Прогноз для России

15 Января

Как писал Александр Сергеевич Пушкин, «чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». В приложении к экономическим (и прочим) прогнозам, эти слова классика можно интерпретировать так: чем сильнее автора волнует объект прогнозирования, тем менее точным прогноз выходит. Соответственно, анализировать свой собственный прогноз для России годовой давности куда менее приятно, чем для мировой экономики.

Собственно анализ современной российской ситуации, данный в прогнозе для России на 2007 год, и оценка состояния и взаимодействия элитных групп достаточно адекватны, изменять в них что-либо я не считаю необходимым. Может быть, их можно было бы дополнить некоторыми фактами из статьи, опубликованной уже во второй половине года. Кроме того, сегодня можно отметить несколько принципиальных обстоятельств, которые и привели к развитию событий, значительно отличающемуся от описанного в прогнозе, но об этом чуть ниже.

Чтобы не вдаваться в детали, отметим три основных ошибки текста годовой давности. Первая – он предполагал, что «силовики» сумеют предъявить некоторую единую идеологию, на базе которой они могли бы обосновать свои корпоративные претензии на власть в стране. Еще раз повторю, именно корпоративные, потому что каждый из них по отдельности вполне может считать себя частью общей элиты и рассчитывать на то, что как конкретный человек он в ней сохранится при любом развитии событий. Но этого не произошло.

Как и предполагалось в прогнозе, отсутствие внутрикорпоративного консенсуса привело к острым конфликтам, апогеем которых стали два события: арест генерала Бульбова с последующим письмом В. Черкесова в «Коммерсанте» и интервью некоего Шварцмана в том же «Коммерсанте». Такой уровень конфронтации продемонстрировал, что резко уходить из власти Путину никак нельзя – это может привести если не к гражданской войне, то к мощнейшему внутриэлитному столкновению, которое камня на камне не оставит от всей так называемой путинской стабильности.

Отметим, что хотя упомянутые события произошли уже осенью, сам конфликт, о чем Путину уж точно было известно, начался существенно раньше. Собственно, война силовых кланов шла всегда, это норма в любом государстве, но перед угрозой потери власти она могла бы на время и затихнуть, что я и предполагал в прогнозе. И ошибся.

В результате, неминуемой была и вторая ошибка: при таком развитии событий ни о каком назначении преемника премьером и речи быть не могло. Формализация достаточно сильной фигуры на позиции, при которой у нее появляются реальные рычаги власти, делала бы Путина реальной «хромой уткой» в американской терминологии. Иными словами, он не мог бы уже выполнять свои функции арбитра достаточно эффективно, потому что одна или несколько противоборствующих сторон могли бы обращаться к новой фигуре будущего президента, преемника. Что сразу же создало бы острое противостояние тех, кто ставит на «старого» президента, против тех, кто ставит на «нового».

Отметим, что на фоне и без того сложных отношений между президентом и председателем правительства в рамках действующей системы устройства государственной власти, при которой все реальные хозяйственные полномочия находятся у правительства, за очень короткий срок это привело бы к катастрофическому обострению противоречий внутри уже почти два президентских срока единой российской элиты. А если еще учесть, что структура правительства делает его непрозрачной для президента и его администрации, то степень этой конфронтации неминуемо перешла бы и в публичную сферу.

Отметим, что попытки создать структуру, которая могла бы от имени президента контролировать правительство, предпринимались неоднократно, один раз она даже увенчалась успехом (в 1997 – начале 1998 г.). Но тогда, весной 1998 года, совместными усилиями столь вредную в преддверии дефолта структуру «снесли» и больше не пытались ее восстановить, поскольку объективная информация представляла опасность для всех участников политического процесса. Что касается руководителей администрации, то свои частные проблемы они пытались решить за счет назначения в правительство на ключевые для них посты своих личных представителей.

