Глава 4
Андрей Боголюбский

В 1151 г. киевский князь и король Венгрии Геза напали на Владимирко у Перемышля, и он, будучи окруженным со всех сторон, сумел бежать в город с одним-единственным слугой. Он немедленно написал королю, что, будучи смертельно раненным и при смерти, умоляет его о мире и прощении. Через своих посредников он также отправил большие подарки и взятки приближенным Гезы и архиепископу. «Не допусти, чтобы я умер, не дождавшись мира или прощения, – умолял он. – Велик мой грех, но прости ты меня».

Несмотря на все протесты Изяслава, мир и прощение были ему дарованы. Владимирко пообещал вернуть города, захваченные у Изяслава, и быть его союзником и в поражении, и во время триумфа. Владимирко лежал в постели, словно смертельно раненный, и, казалось, страшился своего приближавшегося последнего часа.

Когда король Геза отправлял своих представителей с крестом, который должен был поцеловать умирающий, Изяслав с гневом возразил: «Этот человек несерьезно относится ко всяким клятвам. Напрасно был послан крест Владимирко». «Это то самое дерево, на котором умер наш Господь Христос, – объяснил Геза. – По воле Божией он перешел святому Иштвану, моему предку. Если Владимирко поцелует этот крест, выживет и нарушит свою клятву, я жизнь свою положу или захвачу Галич и отдам его тебе. Я не могу убить человека на его смертном одре».

Изяслав уступил, но его сын Мстислав, присутствовавший при этом, добавил такие слова: «Он наверняка нарушит клятву, а я повторяю здесь перед этим святым крестом: не забудь свое обещание, о, король Венгрии, и приди снова со своими воинами в Галич и сделай то, что обещал».

«Если Владимирко нарушит свою клятву, – ответил Геза, – я попрошу твоего отца помочь мне в Галиче, как он до этого просил у меня помощи». Владимирко поцеловал крест в знак согласия сделать все, что он обещал.

По дороге домой Изяслав отправил посадников в те города, которые должны были быть ему возвращены. Эти люди быстро возвратились с вестью, что ни один город им не был отдан – половина клятвы была нарушена. Узнав, что Юрий идет войной на Изяслава, Владимирко немедленно послал войско на помощь Юрию и таким образом нарушил и вторую часть клятвы. Он вернулся домой только тогда, когда великий князь пошел на него войной во второй раз.

Изяслав отправил своего боярина Петра Бориславича, который был свидетелем клятвы на священном кресте святого Иштвана, потребовать эти обещанные ему города. «Передай Изяславу, – сказал галицкий князь, – что он вероломно напал на меня и застал врасплох, что привел с собой иностранного короля, и я либо положу свою жизнь, либо отомщу за причиненное мне зло». «Но ты же дал клятву королю и Изяславу, – возразил боярин. – Ты отречешься от клятвы на кресте?» «Ах, на этом маленьком крестике!» – возразил Владимирко. «Хоть этот крест и невелик, он всемогущ, – сказал боярин. – Тебе же сказали, что Господь Христос умер на кресте из этого дерева, и тебе не жить, если нарушишь свои обещания. Ты помнишь?» – «Я помню, что ты много слов говорил мне тогда, но уходи сейчас отсюда и ступай к своему Изяславу».

В то время как боярин шел со двора, Владимирко отправился на вечернюю молитву, но остановился, чтобы высмеять его. Когда по дороге из церкви князь дошел до места, где стоял и бранил Бориславича, он вдруг вскрикнул: «Кто-то ударил меня по плечу!» Он не мог двигать ногами и упал бы, если бы люди его не подхватили. Князя отнесли в его покои и немедленно положили в горячую ванну, но ему становилось все хуже, и той же ночью он умер.

Бориславич, который провел ночь в придорожной деревне, был спешно разбужен на заре следующего дня; ему приказали ждать, пока князь не позовет его. Через несколько часов пришло еще одно сообщение с просьбой возвращаться. Когда он снова появился во дворце Владимирко, его вышли встречать слуги, одетые в черное. На главном месте сидел Ярослав – сын Владимирко, одетый в черное; его бояре тоже были в черном – все до одного. Ярослав разрыдался, взглянув на посла, который тут же узнал, что Владимирко умер ночью, хотя за несколько часов до этого был в превосходном здравии. «Господь изъявил свою волю, – сказал Ярослав, – тебя позвали, чтобы ты услышал эти слова от меня. Иди к Изяславу, поклонись ему и скажи от меня: «Бог забрал моего отца; будь теперь вместо него. Между тобой и им были вопросы, и эти вопросы Господь решит по своей воле. Он забрал моего отца и оставил меня здесь вместо него. Его воины и слуги все повинуются мне. Я приветствую тебя, о, мой отец! Прими меня, как ты принял Мстислава, своего сына. Пусть он скачет верхом у одного твоего стремени, а я с моим войском буду скакать у другого».

Боярин поехал восвояси с этим посланием, которое, похоже, было отправлено, чтобы выиграть время и успокоить подозрения Изяслава, так как ни один город не был возвращен и все осталось, как было.

Поэтому в 1153 г. великий князь снова пошел на Галич. Два войска сошлись у Теребовля, но сражение имело двоякий исход, хотя его результаты были более полезны Ярославу, чем великому князю. Одна часть киевского войска разгромила часть войска Ярослава, тогда как другая часть этого же войска потерпела жестокое поражение и бежала от преследовавших ее галичан. Изяслав, порывистый как всегда, смял ряды своих противников и гнал их далеко от места начала боя, но его братья и союзники были разбиты и безнадежно рассеяны.

Так как у Изяслава не было войск для продолжения борьбы, он возвратился в Киев и отказался от всех планов в отношении Галича. Несколько месяцев спустя он женился на грузинской княжне, а вскоре после этого, в 1154 г., умер. Киев и вся Южная Русь сильно горевали об этом князе, а больше всего горевал его дядя Вячеслав. «Ты там, где должен быть я, но против Бога все бессильны», – рыдал старик, склоняясь над гробом.

