Перед съемкой корабля с якоря со второй группой, состоящей из капитана и сержанта, происходили следующие события. Их путь вначале шел к прибрежной скале, в районе мыса Орлова. Ребята вышли на линию хорошо сохранившихся бетонных укреплений. Гористая местность походила на крепость, так плотно располагались заброшенные доты. Примерно каждые сорок метров. Отсюда вулкан Сарычева смотрелся по-особому величественно. Казалось, он гордился своим старшинством над окружающим его миром. Зная силу вулкана, мирно отдыхали под его надежной защитой на валунах у кромки воды тюлени-айты. Дальше, к северу острова тянулись узкой полоской песчаные пляжи. Несмотря на кажущееся спокойствие и безмолвие, окружающую обстановку миролюбивой назвать было нельзя: океан грозно порыкивал, а колючий ветер сгонял с суши все живое. Дополнял безрадостную картину непрекращающийся мелкий дождик на фоне темного неба, закрытого тучами.

Путь среди скал был трудным, потому моряки долго спускались до цели. Перед ними стояла задача найти подводный вход, ведущий в ту самую пещеру под рукотворным холмом. Капитан и сержант, сгибаясь под тяжестью водолазного снаряжения, шли не разговаривая. Таким способом дольше сохраняются силы, а голос не привлекает внимание посторонних. Без труда нашли большую алюминиевую звезду с символикой американской подлодки — SS-223 «Херринг», потопленной японцами вблизи острова. Памятный знак валялся на земле вместе с гнившим деревянным столбиком.

— Наши проамериканцы, наверное, поставили, — пнув почерневший от сырости деревянный обрубок, прошептал капитан, — все у них тяп-ляп.

— Лучше бы погибшим погранцам памятник восстановили! — поддержал командира сержант.

— Вот такой у них кособокий патриотизм. Надеются, купят американцы остров, заметят их угодливость. Может, и премию выпишут горе-копателям старины. Видишь, даже обратную связь оставили, телефон и ФИО, — проговорил с нескрываемым презрением капитан, сняв песочного цвета брезентовую шапку с «утиным» козырьком, чтобы отдать почесть. — Погибшие не виноваты, что им свои памятник не поставили, — одевая головной убор, прошептал капитан и приподнял свалившийся на землю столбик, бережно приставив его к валуну со словами: — Прошлое влияет на будущее, чем лучше заботятся живые о его памяти, тем оно для них добрее.

— Правда, остров сегодня на саммите продадут? — шепотом уточнил сержант.

— Наше дело воевать, а политиков — продавать, — угрюмо ответил капитан.

Одинакового среднего роста, в коричневых брезентовых куртках, они были неразличимы, как близнецы-братья. Только костистое лицо капитана суровее и мощный лоб пересекала глубокая морщина, говорившая о человеке, привыкшем отвечать за свои действия.

Не спеша, со знанием дела, капитан снарядился в акваланг и по веревке начал спускаться с обрыва в море. Крепыш-сержант страховал, упершись ногами в гранит скалы. Они не могли знать о подстерегавшей опасности, но должны быть готовыми к неожиданностям. Спустившись со скалы, капитан с удивлением обнаружил на воде круги темно-оранжевой пленки. Следы солярки поначалу сбили его с толку. «Возможно, прибило волной с корабля, но такого не может быть! — опровергал свою же догадку. — Находимся на разных концах острова, к тому же штормовой океан разбросает сто раз остатки человеческой деятельности. Откуда она здесь появилась? Может, кровоточит соляром подбитая более шестидесяти лет назад американская подводная лодка? Исключено! Давно бы нашли». Он медленно погрузился в темноту прибрежной воды. Холода не чувствовал, но понимал враждебность окружающего мира. Спустившись еще на метр, отчетливо увидел черную дыру грота. Это был вход в подводный туннель. Промелькнули в уме наставления подполковника Сафронова: «Проверить его на предмет возможной человеческой деятельности». Он собрался обнаружить выход к площадке, где располагается подстанция и база таких же, как он, чужих подводных пловцов. Но не проплыл и двадцати метров, как луч его фонаря высветил остов громадного сооружения. Капитан похвалил себя за правильный прогноз, а подплыв ближе, понял, что ошибся. «База боевых пловцов» оказалась старой подводной лодкой. «Как такая неуклюжая громадина смогла втиснуться в отверстие грота? Наверное, течение заволокло», — продолжал он рассуждать сам с собою, руками трогая остов корпуса. Стальной неземной холод передавался человеку. Капитан испуганно отдернул руку и больше не притрагивался к нему. Чуть отплыв в сторону, заметил на рубке лодки английские буквы — SS-223. Именно под таким номером воевала в годы Второй мировой войны американская подлодка. Он никак не мог вспомнить ее смешное название, пока не увидел проплывающую перед глазами крупную рыбину, и чуть не выронил фонарик от смеха. «Селедка»! Рука вдруг задела какой-то крупный предмет, совсем рядом с лодкой. Капитан умелым движением выхватил из наколенника нож и с силой полоснул неизвестное препятствие. Фонарик высветил толстый кабель, идущий от лодки в глубь туннеля. Видимо, острым лезвием он повредил его защиту, и на месте пореза бенгальскими огоньками забегали электрические искры. Оставаться рядом с подводным источником тока опасно, искорки разгорались все больше, а кабель начинал колыхаться в воде, словно склизкий угорь. Капитан не стал испытывать судьбу и поплыл к выходу.