Такой вариант, однако, не мог решить системную задачу адекватного взаимодействия президента (как главы государства, а не конкретного лица) и правительства, в результате чего постоянно создавались антипрезидентские альянсы правительства и Госдумы. Этим отличались и правительство Примакова, и правительство Касьянова, и правительство Фрадкова (последнее, правда, было политически более пассивным). Проблема в том, что Конституция 93 года не довела идею централизации до конца – не подчинила правительство непосредственно президенту, как это сделано в США.

Так что после того, как стало понятно, что новой идеологии (на базе которой только и возможно принятие внутрикорпоративного консенсуса «силовиков») не создано, стало невозможным и досрочное объявление преемника – третья ошибка прогноза. В то же время, сохранять правительство до президентских выборов тоже было невозможно – сильный премьер (а любой человек, занимающий этот пост достаточно длительное время, становится сильной политической фигурой, вне зависимости от своих личных качеств – достаточно вспомнить Касьянова) с учетом упомянутого отсутствия президентского контроля над правительством делает политические расклады мало контролируемыми.

В результате получилось то, что получилось, и прогноз для России на 2007 год, исходящий из максимальной целесообразности, оказался неудачным. Пришло время перейти к прогнозу на наступивший, 2008 год.

Начнем мы его с описания политических обстоятельств, которые в начавшемся году станут проблемой. Первым из них является тот элитный консенсус, который и позволил появиться «путинской стабильности». Суть его в том, что к концу 90-х годов новая российская элита пришла к выводу, что, независимо от остроты внутриэлитного конфликта, нельзя для усиления своих позиций обращаться к обществу. Отметим, что запрет на вывод внутренних конфликтов за пределы элиты является неотъемлемым принципом любой «демократии» в рамках «западного» глобального проекта. Поскольку это может катастрофически дестабилизировать политическую ситуацию и ставит под угрозу не только проигравших в политических баталиях, но и победивших.

В нашей стране с таким решением согласились не все, но именно эти последние как-то незаметно оказались вне пределов политической жизни России, да и за пределами ее территории тоже. А вот внутри страны за время президентства Путина этот неформальный элитный договор был усилен большим количеством решений, облегчающих его выполнение, особенно в выборном законодательстве.

Серьезную поддержку достижению и поддержке этой договоренности об отстранении общества от участия в текущей политической (да и хозяйственной) жизни дало второе обстоятельство. Рост цен на нефть, газ и другие природные ресурсы позволил существенно увеличить объем «пирога», который перераспределялся в рамках элиты, и это давало ресурс для договоренности практически со всеми «обиженными» в рамках элитных конфликтов, которые происходят во всех обществах и во все времена. Фактически, за время Путина ни один человек, соблюдавший неформальные договоренности, не был выведен за пределы элитной группы.

Но сегодня ситуация изменилась радикальным образом. Прежде всего, «пирог» перестал расти. Как по причинам внутренним – проводимая группой либерал-рефоматоров кредитно-денежная политика требует все больше и больше ресурсов даже для сохранения жизненного уровня населения, не говоря уже о некотором его повышении. Так и внешним – долларовая инфляция обесценивает уже накопленные золотовалютные резервы и снижает эффект от повышения цен на ресурсы. Кроме того, хотя государственный долг Российской Федерации и сократился достаточно серьезно за последние годы, резко вырос долг корпоративный, возврат которого также требует перераспределения текущих доходов.

Смена президента не может не привести к достаточно серьезным изменениям в высшем звене государственного аппарата. Даже если предположить, что не будет практически никаких изменений (условно говоря, Медведев – на место Путина, Путин – на место Зубкова, а Зубкова – на место Медведева в совете директоров «Газпрома»), все равно резко обострятся противоречия между администрацией президента и правительством, которые почти наверняка приведут к новой аппаратной войне в духе 90-х годов. И тут уж практически неизбежно приятная задача распределения излишков «пирога» сменится на перераспределение уже имеющихся кусков, то есть придется у кого-то что-то отбирать насовсем…

Эти проблемы обостряются за счет еще одного обстоятельства. Существуют, грубо говоря, две принципиальные системы определения величины доступных кусков общественного «пирога» для конкретного человека: «административная» и «элитная». Первая, более типичный для восточных стран, состоит в том, что уровень этого доступа определяется должностью в государственном аппарате управления («Табели о рангах») и резко сокращается в случае потери этой должности. При второй же доступ к «пирогу» определяется неформальным внутриэлитным статусом человека и слабо коррелирует с его формальными назначениями в систему государственной службы, которых может вообще не быть. Отметим, что такой вариант может существовать только в странах с сильно развитой элитной инфраструктурой – системой закрытых клубов и организаций, в рамках которых и определяется статус того или иного лица.

