Часть третья

Глава 1

Ей снились странные сны в эту ночь. Впервые за долгое время не гнетущие, а просто пугающие. Обычно Мария видела невнятные картинки, сгустки тумана, сизый дым, очертания людей. Опасность чувствовалась, но не просматривалась. В эту же ночь Марии снились обычные кошмары. Кто-то выбивал дверь или хватал ее за ноги и утаскивал под землю. Она кричала от ужаса и просыпалась.

Странно, конечно, сравнивать два вида ужасных сновидений, и все же последние ей нравились больше. Они не удерживали в плену, не мучили. Они стремительно нападали, но Мария могла от них убежать.

Возможно, это экспериментальные таблетки запоздало подействовали?

Явившись на работу, Мария столкнулась в прихожей с физиотерапевтом.

– Володя, вы почему так рано?

– Гуля вызвала, – ответил тот. – У Василия Ивановича зашевелилась нога.

– Это же хорошо?

– Это просто здорово, – воодушевленно проговорил Владимир. – Я говорил, он у меня танцевать начнет, значит, так и будет.

– Я думала, он после приступа не выкарабкается.

– Иногда случается обратное – больные резко идут на поправку. В нашем случае так и произошло. Ура! – И, схватив свой медицинский чемодан, побежал в комнату старика.

Мария хотела пройти на кухню, чтобы побеседовать с поваром, но в гостиной ее перехватил Антон.

– Поговорить надо, – сказал он и повел Марию к лифту.

– Я кофе хотела выпить.

– Санти! – крикнул Антон. – Принесите два капучино в сад.

И вызвал лифт.

– Знаешь, кому батин брат завещал свое имущество? – выпалил Антон, едва они оказались в кабине.

– И кому же?

– Писающему мальчику.

– Фонтану? – На ум пришла достопримечательность Брюсселя.

– Забыла его, да? А меж тем он за тобой ухлестывал.

Они вышли из лифта, и Рыжов зашагал к дивану под пальмами.

– Кого ты имеешь в виду? – спросила Мария, когда они сели. Она на самом деле не понимала, о ком речь.

– Жора – писающий мальчик. Он тусовался с нами когда-то.

– Георгий Габуния? – Антон кивнул. – Его я, конечно, помню. Только никто его писающим мальчиком не называл, кроме тебя.

Жора появился в компании, когда Мария была влюблена в Антона по самые уши. То есть до того, как он познакомился с Жанной. Габуния был красив, умен, хорошо воспитан и невероятно щедр. Если он собирал гостей за столом, тот ломился. Когда приглашали его, что-то дарил. И это не на праздник, а просто так. Мужчинам вино, дамам цветы. Всем, без исключения. Говорил, в Грузии так принято. Правда, он мало пожил там. Родители Георгия переехали в Европу, когда тот еще был ребенком. Поколесили по разным странам, пока не осели в Брюсселе. А в Москве Жора стажировался. В компанию его привел один из лучших друзей Антона, но Рыжову Габуния не понравился. Причем настолько, что он на фуршете намеренно пролил на Жору пиво и начал называть его писающим мальчиком.

– Разве Габуния за мной ухлестывал? – спросила Мария.

– А кто тебя звал на свидания постоянно?

– Мы ходили с ним на концерты и выставки, в кино пару раз, в ресторан, но он всех звал, а получалось только у меня.

– Малышка Мари, ты такая наивная, – хохотнул Антон. – Он приглашал исключительно тебя. И то были свидания.

– Тогда почему Жора не сделал ни одного решительного шага?

– Робел.

Это ей было понятно. Сама годами топталась на месте. У нее с Жорой много общего. Не только любовь к русскому року, живописи Брейгеля и фильмам Эдриана Лейна. Еще неумение делать решительный шаг.

– Но вернемся к началу разговора, – проговорил Антон. – Мой дядя оставил деньги Жоре.

– Почему ему?

– И мне интересно. Я думал, Крокодил все фонду какому-нибудь отписал. Тем самым и нам фигу показал, и что-то доброе сделал. Так нет, конкретному человеку.

