Глава 13
Александр Невский

Александр Невский начал править в 1252—1253 гг. и был настоящим преемником своего отца Ярослава. Когда Андрей устал жить в изгнании, он упросил Невского замолвить за него словечко в Орде. Тем временем сын Батыя Сартак был убит, как говорили, своим дядей Берке, который сам сел на кипчакский трон и ждал подтверждения своего положения Менгу-Тимуром, который тогда был великим ханом.

И снова все русские князья должны были приехать в Орду и ждать подтверждения своих титулов. Александр послал своих племянников Глеба и Бориса с богатыми дарами для фаворита Улагчи. Дары были приняты, и Андрей прощен, но Невскому самому пришлось ехать в Орду вместе со своим виновным братом для принятия официального прощения.

В Новгороде продолжали бушевать извечная вражда между сильными и слабыми, богатыми и бедными, укоренившаяся враждебность заносчивых купцов и процветающих торговцев к ремесленникам и землепашцам, соперничество среди честолюбивых людей за власть и должности. Издавна большое число новгородцев, а временами их большинство привлекала Русь за пределами новгородских земель. Среди новгородских бояр давно уже были сторонники Владимира; это были люди, которые считали, что для их княжества будет во благо действовать с Владимиром заодно и даже соединиться с ним. Но были также и непримиримые противники такого сотрудничества и такого союза, которые питали ненависть к Владимиру и радовались каждой опасности для него. На стороне Владимира были все более или менее состоятельные люди, желавшие мира, поэтому казалось, будто приверженцами Владимира были только богатые и удовлетворенные жизнью люди, не заботившиеся о бедноте; но это было не так. На стороне Владимира были землепашцы и простой народ.

Когда Невский взял в свои руки власть во Владимире, он посадил своего старшего сына Василия в Новгороде. Василий не мог притеснять Новгород, так как был слишком молод для этого. Он был настоящим приверженцем Новгорода, как он продемонстрировал позднее, презирая своего отца. Такие сторонники Новгорода пользовались поддержкой городской толпы – людей, не имевших своих домов, которым нечего было терять и которые ничего не могли выиграть, за исключением того, что они могли получить благодаря беспорядкам. Они были защитниками громко превозносимых «новгородских вольностей». Они казались – но это была ложная видимость – друзьями и защитниками рабочего люда. Но рабочий люд видел в боярах, которые «любили вольности», своих главных врагов и людей, которые стремились к свободе для себя, а не для простых людей. Среди этих бояр были очень богатые и надменные, которые не признавали людей, не входивших в их круг. Во всех бунтах – и не важно, сколько их могло быть, – эти важные и богатые люди руководили советами и управляли городом. Некоторые из них заявляли, что любят свободу и простых людей, другие не заходили так далеко. Но в случае бунта обе группировки этих «больших людей» старались держать уличную толпу под контролем. Они ставили во главе толпы смелых бунтовщиков, которым было все равно, бедные люди или богатые, и которые находили выгоду в беспорядках. А когда во время стычек эти люди начинали изучать вопрос раздора или им приходилось в конце концов вмешиваться в эти дела, то выявлялись такие запутанные причины, что, казалось, не в человеческой власти их объяснить. Каждая сторона взывала к правам Великого Новгорода и благу людей, но никто никогда не мог доискаться настоящей причины беспорядков или понять, в чем могла быть выгода для них в бунте.

Вот такая же загадка крылась в случае с Василием, сыном Александра Невского. В Новгороде существовала некая группировка, у которой во все времена имелся предлог будоражить народ и очернять добрые намерения. Когда гнет монголов усилился, а бремя налогов и дани стало тяжелее, притеснения всякого рода дали злонамеренным людям шанс к дурным подстрекательствам. Нужно было только кричать: «Мы защищаем наши вольности от проклятых поедателей сырого мяса. Долой фаворитов хана, рабов монголов!» – и начинался конфликт.

В 1255 г. разжигатели беспорядков в Новгороде позвали Ярослава княжить в их городе. Невский был поражен, когда узнал, что его сын с позором изгнан из города, а на его место позвали Ярослава. Почему Ярослав мог служить Новгороду лучше, чем Василий, разве только потому, что был в немилости в Орде и вызвал гнев хана? Невский немедленно выступил против Новгорода. В Торжке, где встретился со своим сыном, он узнал еще больше подробностей о бунте от новгородцев, которые вышли его встречать. Город находился в ужасном волнении; беспорядки приобрели необычный размах. Ярослав бежал, когда узнал, что идет его брат. Посадником в то время был Ананий, хорошо известный противник Владимира. Приверженцы Владимира, которые, разумеется, симпатизировали Невскому, старались утихомирить это возбуждение и вернуть Василия, но у них была еще одна цель, отдельная от этой; во главе них стоял Михалко Степанович, которого они хотели сделать посадником, поэтому они и обвиняли Анания в том, что он вызвал эти беспорядки, и пытались изгнать его с этой должности. Михалко смело вышел к своим противникам, и люди разделились. Несведущему наблюдателю казалось, что приверженцы Михалко ищут лишь выгоды для бояр. «Разве они в основном не богатеи, которым безразличен простой народ, в то время как приверженцы Анания – простые люди, храбро стоящие за свободу и честь Новгорода?» Волнения все нарастали. Подойдя ближе к Новгороду, Невский повелел новгородцам прекратить бунт и выдать ему Анания. От этого волнения не утихли, а разгорелись еще сильнее – более того, стали всеобщими. Эта вспышка произошла из-за того, что Ананий – хоть он и был известным врагом Владимира – оказался на этот раз невиновным. Нарушители спокойствия с обеих сторон сильно злоупотребляли его именем. Одна сторона обещала умереть за него, а другая – бросить его в реку и утопить. Одни заявляли, что бунт начался для того, чтобы оградить их доброго опекуна и защитника, а другие ложно представляли его тем человеком, который изгнал из города Василия, и источником всякого зла. Те, которые с оружием в руках выступали против Михалко, разбили лагерь у Никольского собора и поклялись умереть за Анания.

Когда Невский подходил к городу, они спрашивали друг друга: «Что будем делать?» и, наконец, решили не выдавать никого из жителей. Простые люди целовали крест, говоря: «Мы будем защищать права Новгорода и умрем за них». Когда Невский велел им выдать Анания, они пришли в замешательство и, не зная, как поступить, пошли к архиепископу Далмату за советом. Они знали об упорстве Невского и знали также, что если он занял какую-то позицию, то не отступит от нее. А к требованию были добавлены такие слова: «Если вы не выдадите мне Анания, то я больше не ваш князь и сей же час пойду на вас войной». Наконец они решили просить Далмата и воеводу Клима пойти от имени всего Новгорода к Невскому и сказать ему: «Приди, князь, на свой трон и не слушай обидчиков. Вымести свое недовольство на Анании и других».

Два человека пошли к Невскому в качестве послов. Все с нетерпением ожидали их возвращения. Князь не стал слушать ни Клима, ни Далмата. Когда они вернулись и сообщили о своей неудаче, все опечалились. Собралось вече, на котором люди сказали в один голос: «Грех на тех людях, которые довели нас до ссоры с Невским». Они дошли почти до кровопролития, и если кровь не пролилась, то все благодаря Ананию. Михалко со своими людьми был готов напасть на сторонников Анания, но Ананий выслал тайных наблюдателей смотреть за всем, что происходит. Когда приверженцы обоих лидеров дошли до драки, а толпа ринулась к дому Михалко, чтобы сжечь его, а самого убить, Ананий остановил их, сказав: «Братья, если вы хотите убить его, то вы должны сначала отнять мою жизнь».

На третий день после этих событий войско Невского стояло в полном вооружении перед Новгородом. На четвертый день он снова послал в город сообщение, но теперь оно было несколько другого содержания: «Снимите Анания с его должности, и я прощу вас». Все с готовностью уступили, а прежде всех – сам Ананий. Новгородцы отдали его должность Михалко и помирились с Невским на его условиях. Князя Василия снова посадили княжить в городе, и его правление, вероятно, радовало горожан, так как оно было не без прибыли. Рижские немцы и шведы снова начали нападать на границы новгородских земель, да и литовцы часто совершали свои налеты. Василий одержал победу над всеми этими врагами. Литовцы были разбиты; князь преследовал их на запад до самого Торопца. Немцы отступили перед псковичами, а шведы были жестоко разгромлены.

