о том, что ареал древних представителей сапиентной эволюционной линии был существенно шире. Характерные морфологические особенности H. sapiens складывались на протяжении десятков и сотен тысячелетий. Разные признаки эволюционировали с разной скоростью: например, лицевая часть черепа у наших предков, по-видимому, приобрела современные черты существенно раньше, чем мозговая коробка. К культурному взрыву, известному под названием позднепалеолитической революции, наш вид тоже двигался медленно и постепенно (книга 1, глава 3).

Рис. 7.1. Предполагаемые пути миграций плейстоценовых Homo sapiens. Серыми стрелками показаны древние миграции (120–60 тыс. лет назад), черными – более поздние (60–30 тыс. лет назад). Белыми кружками отмечены возможные районы гибридизации сапиенсов с неандертальцами, черными треугольниками – с денисовцами. По рисунку из Bae et al., 2017 (с изменениями, основанными на более поздних данных).

В какой-то момент отдельные группы H. sapiens стали покидать свою африканскую прародину и расселяться по просторам Азии, откуда затем проникли в Австралию, Европу и Америку. Направления и хронология азиатских миграций плейстоценовых сапиенсов остаются спорными – и являются главным предметом рассмотрения в обсуждаемой статье.

Данные сравнительной геномики уверенно указывают на один эпизод выхода из Африки, имевший место примерно 60 тыс. лет назад. Переселенцы получили заметную (от 3 до 6 %; Fu et al., 2016) примесь неандертальских генов в ходе гибридизации, которая происходила на Ближнем Востоке вскоре после их выхода из Африки, около 55 (60–50) тыс. лет назад. Затем они разделились на несколько ветвей и со временем дали начало всем современным внеафриканским популяциям – от китайцев и австралийских аборигенов до французов и американских индейцев.

Однако имеющиеся факты невозможно свести к простой модели однократного выхода из Африки. Слишком много накопилось данных, указывающих на присутствие сапиенсов в разных точках Азии задолго до шестидесятитысячелетнего рубежа.

Судя по археологическим данным, отдельные группы сапиенсов стали проникать из Африки в Азию уже в начале позднего плейстоцена, примерно 130–120 тыс. лет назад, причем добирались они не только до Леванта (Схул, Кафзех), но и до Южной и Восточной Азии (хотя датировки южно– и восточноазиатских находок оспариваются). Вдобавок недавно в Израиле нашли челюсть сапиенса возрастом 177–194 тыс. лет (Hershkovitz et al., 2018), о чем мы уже говорили в разделе “Предки алтайских неандертальцев скрещивались с древними сапиенсами, а предки денисовцев – с эректусами” в главе 6.

Предполагается, что эти группы выдвигались из Африки как северным путем, через Синай, так и южным, через Баб-эль-Мандебский пролив (книга 1, глава 6, раздел “Первые шаги”). Правда, в современных внеафриканских популяциях осталось очень мало генетических следов этих ранних миграций. Но кое-что все же осталось, по крайней мере в геномах папуасов (древняя примесь в 1,9 % в геномах аборигенов Новой Гвинеи была идентифицирована в работе Pagani et al., 2016, о чем говорилось в разделе “Чужие гены и заселение Австралии” в главе 6).

В целом имеющиеся на сегодняшний день данные лучше всего согласуются с многократными древними (более 60 тыс. лет назад) миграциями сапиенсов за пределы Африки, оставившими мало следов в современных геномах (скорее всего, из-за малочисленности группок переселенцев), и однократной крупной миграцией примерно 60 тыс. лет назад. Именно эта миграция внесла основной вклад в генофонд нынешнего внеафриканского человечества. Альтернативные версии, в частности о крупной однократной древней или о множественных поздних миграциях, не находят серьезной поддержки ни у генетиков, ни у археологов. Несмотря на скромный генетический вклад древних мигрантов в современные генофонды, не исключено, что именно они первыми из сапиенсов добрались до дальних уголков Юго-Восточной Азии.