– Нашему Георгию Габуния или однофамильцу?

– Нашему.

– Откуда знаешь?

– Пробил.

– Зачем?

– Отец не давал покоя. Узнай, кто наследник, узнай. Пришлось воспользоваться кое-какими связями.

– Что Жора и Геннадий были знакомы, я в курсе, но…

– Стой! Откуда ты знаешь, что они были знакомы?

– Как-то мы с Жорой ходили на его лекцию в Центральный дом журналиста. Не говорила тебе, потому что вы уже были в ссоре с Геннадием Ивановичем.

– Крокодил обожал домжур. Особенно ресторан в нем.

– Мы там ужинали после лекции. Геннадий Иванович пригласил нас.

– Узнал тебя?

– Меня он узнал, да. – Когда Крокодил приезжал в Пакистан навещать брата, они виделись. – Но не сразу. Когда уже за столом сидели. Я косточку обсасывала, а он как закричит: «Ты та самая людоедочка! А я думаю, откуда мне знакомо твое лицо?»

Крокодил называл ее так. Людоедочкой. Мария любила кости и хрящики. Вгрызалась в них, мусолила. Пока была девочкой, ей это разрешали. Но как повзрослела, стали ругать. Мама Наташенька считала, что это не только некультурно, обсасывать кости, но и неприлично. Невинная Мария не понимала, почему. Но вынуждена была подчиняться. Однако любовь к косточкам никуда не делась. Урвав их, Мария убегала туда, где ее никто не видит, и наслаждалась поеданием. Крокодил как-то застал ее за этим. Умилился. И сделал несколько снимков на свой «Кенон». У Марии до сих пор хранится фотопортрет, на котором она бесконечно счастливая, хохочущая, чуть чумазая, держит в руках палочку. Всем, кто смотрел на этот снимок, Наташенька говорила, что ее дочь рисует грифелем. Им же она и перепачкалась. А на деле, – уронила кость, подняла, измазалась, а затем обсосала ее так, что та стала как карандаш.

– И что потом было? – нетерпеливо спросил Антон.

– Мы немого поболтали. Крокодил расхваливал Жору. Радовался тому, что мы вместе. Я не стала разубеждать его. Подумала, что Габуния представил меня своей девушкой, потому что стеснялся своего одиночества. Он ведь был старше нас.

– Значит, они знакомы уже лет пятнадцать, – задумчиво проговорил Рыжов. – Но на похоронах дяди Жоры не было. Я бы его заметил среди полутора десятков провожающих Крокодила в последний путь.

Им принесли кофе. Мария взяла его и отправила Санти обратно в кухню, чтоб та прибрала. Руслана приступила к готовке, так что грязная посуда уже имеется, да и пол нужно подтереть. Санти и так очень мало занималась наведением чистоты. Копила работу для приходящей два раза в неделю помощницы.

– Чем Жора занимался? – задал очередной вопрос Антон.

– У него была какая-то техническая специальность. Он проходил стажировку на локомотивно-ремонтном заводе.

– Значит, далек от журналистики. Как они познакомились? Почему подружились?

– Какая теперь разница?

– Даже мне интересно. А отец роет землю копытом.

– Да, я слышала, что оно зашевелилось, – ляпнула Мария. Получилось грубо, по-хамски даже. Она хотела извиниться, но Антон правильно воспринял ее фразу:

– Да-да. Старик рвется в бой.

– Это неплохо. Глядишь, встанет.

– Скорее, угробит себя. Мне к нему теперь охранника надо приставлять. Чтоб не давал с постели вставать. Свалится, переломает себе все. А то голову разобьет. Из лежачего положения нужно выходить постепенно, а отцу терпения не хватит.

– Далось ему это наследство.

– Да не говори! Квартира без ремонта да разваливающаяся дача. Но даже если бы хоромы, все равно… – Артем говорил сбивчиво. Было видно, что волнуется за отца, но ничего не может тому доказать. Все старики упрямы, а Чапай таким был всегда. – У меня полно денег, я могу купить если не все, то многое. Но отец хочет не недвижимостью завладеть, он жаждет справедливости.

