28 Апреля

Как мы и предупреждали, нынешний пароксизм тяжелой экономической болезни мировой экономики закончился очередной ремиссией. И хотя последствия еще скажутся, в частности, инфляция в США и Европе уже начала расти, а американская экономика впала в депрессию, главным достижением этого этапа развития кризиса стали чисто психологические моменты.

Главный экономический наблюдатель газеты Financial Times Мартин Вольф (Martin Wolf) следующим образом сформулировал этот эффект: «Я больше не понимаю того, в чем, как думал, хорошо разбираюсь. Даже не знаю, что думать». Подчеркивая необходимость учиться на примерах истории, он продолжил: «Один из основных выводов связан с пониманием того, как ведет себя финансовая система. Сторонние наблюдатели сознавали, что она превратилась в огромный черный ящик. Но они полагали, что, по крайней мере те, кто работает внутри нее, понимают, что происходит. Это предположение неверно».

В отличие от представителей «западного» глобального проекта, к которому, безусловно, относится Вольф, у нас с вами имеется ясное представление о том, что, как и почему происходит с «западной» экономической моделью.

Специфика настоящего кризиса принципиально связана с моделью развития человечества, которая сформировалалсь в XVIIXVIII веках на базе «революции идей» XVI века, разрешившей свободное использование ссудного процента, кредита. Модель эта, получившая название «научно-технического прогресса» (или парадигма технологического развития), стремительно развивалась до середины ХХ века, постепенно захватывая все человечество. Однако затем начались проблемы.

Дело в том, что кроме ссудного процента (и связанной с ним эмиссией), научно-технический прогресс был принципиально завязан на еще один механизм развития – углубление разделения труда. Которое, в свою очередь, не могло существовать без процесса расширения рынков сбыта. До середины ХХ века этот процесс развивался более или менее последовательно, поскольку еще существовали свободные территории, затем стало понятно, что разные реализации одной технологической парадигмы существовать более не могут. В результате начался кризис роста.

Для «западного» глобального проекта он выразился в долгосрочной стагнации 70-х годов прошлого века, которая закончилась переходом к модели Рейгана. Экономическая ее суть состояла в том, что если нельзя расширить рынки сбыта, то нужно форсировать возможности рынков имеющихся. И в результате этих реформ резко вырос объем эмиссии, причем большая ее часть, в отличие от предыдущего периода, направлялась на поддержание совокупного спроса. Одновременно, за счет этого спроса, была запущена новая технологическая волна, связанная с так называемой новой, или информационной экономикой.

Эта политика, разумеется, в долгосрочном периоде подрывала устойчивость всей «западной» модели, но в среднесрочном позволила выжить и даже разрушить альтернативную, социалистическую систему. Расширение рынков за счет ее распада дало экономический бум 90-х годов, однако остановить механизмы поддержки спроса и развития новой экономики элита «западного» проекта не решилась. Как следствие, в американской экономике росли структурные диспропорции, связанные с переинвестированием в информационные сектора.

Одновременно бум 90-х породил опасную иллюзию о том, что мировая экономика и вся «западная» цивилизация вообще перешли в некоторое качественно новое состояние. Созданная в рамках этой иллюзии теория и практика постмодерна, отметим, абсолютно искусственная, не основанная на реальных ресурсах, окончательно заглушила трезвые голоса тех, кто видел нарастание негативных процессов в мировой и, особенно, американской экономике. Особенно хорошо видно это на примере России, в которой любая деятельность, альтернативная либерастической, жестко пресекается на государственном уровне.

Сегодня уже понятно, что времена расцвета позади. Более того, в связи с исчерпанием основных механизмов развития, умирает сама модель научно-технического прогресса – ей явно требуется альтернатива. По этой причине избежать глобального кризиса невозможно, да и не нужно уже тратить на это силы.

3 Августа

Весенние надежды на окончание кризиса на мировых финансовых рынках, как мы и предупреждали, развеялись как дым. Собственно, ничего другого и ожидать было нельзя, поскольку кризис развивается не сам по себе, а в соответствии с давно разработанной нами теорией.

В начале года мы отмечали, что главной опасностью для американской, а значит, и мировой экономики, является резкое падение совокупного спроса в США. Падение этого спроса связано как с высокой инфляцией (которая по итогам реструктуризации финансовой системы США вышла на потребительские рынки), так и с сокращением кредитной накачки домохозяйств, в том числе и потому, что денежные власти США начали борьбу с этой инфляцией и явным переизбытком ничем не обеспеченных финансовых активов.

Но главным парадоксом современной ситуации стала реакция на нее большого количества так называемых экспертов – достаточно большое количество так называемых экспертов на полном серьезе пытаются публично убедить читателей, что кризиса не просто нет (ну, возможно, что он уже заканчивается), но и быть не может. Объяснить такое странное поведение можно принадлежностью этих персонажей к группе так называемых либерастов, однако это явно не все.

Скорее всего, феномен такой неадекватности связан с тем, что эти люди искренне верят в некоторую парадигму описания реальности. Парадигма эта является результатом развития «западного» глобального проекта, который, судя по всему, прекращает свое существование. Но поверить в то, что система, на успех которой ты сделал монопольную ставку и прекращение которой закрывает все твои карьерные и общественные успехи, невероятно трудно и очень больно, и люди, сделавшие подобную ставку, никак не могут смириться в таким развитием событий! И пытаются остановить соответствующие процессы любой ценой, в том числе и ритуальными заклинаниями о невозможности такого развития событий.

Мы же смотрим на жизнь с широко открытыми глазами и пытаемся не только понять, что происходит в рамках развития кризисных процессов, но и разобраться, какими базовыми принципами будут определяться экономические процессы по итогам кризиса.