Именно результат обреза подводного кабеля, идущего от затопленной подлодки к основной пещере, видели в голубом свечении воды участники первой группы. Они не могли знать, что таким действием капитан, возможно, спас им жизнь. Через кабель шло электричество, питающее видеотранслятор в пещере, с которого изображение передавалось третьей стороне, вне острова. Потом был сложный подъем вверх по скале, из-за чего их группа, состоявшая из капитана и сержанта, минут на двадцать опоздала к месту сбора у шлюпки.

Погода снова ухудшилась. Свинцовые тучи нависли над желто-резиновой сушей. В природе чувствовалось нечеловеческое напряжение и обреченность!

Папута встречал вторую группу, ежась от холода. Угреватое лицо покраснело и походило на тыквенную корку, а глаза излучали мужество. Он был как никогда бодр и активен. Замерзшие моряки его команды быстро уложили вещи в шлюпку. Папута не задавал вопросов и вообще вел себя сосредоточенно и серьезно. Николай заметил происшедшие в нем изменения и порадовался за товарища. Восьмичасовое ожидание на холоде, с запретом разводить костер, окружающая атмосфера и важность специального задания проделали с ним сложную химическую работу. Он чувствовал себя, как очищенный от надоевшей окалины чайник. Накопившуюся за долгие годы накипь выбросило на этом острове.

— Юра, ты сегодня похож на человека, который выблевал из себя большую дрянь! — наблюдая за этим перевоплощением, пошутил Баранов.

Папута на самом деле чувствовал себя как человек, переживший долгую болезнь, и тихо радовался наступившему облегчению. Он больше не верил ни своему старцу, ни в тайны Ливадийской горы, ни в скорый конец света. Баранов, моряки шлюпочной команды, командир корабля, суровые люди из спецгруппы казались ему сейчас близкими и родными. Быть с ними рядом, нужным оказалось самым большим счастьем.

Неожиданно небо разорвал звук, похожий на выстрел артустановки. Резкий и громкий. Шлюпка к этому времени приближалась к кораблю. Люди обернулись в сторону берега и увидели над вулканом Сарычева красные искры. Так начинает на ветру разгораться костер. Океан чернел студенистой жидкостью и угрожающе шипел, наводя на остров широкую океанскую зыбь. Он не смог разбить прибрежные скалы, но предупреждал о своем превосходстве, почувствовав желание вулкана выйти из его повиновения. Сарычев задымил! Моряки со всех сил налегли на весла.

Корабль, без приключений покинув бухту «Двойная», огибая остров, двигался в родную базу. Вышли из режима радиомолчания. Куринов тут же подписал с пометкой «срочно» телеграмму командующему: «15.00 тчк Следую базу тчк Время прибытия 18.00».

Сафронов и доктор возились на правом шкафуте с «треногой», ища подходящую точку для трансляции в эфир полученных в пещере снимков. Они стремились как можно скорее, через спутник, по достигнутой ранее договоренности передать их на один из телевизионных каналов. Суета прекратилась, как только корабль вошел в зону покрытия спутникового сигнала. Доктор заговорил в микрофон, встроенный в «треноге», сообщая миру о своем невероятном открытии на острове Матуа, всколыхнувшем, как потом станет известно, международный научный и политический мир. Они и рассчитывали на сенсацию, не предполагая об обратном эффекте. Простые люди не проявят интереса к главной теме репортажа, тайному оружию древних по управлению людьми. Их заинтересует совсем другое в этом телевизионном сообщении — золото и долголетие. Точнее, древний клад золотых пластинок в островной пещере и крупный алмаз «Жало Пчелы», названный по удивительному сходству с пчелой, единственным насекомым, имеющим мозг. Именно его снял с колонны в бассейне пещеры Николай Баранов, а подполковник Сафронов нес до берега.