Если в Киеве народ был огорчен его смертью, то в Чернигове все очень радовались. Изяслав Давыдович, который желал Киев так, как желает мужчина женщину, в которую он безнадежно влюблен, немедленно выступил против него в поход, но был остановлен у Днепра Вячеславом, который послал ему сообщение с такими вопросами: «Зачем ты пришел? Кто тебя звал? Иди назад в свой Чернигов». «Я хочу оплакать своего двоюродного брата. Я был далеко от него, когда он умер. Позволь мне поплакать у его гроба», – просил Изяслав. По совету бояр и сына умершего князя эта просьба была отвергнута. Они не доверяли сыну Давыда и с нетерпением ждали, когда Ростислав займет место своего брата.

Тем временем были немедленно предприняты действия к тому, чтобы разделить черниговских двоюродных братьев. Вячеслав послал за Святославом Всеволодовичем, который сразу же приехал, не зная о смерти дяди. Смоленский князь появился раньше других, и все испытали облегчение, когда Ростислав сел на место своего брата как сын и подчиненный великого князя Вячеслава, хотя реальным князем был он. «Поступай так, – сказали ему киевляне, – как поступал твой брат, и Киев будет твоим до твоего смертного часа».

Первым делом Ростислав заключил соглашение со Святославом Всеволодовичем. «Я даю тебе Туров и Пинск, – сказал он этому племяннику, – потому что ты пришел к моему отцу; я даю тебе хорошие земли за этот поступок». Святослав принял такой большой подарок с радостью. Было необходимо прочно привязать его к себе, так как его дядья черниговские уже вели переговоры с Юрием, сын которого Глеб теперь шел на Переяславль с сильным половецким войском. Ростислав немедленно отправил в этот город своего сына с помощью. Половцы совершили нападение, но, увидев киевских воинов, отступили за реку Сулу. Тогда Ростислав решил идти на Чернигов и после переправы через Днепр был готов двигаться вперед, когда прискакал гонец с таким сообщением: «Твой дядя Вячеслав умер!»

После того как князь был с большими почестями погребен, Ростислав возвратился к своему войску и созвал совет. «Возвращайся в столицу, – сказали ему киевские бояре, которые хотели быть спокойными за свои должности. – Договорись с людьми и начинай править заново при их поддержке. Если придет Юрий, заключай мир или воюй, смотря по обстановке». Ростислав не послушался их совета, а пошел на Чернигов, послав такое сообщение Изяславу Давыдовичу: «Станешь ты крест целовать, что будешь править в Чернигове, пока я в Киеве?» «Я не знаю, что я сделал такого, чтобы ты пошел на меня войной. Если ты придешь, будет так, как Бог даст», – был ответ.

Но этот дальновидный сын Давыда еще раньше отправил половцев под командованием Глеба в Переяславль и был в тот момент фактически в состоянии войны с Ростиславом. Теперь же он очень быстро присоединился к Глебу. Ростислав, не видя рвения у киевских бояр и думая, что противник превосходит его численно, а сам он беспомощен, растерял всю свою смелость и начал обсуждать условия мира с сыном Давыда. Такая нерешительность вывела из себя Мстислава – сына недавнего великого князя, который покинул своего дядю с такими словами: «Скоро ни у тебя, ни у меня не будет никаких земель». Брошенный племянником, Ростислав два дня бился с половцами, зашедшими ему во фланг, а затем бежал, с трудом сохранив себе жизнь. Теперь половцы повернули к Киеву и стали угрожать ему. «Я хочу прийти к вам» – такое сообщение послал Изяслав киевлянам. Столица была беспомощна, а Изяслав оказался единственным человеком, который мог ее спасти. «Приходи в Киев, чтобы половцы не взяли нас. Ты наш князь, приходи немедленно», – последовал быстрый ответ.

Изяслав не стал ждать, когда позовут во второй раз. Он пришел, занял киевский трон и послал Глеба Юрьевича в Переяславль. Когда Юрий узнал, что его племянник Изяслав умер, а другой его племянник Ростислав в Киеве, он с сильным войском немедленно выступил в поход и уже приближался к Смоленску, по которому хотел нанести первый удар, когда узнал, что умер его брат Вячеслав, Ростислав потерпел поражение, Изяслав Давыдович правит в Киеве, а его сын Глеб княжит в Переяславле.

Ростислав, который дошел до Смоленска и уже собрал войско, выступил навстречу Юрию. Каждый теперь хотел мира со своим противником. Юрий спешил в Киев, которого он желал больше всего. Ростислав, которому в тот момент Киев был не нужен, радовался возможности договориться со своим дядей, и они совершенно искренне заключили мир. Юрий продолжил свой поход на Киев, а Ростислав возвратился в свою собственную столицу. Недалеко от города Стародуба Юрий встретился со своим давним союзником Святославом Ольговичем, с которым был сын Всеволода Святослав, пришедший с просьбой о восстановлении в правах. «В былые дни я совсем потерял разум. Прости меня» – так он сказал Юрию. Сын Олега вступился за него, и Юрий простил его, заставив Святослава целовать крест в том, что не покинет ни его, ни сына Олега. И все трое они отправились в Чернигов.

Не доехав до города, сын Олега послал киевскому князю такое сообщение: «Уходи из Киева, брат. На тебя идет Юрий». Изяславу не хотелось покидать Киев. Пришло второе послание, но он не обратил на него внимания. После чего Юрий отправил ему такие слова: «Киев – моя вотчина, не твоя». Не имея права и особой поддержки народа, Изяслав не мог остаться, поэтому он ответил: «Я здесь не по своей воле; киевский люд послал за мной. Киев твой, не причиняй мне зла». Юрий заключил с ним мир и вошел в Киев в 1155 г. вместе с четырьмя сыновьями, которых он посадил княжить в окрестных городах: Андрея – в Вышгороде, Бориса – в Турове, Василько – на реке Рось, а Глеб остался в Переяславле.

Так право на киевский престол наконец пришло к самому старшему в роду. Наследники Мстислава Великого не могли соперничать со старшинством своего дяди Юрия. Потомки Давыда выбыли еще раньше; потомки Олега умерли. Теперь старшинство Юрия получило полнейшее признание: он отмел все притязания, и снова победило право старшинства. Снова – и в последний раз – установился давний порядок владения Киевом, но на Юрии он навсегда закончился. Положение последнего сына Мономаха было роковым: Юрий Долгорукий оказался на переломе старой и новой эпох на Руси. В самом начале этого не встретившего сопротивления воцарения Юрия в Киеве возникло недовольство, так как быстро стало очевидно, что он незнаком с положением дел в городе и настроениями людей. И хотя он был, наверное, неоправданно жестоким по меркам своего времени, алчным и себялюбивым, так как его дед Мономах был самым популярным князем в русской истории, а его отец Мстислав Великий был вторым после прославленного Мономаха, его, Долгорукого, терпели в качестве киевского князя из-за его положения в роду. Он княжил до самой своей смерти, которая наступила два года спустя – в 1157 г., как раз перед тем, как должна была быть предпринята попытка изгнать его.

