Эпилог
Чудесный доктор

Последнее, что я слышал об Уэйкфилде, – он жил в Майами, штат Флорида, с супермоделью, разведенной женой миллиардера. Ведь если вы обманываете всех людей время от времени, а некоторых постоянно, ваша следующая большая идея должна быть хорошей.

Эль Макферсон (также известная как the Body), 55-летняя мать двоих детей из Сиднея, Австралия, посвящала кучу времени и сил благотворительности. Наиболее известная благодаря рекордным пяти появлениям на обложке журнала Sports Illustrated, рекламируя купальники, она, как сообщается, получила 53 миллиона долларов наличными и дом за 26 миллиона после четырехлетнего брака со своим последним мужем. Шестидесятидвухлетний Уэйкфилд впервые был замечен в ее компании в ноябре 2017 года. Поводом стало мероприятие против вакцинации в Орландо, штат Флорида, где их познакомили за ужином. Всего два месяца спустя они опять были замечены на подобной встрече в Ред-Банке, штат Нью-Джерси. Затем, еще раз, в мае 2019 года, в Чикаго, штат Иллинойс.

Наверное, только рок-звезды могут похвастаться таким же приемом на мероприятиях. Уэйкфилд был окружен женщинами, в основном матерями, которые хлопали, улюлюкали и боролись за селфи. Он был их Нельсоном Манделой (с которым он, кстати, себя и сравнивал), восставшим из могилы специально ради большой цели. В Нью-Джерси даже воспроизвели 90-минутное видео, восхваляющее Уэйкфилда как семьянина (рубит дрова, разбивает яйца для омлета и просматривает интернет) в Техасе, который он вскоре покинул ради Макферсон.

Мне было все равно. Честно говоря, как и всегда. Я никогда не просил об этом задании. Оно не доставило мне никакого удовольствия. Больше всего я надеялся на завершение дела. Кто захочет тратить на это годы? Но как только Уэйкфилд начал судиться и скрываться, у меня не было другого выбора, кроме как идти по его следу.

В остальном мне было все равно.

Медицина для врачей, наука для ученых. Я лишь отвечал на вопросы. И если это означало копать до тех пор, пока его дом не рухнет, то, как ни банально это прозвучит, лучшие журналисты, чем я, отдали свои жизни за правду. Все, чем я рисковал, – своим домом, который могли конфисковать из-за юридических счетов (поскольку я переиздал свои истории на briandeer.com), если факты не подтвердятся. Но они подтвердились.

А потом, когда я наконец понял, что к чему, Уэйкфилд снова закипел, спустя несколько месяцев после того, как исчез из виду. Это был вечер понедельника, май 2019 года. Уэйкфилд появился в Skype во время вспышки его любимой болезни. Позади него был бальный зал: Atrium Grand Ballroom в Монси, округ Рокленд, в 50 километрах к северу от Манхэттена. Этот торговый центр, более известный свадьбами, чтением Торы и штампованными бокалами для вина, был центром сообщества ультраортодоксов.

Евреи. Именно среди них той весной распространился вирус, который когда-то планировалось искоренить. Вспышка спровоцировала крайнюю меру – запрет на появление в общественных местах невакцинированных детей.

К тому моменту Уэйкфилд понял, что Дональд Трамп его предал. Со времени переезда в Белый дом до вспышек болезни в Рокленде и в Нью-Йорке президент ничего публично не говорил об иммунизации. Когда корь начала наступать, Трамп прокомментировал, что семьи «должны привить детей». По дороге к своему вертолету он крикнул журналистам: «Прививки так важны. Это действительно происходит прямо сейчас. Им нужно сделать прививки».

Уэйкфилд, как обычно, знал все лучше всех, и его миссия в тот понедельник была почти такой же, как и много лет назад, в общине сомалийцев: он был нацелен на проблемное сообщество. В центре его внимания были районы с низким уровнем иммунизации, и он хотел, чтобы они оставались такими же. Вакцины, как он теперь проповедовал, не были «ни безопасными, ни эффективными», а историческое снижение смертности и заболеваемости корью «не имеет ничего общего с вакцинацией».

Его внешний вид был странным, он походил на призрака, материализовавшегося из эфира. На экране, установленном в бальном зале на пятнадцать сотен мест, его красный лоб и щеки блестели, как будто он бегал по набережной вокруг особняка Макферсон и обгорел на солнце. Но кожа вокруг глаз и рта оставалась призрачно бледной.