Не предполагали и о том, что груз, находящийся на борту корабля, привлек внимание третьей стороны. За ним наблюдали с самого момента, как корабль бросил якорь в островной бухте, а сейчас принимали меры и действия.

— Прямо по курсу надводная цель, — встряхнул мирно дежуривших офицеров ходовой вахты голос начальника радиотехнической службы. Самоуспокоенность, которая обычно бывает при следовании домой, как рукой сняло. Команды, цифры, люди смешались в порыве определить и, если поступит команда, уничтожить цель. Экипаж и корабль превратились в одно целое, неделимое существо. В этом соединении людей и железа чувствовалось нечто сверхъестественное.

Электронный интеллект на корабле, именуемый боевыми информационными системами, помещался в огромных компьютерах-ящиках, изготовленных еще в годы советской власти, при их современной начинке. Корабельное оружие также не отличалось модным видом, но обладало простотой и мощью. «Если такая дубина успеет выстрелить, — хвастливо шутили корабельные офицеры, — авианосец затонет с одной ракеты». Они имели в виду наши недостатки перед американской компьютерной технологией, которая действует по принципу — «нанести удар первым», а российская — «одним ударом семерых»! Команда боевого информационного поста корабля прекрасно осознавала такую особенность отечественного оружия. К тому же цель была всего лишь одна! И являлась, похоже, кораблем разведки. Но это была именно цель, и ничто другое. Она несла угрозу своей неизвестностью, а значит, являлась потенциальным противником.

Штурман в доли секунд выдал элементы движения цели — курс и скорость. Между тем на ГКП поступил доклад командира боевого информационного поста (БИП) — «до цели 80 кабельтовых».

Куринов в уме начал просчитывать свой прогноз на применение оружия: «Дистанция до цели 80 кабельтовых (равняется 14,6 км), а скорость встречного судна пятнадцать узлов(равняется 27,78 км в час). Если не менять скорость, сблизимся через шесть минут. В принципе, еще есть время для принятия решения: отвернуть от «камикадзе» или ударить по нему оружием, предупредить выстрелом. Но зачем гражданское суденышко провоцирует военный корабль? Самый эффективный способ ударить торпедой, она движется значительно медленнее снаряда. Тогда явное применение оружия, к тому же по гражданскому судну, означающее стопроцентное его уничтожение. А это уже война, агрессия. Нет, следует принять срочные меры по предупреждению столкновения и образумить провокатора. Каким образом? К тому же не сделать себя виновником вооруженного инцидента».

Корабль — часть территории российского государства, и командир на нем сам себе президент, председатель правительства и главный законодатель. Посоветоваться и запросить разрешение на действие не у кого. Времени не хватит при современной скоротечности боя. В том-то и особенность военного начальника — уметь принять правильное решение и отдать нужный приказ, спасти технику и людей. Куринов в эту минуту не мог знать, что именно от его командирского решения сейчас зависит будущий суверенитет России, ее исторических границ на Дальнем Востоке.

А на верхней палубе, ни о чем не подозревая и не понимая корабельных команд, группа Сафронова продолжала возиться с треногой, выполняющей роль передающего устройства. На командирском мостике и на правом шкафуте каждый занимался своим делом, которое, в конечном итоге, работало на выполнение общей задачи. Неожиданно по верхней палубе прокатилась команда старпома Чугунова: «Кончай аншлаг! Наездникам-кавалеристам немедленно убраться с верхней палубы. Объявляю химическую угрозу номер один!»

Сафронова и его команду «телевизионщиков» как ветром сдуло. Куринов обратил внимание на быстроту смены пеленга на цель, означающую скорое сближение. Доклады уверенными за достоверность голосами продолжали сыпаться из внутренностей стального корпуса. Выражались в кабельтовых, узлах, градусах, углах. Все эти данные предполагались для одного человека. Только ему принадлежало право выбрать правильные цифры.