Юрий, став великим князем и желая удержать Андрея возле себя, дал своему любимому сыну укрепленный город Вышгород, расположенный в пятнадцати верстах от Киева. Но Андрей был честолюбив, и вскоре его перестало удовлетворять скромное и зависимое положение. Поэтому он тайно уехал из Вышгорода во Владимир, где родился, взяв с собой все свои вещи и чудотворный образ Богоматери, написанный, согласно легенде, святым Лукой и высоко ценимый русскими.

Этот святой образ был привезен из Царьграда в Киев специально для Юрия, а тот поместил его в собор в Вышгороде.

Получив с помощью монахов этот образ, Андрей решил поместить его в Ростовской церкви, но, когда отъехал от Владимира на десять верст, кони, запряженные в повозку, в которой везли икону, внезапно остановились и никак не хотели переправляться через реку. Несколько раз меняли коней, но безрезультатно, после чего Андрей объявил окружавшим его людям, что в прошлую ночь Богоматерь явилась к нему с грамотой в руке и велела поставить ее образ в церкви в городе Владимире.

Вся процессия немедленно повернула назад, и икона была помещена во Владимирскую церковь. Андрей приказал, чтобы на том месте, где ему явилась Богоматерь, были построены церковь и монастырь. Он назвал это место Боголюбово и по нему позднее получил свое прозвище. С той поры все подвиги и успехи всякого рода стали приписывать этой чудотворной иконе.

Юрий не уговаривал Андрея вернуться в Вышгород и не настаивал на возвращении святого образа. В любом случае Андрей не мог бы сделать это, так как люди поверили, что Богоматерь выбрала город Владимир домом для своего образа.

После смерти Юрия его владения были поделены, и Мстислав принял титул великого князя Киевского, хотя на самом деле Великое княжество Киевское перестало существовать.

Рожденному на севере Андрею был дорог город Владимир. Только по необходимости он уехал из него участвовать в разных войнах, которые вел его отец. С юности Андрей был известным воином, военачальником и правой рукой Юрия. Проворный, энергичный и решительный, он любил сражаться в переднем ряду всякой битвы и на могучем коне прорываться через гущу врагов. Он прославился в войнах, выделялся умением управлять, знанием деталей и способностью докапываться до самой сути проблемы. И за что бы он ни брался, всегда делал это мастерски.

В 1169 г. Андрей, будучи недовольным тем, как Мстислав управляет Киевом, создал союз из одиннадцати князей и с большим войском пошел на него войной. Через три дня Киев был взят штурмом; еще три дня город подвергался разграблению победителями, которые в угаре от победы забыли, что они русские и что Киев – русский город. Все ценное, включая убранство церквей, было вынесено.

Из-за непрекращавшихся междоусобных войн и возросшей силы кочевых орд не стало ничего постоянного, и интерес, который Юрий проявлял к Киеву, Андрей с отцом не разделял. Юрий основал Суздаль, но, несмотря на это, большую часть своей жизни провел, пытаясь стать великим князем Киевским. После заката Киева расположенный в бассейне реки Волги Суздаль стал главным городом, но так как Андрей не любил ни Суздаля, ни Ростова, он решил сделать Владимир столицей Руси. Величие зданий всегда привлекало его, и теперь со всех концов Руси он пригласил не только искусных мастеров по камню и дереву, но и умелых знатоков всех ремесел. В Боголюбове он разместил многих ремесленников; целый район занимали серебряных и золотых дел мастера и иконописцы. Он собрал здесь не только русских мастеров, но и позвал искусников из других стран – из Царьграда и Италии. Летописцы того времени поражались огромному количеству этих людей.

Андрей не жалел ни сокровищ, ни рабочих на украшение Владимира. Помня о своем предке, который украсил Киев Золотыми воротами и Десятинной церковью, он решил, что его родной город должен сравняться с Киевом – матерью городов русских, и поэтому по его приказу во Владимире был возведен Успенский собор, который в те времена считался чудом и на протяжении веков служил на севере образцом аналогичных построек. Успенский собор в Москве, в котором когда-то короновали русских царей, а потом императоров, был построен по этому образцу. Во Владимире были построены Золотые и Серебряные ворота, названные так потому, что церковный купол на одних воротах был золотой, а на других – серебряный.

Город Владимир, украшенный прекрасными зданиями и возвеличенный присутствием чудотворной иконы, стал резиденцией Андрея, а благодаря иконе и резиденции – столицей Руси. Несмотря на противодействие бояр в Ростове и Суздале, Успенский собор во Владимире стал главным храмом Русской земли и дал городу первенство. Север Руси уже не был землей Ростова и Суздаля, он все чаще и чаще упоминался как владимирские земли. В эти владимирские земли входили княжества: Владимирское, Костромское, Ярославское, Московское, Рязанское, Тверское, Нижегородское и Белозерское – иными словами, все земли, которые составляли на самом деле Великую Русь.

С незапамятных времен на Руси единственным почитаемым местом было место со святыней. Люди почитали Киев, потому что там впервые была принята христианская вера. В Киеве находились мощи и святые места, а также монастырь, в котором жили великие монахи Антонио и Феодосий. До княжения Андрея на огромных северных просторах за лесами не было никаких святынь. Теперь две иконы – одна, написанная Лукой-евангелистом и известная как Владимирская Божья Матерь, и другая – Богородица, как она явилась Андрею в его видении, сделали Владимир первой святыней на Руси.

Народная вера приписывала основание города святому равноапостольному князю Владимиру Великому. На самом деле он приезжал из Киева с первым митрополитом крестить языческое население этого региона, но город был основан в те времена, когда правителем был Владимир Мономах. Однако он возник на месте, на котором Владимир Великий стоял лагерем, когда ехал крестить язычников в Ростове и Суздале; отсюда и пошла молва, что город получил свое название от равноапостольного князя Владимира Крестителя. Политическая власть содействовала религии, а религия придавала силу политике.