Это новое нападение шведов встревожило Невского, и поэтому он приехал в Новгород с большим войском и повелел городу собрать свежие полки. Цель его планируемого нападения держалась в секрете. С ним поехал митрополит всея Руси Кирилл и повел князя и его войско в Копорье. Оттуда он отправил его на войну, благословив воинов, которые тогда и узнали, что их поход должен закончиться в тех краях, где солнце летом не заходит шесть месяцев, а зимой столько же месяцев не встает. Эта местность – страна лопарей, которую позднее немцы назовут Лапландией, – была самой отдаленной частью новгородских владений и редко посещалась, так как до сих пор на нее не нападали враги Руси, но приблизительно в это время шведы начали предпринимать попытки захватить эти земли у Руси и присоединить их к Швеции.

Это была одна из самых поразительных военных кампаний Невского. Пройдя вдоль крутых скал и через густые леса, он наконец достиг моря. Уставшие новгородцы отказались идти дальше, хотя проделали уже почти половину пути, так что Невский отправил их домой и закончил поход лишь со своими собственными дружинниками, которые были так же неутомимы и бесстрашны, как и их князь. Он завоевал все побережье и вернулся с множеством пленных, оставив после своего ухода этот край в страхе и повиновении. Людям Невского и прежде приходилось прокладывать себе путь через темные леса ятвягов, заросшие лесом болота литовцев, переносить заволжские метели и преодолевать всевозможные тяготы войны, но им еще не приходилось переживать то, с чем им пришлось столкнуться в этой войне с чудью и лопарями (финнами и саамами). Теперь Невский на грядущие века своим мечом установил финскую границу Руси.

Когда бы Невский ни приезжал в Орду, его выделяли из всех князей, не задерживали слишком долго, исполняли его просьбы и отпускали с честью. Когда он привез с собой своего брата Ярослава, как раньше привозил Андрея, хан простил Ярослава, который после этого тихо жил в своих владениях. А когда от хана пришел приказ послать войска за Терек к подножию Кавказских гор, русские были освобождены от этой службы по просьбе Невского.

Князь все больше и больше страдал от этих поездок в Орду. В былые времена он выглядел суровым и серьезным после каждой такой поездки, а теперь – усталым и измученным. Его здоровье не обещало ему долгой жизни. Требования монголов все росли, и вскоре было объявлено решение, которое повергло всех людей в отчаяние. Никто не был властен отложить или изменить это решение. Хан повелел провести перепись населения, сосчитать всех своих подданных и увеличить свои доходы путем введения поголовного налога. На этот раз ходатайство Невского было бесполезно. Жадный владыка Орды настаивал на своем решении, утверждая, что такова была воля великого хана. Менгу-Тимур действительно повелел сосчитать всех людей и объекты, находившиеся под властью монголов.

Сначала чиновники из Орды появились в Рязани и Муроме. Они пересчитывали людей и подробно описывали земли. Пошлинами были обложены все люди, за исключением духовенства. В этой переписи были описаны городская и деревенская собственность и занятия людей. Оттуда чиновники отправились в Суздаль, Ростов и Владимир. Прошел и год, и другой, прежде чем они закончили. Они выполняли эту работу очень тщательно, без спешки и с большой точностью. Затем приехали следующие инспекторы, чтобы обеспечить сбор дани и налогов. Все это время из Новгорода слышался зловещий шум, хотя в городе установился порядок после второго воцарения на княжеском престоле сына Невского Василия, которому было шестнадцать лет и который теперь хорошо разбирался в делах города.

Невский тщательно проводил перепись и в тех землях, где правили другие князья, и в тех, где правил он сам. Эта работа отнимала большую часть его времени и сил.

Зимой 1257/58 г. монголы были посланы в Новгород, чтобы пересчитать население и собственность города. Когда чиновники уезжали из Владимира, Невский дал им в помощь своих собственных людей, но не поехал сам, так как хотел получить весть от своего сына, прежде чем предпринимать дальнейшие действия. Пока он ожидал вестей, главные монгольские чиновники спешно вернулись во Владимир в гневе. Уж как их оскорбили в Новгороде, никто не мог понять по их рассказам и воплям. Они с оглушительными криками набросились на князя, сказав, что поехали в Новгород, поверив ему на слово, но если с ними будут обращаться подобным образом, они бросят все и вернутся немедленно в Золотую Орду.

Видя явную опасность, Невский позвал своих братьев – Бориса из Ростова и Андрея из Суздаля, и лишь с огромным трудом ему удалось задержать монголов. Однако в конце концов они согласились вернуться в Новгород, если их будут сопровождать Невский и его братья. Приближаясь к Новгороду, великий князь был удивлен, что его сын не вышел из города ему навстречу. Большинство монголов поехали со своими начальниками во Владимир, и лишь несколько из них остались в Новгороде; они и заявили, что никакой переписи проведено не было, и добавили: «Мы не знаем, что происходит».

Посадник Михалко был убит, Онанья умер несколькими месяцами раньше. Одни говорили, что князь Василий объявил народу, что готов умереть за вольности Новгорода; другие – что его нет в городе. Был избран новый посадник, а затем убит. Воеводу Клима новгородцы изгнали из города.

Василий, узнав о приезде своего отца, сказал людям: «Они везут кандалы, чтобы надеть их на нас. Умрем же за свободу Новгорода!» Этим дерзким словам его научили бояре. Но после того как он их произнес, его смелость угасла, и он бежал в Псков с теми же самыми боярами.

Невский хотел без промедления идти войной на Псков, но монголы не позволили ему этого сделать; они боялись расстаться с ним. Тогда новгородцы послали монголам такое сообщение: «Честь хану и вам от нас. Дарим ему и вам подарки».

Теперь Невский повернул к Пскову, послав в город такое сообщение: «Немедленно пришлите ко мне моего сына и всех бояр-изменников». Виновники были отправлены к князю, и, зная, что Невский не бывает мягок с нарушителями закона, ожидали сурового наказания. «Дурным людям – дурной конец, – сказали люди. – Эти бояре довели князя Василия до беды». Все в городе ожидали, что одного повесят, а другого обезглавят. Люди, создавшие эту тревожную ситуацию, и в самом деле были жестоко наказаны. Кому-то выкололи глаза, кому-то отрубили руку, кому-то вырвали ноздри, отрезали язык или уши. Василий под стражей был отправлен в Суздаль.

Монгольские чиновники, довольные таким наказанием и богатыми подарками от города, пообещали не жаловаться хану. Они сказали, что будут либо молчать обо всем, либо вскользь упомянут о произошедшем хану. Таким образом эти чиновники были умиротворены и пребывали в хорошем настроении.

Новгород выбрал в посадники Мишу, но во время беспорядков он был убит. Тогда они выбрали Михаила, а Жироха был назначен воеводой вместо Клима, изгнанного из города. Люди просили Невского не оставлять их без князя. Многие новгородцы незадолго до этих событий посещали Владимир; некоторые из них отправились туда по делам, а других Невский послал посмотреть, как выражают повиновение монголам в этом городе. Узнав от людей обо всех ужасах карательной экспедиции Неврюя, они прекрасно осознали смысл монгольской переписи населения. Некоторые из этих людей по возвращении сказали своим друзьям, что если Новгород не подчинится проведению переписи, то быстро придет монгольское войско, и тогда городу будет плохо. Другие рассказывали страшные вещи: будто монгольское войско уже идет. Новгород тут же притих, и его видные горожане приняли решение допустить проведение переписи. Благодаря этому решению Невский сумел удовлетворить требования монголов и упросил их не тянуть и не откладывать, а немедленно исполнять ханскую волю. Они согласились, но потребовали, чтобы сам великий князь остался с ними.