— Боевая тревога! — подвел итог командир, и голоса докладуемых исчезли. На ходовом мостике повисла нервная тишина. Вот она, долгожданная команда, ради которой трудился весь экипаж не один день!

— Командиру боевой части три, установить скорость цели, приготовиться к торпедной атаке! — до последнего момента держал торпедистов в напряжении командир.

Он и в этот раз не изменил своему старому правилу, спросил старшего матроса Андрея Смирнова:

— Сигнальщики, курсовой угол с цели?

Боевой информационный пост уже выдал подробные цифры, но командир таким образом поощрял сигнальщиков на еще большую бдительность. Знал, пренебрегать визуальным наблюдением не стоит. Андрей только и ждал команды, напряженно всматриваясь в приближающуюся точку белого судна. Понимал, от его правильного доклада, возможно, зависит успешность атаки. Он снова, как прошлой ночью при заходе в бухту, становился важным звеном в боевом организме корабля.

— Курсовой угол с цели до нас 40 градусов правого борта. Дистанция 50 кабельтовых (9 — 10 км)! — по-юношески ломающимся голосом выкрикнул моряк.

Командирская мысль заработала быстрее — получалось, белый пароход продолжал идти встречным курсом, не думая отворачивать. Да и скорость цели сигнальщик, похоже, определил, как всегда, верно, 15 узлов, а электроника высчитала 14 с половиной.

Торпедисты застыли в тревожном ожидании. Объявленная «Боевая тревога» предполагала применение оружия в любую секунду. Им не пришлось осуществлять пуск торпеды, командир использовал торпедистов в виде страховки, а готовился отдать команду артиллеристам. Понимание, что артиллерийский снаряд опередит торпеду, не уничтожая судна, сыграло решающую роль в определении оружия применения. Куринов подумал, что так же бывает на охоте, когда зарядил патрон с дробью на утку, а выскакивает кабан! Умелый охотник сможет перезарядить ружье пулей так, чтобы не спугнуть зверя, а на боевом корабле один в поле не воин. Здесь все зависит от слаженности экипажа. Времени на перезарядку точно не хватит!

Его размышления оборвал незнакомый голос:

— Иван Сергеевич, а по флагу не определишь принадлежность судна? Может, и не следует войну затевать?

Куринов обернулся и увидел рядом с собой Гуревича.

— Кому, кроме американцев, здесь быть? — отрывисто и резко ответил вопросом на вопрос. И, не дождавшись ответа, пояснил: — Мы не имеем права рисковать грузом. В данном случае будем работать на опережение возможных событий.

— Так-то так, но… — загадочно затянул Гуревич. К такому поведению уже привыкли. Он во всем и всегда сомневался. Когда вестовой ставил перед ним стакан с горячим чаем, долго осматривал его, затем ладошкой гонял воздух, обнюхивая испарения. И в этот раз повел носом, словно пытаясь установить по запаху национальную принадлежность корабля.

— Впрочем, я свои соображения по этому поводу отмечу в вахтенном журнале, — заметил он. У него было право выдавать командиру рекомендации и фиксировать их для юридической ответственности. А Куринов вспомнил анекдот. Командир записал в вахтенном журнале: «Сегодня штурман был пьян». Штурман обиделся и через несколько дней оставил уже свою запись: «Сегодня капитан был трезв». Куринов понимал, никакая запись в вахтенном журнале не спасет его от ответственности.

— Скорость увеличить до 17 узлов, — приказал он, твердо решив не следовать чужому совету.

Судно продолжало двигаться своим курсом.

— Ха, американец, корабль разведки, — наконец определил его тип и принадлежность штурман.

На ходовом мостике царила тягостная тишина. Корабли полторы минуты шли встречным курсом, а кажется, прошел целый час.

Вахтенный офицер взглянул в уставшее лицо командира. Мелкие морщинки подобно мошкаре облепили веки, высокий лоб покрылся испариной, и тяжелая капля пота спускалась по переносице.

Тишину нарушил скрип проворачивающегося ключа оружейного сейфа. Вахтенный офицер молча достал ракетницу и обратился к командиру:

— Прошу добро пустить сигнальную ракету?

— Добро, — буркнул командир.

Угрожающе шипя, ракетница ярко моргнула и тихо погасла прямо по курсу противника. Но корабль-призрак и не думал отворачивать.

— До цели тридцать пять кабельтовых (шесть километров и четыреста метров), — вывел из оцепенения собравшихся на мостике офицеров голос сигнальщика.