В голове у Юрия Долгорукого прочно укоренился план, согласно которому его северные земли должны оставаться неразделенными. Одной из причин, заставлявшей его бороться за Киев столь настойчиво, было желание удовлетворить запросы некоторых своих сыновей на южных землях, тогда как север должен был остаться целым и достаться его старшему сыну. Из-за роста числа потомков Владимира и разделения собственности князей, у которых было мало земель и не было власти, стало очень много. В крайних случаях Юрий выделял таким князьям города на ростовских и суздальских землях для временного княжения. С братьями Андрея он поступал так же, как и с другими.

Став князем Владимирским, Андрей не давал ни одному из братьев и даже ни одному из своих сыновей ни пяди земли в этом регионе. Его братья и некоторые его племянники действовали с ним заодно, но все делали то, что он повелевал сделать. Они были просто его представителями и действовали по его указке. А для них он был таким же повелителем, как и для всех остальных. Конечно, бояре значили меньше, чем князья, будь эти бояре его собственными близкими советниками или «сильными людьми из местных древних родов», «благородными и могущественными высокопоставленными персонами», как их называли люди. Этих бояр подчинил себе его отец. Возможно, они думали о том, чтобы побороться с Юрием Долгоруким, но не с Андреем. Юрий сражался то с одним, то с другим из них. Потерпев поражение, некоторые из них бежали к соседним князьям, другие были отправлены в ссылку и в темницу. Но во времена княжения Андрея можно было сказать, что все вопросы, касавшиеся силы князя или бояр, были решены.

С теми, кто противодействовал ему, Андрей церемонился меньше, чем его отец. Он ни в малейшей степени не щадил и своих братьев. Те «сильные люди из древних родов» в Ростове и Суздале, которые предпочли новый порядок, сплотились вокруг Андрея и оказывали ему всестороннюю поддержку. Были и другие – и таких большинство, – которые тайно воевали против него. До поры до времени они лишь бросали такие слова: «Ростов – старинный и великий город, и Суздаль тоже; Владимир – лишь их придаток». Но эти люди знали, что они бессильны против князя, за которым стоит сила – простые люди: землепашцы и ремесленники. Из-за этого отношения простых людей к Андрею и враждебности большинства бояр и военачальников, потерявших свои посты, появлялись сообщения совершенно противоположного содержания, суть которых была выражена фразой: «В Ростове и Суздале идет яростная борьба». Так говорили «благородные высокопоставленные люди» и люди, смещенные с их должностей. Простые люди говорили иначе: «Мы любим князя Андрея. Мы любим этого внука Мономаха. Князь никогда не отдыхает от своих трудов, у него всегда ясный ум и чистая совесть. Он любит Бога и людей. Он тверд и милостив. Он добр к слабым и хворым».

Андрей вел войны всегда только на пользу городу Владимиру и народу. Он не думал о мелких ссорах среди князей и никогда не участвовал в них. Такому князю, как он, не нужно было особое войско. Больших и малых городов в этом регионе было много, и они всегда быстро посылали воинов для защиты своих интересов. Когда приходил враг, был готов подняться весь народ. Вместо отборной дружины, возглавляемой боярами, которые в былые времена окружали князя и сильно ограничивали его свободу, Андрей принимал при своем дворе тех, кого хотел, людей разного сорта и даже происхождения. Они назывались не дружиной (други), как в былые времена, а дворянами. Они жили при его дворе и поблизости в полном согласии и были его придворными. Хотя старое название «дружина» не было немедленно забыто, оно потеряло былое значение, и вскоре помощники князя стали называться дворянами. Это слово, используемое впоследствии для обозначения особенно высокопоставленных людей Москвы, возникло во Владимире при Андрее.

Войны, которые вел Андрей, имели определенный расчет. Если он оказывал помощь какому-нибудь князю, который досаждал ему просьбами, то эта помощь ограничивалась отправкой небольшого отряда. Но он защищал тех, кто просил помощи для защиты от врага, больше с помощью угроз, нежели ведения боевых действий. Если он воевал, как случалось в более поздний период его княжения, то делал это в интересах своего собственного княжества. Его задачей было легко управляться с Киевом и Новгородом на благо Владимира. Когда тот или иной князь просил у него разрешения править в Киеве – матери городов русских, то этот князь должен был принести клятву не вмешиваться в дела Новгорода. Андрей не проявлял интереса к Киеву, а вот между Новгородом и Владимиром шли бесконечные распри из-за того, что Владимир и Новгород были соседями. Новгород был богат торговлей, но беден землями, и вынужден покупать пшеницу и рожь из Владимира или регионов за его пределами. «Владимир и Новгород противостояли друг другу». И помимо проблемы с зерном, с одной стороны, и торговли, с другой, была проблема безграничного севера с его богатствами. Новгород заявлял права на этот северный регион – весь целиком. Всякий раз, когда появлялся клочок земли, Новгород хотел, чтобы это была земля человека, находящегося у него на службе. Эта горделивая позиция выражалась фразой: «Кто может выстоять против Бога и Господина Великого Новгорода?» Но в эти северные земли входили Ростов и Суздаль, и теперь они имели дело с князем Андреем Владимирским.

С дорюриковых времен новгородцы желали властвовать, но не могли добиться этого, так как не могли найти человека, который сумел бы поддерживать порядок и в то же время служить им. Поэтому они и позвали Рюрика. Новгородцы исследовали обширный север и восток и знали, что его размеры огромны. Они считали своим этот северо-восточный регион, но там был один уголок – Белое озеро, на которое мог заявить свои права Владимир. Об этом уголке Новгород не мог авторитетно заявить: «Он мой» – и все же претендовал на него. В свое время Юрий послал Даниила Отшельника занять одно место к северу от Белого озера, которое перекрывало границу новгородских земель и вызывало бесконечные ссоры. Но настоящим источником разногласий было водное соединение между Невой и Волгой – так называемая «двинская дань». Это был источник нескончаемых разногласий между Новгородом и Владимиром. Об этой дани и других вопросах пойдет речь чуть позже.

Андрей пошел войной на Булгар – город на Волге. Владея уже верхним течением этой реки, он должен был овладеть и ее нижним течением, по крайней мере до той точки, где в нее впадает Кама. Чуть ниже впадения в Волгу Камы, которая берет свое начало в больших Уральских горах, находился город Булгар. На этот раз Андрей вел свое войско лично. Под его командованием были рязанские князья. Он взял с собой икону Владимирской Божьей Матери, чтобы вселить мужество и силу в своих воинов. Уверенность, которую внушала эта икона воинам, невозможно было описать. Когда владимирцы вступили на землю «неверующих», священнослужители шли впереди них, неся святой образ, и, готовясь к сражению, они обращались к нему с молитвами, прося благословения.