Но как только чиновники – переписчики населения снова появились в Новгороде и его окрестностях, чтобы выполнять свою работу, обещания подчиниться как будто никто и не давал. Когда чиновники сошли с саней, расселились по лучшим домам и были уже готовы переходить с одной улицы на другую и от дома к дому, злобный шепоток пополз по Новгороду. В окрестностях города начались волнения. Люди высмеивали монголов и говорили гадости им в лицо. Переписчики в тревоге попросили Невского защитить их. Он поставил охрану к их домам, и среди этих стражников был сын посадника. Но ни посадник, ни воевода ничего не значили для новгородских мятежников. Простые люди были сильно возбуждены, а их лидеры разделились на противоборствующие группы. Чиновники хана пригрозили, что бросят свое занятие. Невский был вынужден постоянно оставаться с ними. Люди пришли в еще большее волнение: «Умрем за Святую Софию!» – таков был их девиз. Монгольские чиновники обратились к боярам, повторяя с намеком: «Дайте нам провести перепись или мы уедем из Новгорода!» Бояре возложили всю вину на народ. Тогда монголы обратились к Невскому с такими словами: «Зачем нам здесь оставаться? Твой народ убьет нас». На площади все громче были слышны угрожающие голоса. «Давайте сопротивляться до последнего! Пусть к нам присоединяются все, кто за справедливость!» Толпа людей была уверена в своих правах и сетовала: «Богатеи велят считать нас по головам. Им будет все просто, а для простых людей – зло». По всему городу поднялся шум: «Умрем за справедливость!» И сразу же распространилась весть, что монголы собираются двигаться на кремль из двух мест. Все люди ринулись к собору со всех концов города, подняв крик: «Пойдемте к Святой Софии. Сложим там свои головы!»

Тем временем монголы думали только о том, как им спастись. Невский очень боялся, чтобы люди не убили переписчиков, и не счел разумным задерживать их и дальше. Они не только не закончили перепись населения, они едва ее начали. И все же, несмотря на беспорядки, никакого бунта в шумном Новгороде, привыкшем к беспорядкам и кровопролитию, не произошло. Ни на одного «язычника-сыроедца» не было совершено нападения ни в стенах города, ни за их пределами.

В начале 1250 г. во Владимир приехали новые посланцы из Орды, такие важные, что люди даже запомнили их имена – Беркай и Касачик. Они были посланы командовать людьми хана и закончить перепись населения в Новгороде. И снова Невский был вынужден сопровождать чиновников-переписчиков. По пути в Новгород к нему и его войску присоединились ростовские и суздальские полки. Беркай и Касачик потребовали их для собственной защиты. Они приблизились к городу с огромным войском. На этот раз новгородцы были встревожены, но уступили только тогда, когда поняли, что сопротивление бесполезно. Новые послы не вернулись в Орду, пока в их присутствии не началась работа и они не обрели уверенность в том, что их подчиненные смогут ее закончить. Эти люди шли по каждой улице от дома к дому и точно описывали землю, дома, товары и людей.

Но Новгород проявил не меньшее отчаянное сопротивление, чем раньше, и это противодействие было сильным, продолжительным и упорным. Обе стороны были готовы к кровавому завершению. С одной стороны было плотное городское население города, в котором все носили оружие; с другой – войско великого князя и ханские вельможи. Две почти равные силы стояли друг напротив друга, дойдя до крайних пределов возбуждения. Они дошли до такого момента, когда вот-вот могла начаться кровавая схватка. Но в этой критической ситуации Невскому пришла в голову идея, которая предотвратила опасность. Он попросил посланцев хана уехать из Новгорода, а всю ответственность взял на себя. Они так и сделали, и тогда он объявил людям, что у него кончились средства и способы их спасения; он оставляет их хану, а они пусть встречают его гнев, как могут. После этого он приказал своему войску немедленно покинуть город и сам вышел из крепости. У новгородцев этот приказ вызвал ужас. Все немедленно склонились перед Невским и стали умолять его не покидать их. Они обещали полностью подчиниться его воле. Так был положен конец волнениям. Монголов позвали назад, и их работа началась на полном серьезе. Позже радость Великого Новгорода была безгранична, когда чиновники хана закончили перепись и исчезли из города.

Борьба и тревоги этого периода, закончившиеся завершением новгородской переписи, отняли много времени и сил у Невского. Лишь в 1260 г. установился «какой-то мир для христиан», по словам летописца.

В начале 1261 г. у Невского родился младший сын Даниил. После этого года князя ожидали одни страдания.

Самое худшее в монгольском иге было не то, что каждая людская голова и каждые рог и копыто скота были зарегистрированы, не то, что монгольские надзиратели находились во всех уголках страны; самое тяжкое бремя ига проявилось тогда, когда хан отдал на откуп налоги на Руси людям из Хивы, Туркестана и Бухары. Среди партнеров и помощников этих налоговых откупщиков были евреи и армяне, люди, говорившие на разных языках и исповедовавшие разные религии. Эти торговцы данью, о которых на Руси до тех пор и слыхом не слыхивали, начали свою деятельность, которая значительно усилила монгольский гнет. Они стали настоящими мучителями, выжимавшими из людей последний медный грош. Они облагали высокими процентами территории, с которых собирали дань. Они были хуже, чем самый жестокий ростовщик. Людей, которые не могли заплатить, они продавали в рабство или жестоко избивали палками или пороли кнутом. Этот ужас царил по всей стране. Такое унижение и угнетение вызывало бунты, которые подавлялись самым беспощадным образом с немалым кровопролитием. Не было такого места, которое могло считаться безопасным и спокойным. В Суздале, Ростове и даже Переяславле-Залесском возникали беспорядки.

Эти восстания не были прямо направлены против монголов. Люди били налоговых откупщиков и их помощников, а не людей хана, поэтому хан не мог сильно гневаться; и все же его гнев можно было вызвать, и часто сообщалось о том, что полки из Орды идут «умиротворять» Русь.

В такой ситуации пришла весть о том, что немецкие ливонские рыцари с многочисленным войском наступают на Псков. Невский послал свою собственную личную дружину своему сыну Дмитрию, который в то время княжил в Новгороде, и приказал своему брату Ярославу Тверскому тоже отправиться туда, а сам поехал в Орду, чтобы попытаться спасти русских людей от некоторых новых больших напастей. Дары, которые он захватил с собой, были более ценными, чем какие-либо другие дары, привезенные им раньше, а его просьбы были самыми простыми и разумными. Но в Орде Невскому дали понять, что им недовольны. Берке был совсем другим, не похожим на того человека, который был при жизни Батыя или когда боролся с Сартаком за власть. Теперь его никто не мог обуздать; кроме того, его разгневала военная неудача в Закавказье, где он воевал со своим сильным двоюродным братом Хулагу. Он безо всякой нужды задержал в Орде Невского на всю ту зиму, потом на следующее лето, и лишь поздней осенью князь смог отправиться домой, больной и сломленный; он умер, не доехав до Владимира. Он прибыл в Нижний Новгород, а когда его привезли в Городец, был уже близок его последний час. В этом месте он принял монашеский постриг, и 14 ноября 1263 г. жизнь покинула его.

Смерть Невского оглушила Русь, как удар грома. Это было национальное бедствие, которого никто не ожидал, ведь, совершив все свои великие подвиги, Невский умер всего лишь в возрасте сорока двух лет. Даже когда хоронили его, люди не могли поверить в то, что он навсегда покинул их. Его имя, сам его гроб казались священными.

Когда Петр Великий основал на Неве город Санкт-Петербург, заключил мир со шведами и возвратил себе древнюю вотчину – ижорские земли, он перевез останки Александра Невского в столицу, где они в настоящее время покоятся в Свято-Троицкой Александро-Невской лавре, почитаются и веками будут почитаться как мощи святого и героя. Во всем русском православном календаре нет более значимого святого и более великого государственного деятеля или воина в истории Руси, чем Александр Невский. Благодаря своей мудрости и политике уступок и смирения перед тиранией монголов он подавлял бунты, которые, возможно, привели бы к отмене национального управления и замене русских князей монгольскими владыками. Такая замена поставила бы под угрозу язык, религию и само существование русского народа. Этого нужно было избежать любой ценой. Никто лучше Невского не знал сравнительную численность монголов и русских; никто не был больше, чем он, предан Руси; никого соотечественники не уважали больше, чем его. Вот почему его слова имели вес и, когда он объяснял, что сопротивление приведет к гибели, а подчинение – лишь путь к спасению народа, люди верили и повиновались ему. Так он спас Новгород и многие другие города от полного уничтожения, сохранил неисчислимые тысячи жизней. Самое главное – его влияние осталось; оно усмиряло страсти, вселяло терпение и мужество в сердца людей, давало знание того, что насилие лишь делает иго более тяжелым.