— Командир, что вы делаете, я требую отвернуть, не создавать навигационное происшествие! Вы втаскиваете нас, страну, в международный конфликт! — неожиданно запротестовал «флагман» Гуревич.

— Отвернет сам. Мы в российских водах, — еще жестче прозвучал голос командира корабля, и он отдал следующую команду: — Боевому расчету носовой артустановки открыть одиночный предупредительный огонь. — Сказал, будто глотнул всей грудью воздуха, отчего повисла короткая тишина, которую нарушила новая команда:

— Огонь!

Орудие чуть дернулось, по палубе, шипя, покатилась пустая гильза. В тот же миг чужое судно качнуло влево. Возле его правого борта поднялся жидкий фонтанчик воды, но цель продолжила движение.

— С судна противника запущена ракета! — бесполезно прокричал голос радиометриста. Оповещения не требовалось. Люди на ходовом мостике отчетливо видели мелкую вспышку с носа судна. По торопливому следу запущенной ракеты определили ее название. — Низколетящая цель, типа переносного зенитно-ракетного комплекса, — подтвердил сигнальщик, — прямо по нашему курсу.

«Мощность небольшая, но попадание стопроцентное, учитывая сверхзвуковую скорость, — опережая нечеловеческую скорость ракеты, работал мозг командира. Доля секунды ушла, чтобы вспомнить о последствиях такого попадания. — Малый ракетный корабль «Муссон» получил во время учений ракету с корабля условного противника, прямиком в ходовую рубку. Боезаряд отсутствовал, но воспламенилось ракетное топливо. Командование погибло сразу же, а корабль сгорел и затонул». Куринов лихорадочно думал, как остановить надвигающуюся смертельную опасность — ведь гибель его и вахтенного офицера приведет к временной потере управляемости корабля. Он отчетливо понимал, что никаким имеющимся на корабле оружием уже невозможно, поздно сбить ракету! И вдруг пришло неожиданное спасительное решение. Он вспомнил, на заводе только что поставили тепловой экран, впереди ходовой рубки, в носовой части корабля! Используя последнюю возможность, капитан с силой надавил на кнопку запуска «нового оружия», и в ту же секунду форштевень корабля осветила вспышка яркого взрыва. Сработала тепловая защита. Ракета взорвалась перед самым носом, не причинив особого вреда корвету. А Куринов отчетливо ощутил жар разорвавшегося реактивного снаряда.

— Одиночным, по движущейся цели, огонь! — скомандовал он после удачно отбитой атаки. Выпущенный 100-миллиметровый снаряд из универсальной автоматической артиллерийской установки А-190 — 01 попал точно в цель, прямо над ватерлинией левого борта. Неприятельское судно круто развернуло в обратную сторону, показывая коричневое пятно в борту. Оно расползалось, как кровь из-под бинта.

— Право на борт! — прокричал вахтенный офицер. Корабль уверенно пошел в противоположную сторону.

Все увидели, как судно противника заваливается на левый борт и быстро теряет скорость. Не сбавляя скорости, «Дерзкий» перерезал след, оставленный на воде нарушителем. За бортом, как на проявленной фотобумаге, появился пенистый бело-голубой косой крест, напоминающий корабельный Андреевский флаг. Заметив странный символ, Куринов вспомнил сон, когда после детского писка увидел крест и поцеловал его. Не знал, что так предупреждает судьба о приближающемся несчастье, но прикосновение к кресту губами означает преодоление невзгод!

Странное природное явление увидел и сигнальщик Андрей Смирнов. Вспомнил тетку Ольгу, которая на прощание подарила ему крестик со словами: «Крест защищает человека»!

Команды отбоя не поступило. На смену четкости и движению пришла деловая тишина. Хотя она была кажущейся. Работали судовые механизмы, над головами урчала стрельбовая антенна. Внизу лязгали цепи элеватора, поднимающие с погреба снаряды в артустановку. Через «каштан» прорывались обрывки внутренних команд: «Есть, нет, есть!»

Наконец командиру доложили: «Вторая наводка выполнена».

Николай посмотрел на часы, фиксируя по привычке действия своих подчиненных. Потребовалось десять секунд для нового «захвата цели».

— Поставить на дистанционное управление, — продолжал он руководить боем.

Последовал дубляж команды от командира боевой части, затем по цепочке до расчета артустановки.