Для России всегда был привычен именно первый способ, хотя присутствовали и элементы второго. Но 8 лет «путинской стабильности» приучили всех к тому, что любая, даже самая маленькая должность неразрывно связана с финансовыми потоками. И совершенно естественно, что те, кто будет вынужден в начавшемся году уйти с официальных постов, попытаются увести вместе с собой и эти потоки, например, путем заключения долгосрочных «кабальных» договоров с дружественными структурами. Так что новые руководители, придя на вроде бы «теплое» место, с интересом обнаружат, что они связаны по рукам и ногам уже утвержденными правилами и договоренностями, не могут привести с собой своих привычных сотрудников, поскольку все места уже заняты, а финансовые потоки идут мимо – к старым руководителям, которые при этом апеллируют к своим «элитным» позициям и опираются на «своих» людей, оставшихся на ключевых местах.

В результате, конфликт двух этих систем резко обострится, причем новых руководителей, кто бы они ни были, сама ситуация будет стимулировать к поиску и вскрытию многочисленных нарушений и преступлений предшественников (кто-нибудь сомневается, что их достаточно много, особенно с учетом качества современного государственного аппарата?). При этом, в связи с ухудшающейся экономической ситуацией (даже еще до начала острой, катастрофической стадии мирового кризиса) и общеполитической конфронтацией, сама административная вертикаль будет активно давить на новых (и старых) руководителей, категорически требуя повышения эффективности работы. Об этом, впрочем, ниже, в экономической части прогноза.

Апеллировать к правительству в такой ситуации будет бессмысленно, особенно если Путин все-таки станет премьером (во что лично я не верю), поскольку оно будет активно пытаться снизить остроту элитных конфликтов, заложенных еще в период Путина-президента. Причем вопросы будут решаться на чисто хозяйственном уровне, не только потому, что именно они входят в полномочия правительства, но и из-за того, что вывод их в политическую сферу будет означать неминуемое подключение новой и недружественной силы – администрации президента.

В свою очередь, обиженные, которые есть всегда, обязательно попытаются вывести конфликты в политическую сферу, подключая единственную в России инстанцию, обладающую политической самодеятельностью. Иными словами, нового президента завалит информацией, получаемой и по официальным, и по неофициальным каналам о необходимости принятия политических решений в связи с многочисленными нарушениями и преступлениями.

Отметим, что сам Медведев, который почти наверняка станет президентом, по образованию и образу мысли – юрист, законник, а это значит, что если упомянутая информация будет правильно структурирована (что, в конце концов, неизбежно произойдет), то Медведев начнет принимать по ней политические решения. Условно говоря, «для возврата в правовое поле». А если к этому добавить, что, в отличие от предыдущих руководителей России, он в рамках своей карьеры двигался только по возрастающей, то действовать он, скорее всего, будет достаточно резко.

Отметим, что полнота экономической власти все равно останется у правительства, которое довольно быстро договорится в рамках оперативной деятельности с Госдумой. И единственное преимущество, которое будет у нового президента, – возможность принятия политических решений. Не исключено, что на первом этапе он будет, в рамках упомянутого выше элитного консенсуса, воздерживаться от каких-либо действий вообще. Но все увеличивающийся вал тревожной информации (приводящей к мысли, что все проблемы возникают не от порочности самой системы, а от грубых нарушений закона отдельными «вредителями»), будет толкать его на принятие решений. Причем именно политических, поскольку других он в принципе самостоятельно принять не может.