Приблизительно в то время, когда умер Невский, Москва начала увеличиваться в размерах и обретать большее значение. Самый младший сын Невского Даниил получил в вотчину этот город, который тогда был очень маленьким, и несколько деревень вокруг него.

Во Владимирском княжестве Юрия Долгорукого был заложен фундамент Москвы, и все, что отличало Владимир от Ростова и Суздаля, отличало Москву в еще большей степени. Преимущество Владимира перед более древними городами состояло в том, что в нем не было этих «сильных древних родов», которые держались особняком от всех остальных. Владимирское княжество населяли люди, которые прибыли из многих мест и обосновались в нем в тот исторический период, когда из разнообразного множества славянских племен и родов сложился единый русский народ. С самого начала это было «всерусское» место, и в этом состояло отличие Владимира. Это в большей степени касалось Москвы, самого молодого и недавнего поселения, подчиненного Юрию, которое позже других образовало упорядоченную территориальную единицу. Когда вотчина Долгорукого превратилась в сильное государство под властью князей, ставших его преемниками, города на его территории настолько уподобились Владимиру, что уже не признавали претензии на главенство Ростова и Суздаля. При Всеволоде Большое Гнездо название Великая Русь было довольно слабо связано с Владимиром. Это название, которое приняли не только Ростов и Суздаль, но и перед которым вынужден был склониться Господин Великий Новгород, обрело постоянную связь с Москвой, когда этот город наконец пришел к власти. Если после смерти Андрея Боголюбского ростовские и суздальские бояре упорно называли Владимир «придатком», то они не могли притязать на то, что Москва зависит от каких-либо бояр, так как Юрий Долгорукий построил ее против воли бояр в целом. Предание гласило, что Москва была основана Долгоруким, а затем отнята у него боярами насильственным путем, за что последовало наказание – смерть.

Отличие правления во Владимире состояло в том, что власть князя была непоколебимой. Долгорукий, а еще больше его сын Андрей Боголюбский положили конец власти бояр, которая в других княжествах была сильна, а в некоторых – абсолютна и всемогуща. Борьба бояр за сохранение древнего и для них полезного порядка правления, за исключительные права для себя по отношению к другим людям на владимирских землях приобрела характер интриг и измен, против чего народ восстал почти единогласно. Таким образом, власть князя появилась с единственной целью, и люди поспешили сделать ее государственной властью. Именно с этой помощью народа Всеволод Большое Гнездо победил гордых и могущественных «сильных мира сего», которые противостояли простым людям. Он положил конец всяким притязаниям бояр, враждебным всякой власти, которая поддерживала народ. Он заслужил любовь землепашцев и другого трудящегося люда тем, что не позволил, чтобы ни одним городом или регионом управляли бояре, и послал своих верных слуг управлять ими, а сам каждый год вместе с членами своей семьи и доверенными лицами ездил ежегодно в разные места смотреть, что происходит, и лично отправлять правосудие всем. Эти верные слуги сильно отличались от бояр; они были такими же подданными владимирского князя, как и остальной народ. Им было выгодно укреплять и поддерживать правящего князя – уроженца этих мест.

Во Владимирском княжестве вся социальная структура была построена на земле. Интересы всех совпадали. Все от мала до велика – земледельцы, ремесленники, духовенство, купцы, воины и сам князь образовали одну крепкую державу, которой стала Великая Русь. Когда Всеволод Большое Гнездо в конце своей жизни столкнулся с противодействием своего сына Константина и принял решение все радикально изменить, то обратился к народу за поддержкой. Ему нужна была сила всей русской земли как единого целого. Он не стал собирать одних лишь бояр для решения вопроса такой важности, не обратился только к своим доверенным лицам; он созвал и бояр, и купцов, и людей всех сословий. Такое единство князя и народа, которым он правил, было подтверждено целованием креста и стало залогом будущего единства и последующего величия. Этот союз был особенным и стал главной силой Великой Руси. Эта черта была характерна не Ростову и Суздалю, где благодаря связям с Великим Новгородом с древних времен боярский дух был все еще силен; не самым древним городам принадлежала эта особенность, а тем, что возникли позже, и больше всего – самым молодым, так как эта особенность во многом зависела от общего успеха, достигнутого не сию минуту, а медленно, с болью и огромным трудом князьями Владимирскими, а позднее – Московскими.

Сначала, когда во Владимире вводили новый тип правления на смену старому боярскому порядку, люди, отодвинутые от власти и изгнанные из нее, противодействовали этому всеми возможными способами. Они жаловались на княжеских представителей и слуг, придумывали едкие поговорки, критикующие эту новую систему. В то время никто из могущественных людей – сторонников древнего порядка не мог примириться с новым, и некоторые из них уезжали из страны. Но во времена Даниила – сына Александра Невского, когда Москва начала возвышаться, главной характерной чертой Москвы – будущей столицы Руси – стала полная солидарность князя и народа и преданность народа воцарившемуся княжескому роду. Несгибаемые, трудолюбивые, упорные и миролюбивые люди были рады иметь своим князем в Москве и ее окрестностях самого младшего сына Невского, которому было всего лишь два года, когда умер его отец. Этот край пригласил новых поселенцев, которые приезжали в большом количестве со всех сторон, потому что там были мир и порядок, тогда как на севере и юге – беспорядки и неразбериха. Эта репутация мирного и спокойного места была в то время огромным преимуществом Москвы, где Даниил, который один из всех братьев унаследовал «священные добродетели» своего отца, правил тихо и незаметно.

После смерти Невского в 1263 г. начался страшный период, когда князья боролись за владение Владимиром. Преемником Невского стал его брат Андрей, который прожил всего несколько месяцев. Потом великим князем стал брат Андрея – Ярослав Тверской. В первые годы его правления новгородцы оказались вовлечены в тяжелую войну с датчанами и ливонскими рыцарями. В эти тревожные годы они жили в мире с Ярославом, но в 1270 г. они восстали против него, и он был вынужден просить поддержки у монголов. Те пообещали помощь и послали немалое войско, когда благодаря влиянию брата Ярослава Василия оно было внезапно отозвано. И тогда великий князь со своими воинами пошел в одиночку на Новгород, но по просьбе митрополита Киевского он заключил мир с мятежными боярами.

В 1272 г. Ярослав умер, и его преемником стал Василий, который после этого прожил чуть менее трех лет. Тогда великим князем стал сын Невского Дмитрий. Пока княжество таким образом переходило из рук одного князя в руки другого, монголы вовсю пользовались ссорами между князьями, неразберихой и беспорядком, вызванными постоянными переменами. Они грабили близлежащие провинции и в 1278 г. сожгли Рязань.

В 1281 г. брат Дмитрия Андрей составил против него заговор и, приехав в Орду, получил благодаря подкупу и лести титул великого князя. Из Сарая было послано войско, и зависимым князьям было велено присоединить свои дружины к войску Андрея и выступить против Дмитрия, но они отказались. Из-за этого отказа воины Андрея утратили храбрость и дезертировали, а сам он бежал. Тем временем монголы разграбили Муром и много других городов. Переяславль оказал сопротивление и был жестоко наказан: он был разграблен, а большинство его жителей были перебиты.

Тогда Андрей поехал в Сарай во второй раз и привел против Дмитрия войско; Дмитрий бежал в Псков, и монголы посадили Андрея на владимирский трон. И снова русские города подверглись грабежам. Очень пострадали Суздаль и Москва: их церкви были ограблены, а драгоценные сосуды разбиты. Если люди оказывали сопротивление, их убивали. Дмитрий, изгнанный из Владимира, хотел вернуться в свою столицу Переяславль, но подвергся нападению войска Андрея и бежал в Тверь, где Михаил помирил братьев, и Дмитрий после трех лет борьбы за свое кровное пообещал оставить все притязания на великое княжество. Вскоре после этого он заболел и умер (1294 г.).