Неприятельское судно удалялось. Куринов понимал, остановить его может артиллерийский залп по курсу движения. Нейтральные воды рядом, и преследовать противника нельзя.

Вдруг раздался искаженный помехами связи голос командира артустановки:

— Товарищ командир, орудие не ставится по горизонту.

— Устранить неисправность! — прозвучало в ответ.

В то же мгновение на артустановке медленно поползли вверх стволы орудий и замерли под углом 45 градусов. Оказалось, отвалился от вибрации проводок в приборе стабилизатора качки. В доли секунд команда артустановки нашла неисправность и простым паяльником устранила ее. Этого времени было достаточно, чтобы корабль-нарушитель зашел в нейтральные воды. Боевой успех омрачили сами же артиллеристы, так уверенно начавшие бой. Преследование закончилось. Приз ускользнул от победителя, но в том не было никакой надобности.

— Капитан-лейтенанту Баранову прибыть на ГКП, — раздалось по корабельной трансляции. Официальное приглашение означало стопроцентный нагоняй.

Николай успел добежать до артустановки и снять злополучную плату.

— Товарищ командир, — начал он прямо с комингса командного пункта, — смотрите, здесь рука «барабашки», а не заводской брак. Кто-то специально распаял провода и соединил их наживую. По идее вредителя, мы вообще не могли бы выполнить стрельбу. Просто техника наша с хорошим запасом прочности, — и протянул испорченную запчасть Куринову.

— Похоже, Баранов прав, — озадаченно проговорил капитан и передал электронную плату «флагману» Гуревичу.

Тот приступил к изучению платы размером в пятикопеечную монету, весь краснея и потея.

— Это вам не гильзами от снаряда кидаться в старшего корабельного офицера, — уколол его Чугунов, напомнив недавний инцидент на якорной стоянке. А на мостике вспомнили, как командир еще раньше, в отсутствие Баранова, послал «флагмана» проверить боевую готовность артиллеристов, «шпионский» радиосигнал в районе первой артустановки.

— Проводим расследование по факту умышленной порчи оружия. Нештатным следователем назначаю старпома, капитана третьего ранга Чугунова. Рапорт представить к приходу в базу, — приказал Куринов.

Прозвучала долгожданная команда: «Боевая готовность номер два. Очередной боевой смене заступить». Через пару минут, заслушав поспешные доклады с боевых постов о выполнении приказа, недовольный голос старпома объявил долгожданное: «Подвахтенным от мест отойти».

Баранов искал Папуту, миновав коридор, еще пахнущий порохом. Артустановка находилась над ним, рядом с кают-компанией. В закупоренном «броняшками» помещении было душно и дымно. Николай повел носом — не пожар ли? Огонь являлся главной опасностью любого судна. Увидев облако над кондиционером, успокоился — потек фреон. Такое случалось и раньше на учениях, когда от стрельбовой вибрации и перепада электричества лопалась трубка «кондишена».

В этот раз пахло по-особому, и он ловил, как Гуревич над чашкой горячего чая, воздух.

— Привидение сдохло от страха, потому и воняет хламом, — заметил корабельный доктор Федор Казимирович Бошин. Он развалился на маленьком кожаном диванчике, листая странички журнала «Морской сборник», и был буквально счастлив, что не потребовалось его профессиональных знаний.

— Точно, пахнет крысой, — осенила Николая догадка, — они застревают в корабельных воздухоотводах и долго разлагаются.

Он попытался открутить пластмассовый «барашек» крепления «броняшки» и открыть иллюминатор, выветрить неприятный запах. Напрасно, сорванная резьба не поддавалась.

— Старпом предупреждал, открывай «барашек» осторожно, — снова съязвил доктор, — здесь все сделано тяп-ляп. Вот на советском флоте «барашек» был медный, его чистили каждый день до блеска! И не ломался никогда!

Не обращая внимания на обычное брюзжание поклонника советского образа жизни, Николай с силой надавил на выпуклое тело железной тарелки, закрывающей иллюминатор в кают-компании, и она выскочила из гнезда. Помещение моментально наполнилось свежим морским воздухом. Свет дня и шум моря ворвались следом. Спиной к доктору, склонившись над огромным лагуном, сидели Папута и вестовой моряк. Они осторожно отделяли от крабового туловища бурые клешни и бросали в лагун, а красные тельца раскладывали по целлофановым подарочным пакетам с символикой корвета «Дерзкий».