– И что ты намерен делать?

– Есть у меня один план. Но осуществлять его или нет, я пока не знаю, потому что не владею достаточной информацией.

– Поделишься им?

– Нужно выкупить у наследника имущество моей семьи.

– Думаешь, Василия Ивановича это удовлетворит?

– Надеюсь.

– Тогда вступи в переговоры.

– А вот тут загвоздка. В завещании написано, что унаследованное имущество Георгий Габуния не может продать ни отцу, ни мне, ни нашим родственникам, ни (внимание!) доверенным лицам.

– У тебя полно связей. Найдешь подставное лицо.

– Так и собираюсь сделать, но нужно больше информации. В каких отношениях был Жора с Крокодилом, что он планирует делать с наследством и так далее.

– И тебе, как я понимаю, нужна моя помощь?

– Мари, я тебя обожаю, – он чмокнул ее в лоб. – Ты как мой однояйцевый близнец, чувствуешь то же, что и я, на вещи смотришь так же, мысли мои читаешь.

«А ты мои нет, – с грустью подумала Мария. – Я не сестрой твоей хочу быть, а любимой женщиной. Женой. Третьей и последней. Той, с кем ты умрешь в один день. Говорят, лучшие супруги получаются из друзей. Так вот она я, готовая кандидатка! Почему ты не видишь меня в этом качестве? Услышь меня, Антон. Прочти мысли…»

– Ты могла бы встретиться с Жорой?

– Конечно. – Она и не на то была готова, лишь бы помочь Антону. – Он есть в соцсетях? Я могу написать ему.

– Нет, будет лучше, если вы встретитесь случайно.

– Наверное. Но как это сделать?

– Сегодня у Крокодила день рождения. Ему исполнилось бы… Черт, я не помню точно, сколько. Но это не важно. Жора наверняка придет на кладбище.

– А если нет?

– Мари, ты разве забыла, какой Жора правильный? Он обязательно навестит могилу того, кто сделал его основным наследником.

– Ты предлагаешь мне торчать на кладбище весь день?

– Нет, съездить туда, навестить отца. Он там же, я помню. Встретишь Жору – хорошо. Нет, так что-нибудь придумаем.

– У папы я давно не была, – задумчиво проговорила Мария, припоминая, когда состоялся ее последний визит. Оказалось, в прошлом году. – Съезжу, пожалуй.

– Во сколько? Я пришлю машину.

– Не надо, возьму такси. Оплачу расходной хозяйственной картой.

– Умничка ты моя.

«Если бы ТВОЯ, – с тяжким вздохом подумала Мария. – Я слишком скучная для тебя. Благополучная. Так сказала Жанна? А если взять и изменить поведение? Показать слабость, боль… Дать тебе себя спасти?»

Мария решила обдумать эту мысль. Сколько можно просто ждать? Быть другом, помогать, поддерживать? Не пора ли действовать? Время – самое то. Антон разлюбил Ашу. Может быть, не окончательно, но он уже не пылает страстью, не рвется свернуть ради нее горы. Хорошо относится, заботится, потакает. Несет ответственность за ту, кого приручил, и только.

«Быть может, я ошибаюсь, – рассуждала про себя Мария. – И чувства Антона лишились только бурного проявления. Мы ни разу не говорили с ним о его отношениях с Ашей. О прошлых – часто. Но о настоящих он не трепался никогда!».

С этими думами Мария занималась домашними делами. Она была столь рассеяна, что так и не поняла, чего от нее хочет повар Руслана, дважды записала показания счетчиков, а в список продуктов для доставки не включила и половины нужного.

И только садясь в такси, Мария переключилась и стала думать о Жоре. Интересно, как сильно он изменился?

* * *

Она долго искала могилу отца. А все потому, что решила сделать это без помощи посторонних, и не спросила у смотрителя номер места.