А заинтересованные в том, чтобы максимально ускорить этот момент, лица, те, кто заинтересован в ускорении процесса изменения процедуры доступа к общественному «пирогу», будут активно стимулировать этот процесс. Но поскольку им будет необходимо заставить нового президента принимать именно политические решения, то и апеллировать они будут к общественности, народу, нарушая тем самым базу элитного договора, заключенного по итогам 90-х годов. Причем объяснять им опасность такого решения бессмысленно – поскольку, повторим еще раз, единственным для них способом добиться успеха, то есть полноценно войти (или не выйти) в современную российскую элиту, является принуждение нового президента выполнять свои эксклюзивные для российской государственной системы политические полномочия. А добиться этого можно только путем выведения конфликта из банального спора о финансовых потоках на политический уровень.

Иными словами, дело не в Медведеве. Любая смена первого лица в рамках созданной Ельциным политической системы неминуемо размораживает конфликты, законсервированные при предыдущем режиме. Есть два выхода из этой ситуации. Первый – возвращение к восточной системе, когда нет «олигархов», то есть лиц, которые могут влиять на политику из-за пределов системы государственного управления. Иными словами, это отказ от капитализма, власти капитала. Именно капитализм разрушил в России абсолютную монархию, но победить традицию не смог – система, работающая в СССР, была принципиально административная, вне должности, аппарата, никакой человек существенно влиять на политику не мог никоим образом.

Второй – создание системы «элитного» типа, то есть разработка внутриэлитной структуры принятия решений и карьерного роста. Причем предпосылки для этого есть – у нас имеется достаточно развитая система региональных, национальных и корпоративно-профессиональных групп и сообществ, иерархия внутри которых может совершенно не совпадать с формальной. Осталось только создать механизм их взаимодействия и согласовать его с формальными государственными механизмами. Дело только в том, что как раз этот последний шаг противоречит принятой в 93 году Конституции, которая делает верховным арбитром президента, практически не ограничивая его в этой роли и постоянно создавая почву для острого конфликта элиты с президентом, постоянно вынуждая последнего создавать и развивать внутриэлитные конфликты. Путин попытался избежать этой политики – и в результате получил катастрофическую ситуацию в экономике. Отметим, что в случае варианта, предложенного О. Григорьевым, ситуация отличается разительно: в этом случае возможности президента, внесенные в Конституцию, будут ограничены его ответственностью за текущую хозяйственную деятельность.

В завершение этого анализа следует отметить, что можно было бы попытаться создать систему внутриэлитных договоренностей на базе аналогичной системы одной из крупных корпораций (в общественном, а не коммерческом смысле). Прежде всего, тут снова приходит на ум корпорация силовая, неформальное объединение работников спецслужб, что бы под этим словом ни понималось. Но последняя за время президентства Путина продемонстрировала такую полную беспомощность в части разработки долгосрочных политических планов (упомянутая идеология только один фрагмент этой грустной картины), что сама вынудила его сделать выбор преемника в пользу Медведева. Условно говоря, «силовики» за постсоветское время так и не смогли создать в своей среде аналога Политбюро ЦК КПСС как органа принятия политических решений.

Отметим, что все приведенные рассуждения практически не затрагивают экономическую ситуацию. Точнее, апеллируют только к одной ее стороне – остановке увеличения общественного «пирога». А ведь состояние экономики в России само по себе может поставить перед новым президентом (и премьером!) серьезные проблемы.

Напомним, что в рамках упомянутого выше элитного консенсуса, группе либерал-реформаторов достались важные функции контроля над кредитно-денежной политикой государства. Воспользовались они этим так же, как в 1996–1998 гг. практически полностью повторив свою политику того периода. Причем ее даже осуществляли те же самые люди – Игнатьев и Кудрин в 1997–1998 годах были первыми заместителями министра финансов. Подробно об этом написано в прогнозе на 2007 год, нас же сейчас интересуют результаты этой работы.