– Хочу заверить вас, что я никогда не участвовал в научном мошенничестве, – объявил он собравшимся евреям Харади, которых пригласили в Атриум, отправив сообщения по телефону. – Со мной случилось именно то, что происходит с врачами, которые угрожают прибыли фармацевтических компаний и политике правительства в интересах своих пациентов.

Бывший врач, должно быть, забыл австралийцев, Уоррена и Маршалла, прославившихся на H. pylori. Они разделили Нобелевскую премию после того, как устроили обвал на рынках сбыта лекарств и поимели проблемы с Big Pharma. И ему, должно быть, не пришло в голову, что он начал критиковать MMR только после отзыва двух брендов вакцин. Джон Уилсон был избран членом Королевского общества. Информатор CDC по-прежнему работал на правительство (с повышением заработной платы). Никто не был обвинен в мошенничестве или нечестности. Только он. И ведь он знал почему.

– Я хочу сообщить, что вас ввели в заблуждение, – сказал он своей аудитории после выступления продюсера Vaxxed, получившего «Эмми», Дела Бигтри, финансируемого миллиардером из Манхэттена. – Я собираюсь поговорить о кори.

Всего 45 секунд выступления попало в Twitter. Но я нашел его последние видео на YouTube. Когда я думал, что он загорает в Майами, он не просто строил отношения с Макферсон. Уэйкфилд записал курс видеолекций. Я насчитал 21 видео, купил себе банку клубничного мороженого и весь день провел в заметках. Судя по всему, он теперь считал корь хорошим вирусом. А вот вакцины делали его хуже. «Коллективный иммунитет» был опасным заблуждением.

Зрители YouTube были впечатлены выступлениями Уэйкфилда на камеру со сложенными руками на груди. «Какой великолепный сериал», «Ты – благословение для человечества», «Рад снова слышать тебя».

Для меня его послания не имели большого смысла. С одной стороны, Уэйкфилд сказал, что снижение смертности и заболеваемости во всем мире произошло не в результате иммунизации, а потому, что болезнь начала протекать в более легкой форме. Но затем он утверждал, что корь причиняет больше вреда в результате иммунизации.

«Господи, за что?» – подумал я. Честно говоря, мне надоело это терпеть. Значит, болезнь стала слабее, а уколы сделали ее опаснее? Был ли этот вывод навеян вспышками инфекции, разразившимися тогда по всему миру? Среди сомалийцев 95 % случаев кори были зарегистрированы именно у невакцинированных детей. Цифры, представленные из округа Рокленд, оказались аналогичными.

Даже я знал, что для РНК-вируса корь сравнительно стабильна. «Мне неизвестны какие-либо мутации, которые могли бы повлиять на патогенность возбудителя», – говорит, например, вирусолог и профессор молекулярной биологии, который, в отличие от Уэйкфилда, опубликовал бесчисленное количество исследовательских работ по парамиксовирусам. «Если какое-либо прогрессирование в сторону более легкой формы и существует, наиболее вероятной причиной можно считать вакцинацию», – продолжает он.

Но он был всего лишь экспертом. Что мог он знать? Для меня вопрос заключался не в том, кому верить, а в том, о чем нужно было задуматься два десятилетия назад, когда Уэйкфилд выступал в атриуме. Например, кем был этот парень, чтобы бросить вызов безопасности детей? Кто он такой? Чего он хотел? Он точно не был врачом, ученым. Исследователь за исследователем выстраивались в очередь, чтобы показать на Уэйкфилда пальцем после того, как я его пригвоздил. «Это был позор, – говорит один из его бывших членов команды, который работал вместе с Ником Чедвиком в лаборатории на десятом этаже. – Я думаю, он прочитал о кори в учебнике за день до исследования. В науке так не поступают».

Другие ученые пытались помочь ему, но их усилия были отвергнуты. Всемирно известный специалист по вирусу кори, патоморфолог с большим опытом оценки детских биопсий и врач мирового класса по воспалительным заболеваниям кишечника – все они заявили, что пытались наладить контакт с Уэйкфилдом, который проваливался после советов, которые ему не понравились. «Я сделал для него пару тестов на фекальный кальпротектин, – прислал мне сообщение профессор гастроэнтерологии. – Затем он сформулировал свою гипотезу, в которой центральным механизмом повреждения была вызванная вакциной повышенная проницаемость кишечника, ведущая к абсорбции нейротоксинов, влияющих на мозг. Он подписал эту чепуху моим именем, и я попытался ее поправить, но, поскольку это противоречило его вере, он не обратил на это внимания и опубликовал статью, убрав мое имя. Теперь он богат, знаменит и живет с сексуальной богиней».