Война с булгарами принесла большую победу. Войска Андрея захватили все, что им попадалось на пути, и взяли главный их город Бряхимов. Где бы ни появлялся враг, под ударами он бросался врассыпную. Было захвачено много добра и много земель присоединено к Владимиру. Главное сражение произошло 1 августа – в день, известный до тех пор в русском календаре как день Маккавеев, но после него стал днем Всемилостивого Спаса. Видя в этой победе особую благосклонность, Андрей специально отправил весть о ней византийскому императору Мануилу. В тот самый день в Царьграде праздновали победу над сарацинами в Азии. При сравнении дат было установлено, что победа в Азии и победа на Волге произошли в один день, поэтому православная церковь в обеих странах постановила называть впредь этот день Днем Всемилостивого Спаса.

В Царьграде у Андрея сложились дружеские отношения и с императором, и с патриархом, и он надеялся, что эта дружба может помочь ему сделать Владимир первым городом на Руси. Он был полон решимости возвысить его не только над северными городами, но и над Киевом – старой столицей. Эта задача была трудной, но он должен был попытаться ее решить. В церковных делах Владимир по-прежнему находился в подчинении у Киева, митрополит которого обладал властью во всей Руси. Во Владимире был свой епископ, но он жил в Ростове – городе-сопернике. Теперь, когда построил огромную золотоглавую церковь и подчинил себе волжские земли, Андрей намеревался сделать Владимир столицей Руси во всех смыслах – не просто независимым от Киева городом, а главнее его – и решил, что митрополит всей Руси должен иметь в нем свою резиденцию.

Андрей созвал князей, бояр и население Владимира и сказал им: «Этот город был основан святым равноапостольным князем Владимиром Великим, который просветил всю Русь благодаря крещению. Я хоть и недостоин и грешен, с Божьей помощью возвеличил христианскую веру и распространил ее. Я украсил храм сияющей святой Матери Божией и дал ему земли и одну десятую своих доходов. Я хочу, чтобы Владимир стал столицей – главой всех городов на Руси». Ни один человек не сказал и слова против.

Русские князья о некоторых событиях сообщали напрямую патриарху в Царьград. Время от времени они слали ему подарки, а иногда послов, но при обсуждении церковных дел были вынуждены действовать через киевского митрополита.

Андрей в этом случае отправил своего особого посла, имя которого сохранилось для нас: это был Яков Станиславович. Князь объяснил в письме, что Владимир стоит во главе огромной новой страны, в которой христианская вера, неизвестная до недавних пор в ней, прочно укоренилась и широко распространилась. Владимиру нужно больше силы и порядка в церковнослужении, и город просит о том, чтобы у него был митрополит. Безграничные просторы теперь озарены светом христианства – это те самые земли, которые до его отца и до него самого пребывали во мраке. Его недавние победы открыли новые обширные страны. Андрей писал большую правду, чем он сам сознавал. На самом деле он открыл новый мир в такой форме и таком значении, о каких ни один человек того времени не понимал.

Бояре смотрели на него со страхом. Они вполне могли бы спросить: «И насколько далеко идут его планы? Он что, собирается проводить их в жизнь на всей Руси? А не отберет ли он у нас власть и всякую значимость? Если он сделает Владимир великой матерью городов русских, какое место в нем мы найдем?»

В положенное время пришел ответ на письмо Андрея. Патриарх хвалил князя за рвение в насаждении истины в новых краях, стремление принести порядок в земли, на которых его дотоле не было, но, превознося то, ради чего Андрей столь усиленно трудился, его святейшество патриарх не мог удовлетворить просьбу князя Андрея, потому что киевский митрополит уже обладал полномочиями в этих северных землях. Если бы князь завоевал новые земли в отдаленных регионах, разделенных географически, то было бы другое дело; но обсуждаемые территории нельзя изъять из их нынешних правовых отношений, не нарушая древние порядки и не уничтожая существующую христианскую истину. Андрей обратился от имени религии и истины, утаив свою главную, если не единственную цель. Патриарх ответил в таком же ключе – неизбежный и всегда используемый метод маскировки главного. Андрей был вынужден отказаться от своего плана.

При жизни отца Андрей женился на дочери боярина Кучки, казненного Юрием. В семейной жизни Андрей видел мало – если видел вообще – счастья. Все его дети умерли раньше его, за исключением одного – самого младшего сына Юрия, который женился на грузинской царице Тамаре и безвременно умер в Закавказье после мучительных приключений. Ни от своей жены, ни от ее родственников Андрей не видел доброго отношения. Сколько бы он ни старался приблизиться к членам семьи Кучки, сколько бы ни тратил на них и их друзей, они всегда питали к нему ненависть, которую ничто не могло погасить. То же самое можно сказать и о людях, приближенных к Андрею. Он убрал своих бояр и дружину и выбрал новых людей. Он относился к этим людям с такой добротой и обращался с ними так либерально, что мог бы надеяться на благодарность от них. «Отец», «благодетель», «кормилец» – были единственные слова, которые они могли бы искренне сказать о нем. Такие слова в насмешку говорили люди, которые видели, но не получали сами такого внимания. Вот такими словами все отзывались об Андрее – все, кроме круга тех людей, которые были его противниками: «Любимый отец, кормилец сирот, добрый и мягкий, простой и сильный, заботящийся о бедных, любящий всех покинутых, дающий им еду и питье, как его великий предок Мономах». Он тоже был святой, хотя люди не знали этого. Он распорядился, чтобы в любое время дня или ночи действительно нуждающиеся мужчина или женщина могли получить пропитание. Он также строил дома, в которых больные и беззащитные люди могли получить кров и заботу.