Поскольку главным элементом монетарно-либеральной политики в 90-е годы стало резкое сокращение денежной массы (якобы для борьбы с инфляцией), то аналогичные методы применялись и последние годы (особенно после ухода Геращенко с поста председателя Центробанка). В результате уровень монетизации экономики, несколько поднявшись в 1999–2003 годах, расти перестал. Разумеется, и тогда, и сейчас кризис кредитной ликвидности вызывал рост инфляции. В 90-е годы этот кризис был жестче (общий объем кредита составлял менее 10 % от ВВП при норме около 100 %), чем сейчас (суммарный объем кредита в России – около 40 % от ВВП), поэтому и инфляция была повыше.

Причем если в 90-е годы нехватка кредитных ресурсов в основном покрывалась за счет частной эмиссии денежных суррогатов (векселей), то последние годы их недостаток компенсировался двумя основными способами: переводом части расчетов за пределы России и кредитами зарубежных банков.

Именно последнее обстоятельство, вместе с большим профицитом внешнеторгового баланса, позволяет либералам поддерживать искусственно завышенный курс рубля, что, в свою очередь, создает целый букет негативных последствий для экономики России. Во-первых, постоянный (даже пусть и не очень быстрый) рост курса рубля постоянно снижает конкурентоспособность российских производителей и на внешнем, и на внутреннем рынке. Импорт в Россию непрерывно растет, производство если и не падает, то развивается все медленнее, а доходность его падает. Во-вторых, в России все выгоднее и выгоднее становятся спекулятивные операции, которые привлекают все свободные средства (как в преддверии дефолта рынок ГКО, как пылесос, высасывал все свободные средства в стране). В-третьих, как и в 90-е годы, растет зависимость всей отечественной финансовой системы от курсовых рисков – если курс рубля резко упадет, накопленные при высоком курсе рубля валютные долги вряд ли можно будет вернуть.

Отметим, что половина тех кредитов, которые выданы в нашей стране, имеют «западное» происхождение. И, разумеется, они ограничены в своем использовании – такие кредиты не идут на поддержку производства, а предназначены для получения спекулятивной прибыли, в первую очередь на рынке недвижимости и рынке потребительского кредитования. Сегодня эти рынки явно находятся в сложном состоянии, как раз из-за того, что уровень дохода населения не позволяет их дальнейшую «раскрутку».

Кроме того, зависимость российских банков от «западных» крайне велика, поскольку именно они, за счет действующих кредитных линий, во многом закрывают их проблемы с ликвидностью. Осенний банковский кризис в США и Европе вызвал острые проблемы с ликвидностью в российских банках, и либеральное руководство ЦБ начало гасить его вбросом денег. При этом не имея ни отработанной системы работы с ликвидностью, ни опыта, ни кадров. Если еще учесть психологию российского банкира, который любые «лишние» деньги тут же выводит за пределы страны, то эффективность этой работы была достаточно низка, а увеличение монетарной инфляции – заметным.

Отметим, что и накопленные резервы в этой ситуации не могут служить гарантией – скорость роста накопленных корпоративных кредитов уже превышает скорость роста резервов, при сравнимых абсолютных значениях. Отметим еще странное мнение, достаточно часто проскальзывающее в экспертных и административных кругах, – что Стабилизационный фонд является дополнением к ЗВР Центробанка, в то время как на самом деле он – часть этих резервов.

Есть и другие проблемы – неадекватная налоговая система, поощряющая финансовые спекуляции и ограничивающая реальное производство, быстрый рост теневой экономики, утеря контроля ЦБ над денежным обращением и так далее.

Такое достаточно подробное обсуждение экономических проблем было дано не случайно – именно 2008 год станет годом вскрытия многих из них. Действительно, в период выборов и первых месяцев правления нового президента никак не стоит резко снижать уровень жизни подавляющей части населения. Но и остановить инфляционные процессы, сокращение доходов наемных работников в связи со стагнацией производящей части экономики и колоссальным ростом административных поборов, как на предпринимателей, так и на граждан (в виде ростов расходов на ЖКХ, например) без радикального изменения политики невозможно. А для этого нужно не менее радикально изменить состав управляющей верхушки – что было безусловным табу последние годы. В результате пожар пытаются залить бензином, причем сразу по двум направлениям: повышают социальные расходы бюджета и накачивают деньгами крупные госконцерны, созданные в последние годы.