Вирусолог сказал мне, что ему было поручено провести экспертную оценку статьи J Med Virol, которая положила начало всей истории с корью.

– Это навсегда запечатлелось в моей памяти, – говорит он 23 года спустя, объясняя, что попросил специалиста по электронной микроскопии в своей лаборатории оценить снимки Уэйкфилда. – Мой человек сказал, что это микрофиламенты, нормальный компонент клеток. То что Уэйкфилд назвал Т-клеткой, которая ест что-то еще, тоже не соответствовало описанию.

Бесчисленные источники сообщали мне, что Уэйкфилд болезненно реагировал на сомнения и опровержения. И не менее трех (возможно, четырех) человек рассказали о впечатляющем инциденте во время дискуссии по диссертации на степень магистра. Несмотря на обычно величественное поведение, он был настолько потрясен полученными вопросами, что «вышел» или «выбежал» (есть разные версии), и поэтому не смог получить квалификацию.

– Он считал, что экзаменаторы были невежественны и не понимали, что он делал, – рассказал мне один профессор за обедом. – Так вот, за 40 лет я никогда не слышал о ком-либо, кто бы выбежал с опроса.

В этом инциденте, в стрессовой ситуации, характер Уэйкфилда раскрылся в полной мере. Но вспомним про следы испорченной репутации и карьеры среди тех, кто повелся на его харизму.

Рой Паундер, его наставник, и Ари Цукерман, декан (оба отказались говорить со мной), потеряли возможность получить рыцарское звание (и, таким образом, славное prénommai «профессор сэр») после скандала Royal Free. Первый баллотировался на пост президента Королевской коллегии врачей, и проиграл выборы после моих первых открытий. Второй фигурировал как виновник кризиса общественного здравоохранения, чего его сверстники никогда ему не простят.

– Это тянется уже 18 лет, – практически заплакал Цукерман, встав с кресла для свидетелей в конце своего выступления перед комиссией Генерального медицинского совета.

Главный редактор The Lancet: над его решением опубликовать статью будут вечно насмехаться. Австралийский профессор Джон Уокер-Смит, который, несмотря на то что избежал наказания из-за процедурной ошибки, пожалел, что входил в бетонный замок с видами на Хэмпстед-Хит. Бартс, Бартс. Ему следовало остаться в Бартсе. «Главный госпиталь Империи».

Но унижение этих мужчин ничего не значило по сравнению с тем горем, которое Уэйкфилд причинил семьям. По-моему, у входа в виллу на Бикон-Хилл, находящуюся в 90 минутах на поезде к западу от Лондона, должно быть вырезано прямо на желтом известняке:

Для медицины и средств массовой информации страх и вспышки болезни означали конец саги. Родители испугались, перестали прививать детей, болезнь вернулась и иногда убивала. Однако в моем понимании страдания родителей, мучительный ужас вины, были недооценены. Конечно, я писал о падении показателей иммунизации и вспышках болезней. Я даже сообщил о первой смерти британца (13-летнего мальчика) от кори за 14 лет. Но после разговора с женщиной в алом из Newsnight я с самого начала несколько иначе смотрел на кризис.

Я позвонил ей первой, за день до Мисс Два, и предложил дать мне интервью.

– Это было ужасно, – сказала она мне, о том, что случилось с ее сыном.

Я записал это на странице 19 своей записной книжки № 1 в сентябре 2003 года.

– Я вакцинировала его, и это моя вина. Я должна была провести все эти исследования до того, как прививать ребенка.

Ричард Барр и Кирстен Лимб давно распространяли тревогу среди своих клиентов, будто родителям нужно было об этом беспрестанно напоминать. «Мы знаем, что многим семьям трудно смириться с тем фактом, что их ребенок мог пострадать от вакцины, – заявили они в “Информационном бюллетене” перед публикацией статьи о двенадцати детях. – Если ущерб вызван каким-то естественным заболеванием, это нельзя контролировать, но если виновата вакцина, многие родители будут чувствовать себя ответственными за то, что согласились сделать прививку своему ребенку».

Проницательный вывод. Родители обвиняли себя и пребывали в агонии, отголоски которой я находил повсюду.

– Неважно, у кого я беру интервью, – сказала, например, деловой партнер Уэйкфилда, Полли Томми, обобщая то, что она услышала во время тура на черном автобусе. – Они не могут спать по ночам. Их мучает чувство вины. Они сходят с ума от горя, хватаясь за все, что могут, чтобы заглушить боль.