С юности у Андрея при всей его доброте, приписываемой ему народом, не было много друзей из-за присущей ему резкости, которая с годами проявлялась все сильнее. Изгнание бояр и людей, связанных с его отцом, вызвало сильное недовольство, и теперь его единственной опорой оставались простые люди, которые хоть и были с ним все до единого, не находились с ним в физическом контакте. Он приводил в ярость князей, потому что распоряжался во всех уголках Руси так, как в своем собственном доме. Было достаточно причин, чтобы князья и бояре желали Андрею смерти. Много говорили о защите от такого человека. Ходили даже слухи о том, что Глеб Рязанский и его бояре строят против него заговор, а ростовские и суздальские бояре присоединились к Глебу. Можно было ожидать активных действий с этого момента, и Андрей пал жертвой чего-то, похожего на заговор его слуг и родственников. Во всяком случае, он погиб от рук своих слуг, ставших орудием коварных интриг, возможно, князей и бояр. Эти князья и бояре были кукловодами, а другие – лишь исполнителями, однако официальных доказательств этому нет. История преступления такова.

Всего убийц было двадцать человек. Четверо возглавляли убийство: Такин, личность которого неизвестна, Петр – зять одного из членов семьи Кучки, Анвал – ключник и в то время первый фаворит, и Ефрем Моисеич – обращенный еврей. В пятницу 28 июня 1174 г. разошлась весть о том, что Андрей собирается вызвать к себе и казнить одного из членов семьи Кучки. В тот же день эти четверо приняли решение: «Сегодня, когда Андрей ляжет спать, мы убьем его». В ночь с пятницы 28-го на субботу 29 июня ключник Анвал украл из покоев Андрея меч князя Бориса, который был наследной реликвией в семье Владимира Мономаха. В тот день после обеда жена Андрея уехала кого-то навестить. Вечером Андрей лег спать без каких-либо тревог или подозрений. На полу в комнате лег один из мальчиков-слуг. Убийцы были полностью вооружены. Они подошли к дому, но, когда у входа их охватил страх, убежали. Дабы набраться храбрости, они пошли искать, чего бы выпить. После того как достаточно выпили, они вернулись и стали на ощупь пробираться в темноте. Найдя дверь в покои, где спал Андрей, один из них легонько постучал в нее. «Кто там?» – отозвался князь. Постучавший ответил: «Прокофий». Убийцы услышали, как князь сказал: «Это голос не Прокофия», и все одновременно ворвались в дверь. Заподозрив неладное, Андрей вскочил и хотел схватить свой меч, но его не оказалось на месте. Двоих, ворвавшихся первыми, Андрей уложил быстро. Так как в спальне не было света, убийцы наносили удары наугад и попадали в своих же сообщников до тех пор, пока не нашли Андрея. Будучи сильным мужчиной, он долго дрался в темноте. Драка была упорной, но, так как двадцать человек дрались с одним, они в конце концов его одолели. Со стоном жертва произнесла: «Бог отомстит вам за мой хлеб, который вы ели». Те поспешили закончить дело. Андрей перестал дышать, словно душа его рассталась с телом, и он лежал на спине в агонии. Они нанесли ему, как думали, несколько последних ударов и стали ждать в темноте, пока в теле исчезнут все признаки жизни; они не услышали его дыхания. Затем, забрав с собой человека, которого Андрей убил в драке, стали на ощупь пробираться к выходу, но быстро идти они не могли, боясь в темноте пропустить нужный коридор. Остановившись на мгновение, они нашли его и, спускаясь по каменным ступеням на улицу, снова заглянули в винный погреб. Выходя, постояли, чтобы прийти в себя от ужаса содеянного.

Пока происходило все это, князь Андрей, которого оставили, сочтя мертвым, пришел в сознание. Он сел и с трудом вспомнил, что произошло, затем, выйдя из спальни, стал медленно спускаться по каменным ступеням и при этом выдал себя. Он мог бы спастись, если бы спускался тихо, но он не мог сдерживать стоны из-за боли. Убийцы услышали эти стоны. «Он не убит!» – прошептал один из них в тревоге. Они поспешно возвратились в спальню; Андрея в ней не оказалось. «Где он?! – спросил другой. – Быстрее! Быстрее! Мы должны найти его!» Они зажгли свет и по следам крови, которая капала из ран князя, когда он спускался по лестнице, обнаружили его. Андрей, который увидел приближавшихся людей, поднялся и встал за каменной колонной у входа в его дворец, а когда они увидели его, закричал: «Господи! Прими мою душу!» Это были его последние слова. Он уже не мог бороться, но поднял руку, и они отрубили ему ее по плечо. Так Андрей, сын Юрия Долгорукого, погиб в своем доме от рук людей, к которым относился со всей справедливостью и добротой.

Следующей задачей убийц было расправиться с Прокофием – любимцем князя и их врагом. После смерти Прокофия они принялись мародерствовать. До зари они опустошили дворец, погреба, иконописные мастерские, ткацкие мастерские, где делали материю, расшитую серебряными и золотыми нитями и драгоценными камнями. Исчезло все: золото, серебро, шелка, атлас, богатые меха, оружие и редкости, которых у Андрея было в изобилии. На рассвете Боголюбово было пусто, «как полое старое дерево». Убийцы ушли, а каждую украденную вещь спрятали. Для того чтобы увезти все вещи быстро, они забрали всех коней, даже личных коней князя. После этого они послали людей во Владимир объявить о том, что произошло. «Не держите на нас зла, – сказали они людям. – Все произошло само собой». «Мы не знаем, какие люди были с вами, – ответили жители Владимира, – но, кем бы ни были, они ответят за это гнусное убийство».

Во Владимире бояре боялись наступления утра, и на то были причины, так как простые люди любили Андрея. И теперь произошло столкновение. Люди, которые имели землю и жили ее плодами благодаря труду других, были недругами Андрея, а те, которые сами пахали землю, были на его стороне. Теперь две эти группы людей противостояли друг другу, как два войска. Что нужно было делать? Среди бояр в этот опасный момент не было уверенности в их собственных лидерах. Если бы был лидер, которому они могли бы доверять, они, безусловно, победили бы, но такого человека среди них не было. Лидером же народа был Андрей; теперь он умер, и обе стороны оказались беспомощны.

В тот момент во Владимире царил упадок духа, паралич разума. Никто не знал, где находится тело Андрея и что убийцы сделали с ним, пока Кузьма – бывший слуга погибшего князя – не обнаружил его. Этот верный ему человек, который боялся только Господа Бога и не любил на земле никого, кроме Андрея, не переставал вопрошать: «Где князь? Где его тело?» «Мы бросили его в саду, – нагло ответил наконец один из убийц. – Но не подходи близко. Мы выбросили тело, чтобы его сожрали собаки. Если ты подойдешь, тебя убьют».