Сапиенсы расселялись в Азии по территориям, уже населенным другими видами людей: неандертальцами, денисовцами и, возможно, поздними эректусами или гейдельбергскими людьми – потомками гораздо более древних волн миграции из Африки. То, что эти формы уже представляли собой разные виды, а не просто расы или разновидности, подтверждается данными генетики, например существованием частичной репродуктивной несовместимости (см. раздел “Между сапиенсами и неандертальцами существовала частичная репродуктивная изоляция” в главе 6). Для сравнения: между расами современных людей нет ни малейших признаков репродуктивной изоляции.

Разные виды людей во многих регионах Азии жили одновременно, так что они наверняка встречались (рис. 7.2). Иногда встречи приводили к появлению гибридного потомства. Похоже, межвидовая гибридизация у позднеплейстоценовых людей была довольно обычным делом. В частности, установлено, что денисовцы получили генетическую примесь от неандертальцев и каких-то архаичных Homo (скорее всего, эректусов), а алтайские неандертальцы – от ранних сапиенсов, по-видимому, тех самых древних мигрантов, выходивших из Африки ранее 60 тыс. лет назад (см. раздел “Предки алтайских неандертальцев скрещивались с древними сапиенсами, а предки денисовцев – с эректусами” в главе 6).

Рис. 7.2. Время существования (в тыс. лет назад) человеческих популяций в разных регионах Азии по археологическим данным. Горизонтальной пунктирной линией отмечен момент “главного” исхода сапиенсов из Африки 60 тыс. лет назад. По рисунку из Bae et al., 2017.

Вышедшие из Африки 60 тыс. лет назад сапиенсы скрещивались и с неандертальцами, и с денисовцами, причем неоднократно. Так, один сапиенс из румынской пещеры Оасе, живший 42–37 тыс. лет назад, был потомком неандертальца в четвертом-шестом колене (Fu et al., 2015). Это значит, что сапиенсы “основной волны” не только скрещивались с неандертальцами на Ближнем Востоке вскоре после своего выхода из Африки, но продолжали этим заниматься и позже, придя в Европу. Правда, в генофонде современных европейцев эти поздние скрещивания не оставили заметных следов. Не удалось их найти и в геномах поздних европейских неандертальцев (см. раздел “В геномах поздних европейских неандертальцев не нашли следов гибридизации с сапиенсами” в главе 6). Может быть, дело в том, что потомки от таких скрещиваний имели пониженную приспособленность.

Как все эти миграции и скрещивания были связаны с распространением технологических новшеств и “подлинно человеческой” культуры, остается во многом неясным. Простая и красивая схема, предполагающая, что у ближневосточных сапиенсов примерно 50 тыс. лет назад произошла культурная революция, плоды которой затем быстро распространились по Старому Свету вместе с мигрантами, размывается множеством фактов, с трудом вписывающихся в эту модель. Нередко признаки высокой позднепалеолитической культуры и символического поведения обнаруживаются в том или ином регионе раньше первых находок костей H. sapiens. Иногда они ассоциированы с костными остатками других видов людей (книга 1, глава 5; раздел “Художественное творчество питекантропов” в главе 2 здесь). В Денисовой пещере в одном слое с костными остатками денисовцев и неандертальцев (но не сапиенсов) присутствуют такие позднепалеолитические артефакты, как украшения и костяные орудия. Но это, как было недавно показано, почти наверняка результат перемешивания археологических слоев. Самые молодые следы присутствия денисовцев и неандертальцев в Денисовой пещере все-таки старше древнейших позднепалеолитических изделий, поэтому пока нет оснований думать, что эти изделия были сделаны не сапиенсами (см. раздел “Уточнены датировки археологических находок в Денисовой пещере” в главе 4).

Конечно, тот факт, что генофонд современного внеафриканского человечества состоит, за вычетом небольших примесей, из генов только одной волны мигрантов, вышедших из Африки 60 тыс. лет назад, является веским аргументом в пользу того, что представители этой волны обладали каким-то радикальным преимуществом, позволившим буквально смести все прочие человеческие популяции, попадавшиеся им на пути. Включая, между прочим, и других сапиенсов – более ранних выходцев из Африки. В чем конкретно состояло это преимущество, было ли оно чисто культурным или отчасти также и генетическим – покажут дальнейшие исследования. И произойти это может уже скоро, если новые данные по плейстоценовой истории человеческого рода продолжат накапливаться такими же темпами.