В эти тревожные годы Москва медленно набирала силу и влияние. Даниил, прозванный людьми, которым нравилась его мирная и спокойная жизнь, Святым Даниилом, был первым князем Московским – ее первым настоящим наследником, основателем московского княжеского рода – и заложил основы величия этого города. Самый младший сын Невского получил самую маленькую долю наследства, но хотя никто не мог и мечтать об этом во времена княжения Даниила, ей было суждено превзойти по славе и значимости любую другую столицу на Руси. Владимир, Киев и Новгород – все они померкли перед Москвой. После того как Даниил присоединил к своей столице населенные пункты на границе ее земель и Переяславль, его княжество по своим размерам и хорошо налаженному порядку превзошло всякое другое. Он не был великим князем; слава его имени, которая передавалась из поколения в поколение, была не в звучном титуле или могучих подвигах. Все его правление прошло в сравнительно мирной обстановке, но особенно ему выпала честь поддерживать прославленную память о его предках, чтобы их слава не померкла среди русских до самых отдаленных поколений. Его славное имя навсегда связано с Москвой. Пока его братья боролись друг с другом и со своим дядей за Великое княжество Владимирское и титул великого князя, ни один из них не оставил постоянного наследства своим детям, и никто из них не стал известным. Даниил, которого называли просто «московский князь», объединил все княжество вокруг своего малозначительного тогда городка и собрал такое наследство для своих потомков, что не только его внуков и правнуков, но и его собственных детей называли князьями всея Руси.

Мы немногое знаем о Данииле; факты его биографии нельзя найти в летописях. Он стоит в ряду самых лучших князей – человек, который трудился в мрачный период монгольского ига.

Труды Даниила продолжил его сын Иван по прозвищу Калита (кошель). Подобно своему отцу, который собрал вокруг Москвы целое княжество и его резиденция стала столицей будущей империи, Иван начал собирать вокруг Москвы все разрозненные земли, и при нем город стал центром Великой Руси, ее истинной столицей, а Владимир утратил свое значение. И хотя Иван не имел великолепных достоинств своего отца, он в большей степени, чем любой из его братьев, был на него похож. Будучи прихожанином церкви, он любил дом и был бережливым – последнее он довел даже до крайности. Его предшественники воевали за великое княжество, но Иван предоставил это своему брату Юрию, а сам улучшил то, что оставил ему отец. На то, что находилось за пределами Москвы, Иван не обращал внимания. На протяжении двадцати пяти лет его имя редко упоминалось. В это время он трудился над наследством, оставленным Александром Невским, и укреплял его. Одной из его огромных заслуг было избавление всего княжества от воров, злоумышленников и грабителей. Такого порядка, как в Москве, не было в то время нигде, и город разросся благодаря иммиграции и в других отношениях больше, чем другие города.

Помимо других преимуществ, центральное расположение этого княжества было для него огромным плюсом. В нем дороги пересекались во всех направлениях. У его границ начиналась обширная водная система. Ремесленники, торговцы и самые разнообразные люди охотно приходили и селились в Москве. Земледельцам было выгоднее жить там, чем в местах, разрываемых междоусобицами. Вот поэтому Москва сложилась из людей со всех уголков Руси. Рядом с Москвой была Тверь, но она была не такой сильной, и порядка в ней было меньше. Новгородские беспорядки отчасти ощущались и в Твери, и она подвергалась нападениям из Литвы. Более того, этот город отличался почти фривольным и дерзким поведением по отношению к монголам, так что Москве от монголов было меньше опасности. Все вместе эти причины делали Тверь менее желанным объектом для иммиграции, чем Москву.

В 1304 г. умер брат Невского Андрей. После его смерти два человека стали соперничать за титул великого князя. Сын Даниила Юрий благодаря славе своего деда Невского и недавнему возвышению Москвы, в которой он правил вместе со своим братом Иваном, считал себя старшим. Но на самом деле старшим – если уж решающим фактором было происхождение – был Михаил Тверской, самый младший брат Александра Невского. И Юрий, и Михаил поторопились занять трон Владимира, и каждый старался склонить Новгород на свою сторону. Михаил спешно поехал в Орду, чтобы получить разрешение на княжение, но обнаружил, что Юрий его опередил. Бояре умершего великого князя Андрея склонялись в пользу Михаила, и люди, служившие у Андрея, были убеждены, что трон достанется их кандидату. Но занять Владимир удалось Юрию, а Новгород разделился. И хотя в этом городе было много сторонников Юрия, он не отверг Михаила. Новгородцы заявили обоим кандидатам, что примут князем того, кто получит разрешение хана. И все же они шептались насчет Михаила. Зачем он послал людей в Новгород, если у него нет подтверждения от хана?

Митрополит Максим состоял в дружеских отношениях с Михаилом; он почитал вдову Ксению – мать Михаила, как одну из избранных Богом женщин, и уважал жену Михаила – княгиню Анну за ее многие христианские добродетели. Юрий казался ему не таким удачным кандидатом в князья по сравнению с более старшим Михаилом. Видя общие передвижения воинов и полков с обеих сторон, он сильно встревожился и, желая согласия, не только пригрозил Юрию, но и упросил его заключить мир. Митрополит считал, что одержал победу, но он не знал Юрия, который никогда не оставлял своих взлелеянных притязаний. Он не давал слова, что не поедет в Орду. Когда митрополит попытался получить у него такое обещание, Юрий ответил: «Я еду в Орду не за жалованной грамотой, а с другой целью».

Этот хитрый князь, честолюбивый и беспринципный, не останавливался ни перед чем, чтобы обрести власть, которая была ему дороже всего. Он прекрасно знал, что Орда всемогуща, а хан был хозяином Руси. Слово хана было его мечом, и в этот меч Юрий непоколебимо верил и использовал все средства, чтобы завладеть им; вот почему он отправился в Сарай. Когда он был в пути, сторонники Михаила чуть было не схватили Юрия. Однако он скрылся и окольной дорогой благополучно добрался до Орды, правда с большим трудом.

Монгольские магнаты очаровали князя своей готовностью пировать и дружить с ним. «Дай больше, чем Михаил, и ярлык (жалованная грамота) будет твой», – сказали они. И князья старались превзойти один другого, одаривая ханских жен и фаворитов, а также ордынских магнатов. Однако оказалось, что у Михаила больше золота на такие траты, чем у Юрия. Юрий остановился, пошел к Михаилу и сказал: «Давай не будем больше соперничать. Я не хочу погибели моей вотчины. Пусть Владимир будет твоим». Вскоре после этого хан дал ярлык на княжение Михаилу, который вернулся на родину восемь месяцев спустя.

Пока князья были в Орде, на Руси возникло большое оживление. Брат Юрия Борис, отправленный им для захвата Костромы, был схвачен и отвезен в Тверь. Новгородцы изгнали бояр Михаила, которые укрепляли Торжок, а затем планировали напасть на Переяславль и отделить его от Москвы. Московский боярин Акинфий поссорился с боярином Родионом Несторовичем, который приехал из Киева в Москву с семьюстами приверженцами и получил первое место на службе; Акинфий, разгневавшись, уехал из Москвы искать лучшее место для себя и нашел его у тверского князя, который сделал его первым среди бояр. Акинфий помогал планировать военный поход и возглавил войско, посланное в Переяславль. Но в Твери было много доброжелателей Москвы, которые предупредили об авантюре Акинфия. Войско, которое Иван спешно вывел из Москвы, добилось победы. Войско Акинфия было разгромлено, а сам он погиб в бою; вместе с ним пали его зять и много воинов. Его сыновья Иван и Федор бежали в Тверь с несколькими слугами. Когда Родион Несторович, сохранивший свою главную роль в этом беспощадном и решительном сражении, покидал поле боя, он поднял голову соперника на острие копья и показал ее Ивану Московскому. Имя Ивана, упомянутое в этот раз, не встречалось ранее в русской летописи и после этого не встречалось еще долгое время. В ссорах с Тверью и Владимиром отличился не Иван, а его брат Юрий.