Старый слуга ничего не сказал, но продолжал искать тело и нашел его. «О, хозяин мой и друг! – вскричал он, рыдая. – Разве ты не слышал, как идут к тебе эти убийцы, ты, который много раз устрашал тысячи людей?» Рыдая, он повернул голову и через проем увидел глаза ключника Анвала. «Ты, вражина! Что ты смотришь? – воскликнул он. – Дай мне какую-нибудь одежду прикрыть тело моего господина, ты, еретик!» «Пошел вон! – сказал Анвал. – Собаки сожрут тело». – «Отдать тело собакам?! Вспомни, нечестивец, в какой одежде ты пришел к князю Андрею. Теперь-то ты в бархате и золоте, а твой владыка лежит здесь мертвый и нагой. Уж какой ты ни есть, брось мне что-нибудь прикрыть моего господина».

Анвал бросил ему какую-то верхнюю одежду и кусок ковра. Кузьма прикрыл тело, обернул его в ковер и понес на своих плечах в церковь, но никто не открыл ему дверь. «Не приходи с ним сюда», – сказали ему. В тот момент все, кто был рядом, были либо на стороне врагов Андрея, либо боялись их. Кузьма положил тело перед дверью и плакал, склоняясь над ним: «Ты мой господин, о ты, мой сильный князь, твои нижайшие слуги не почитают тебя. О, мой хозяин, тебя, который завоевал булгар и обширные страны, не впускают в церковь, построенную тобой! Мы здесь у ее дверей, я живой, а ты мертвый, и никто не впускает нас».

Тело лежало там два дня, обернутое в ковер и постоянно охраняемое Кузьмой. Во Владимире люди в страхе ждали, что будет. Это были два недобрых дня, начавшиеся с убийства и разграбления Боголюбова, за которыми пошло насилие, инициированное врагами Андрея. Были вынесены все сокровища, все, которые только можно было унести в руках. Если какой-нибудь слуга оставался верным князю, его безжалостно убивали. В соседних деревнях они убили тех, кто получил должности от Андрея или были известны как его друзья. Они подняли бунты, чтобы разбудить дурные чувства и тем самым заставить людей забыть об их злодеянии. Но многие из тех, которые совершали все это, боялись – и небезосновательно, – что их постигнет наказание из Владимира.

То, чего не хватало жителям Владимира, было смелостью, и она появилась, но из другого источника – от духовенства, зародившись в золотоглавой Владимирской церкви. Главным священником в ней был Микулец – тот самый, который в Вышгороде позаботился о святом образе Богородицы, а позднее помог привезти его во Владимир. Посоветовавшись с другими священниками, Микулец, облаченный в свои одежды, пронес священный образ Богоматери через город. За ним следовала целая процессия. Заговорщики молчали, и во Владимире царило полное спокойствие. Люди немедленно пришли в себя и присоединились к церковнослужителям, которые имели большую власть, так как с ними были простые люди. После этого люди заговорили на улицах и в других местах о том, что нужно похоронить князя Андрея с почестями, привезти его тело из Боголюбова и поместить в золотоглавую церковь, воздвигнутую по его приказу. Когда это было решено, горожане сформировали охрану для защиты тела. Видя это, заговорщики потеряли всю свою смелость.

В Боголюбове священнослужители теперь тоже проявили храбрость и решимость ответить слепой наглости мятежных бояр, которые думали, что на тот момент взяли верх и все так и останется навсегда. На третий день настоятель монастыря Арсений решил действовать. «Что же, – сказал он, – нашему князю лежать перед дверью церкви оставленным без внимания под охраной Кузьмы? Откройте дверь, я отпою тело, сам положу его в гроб, если мне никто не поможет. Тогда Господь смилуется и положит конец этим беспорядкам. Из Владимира придут люди, чтобы с почестями отнести отсюда гроб». Тело Андрея положили в гроб, который поставили перед алтарем, и все жители города плакали и пели на церковной службе.

На шестой день жители Владимира попросили священников устроить самые пышные и впечатляющие похороны, какие только возможно. Было устроено так, что боголюбовское духовенство в полном церковном облачении с крестами и хоругвями должно было следовать за гробом; вместе с ними шел старый слуга Кузьма, который два дня и две ночи сидел перед церковной дверью, охраняя тело своего хозяина. Священнослужители из Владимира должны были встретить процессию на полпути между двумя населенными пунктами.

Владимирцы встретили эту процессию с высочайшими почестями. Жители Боголюбова, готовые к встрече, стояли вокруг гроба, и те, кого назначили принять гроб, взяли его и с благоговением и громкими рыданиями понесли в город. Дорога была забита множеством народа, стоявшего в благоговении. Все подходили и крестились, глядя на гроб, когда его проносили мимо к месту захоронения. Никто не мог сдерживать слез; люди голосили: «О, друг ты наш! Ты ушел от нас, ты, который построил златоглавую церковь Святой Богородицы! Ты покинул нас!»

Каждый считал своим долгом перекреститься и прочитать молитву за упокой души Андрея. День и ночь продолжались эти молитвы, прочитать которые над телом своего князя люди считали за привилегию. И молитвы, возносимые жителями Владимира и множеством паломников со всех уголков этого северного края за упокой души жертвы, продолжались еще долгое время. С того дня и по сей день число людей, желающих помолиться за Андрея, не уменьшается.

В народе сохранилось мрачное предание об убийцах и их наказании. Члены клана Кучки и Анвал были повешены, а пятнадцати заговорщикам отрубили голову. Княгиню Андрея, которая, как считали, знала о заговоре, живую зашили в холщовый мешок, положили в корзину с камнями, чтобы утопить. После этого корзину обернули полотном, и эту ткань тоже надежно зашили. Затем корзину бросили в озеро, и она немедленно ушла на дно.

Следующее предание обессмертило историю о гибели Андрея. Под Владимиром есть темное, болотистое озеро. В этом таинственном озере есть место, которое люди называют «плавучим островом». На этом острове видны темные пятна, которые перемещаются, когда дует ветер. Говорят, что в каждую годовщину смерти Андрея Боголюбского из глубин этого озера слышатся звуки, похожие на стоны; и озеро это известно как Дурная вода – в его скверные воды были брошены корзина с предательницей-княгиней Андрея, а также тела его убийц.