Но рост социальных расходов к позитивным эффектам уже привести не может – экономика практически перешла на инфляционные рельсы, рост цен опережает бюджетные выплаты. Что касается госконцернов, то эффективность была под вопросом изначально, а уж при наличии совершенно колоссальных бюджетов, выданных «просто так» – без жестких, фиксированных планов работ, невыполнение которых для исполнителей чревато самыми серьезными последствиями, – становится просто нулевой, если не отрицательной. Дело в том, что в СССР главной фигурой в таких концернах был главный конструктор – по сути, а не по должности. А у нас – главный распорядитель денег, который, по сложившейся традиции, происходит уже не из конструкторов, а из «манагеров», новой, довольно специфической касты, сформировавшейся за последние годы.

На тему этой группы существует уже много шуток (например, перевод термина «МВА» на русский язык – выпускник техникума советской торговли), но суть-то ее от этого не меняется: это люди, которых целенаправленно натаскивали на повышение эффективности отдачи денег! А вовсе не на достижение конкретного результата, необходимого государству! «Манагер» никогда не будет «зарывать» деньги в НИОКРы или подготовку кадров – он вложит их на финансовом рынке, а специалистов будет искать на рынке труда… Беда только в том, что нет у нас уже сегодня этих специалистов… «Манагеров» зато очень много, причем они уже заполонили даже государственные структуры, по сути, представляющие принципиально противоположное мировоззрение.

Переходя к экономической части прогноза, можно отметить, что приход нового президента неминуемо вызовет аудит состояния российской экономики и системы управления ею. И быстро выяснится, что многие из уже широко разрекламированных планов не могут быть выполнены, потому что деньги уже разворовали, потому что нет кадров, потому что уже невозможно повторить даже советские разработки и так далее. Что инфляция много выше официальных цифр, что те, кто отвечает за систему денежного обращения, в принципе не понимают, как она устроена, а могут только бессмысленно повторять в разных вариантах мантры из учебников «экономикс», что как возвращать корпоративный долг непонятно, а использовать для этого золотовалютные резервы ЦБ невозможно, поскольку для этого нужен общеэлитный консенсус, и так далее и тому подобное.

Не очень также понятно, как бороться с кризисом банковской ликвидности, поскольку надо бы создавать новую систему взаимодействия банков с ЦБ, но для этого нужно менять руководство этой организации, причем не просто менять, а под новую концепцию, которую, естественно, еще никто не составил. А даже если и составил, авторы точно не входят в современную российскую элиту, а значит назначить их на высокие посты в рамках элитного консенсуса невозможно. Не очень понятно, что делать с кризисом на рынке недвижимости, который пока еще поддерживается в застывшем состоянии, но по опыту США мы знаем, чем это все может закончиться. Особенно в связи с тем, что его главным бенефициарам в начавшемся году все-таки придется уходить на пенсию.

Отметим, что все эти проблемы имеют место в независимости от описанного в общеэкономическом прогнозе кризиса на мировых финансовых рынках. После дефляционного шока проблемы усугубятся многократно, поскольку «пирог» сократится в разы, но дело в том, что описанные проблемы могут проявиться еще до начала острой стадии мирового кризиса. Делать прогноз насчет дальнейшего развития событий я даже не берусь, поскольку «выстрелить» может практически любая из перечисленных проблем, а приведенный в первой части прогноза анализ показывает, что острый элитный кризис неминуемо наложится на кризис экономический. Жертвы экономических пертурбаций (в том числе и очень богатые люди) будут отчаянно бороться за возврат своих привилегий, банков, финансовых потоков, ужесточая политическую борьбу. А те, кто проиграет схватки политические, будут, для облегчения своей ситуации и ослабления позиции политических противников, провоцировать экономические проблемы: отраслевые, региональные, корпоративные.

Таким образом, год предстоит очень сложным, и я думаю, что, как это уже однажды было, в начале лета прогноз придется существенно дополнить или уточнить.