Возвратившись из Орды, великий князь Михаил поселился в Твери и правил и Великим княжеством, и Новгородом через своих наместников. Он не мог не отомстить за своего главного боярина Акинфия. В войне с Москвой великий князь задействовал все войска, какие смог собрать. Но у него не было силы, способной подчинить себе Москву. Ни у одной из противоборствующих сторон не было достаточно сил, чтобы нанести поражение противнику; одна сторона была вынуждена отступить, а другая – позволить ей уйти безнаказанно. Казалось, что Михаилу, как великому князю, осталось лишь править да мирно жить. У него не было врагов, кроме Юрия, который хоть и заключил мир с Михаилом, но не признавал его главенства и, более того, напрямую ставил под сомнение его положение. Причин и объяснений этого было много. Юрий не только не уступил спорные пограничные земли с Тверью Михаилу, но и вдобавок захватил еще и другие. Михаил беспрестанно жаловался на то, что Юрий отнимает у него тверские земли, тогда как он, Михаил, не ищет других земель, за исключением тех, которые принадлежали Твери при жизни его отца. Юрий не давал покоя своему сопернику ни в Новгороде, ни во Владимире, затевал нескончаемые открытые и тайные интриги против него через своих приверженцев в этих двух городах и пытался всячески подрывать его власть. Новгород, как обычно, разделился, в городе друг с другом воевали группировки. Одни были за князя, а другие требовали его изгнания и хотели нового князя.

Юрий и Иван правили вместе в Москве и не давали высказываться своим братьям. Было очевидно, что Юрий намерен посадить своих младших братьев в других княжествах. С таким намерением он отправил Бориса в Кострому, когда того захватили тверичи. Кроме Костромы, был еще только Нижний Новгород, но вообще Юрий клал глаз на любое место, которое можно было захватить. Его не волновали вопросы деликатности в обращении с князьями, и вскоре разгорелась ссора в отношении Нижнего Новгорода. Так как Михаил был терпелив, на дерзость Юрия в течение некоторого времени он смотрел сквозь пальцы; но чем больше Михаил уступал, тем больше требований предъявлял к нему Юрий. Их сила могла показаться равной, но Москва настолько превосходила Тверь, что тверской князь даже вместе с Владимиром не был сильнее ее.

В 1308 г., через три года после своего первого нападения на Москву, Михаил из-за Новгорода был вынужден во второй раз взяться за оружие против Юрия. Эта кампания проводилась всеми силами, которые великий князь сумел призвать к себе на помощь, и было большое сражение. Потери были большие, но снова Михаил не сумел взять Москву и возвратился в Тверь без победы.

Положение Михаила в Новгороде было непростым. Между Новгородом и Владимиром были старые нерешенные пограничные вопросы, равно как и между Тверью и Новгородом. Если Михаил принимал решение в пользу Твери, то Новгород становился его врагом. Если же он соглашался на требования Новгорода, то приводил в негодование Тверь. Зная об этом затруднении, Юрий распалял врагов Михаила в Новгороде и поддерживал требования этого города.

Хан Золотой Орды Тохта (Туктай) умер в 1312 г., и его преемником стал Узбек-хан – первый монгольский правитель Руси, принявший ислам, хотя он был больше монголом, чем последователем Магомета. И снова все князья должны были посетить Сарай и склониться перед ханом. Михаил Тверской прибыл в Орду раньше всех остальных. Его сопровождал митрополит Руси, который вскоре получил разрешение уехать на родину. Он вернулся во Владимир, прежде чем кто-то начал его искать, но его друга Михаила ждали до тех пор, пока уж и перестали рассчитывать на его приезд. Прошел год, начался второй. Однако наконец его поездка благоприятно завершилась. Узбек утвердил его на великокняжеском троне и приказал Новгороду ему повиноваться, что должны были обеспечить ордынские воины, немедленно посланные ему в поддержку. Вместе с Михаилом из Орды поехали три «султана» (военачальники) Тайтмар, Матрожа и Индий. А своевольному московскому князю, который во время отсутствия Михаила сам себя сделал хозяином Новгорода, пригрозили гневом хана, и он был призван в Сарай отвечать на обвинения Михаила. Юрий немедленно выехал из Новгорода, оставив своего брата Афанасия и Федора Ржевского вместо себя управлять городом. Новгородское посольство поехало в Орду на помощь Юрию. Эта поддержка была особенно ценна для него, так как народ никогда не посылал своих представителей с пустыми руками вести дела; они рассыпали золото и серебро, пока это было нужно. По силе денег ни один город в те времена не мог сравниться с Новгородом. Юрий хорошо знал, как вести дела с монголами. Магнаты Золотой Орды очень понравились ему в дни его самого первого приезда туда благодаря своей готовности пировать и веселиться вместе с ним. У него были друзья и союзники в Орде во время правления Тохтахана, но так как он обещал новгородцам освободить их от Михаила, то у него было гораздо больше влияния, потому что новгородская щедрость была безмерна. Он получил достойную помощь в дороге и уверения в помощи в будущем, когда бы в ней ни возникла нужда и в любом необходимом объеме, если только желание Новгорода будет выполнено. Юрий был уверен в успехе. Когда он въехал в Сарай, все, казалось, ему благоприятствовало. Во-первых, его враг – князь Михаил, который во время правления Тохтахана соперничал с ним за Великое княжество и получил ярлык на княжение, в Орде не пользовался популярностью, так как не завел ни с кем близкой дружбы. Он не умел добиваться благосклонности монголов. Будучи мягким и степенным, он не вызывал уважения своей покорностью. Его воздержанная, размеренная жизнь была неприемлема для монголов. С другой стороны, Юрия любили и его старые, и его новые друзья. Кавгадый был самым проницательным из монгольских магнатов и пользовался полным доверием хана; с этим человеком Юрий особенно тесно сдружился. Вскоре и сам хан стал очень милостив к Юрию, который не только в Орде, но и в ханской семье чувствовал себя как дома. Без него не устраивали больших пиров. В 1297 г. он женился на ростовской княжне, но теперь уже был вдовцом. Вскоре всем высокопоставленным монголам стало известно, что любимая сестра хана по имени Кончака собирается за Юрия замуж. Узбек позволил ей принять христианство, и при крещении она получила имя Агафья.

Юрий оставался в Орде около двух лет. Пока он был там, его брат Афанасий и Федор, посаженные им в Новгороде, воевали с Михаилом, который отправился в поход на Новгород и вступил в сражение с новгородским войском у Торжка весной 1316 г. Новгородские воины были отборными, и численностью немалой, но они принадлежали к партии бояр, так как народ не захотел участвовать в этой войне. Они потерпели поражение и были вынуждены искать убежища за стенами Торжка.

Тогда Михаил послал к ним гонца с такими словами: «Выдайте мне князей Афанасия и Федора, и будет мир». «Мы умрем за Святую Софию с честью, – был ответ. – Мы не выдадим тебе этих князей». Тогда Михаил послал гонца второй раз: «Выдайте мне одного Федора». Сначала они отказались, но в конце концов выдали его Михаилу, и был заключен мир.

Но вскоре разразилась новая война, которая тянулась целый год, если не дольше. Михаил отправил в Новгород своих посадника и чиновников, но горожане выгнали их, и война продолжалась, пока Юрий отсутствовал и договаривался с Узбеком. Новгородцы обвинили Михаила в измене. Дань, которой Михаил обложил Торжок, не была выплачена, и новгородцы обвинили его в удержании заложников и захвате их людей вместе с оружием и лошадьми. Они отправили посольство к Юрию, но воины-тверичи перехватили этих посланников и задержали их. Новгородцы жаловались на то, что после ухода Михаила от Торжка они послали к нему просьбу через своего епископа освободить задержанных им новгородцев, но он отказался сделать это. Тверичи в ответ указали на несправедливость Новгорода. «Зачем посылать гонцов к Юрию в Орду и разжигать гнев хана против Твери, Пскова, Ладоги и других мест? Почему новгородцы во время вече сбросили Базока в реку, объявив его лазутчиком от князя Михаила? И почему был убит Даниил Писцов?»