В сердцах русских людей сохранилась яркая и чистая память о князе Андрее. Со всех уголков России приезжают паломники во Владимир, чтобы помолиться у его мощей. Своей мученической кровью князь окропил дом, в котором жил. В наивысший момент своих мучений он ушел из этого мира со словами: «Господи! Прими душу мою», – и к этому гробу теперь поворачиваются люди и говорят: «Помолись и ты за нас, чтобы Господь помог нам в борьбе с нашими врагами».

Сразу же после смерти Андрея люди из противоборствующей ему группировки в Суздале и Ростове начали спрашивать: «Что нам теперь делать, раз наш князь умер? Кем его заменить? Рязань – наш сосед; если рязанские князья нападут на нас, что мы будем делать без вождя? Не взять ли нам рязанского князя? Жена их правящего князя – дочь Ростислава, сына Юрия Долгорукого; она родственница нашего умершего князя. Давайте найдем князя в Рязани, так будет лучше». Бояре послали во Владимир доверенных лиц, которые объявили сторонникам Андрея: «Вас немного числом; вам лучше не выступать против Ростова и Суздаля; ваш город все еще находится в зависимом положении. Мудрее будет согласиться с нами. Если вы будете придерживаться планов Андрея, мы встретим вас войной и будем биться до смерти. Рязанские князья тоже могут напасть на вас».

Добровольцы из Суздаля и Рязани вились вокруг, словно в подтверждение таких заявлений. Во Владимире «самые ничтожные люди», как они себя называли, и те, которые не входили в заговор бояр, дали такой ответ: «Те, которые с вами, не на нашей стороне». Бояре хотели князя, который не станет наказывать тех, кто совершил убийство Андрея. Они хотели князя, который был бы противником всего, что сделал Андрей, и поэтому они выбрали двух сирот – племянников Андрея, сыновей Ростислава – рано умершего старшего брата Андрея.

В самой Рязани, где зародился заговор, царила радость, но говорили мало: никакого обсуждения не было нужно; все точно знали, чего хотят. В Ростове и Суздале существовал план еще до убийства Андрея. Когда к Глебу Рязанскому прибыли послы просить прислать князя вместо Андрея, тот очень обрадовался. К этим послам он добавил своих, и все они отправились в Чернигов, где жили племянники-сироты.

Когда послы предстали перед Святославом, он сразу же понял, зачем они прибыли, и ему не понравился план – выбрать сирот. Он настаивал на том, что во Владимир вместе с Мстиславом и Ярополком (сиротами) должны поехать братья Андрея – Михалко и Всеволод, жившие в Чернигове.

Узнав об этом, ростовские и суздальские бояре рассердились и послали сообщение, в котором говорилось, что Михалко и Всеволод не доедут дальше Москвы. Михалко не обратил внимания на это послание и поспешил во Владимир, где люди с радостью приняли его, и стал готовиться к осаде со стороны бояр. Тем временем Глеб Рязанский привел ростовские и суздальские полки и с Мстиславом и Ярополком напал на город. Семинедельная осада заставила людей голодать и сдаться в обмен на обещание, что никому не будет причинено вреда. Михалко и Всеволод вернулись в Чернигов, а новые князья, услышав слова владимирцев: «Не против вас мы воевали, а против бояр ростовских, которые хвастались: мы выжжем вас и пришлем посадника править. Вы, каменщики и плотники, наши холопы», дали клятву обращаться с народом милостиво и дать ему мир.

Но их положение было невозможным. Бояре, которые оскорбили Владимир и навязали княжеству тех двух князей, были в нем настоящими хозяевами. Их друг Глеб Рязанский делал то, что ему казалось правильным: его войска грабили и жгли деревни княжества. Ростовские бояре получили то, что хотели: они и их сторонники заняли все стоящие должности. Значение Владимира с каждым днем уменьшалось. Собор был разграблен, иконы вывезены, а главная икона Владимирской Богоматери была передана Глебу. Он также получил меч Бориса, оставшийся после Мономаха, серебро и драгоценные камни из церквей. Он многое получил, так как уже много сделал и в будущем мог оказать еще большую помощь. Вскоре ситуация стала невыносимой. План бояр был очевиден. Они разрушали все, сделанное Андреем, понижали роль и грабили Владимир и порабощали простых людей. Отчетливо видя это, жители Владимира разгневались и немедленно послали за Михалко и Всеволодом. Братья сразу же отправились из Чернигова в путь, но на Оке Михалко заболел, и его на носилках принесли в Москву, где их ожидали посланцы из Владимира.

Теперь бояре готовились к борьбе не на жизнь, а на смерть. Ярополк был послан с войском к Москве, чтобы не пустить братьев Андрея во Владимир. Но они давно уже были в пути, и Ярополк пропустил их в густых лесах. Узнав об этом, он послал быстрого гонца с предупреждением Мстиславу, который немедленно поспешил наперерез Михалко и Всеволоду. Он встретил их у Владимира и накинулся на них, «словно чтобы поглотить», как пишет летописец. Но так как его главными силами были ополченцы, которых было трудно отличить от других людей, они все смешались и перепутались с жителями Владимира, и сражение пришлось прекратить. По крайней мере, такое было дано объяснение, когда бояре стали упрекать их. Но на самом деле, видимо, простые ростовчане и суздальцы не хотели воевать с владимирцами, а вся борьба, которая шла, велась боярскими приспешниками.

Михалко и Всеволод, которого спустя годы прозвали Большое Гнездо из-за множества детей в его семье, начали княжить 15 июня 1176 г. Это был великий и памятный день для Владимира. Народ воздавал хвалу Господу и Святой Божьей Матери за их быструю помощь. О рязанских и суздальских боярах люди говорили: «Их не интересовала Божья истина; они хвастались, что будут делать с нами, что захотят. Так Господь не попустил им обижать нас». Потерпевшие поражение князья исчезли. Мстислав бежал в Новгород, а Ярополк нашел убежище в Рязани.

Новые князья быстро дали мир всему краю, а затем, полные решимости рассчитаться с вероотступником Глебом Рязанским, пошли на него войной в то лето. Их успех был таким ярким, что Глеб встревожился и послал к ним послов с таким сообщением: «Кланяюсь вам; я во многом виноват. Все, что было захвачено Мстиславом и Ярополком и отдано мне, я с радостью верну». Он отослал им и богатства, и святую икону, и меч Бориса, который Андрей хранил в своей спальне. Был заключен мир, и князья возвратились во Владимир.