Погода стояла хорошая, хоть и пасмурная. Тепло, но не душно, безветренно. Мария бродила по рядам, ища ориентиры (одним из них была раздвоенная рябина, росшая над могилой некоего Якова Бертольца). Наконец, нашла папу. Но не там, где думала. Поставила в гранитную вазу гвоздики, присела на скамейку.

– Мария? – услышала она и обернулась.

По аллее, торопливо запихивая в карман сигареты, к ней шел мужчина. Высокий, стройный, с волнистыми волосами редкого рубинового оттенка. Многие барышни спрашивали, какой краской он красится, будучи уверенными в том, что настолько насыщенного естественного цвета волос быть не может. Но у Жоры они такими были от природы.

– Неужели это ты? – вскричал он, подбежав к скамейке. – Глазам своим не верю.

– Здравствуй, Жора. – Она встала, чтобы чмокнуть его в щеку. Грузины, даже европеизированные, так друг друга приветствовали.

– Я столько раз бывал на этом кладбище, но тебя ни разу не встречал!

«Вот оно, везение!» – подумала Мария, но вслух сказала: – И я тебя. У меня папа тут. А у тебя?

– Старший товарищ. Добрый друг. В некотором роде учитель. Ты должна его помнить, это Геннадий Васильевич Рыжов. – Она кивнула. – Умер полгода назад. Но ты и сама знаешь об этом, не так ли?

Отрицать не было смысла:

– От Антона да.

– Ты все еще с ним дружишь.

– И работаю.

– Знаю.

– Откуда?

– Геннадий Иванович был в курсе.

– Он следил за жизнью семьи брата?

– Звучит ужасно. Перефразирую: интересовался. Но давай не будем об этом? Пойдем куда-нибудь посидим. Поболтаем, выпьем, поедим.

– С удовольствием.

Он подставил ей согнутую в локте руку. Мария оперлась на нее, и старые друзья пошли к выходу.

– Ты не хромаешь, – отметила она.

– Почти, – уточнил Жора. – Но если долго похожу, начинаю западать на левый бок.

Этот красивый человек с необыкновенными волосами, потрясающими карими глазами, точеными чертами лица, бархатным голосом и медовой кожей родился инвалидом. С диагнозом ДЦП. Врачи говорили, легко отделался – всего лишь плохо ходил. Родители много сделали для сына. Они и в Европу переехали прежде всего из-за него. Там не только продвинутая медицина, а еще отношение другое. Люди с физическими отклонениями там полноценные члены общества. Такие же, как все, но с привилегиями. И как раз последнее Жоре не нравилось. Он не хотел, чтобы его брали на работу лишь потому, что есть квота на инвалида, давали льготный кредит, платили повышенное пособие, если он не сможет трудиться. Именно поэтому он получил техническую специальность и отправился в Россию, чтобы работать на заводе.

– Ты проходил какое-то лечение? – спросила Мария. Когда они виделись в последний раз, Жора подтаскивал ногу, а вторую еле разгибал. Из-за этого казался ниже. Теперь же было видно, что ему и с ростом повезло. Матушка-природа не обделила и им.

– Много каких. Были и инъекции стволовых клеток, и облучение, и растяжки на мудреных тренажерах. Но помогла операция. Трехэтапная. Сейчас я весь в шрамах, звеню, как терминатор, проходя рамки металлоискателей, но ровно хожу.

– Но ты начал курить.

– Чем не горжусь. Но и бросать не собираюсь. Открыл для себя кайф в кофе с сигареткой.

Они вышли за пределы кладбища. Георгий махнул таксисту – их тут много дежурило.

– Ты ведь не на колесах? – запоздало спросил он.

– Нет. Так и не научилась водить.

– Как и я.

– Куда поедем?

– В домжур, любимое место моего доброго друга. Помянем его.

– Почему именно сегодня?

– У него день рождения в этот день.

Мария покивала, будто не знала этого, и стала рассматривать Жору детально.