И снова Михаил пошел войной на Новгород, но на этот раз он сильно пострадал, хоть и не понес поражения. Подойдя к городу на расстояние пятидесяти верст и обнаружив, что из Пскова, с Ладоги и из других мест пришли люди, чтобы оказать поддержку Новгороду, он отступил. При отступлении его войско заблудилось среди озер и болот, и его воины были вынуждены из-за голода есть собственных коней и даже сыромятную кожу со своих щитов. Многие умерли от голода и холода; те, которые выжили, вернулись домой в жалком состоянии.

Но этот неудачный поход не оказал на Михаила такого влияния, как весть из Орды, которая заставила его помириться с Новгородом, простить ему все долги и вернуть пленных и заложников. Новгород, со своей стороны, обязался перестать поддерживать Юрия и не принимать участия в ссорах между двумя князьями. Весть, которая пришла к Михаилу, прежде чем он заключил мир, и о которой Новгород тогда не знал, потом стала известна всем. Ханский зять Юрий со своей княгиней выехал из Орды с ханскими полками и свитой монгольских магнатов. Они ехали снимать Михаила с его должности. Никто не сомневался, что Юрий – великий князь; об этом говорилось в сообщении, и первым, кто в это поверил, был Михаил. Он подождал дальнейших сообщений, но больше никаких вестей не было. От хана не было гонца, и от своих людей в Орде он не получил никаких писем. Но то, что произошло в лагере монголов и было объявлено всему миру, было невероятно, если только Юрий не получил ярлык на княжение.

Кавгадый послал своего помощника Телебугу в Новгород созывать всех воинов под знамена Юрия. Астробыл был послан на Волгу с такой же целью. Сам Кавгадый выступил со своим войском и частью войска Юрия. Они ожидали подкреплений и с севера, и с юга.

Боясь нападения на Тверь, Михаил укрепил оборонительные сооружения города и призвал других князей на помощь. Но в Ростове и Суздале, как и во Владимире, никто ничего точно не знал. Так что одни князья были за Михаила, другие присоединились к его противникам, а третьи оставались в нерешительности, какого князя поддержать, хотя Кавгадый приказал всем присоединяться к Юрию.

Михаил вышел с войском в сторону Костромы, но когда увидел войско Юрия, послал ему такое сообщение: «Если хан отдал тебе трон великого князя, я удаляюсь. Но не трогай мою вотчину».

Одной из главных обязанностей и отличительным правом великого князя было передавать хану всю дань, собранную князьями. За это великий князь нес прямую ответственность, и в вопросах, касавшихся этого, он вел себя по отношению к более мелким князьям так, как хотел. Они должны были иметь дело только с ним и не имели права являться в Орду со своей данью. Вот почему из-за этой дани шли бесконечные споры между великим князем и подчиненными ему князьями. Было почти невозможно разрешить вопросы, связанные с данью, которая была выплачена слишком поздно или слишком рано, не выплачена вообще, выплачена с избытком или недоплачена. Но Михаил в этом деле отличался, как отличался со всем, что требовало точности. Каждый пункт был записан. Сколько он получил от того или иного князя, было тщательно записано и с точностью доставлено. Так что теперь, когда уступил свою должность великого князя, он счел своим долгом передать список всей дани, включая ту, которая еще не была доставлена в Орду. Все это было объяснено Кавгадыю и Юрию, и после этого Михаил уступил великое княжество и дань Юрию.

«Я буду жить в своем городе, – сказал он, – только оставь меня в покое». Так вопрос был решен, и Михаил на глазах врагов распустил основное войско, уйдя в свой родной город лишь с небольшой свитой. Тем временем Юрий не стал распускать своих воинов, а укрепил свое войско. Суздальские князья встали на сторону Юрия. Теперь Юрий ушел в Москву, а вместе с ним поехала и его княгиня Кончака, как люди продолжали звать ее. Все лето Михаил был занят укреплением Твери. Ближе к октябрю на него пошли войной Кавгадый и Юрий. Все Поволжье присоединилось к Юрию. Новгородцы должны были находиться в Торжке, чтобы действовать против Михаила.

Когда войско Юрия дошло до границ тверских земель, он принялся жечь города и брать пленных. Избегая столицы, он набросился на тверские владения за Волгой. И тут Михаил потерял терпение. Тверичи всегда были известны своей ненавистью к монголам. Сыновья, бояре и воины Михаила – все требовали начать войну, и он не мог унять их. «Ты не можешь, – сказали люди, – не выступить против Юрия. Мы готовы положить свою жизнь в этой войне».

Михаил и его войско сошлись с противником в сорока верстах от Твери 22 декабря 1317 г., и Юрий понес тяжелое поражение. Он бежал в Торжок с немногими слугами, а затем в Новгород. Его лагерь вместе с палатками был захвачен победителями. Они захватили княгиню Юрия Кончаку и его брата Бориса. Когда Кавгадый увидел, что сражение проиграно, он сдался Михаилу, на котором доспехи были порублены и искромсаны, но на теле не было ни одной раны.

Радость победителей была безгранична ввиду множества пленных. Но эта радость уменьшилась оттого, что в сражении погибло много монголов. Теперь люди узнали, хотя могли бы и раньше догадаться, что этот конфликт Юрий и Кавгадый затеяли без ведома хана и не по его приказу. Что они могли сделать в Твери с пленными? Михаил поселил Кончаку в своем дворце со всеми почестями и оказывал ей всяческое внимание. Кавгадыю и его приближенным тоже были оказаны всяческие почести: вручены подарки, устроены пиры. Монголы льстили тем, кто их развлекал, и восхваляли их щедрость, но это никого не могло обмануть. Они помнили, какие богатства потеряли в сражении и сколько пленных взято из их войска, и по их глазам было видно, что в их душах затаилась месть, пока они славословят.

Той зимой как раз перед Великим постом Юрий повел новгородцев против Михаила, который, не желая устраивать еще большее кровопролитие после своей недавней победы, вышел к нему навстречу, помешал Юрию переправиться через Волгу и послал ему такое сообщение: «Мы должны поехать к хану. Зачем воевать перед этим?» Юрий ответил дерзко, но в конечном счете согласился, что им обоим следует отправиться в Орду и попросить хана рассудить их. Михаил заявил, что Кончака и Борис будут немедленно выданы Юрию, и противники разошлись не сражаясь.

Но у Михаила случилось страшное несчастье: в его дворце умерла Кончака, и распространилась весть о том, что ее отравили. Гроб с телом этой несчастной женщины был отвезен из Твери в Ростов и передан родственникам Юрия. Михаил был придавлен горем. Злой рок, казалось, преследует его в его борьбе с Юрием.

Узнав, что Михаил готовится к поездке в Сарай, Кавгадый настоял на том, чтобы Юрий поспешил и опередил тверского князя, и в доказательство важности такой поездки он поторопился уехать сам. В пути он посоветовал Юрию собрать как можно больше людей тех князей, у которых были разногласия с Михаилом в вопросе выплаты дани, чтобы их можно было привлечь для дачи показаний против него.

Михаил прекрасно понимал, какое серьезное дело ему предстоит, так как в Орде было известно, что Кавгадый всегда представлял его хану в ложном свете, и сообщения об этом доходили до Михаила. Наконец к концу лета он понял, что не должен дольше мешкать. Во Владимире он встретил посла Ахмыла, от которого надеялся узнать что-нибудь о том, что происходит в Сарае. Ахмыл посоветовал поспешить; он не дал точной информации, только шепотом сообщил ему о надуманных обвинениях Кавгадыя. «Будь там еще до конца месяца, – сказал он. – Кавгадый сообщил, что ты не приедешь». Бояре отговаривали Михаила ехать; его сыновья сказали: «Пошли нас». Князь заколебался. «Один из твоих сыновей уже там, – сказали бояре. – Пошли еще одного сына». «Послушай нас, – умоляли сыновья. – Не езди. Тебя оклеветали. Отправь нас. Приедешь тогда, когда гнев хана уляжется».

Михаил долго размышлял. Наконец он сказал: «Хан не просил, чтобы приезжали вы. Он хочет мою голову. Если я не поеду, моя вотчина будет захвачена и много христиан погибнет. Я же и так когда-нибудь умру. Лучше умереть сейчас и спасти других». Он объяснил, как хочет разделить свою вотчину, дал советы сыновьям, написал завещание и простился с ними. На протяжении всей поездки в Орду он был мрачным и подавленным. Он был готов излить душу Узбеку, веря в его справедливость. И не сомневался, что хан был бы милостив, если бы только узнал обстоятельства ссоры. Но узнает ли о них хан?

