Если бог — тот, кто обладает абсолютной властью над нами, то в этом мире много богов. Те, которых мы выбираем, и те, которых не избежать; те, кому мы служим с охотой, и те, кто открывает охоту на нас; богами становятся мечты, прошлое, ночные кошмары. Чем я старше, тем мне яснее, что я знаю далеко не всех богов, и все равно приходится быть начеку, чтобы они не воспользовались мною, или я потеряю их, сама того не понимая.

Взять деньги: бабушке бабушки моей бабушки, канака маоли, не было никакого толка от бумажек с печатными изображениями чужедальних хоуле. Деньги ей были ни к чему. Ей нужна была пища, которую давала земля, лекарства, которые давала земля же, дом на этой земле и понимание собственного места в мире. То, что возделывали и запасали. Но корабли из далеких портов привезли в своем чреве нового бога, от дыхания этого бога вскакивали мокнущие волдыри, целые поколения горели в лихорадке, пальцы у этого бога были как ружья, а голос звучал как договоры, дожидавшиеся, когда их нарушат. Этого бога звали “деньги”, он был из тех, кто охотится за людьми, предъявляет требования и хватает так цепко, что Ветхий Завет писается от зависти.

В конце концов нас заставили поклоняться этому богу, хотим мы того или нет. Мы с твоим отцом до сих пор ему поклоняемся.

Взять язык: олело гавайи не имел письменности, его передавали из уст в уста, в нем было меньше букв, чем в английском, который вскоре заглушил его своим ревом, однако же в нем было куда больше маны Гавайев, чем в любом чужом языке, как его ни ломай. Что прикажете делать, если поно, целебное слово, сильное слово — слово, которое заключает в себе и чувства, и отношения, и предметы, и прошлое, и настоящее, и будущее, тысячи молитв разом, слово, которое стоит восьмидесяти трех слов английского языка (добродетель, мораль, процветание, превосходство, ценности, ресурсы, удача, необходимость, надежда и так далее и тому подобное), — запрещено? Когда запретили наш язык, олело гавайи, запретили и наших богов, и молитвы, и идеи, и сами острова.

Взять тебя, сынок. Ты не бог, но через тебя проходит что-то такое, что вполне может оказаться богом. Возрождает ли оно то, что было раньше, или строит новое? Не могу сказать.

Но когда ты вернулся из Портленда с разбитой надеждой, я сделала все, что могла, чтобы тебе помочь. Трудно советовать в том, чего не чувствуешь сам, а на современных Гавайях я слишком часто не чувствую ничего. Но когда ты рядом, я все же смутно чувствую что-то. Нечто яркое, теплое, открытое, и я ощущаю его точно нежную волну, за которой миллионы фунтов мощи океана.

Потому-то я и посоветовала тебе съездить в долину, да-да. Я поверила в то, что ты чувствуешь, в то, что, последовав за этим чувством, ты раскроешь таящееся в тебе. Видишь? Надежда тоже может быть богом. Ей тоже можно молиться.