— Мне корешки, а Папуте вершки, — усмехнулся Федор Казимирович своей доброй, но хитрющей улыбкой. Детская сказка про находчивого мужика, обхитрившего глупого медведя при посадке клубней картофеля, объяснила суть происходящего. Бесхитростный Папута не знал, что весь вкус краба в его мясистых клешнях, а не в тушках. Довольный своим поступком Папута, не подозревая о коварстве доктора, протянул подарочный пакет Николаю. На него остекленело смотрели выпученные пуговки-глазки крабов, а Папута ждал похвалы. Он подготовил пакетов тридцать, каждому офицеру корабля.

— А кому же клешни? — удивленно спросил Николай, разглядывая их в двадцатилитровом лагуне.

— Этот мусор хотел за борт, да Федор Казимирович упросил забрать для каких-то опытов, — добродушно поделился Папута.

Николай не успел ничего сказать, так как снова появился странный запах. В кают-компанию входил «флагман» Гуревич. Баранов отметил особый взгляд корабельного химика, но связал его удивление с прибором, висевшим на переборке. Стрелка барометра зашкаливала, означая очередную смену погоды. Трижды за последние сутки.

Папута, весь бледный, с горящим от ненависти взглядом, вдруг громко воскликнул:

— Именно этого человека я видел прошлой ночью шатающимся по кораблю! Пальцы у него жилистые, как щупальцы!

Уже через минуту Баранов, в присутствии корабельного доктора и Папуты, выспрашивал Гуревича о его роли в ночном происшествии. Папута успокоился и заканчивал излагать на бумаге обстоятельства своей встречи в ночном коридоре с привидением-Гуревичем. Он его узнал. Интрига же состояла в том, что место их встречи находилось как раз у входа в элеватор-накопитель боезапаса. Под самой артустановкой, где была повреждена электронная плата. Именно это помещение, по докладу артиллеристов, долго проверял флагманский специалист в отсутствие их командира. Гуревич на вопросы не отвечал и странно крутил жилистой шеей. Наконец, выслушав в свой адрес все подозрения, он поспешил скрыться в гостевой каюте.

В это время, нахохлившись, застегнув до подбородка молнию «эмчеесовки», Куринов потихоньку мерз в командирском кресле на ходовом мостике. До захода в Амурский залив оставалось ровно полчаса. Он думал о жене, мечтал о том, как обнимет ее, поднимет на руках и закружит… Грезы оборвались с приглашением срочно прибыть в рубку закрытой секретной связи. В тесном помещении стояло одинокое кресло, покрытое куском шкуры медведя. Моряк предупредительно покинул пост. Куринов не спеша поднял трубку и проговорил: «Командир у аппарата». В трубке булькнуло и зашипело: «Здравствуй, Иван Сергеевич!» Он сразу узнал голос начальника штаба вице-адмирала Борисова.

— Приказываю следовать в бухту Разбойник. Встать на якоре и ждать дальнейших указаний. Во Владивосток ни под каким предлогом не входить! Спецгруппу там же высадите на берег. Люди живы, есть ли раненые? — говорил вице-адмирал.

— Потерь, раненых и больных среди личного состава нет! Корабль технически исправен и готов к выполнению. — Куринов не успел договорить, так как в трубке зашипело, затем снова раздался голос Борисова: — У тебя вчера родилась дочка. Поздравляю! Мать и ребенок… — В эфире опять забулькало, потом наступила тишина.

«Обрыв связи, — обреченно промелькнуло в уме, — как всегда, на самом важном!»

И тут неожиданно зажегся экран спутниковой телесвязи, появился расплывчатый контур человеческого лица, и не испорченным радиопомехами голосом Борисов проговорил:

— Иван Сергеевич, еще раз поздравляю! Дочка у тебя больше трех кило, мама также здорова! Сам видел! Спасибо тебе и твоему экипажу! Выполнили боевую задачу! Молоток! Трубку не бросай, передаю начальнику разведки.

— Поздравляю с рождением дочки! — торжественно начал начальник разведки, а закончил совсем неожиданно: — Гуревича освободи от каютного ареста, очень тебя прошу. Извинись перед ним. Сделай все, чтобы он поверил в твою ошибку. Очень тебя прошу, командир! Здесь идет крупная игра и на кон поставлена Родина! Дальше наша задача, а со своей ты прекрасно справился. Понял?

Куринов ничего не понял, да и не мог понять — его переполняла радость и ощущение счастья от известия о жене и ребенке.