Он так ж красив. Нет, стал даже лучше. Возраст пошел ему на пользу. Морщинки у глаз придавали задумчивое выражение лицу и делали его одухотворенным, седина на висках не портила, хоть и была не серебристой, а желтоватой. Женщина поэтического склада сказала бы, что в волосах Георгия запуталось солнышко…

В длинных, волнистых, по-прежнему густых волосах.

Вид у Габунии был богемный. Неформальная прическа, легкая небритость, серьга в ухе, хипповатая одежда… Не так выглядят начальники промышленных предприятий. Когда они виделись в последний раз, Георгий был и. о. начальника цеха. Сделать стажера главным не могли.

– Чем ты занимаешься сейчас? – поинтересовалась Мария.

– Пишу.

– Ты изменил род деятельности?

– Кардинально.

– Почему?

– Понял, что все уже доказал. И себе, и окружающим. Тогда и начал заниматься тем, что люблю по-настоящему.

– Стыдно признаться, но я не знаю, о чем ты. Думала, тебе нравится твоя работа.

– Я не физик, а лирик. Поэтому водил тебя на выставки, в театры, кино. Я стихи писал, Мария. И романтические рассказы. Но все в стол.

– А сейчас ты решил свои литературные творения опубликовать?

– Те, ранние? Нет, конечно. Они незрелы и коммерчески провальны. Слышала ли ты о Евгении Габриэлли? – Мария мотнула головой. – Писательнице, каждая книга которой становится бестселлером?

– Я мало читаю. А если беру книгу, то это классический роман, который хочется освежить в памяти.

– Раньше ты гонялась за всеми новинками.

– А ты работал на заводе.

– Туше! – Жора легонько пожал ее руку. – Так вот Евгения Габриэлли – это я.

– Надо же! – удивленно воскликнула Мария. Вдруг вспомнилось, что она видела книгу этого автора. Ее читал кто-то, работающий в доме Рыжова. То ли Санти, то ли Гуля. – И о чем ты пишешь?

– О любви и приключениях. В стиле Анжелики. Но действие романов происходит в наше время, а моя героиня русская девушка.

– Автор по официальной версии тоже?

– Да. Евгения замужем за итальянским графом, отсюда и фамилия. Она живет в Риме.

– Почему ты не стал печататься под своим именем?

– К мужчинам, пишущим любовные романы, относятся предвзято. Мы же чурбаны железные, чувствовать не умеем. – Он выглянул в окно, осмотрелся. – Сейчас лучше свернуть, – сказал он водителю. – Дворами проедем, чтобы избежать пробки.

Водитель послушно свернул. На его навигаторе дорога впереди была отмечена алым.

– Давно ты Евгения Габриэлли?

– Шесть лет. Выпускаю по две книги в год. Тринадцатая будет последней.

– Ты уже написал ее?

– Давно. Я строчу романы быстро, но сдаю по графику. Так я обеспечиваю себе стабильную прибыль. Получаю два аванса в год, живу на них, а проценты с продаж коплю.

– Зачем?

– Я люблю писать. Но хотел бы на другие темы. Как романтик я себя, увы, исчерпал. Сейчас пробуюсь в серьезной публицистике, делаю уверенные шаги, но ничегошеньки этими трудами не зарабатываю. – Жора похлопал таксиста по плечу. – Все, приехали. Дальше мы пешком. Спасибо. – И отдал ему тысячную купюру.

Затем выбрался из машины и помог сделать это Марии.

– Нам туда, – указал направление Габуния и снова подставил локоток.

– Ты говорил, что Геннадий Иванович твой учитель. Что ты имел в виду?

– Он направлял меня, поддерживал. Давал бесценные советы. И они не только профессиональные, но и житейские. Я начал с любовных романов, послушав Геннадия Васильевича. Он повторял: заработай на хлеб, потом набей кубышку, и только когда ты будешь уверен, что не умрешь с голоду, начинай творить. Он знал, о чем говорил. Потому что остался ни с чем, когда начал работать за идею.

– А мемуары свои, в которых он поносит родственников, Крокодил написал за идею или в надежде набить кубышку? – прозвучало зло. Жора не ожидал этого.