Михаил добрался до Сарая и узнал, что хан Узбек в отлучке, и ему пришлось проехать еще тысячу верст, чтобы найти его у устья Дона на берегу Азовского моря. Сын Михаила Константин, который был до этого в Сарае, не мог дать своему отцу никакой информации, за исключением той, что одна из ханских жен имеет добрый характер; он нанес визит и понравился ей. От своих бояр, находившихся с Константином в Орде, он узнал, что хан не говорил о нем ничего плохого. В Орде все принимали его подарки благосклонно, но он не смог узнать ничего важного.

Наконец настал день, когда он должен был склониться до земли перед ханом Узбеком. Он не увидел никакого неудовольствия на лице хана; он казался таким же дружелюбным, как и тогда, когда дал ему ярлык на княжение; он не был ни добрым ни злым. В Орде было то же самое: ни добрый ни злой. Между собой он и Кавгадый или Юрий не проявляли друг к другу знаков внимания. Вся Орда была на их стороне, как показалось Михаилу. Все подтверждало слова его друзей, что Кавгадый всегда очернял его. Также говорили, что близкие хану люди неоднократно говорили ему о необходимости судить тверского князя. Когда хан пообещал сделать это, а потом забыл, они напомнили ему, что это дело важное и его не следует откладывать, что государство становится сильным путем демонстрации покровительства хорошим людям и наказания плохих.

Михаил прожил шесть недель в тревоге и ожидании суда. Потом его вызвали выслушать приговор. Хан, который так же много развлекался, как и занимался делами, готовился к большой охоте на Кавказе и в Закавказье. Удовольствие, как оказалось, совпало с политикой. Некоторые говорили, что он берет ордынское войско на большую охоту, а затем пойдет воевать на персидскую границу. Во всяком случае, перед отъездом он пожелал уладить некоторые вопросы, которые вызывали у него досаду, и внезапно сказал своим магнатам: «Судите Юрия и великого князя, а затем озвучьте ваше решение. Того, кто прав, я награжу, а виновного накажу». Это-то и было нужно Кавгадыю.

На следующий день позвали Михаила. Много жалоб прозвучало в его адрес: он утаивал ханскую дань; он отправил свои богатства в Ливонию; он просил помощи у папы римского; он занимал деньги у сборщиков налогов и князей и не вернул их; он был грабителем; он был несправедлив к подчиненным ему князьям – это, вероятно, относилось к Новгороду. Затем настала очередь двух крупных преступлений: он отравил Кончаку и воевал против ханских посланников.

Ордынские вельможи слушали дело; перед ними было большое количество жалоб. Кавгадый и Юрий были и среди судей, и одновременно свидетелями. Когда Михаил представил строгие отчеты о дани и списки того, что было взято у каждого отдельного лица, они вскричали: «Ты высокомерный и непокорный; ты оскорбил посланника хана Кавгадыя и воевал с ним; ты утаивал ханскую дань и отравил княгиню Юрия; ты разбил ханских магнатов». «Я повиновался хану, – ответил Михаил, – и повинуюсь ему сейчас; я отдал точно всю дань. Ханский посланник напал на меня с войском, а я был вынужден защищаться. После этого я воздал ему почести и преподнес дорогие подарки; я простился с ним, одарив его и выразив ему свое уважение. Я не убивал княгиню Юрия; ее смерть была естественной».

Когда суд закончился, результаты были представлены хану. Хан Узбек ждал. «Князь Михаил, – сказали судьи, – достоин смерти, но теперь твое слово. Все будет сделано, как ты захочешь». И они изложили главные его проступки. Хан приказал провести новый суд и тщательно доискаться правды еще раз. Судьи были смущены и покорно удалились. Но, придя позже к хану по совету Кавгадыя, они сказали: «Михаил достоин смерти. Если ты повелеваешь пересмотреть решения суда, то он должен предстать перед нами в кандалах. Мы не потерпим, чтобы тебе было нанесено оскорбление! Твои слава и честь касаются нас, о, хан, и всего народа». Кавгадый добавил: «Дело Юрия и Михаила мне прекрасно известно, я знаю всю правду». «Поступай как хочешь, – ответил Узбек, немного подумав. – Но суди справедливо и приходи ко мне потом».

Михаила судили точно так же, как и в первый раз, и воинам было приказано увести осужденного. Второй суд состоялся в пятницу и длился до позднего вечера. Судьи пошли прямо к хану Узбеку. «Мы и на этот раз считаем Михаила достойным смерти», – сказали они. «Если ваше решение справедливо, – сказал Узбек, – поступайте, как решили». Теперь судьи старались ускорить казнь, но Узбек отложил ее.

С момента второго судилища Михаил прекрасно знал, что его дело проиграно. Вернувшись в шатер, он повторил свои слова: «Мои дни рассеялись, как дым, и прошли, как видение». Два часа спустя на него надели тяжелые кандалы; его слуг выгнали; княжеское платье с него сорвали, а стража растащила его имущество. Так всегда поступали с осужденными. С ним остались только стражники, которые зорко следили за ним. В воскресенье он узнал, что Орда должна следовать за ханом на охоту на Кавказ, которая должна была проходить севернее и южнее Терека. В тот день на князя надели кангу – пыточный инструмент и указатель чудовищного злодеяния, позаимствованный монголами у китайцев. Канга представляла собой два куска дерева и имела вид небольшого прямоугольного стола. В центре было вырезано одно круглое отверстие для шеи, а два отверстия меньшего размера, с каждой стороны от него, для того, чтобы вставлять в них запястья жертвы. Эти деревянные бруски разнимали, запястья и шея фиксировались в отверстиях, а затем бруски соединяли и запирали на замок. К канге были присоединены цепи, держась за которые охранники вели пленника. Так несчастного Михаила вели позади ханского войска, и на протяжении двадцати пяти дней он шел, подвергаясь этой чудовищной пытке.

Охота – любимое развлечение монгольских ханов – обычно продолжалась месяц-другой, в ней поразительно проявлялся их характер. Вся Орда была в движении. В этом колоссальном зрелище-увеселении часто участвовали две-три тысячи человек. Каждый участник ехал на своем самом лучшем скакуне в своих лучших одеждах; бесчисленные повозки везли товары из Греции, Индии и других далеких стран. Все предвкушали большое удовольствие, и повсюду была видна роскошь. Пустынные степи заполнялись людьми; определенные места в них превращались на пару дней в многолюдные города, и кругом царили шум, веселье и суматоха. Михаил плелся позади этой огромной армии искателей удовольствий, так как в его случае хан Узбек не вынес смертного приговора. Огромную часть пути несчастного пленника гнали пешком. Время от времени кангу снимали, но тогда надевали тяжелые цепи. Охота длилась долго и протянулась далеко за Терек к горам и Каспийскому морю.

Когда решение судей было, наконец, утверждено ханом, и казнь оказалась скорой. Кавгадый 22 ноября 1318 г. увиделся утром с ханом Узбеком и получил приказ казнить Михаила. Ближе к полудню, когда князь, смертельно уставший от жизни, повторял пятьдесят пятый псалом «Сердце мое томится, и ужасы смерти объяли меня», к нему прибежал слуга и закричал: «Кавгадый и Юрий идут сюда с людьми». «Я знаю, зачем они идут», – сказал Михаил.

Два человека остановились на рыночной площади на расстоянии броска камнем от палатки пленника, и Михаила вызвали наружу. Палачи схватили его и швырнули на землю, но он быстро вскочил. Они снова швырнули его и стали бить кулаками, а затем топтали до тех пор, пока он не испустил дух. Тело оттащили в степь да там и оставили. Юрий пошел посмотреть на тело. «Чего ты смотришь? – спросил с упреком Кавгадый. – Он был тебе как отец. Прикажи прикрыть тело». Один из людей Юрия снял с себя верхнюю одежду и накрыл тело. Вскоре после этого пришли слуги Михаила, привязали тело к доске и по приказу Юрия повезли его в Москву.