Полли нашла обезболивающее. Ее анальгетиком был Уэйкфилд, которым она хотела поделиться с миром. «Что потребуется, чтобы сильные мира сего признали, что вакцины ранили и убили так много людей?» – спросила она в одном из видео.

Я вставил оба ее комментария в пару дублирующих слайдов, которые можно было переключать в PowerPoint вперед и назад. На обоих был изображен блок идентичных иллюстраций из Vaxxed, включая ее лицо и слоган: «Слушайте родителей, а не педиатров». Другими словами, слушайте ее. На одном из слайдов я напечатал ее цитату о вине, на другом – о сильных мира сего. Переключаем слайды. Ее лицо смотрит неподвижно.

И это был ее выбор, который встал и перед многими последователями Уэйкфилда: ругать себя или обвинять кого-то еще. Думаю, именно ловушка между виной и обвинением прославила бывшего врача. «Если бы вы меня послушали, у вашего ребенка не было бы аутизма. Это они. Это они. Это они».

Профессионалы видели такое раньше. Например, гипотеза «матери-холодильника». Во всем виноваты родители: возложите ответственность на них и зарабатывайте на жизнь продажей им искупления. «Доверяйте своим инстинктам», – говорил Уэйкфилд, когда наука его подвела. Но я думал, что на самом деле он имел в виду «поверьте мне».

И его любили за это. Он был «чудесным доктором»: таким заботливым, профессиональным и обиженным. Но также говорили и о серийном убийце Гарольде Шипмане. У него были поклонники, причем их гораздо больше, чем жертв. «Он был так популярен, – отметил пациент, умерший не от рук Шипмана. – Все думали, что он чудесный врач».

Матери-последовательницы теории Уэйкфилда чувствовали себя виноватыми, так что ему не нужно было раскаиваться самому. Они понесли наказание вместо него. Это важно не только потому, что они страдали, испытывали боль, которую, конечно же, не заслужили, а потому, что это позволило Уэйкфилду воспользоваться их слабостью. Неудачный судебный процесс Барра засел в сердцах родителей с 1990-х годов. И, подобно коррозии, Уэйкфилд распространил горечь и ненависть, вооружившись современными средствами – Facebook, Twitter, WhatsApp, Youltibe, о которых в золотой век нельзя было даже мечтать.

Профессионалы не могли понять, как это было сделано, как до этого не могли понять работу с двенадцатью детьми. Возмущенные дерзостью врача, сомневающегося в вакцинах, они упускали возможность задать правильные вопросы. И теперь, столкнувшись с явлением, которого они все еще не понимали, проводили опросы на тему «нерешительности в отношении вакцинации», поддерживали законодательные запреты и били тревогу. Но это проходило мимо армии измученных и убитых горем, которая не собиралась сдаваться в ближайшее время.

Тем временем этот человек, не обремененный совестью, обратился к сотням евреев в Большом бальном атриуме, забрав у них больше, чем дал. Он жаждал внимания. Да. Он любил свой голос. Один из профессоров, обучавших его в медицинской школе, описал его как «одного из самых любопытных людей», которых он когда-либо встречал. Уэйкфилду даже хватило наглости выставить себя жертвой.

– Моя карьера разрушена, – блеял он, как будто это была не его вина. – Я потерял работу, свой доход, свою страну и репутацию.

Бедный, бедный Энди. Очень жаль.

Но я думаю, что это еще не все. Он был хозяином этой вспышки. В своей подмене субъекта и объекта он хотел, чтобы все знали, кто контролирует события. Уэйкфилд упивался танцем под свою дудку. И, как один из тех фантазеров, который пробрался в больницы, украл белый халат и вышел в палаты, чтобы диагностировать и лечить, я думаю, что внутри он смеялся.

Его собственная мать рассказала кое-что, над чем я размышляла годами. Однажды вечером мы разговаривали при включенном магнитофоне. Думаю, Бриджит даже отпила сухого шерри. И она сослалась на Эдварда Мэтьюза, из Sex, Love and Society, когда объясняла характер своего второго сына.

– Он очень похож на моего отца, – сказала она, – если он во что-то верил, он пошел бы на край земли, чтобы и дальше верить.

Верить. Не искать решений. Он всегда приводил доводы, которые редко были некоммерческими. Его большие идеи должны сыграть. Независимо от того, что будет лучше или правльнее независимо от вспышек страха, вины и болезней. Ничто не встанет на его пути.

На мой взгляд, эта история никогда не была связана с наукой, детьми или матерями. История Уэйкфилда только о нем самом.