– Ты всего не знаешь, – ответил он после длительной паузы, во время которой он будто бы тщательно обдумывал, что сказать. – Книга получилась такой слабой как раз потому, что Геннадий Василевич пощадил своих родственников.

– Поэтому всего лишь назвал отца коммунистом-зомби, а брата стукачем?

Георгий замедлил шаг. Он вдруг начал хромать, и Мария это почувствовала.

– Нога заболела? – обеспокоилась она.

– Немного. Когда я нервничаю, организм мой вот так реагирует.

– Давай, присядем.

– Мы уже пришли. Вон здание, его только обойти надо. Давай ты перестанешь говорить плохо о Геннадии Васильевиче? Хотя бы сегодня…

Она вспомнила, что они собираются его помянуть, и устыдилась.

– Прости меня, Жора. Я не буду больше.

– Ты приняла сторону своего друга Антона и его отца, и мне это понятно, но у медали всегда две стороны.

– Все, закончили на этом. О покойниках либо хорошо, либо никак. Идем скорее в ресторан, я умираю с голоду.

Он благодарно ей улыбнулся и повел к крыльцу. Походка Жоры снова стала твердой.

* * *

Они съели по салату. Георгий выпил вина, Мария – фреш. Ожидая горячего, говорили о личном.

– Ты замужем? – начал Жора.

– Нет.

– Так и не вышла?

– Была. Развелась.

– Дети? – Она покачала головой. – А у меня дочь, – его глаза засветились. – Ева. Хочешь, покажу ее? – Как Мария могла отказать? – Ей тут пять лет, сейчас больше, осенью в школу.

Ева была совсем не похожа на папу. Разве что унаследовала тонкий нос с горбинкой, но волосы, глаза, оттенок кожи – все другое. Девочка уродилась белобрысой и невзрачной.

– Красавица она у меня, правда? – Разве поспоришь с этим? Для грузинских отцов их дочери лучшие на свете. – В маму. Она модель из Швеции.

– Вы женаты?

– Нет. Даже не жили вместе. Просто встречались.

– Значит, ты холостяк?

– Закоренелый. Мне ведь уже за сорок. – Принесли рыбу. Мария заказала кусок семги со спаржей, а Жора целую дораду, запеченную в фольге. А к ней еще бокал вина. – Ты все еще любишь Антона? – буднично спросил, сделав глоток.

Мария чуть не поперхнулась спаржей. Закашлялась. Габуния похлопал ее по спину.

– Извини, что? – приведя дыхание в порядок, переспросила она.

– Ты же расслышала. Мало кто замечал, что ты была влюблена в Рыжова. Все воспринимали вас как корешей. Вы и вели себя так. Но лично мне было все ясно.

Не так хорошо, значит, скрывала Мария свои чувства. Первой ее раскусила мама, потом Жора и, наконец, Жанна. И только Антон не догадывался…

– Рыжов знал, – как будто прочел ее мысли Жора и опроверг ее предположение. – И, как мне кажется, отвечал тебе взаимностью.

– Глупости, – отмахнулась Мария.

– Он ревновал меня к тебе не просто так.

– Антон встречался с уймой девушек, когда я была рядом. Более того, он женился на других. Нет, для него я была просто бро.

Георгий пожал плечами.

– А он считает, что ты был в меня влюблен, – выпалила Мария.

– Он прав. И я был рядом. Ждал, когда ты прозреешь. Знакомая ситуация, не так ли?

Так. Поэтому она молчала.

– Он прислал тебя ко мне? – вкрадчиво спросил Жора. – Хочет узнать, что я намерен делать с наследством?

Мария отставила тарелку. Она не просто расхотела есть – находиться в этом месте. Ее раскрыли, и это уже неприятно. Хуже то, что она чувствует себя какой-то шестеркой.

– Передай Рыжову, он не получит ни квартиру, ни дачу. Я лучше продам свою недвижимость, перееду в ту, что досталась мне от Геннадия Ивановича, лишь бы показать Рыжовым дулю.

Последние слова Мария уже плохо слышала, потому что стремительно направлялась к выходу.