Глава двадцать первая,
в которой наступает Конец Света и Путешествие становится Бесконечным
Стремительно нарастающая катастрофа уже не ограничивалась порчей и распадом физической материи, из которой состоит все вокруг. Законы науки гнулись и ломались, словно стальные балки, расплавляющиеся под напором некоей неведомой силы. События случались раньше собственных причин: так на углу Сорок второй улицы и Лексингтон-авеню образовалась гигантская воронка, в которую провалилось несколько машин, и лишь затем произошел взрыв газа, ставший причиной ее образования. В городах на больших улицах время летело с бешеной скоростью, а в маленьких переулках почти не двигалось, образуя пробки. Скорее всего, перестал работать Второй – великий – закон термодинамики, и энтропия быстро уменьшалась. Даже тем, кто ничего не смыслит в науке, было очевидно, что это конец. С восходом солнца начинало холодать, а полная луна приносила на землю тропическую жару. Дождь оставлял на коже ожоги, а снег шипел и испарялся, не успев коснуться земли.
Кишот напомнил себе, что седьмая долина – это Долина Отрешения, в которой человек утрачивает свою самость и сливается со Вселенной.
Номер в “Блю-йоркере” стал его монашеской кельей в сердце борделя; в микрокосме мотеля ничего не менялось. Людские потребности удовлетворялись за тонкими стенами громко и разнообразно, днем и ночью, со всех сторон. Мысль о том, что даже в такие темные времена люди не перестали испытывать желание, несколько ободряла Кишота. Человеческая природа не изменилась, а значит, в мире есть великая константа, лежащая в основе всего. Однако у самого Кишота не возникало желания развлекаться подобным образом. В уединении своего номера он также не пользовался возможностью просмотра порноканалов. Порнография приводила его в смущение. На самом деле, его смущало любое сексуальное поведение на экране. Он отводил взгляд, даже когда герои фильма просто целовались. Он не нуждался в удовольствии, полученном через некоторого “посредника”.
Так что он просто сидел сложив руки и ждал, когда любовь сама найдет, как все устроить.
Рано или поздно наркоман всегда звонит своему дилеру. Звонит, несмотря ни на что, даже если дилер влюблен и преследует наркомана, одержимый навязчивой идеей спастись вместе с наркоманом от конца света и прочих ужасов; одержимость наркомана тем, что ему может дать дилер, оказывается сильнее одержимости дилера наркоманом. В конце концов и она позвонила. Трудно сказать, как долго он ждал этого звонка – время текло странно, оно растягивалось, сжималось, было обманчивым. Неделя могла длиться месяц. Целая жизнь могла промелькнуть за один день. Мир распадался на части, прямо у знаменитого шпиля Эмпайр-стейт-билдинг в небе образовалась воронка в никуда, с шумом засасывавшая в себя все живое, и город заполонили орущие рты, бегущие ноги и бездыханные тела затоптанных. А в самом центре этого хаоса спокойный немолодой мужчина в грязном мотеле терпеливо ждал, когда зазвонит его телефон, и телефон зазвонил: он был ей нужен. Посреди бесконечного ночного кошмара его мечта воплотилась в жизнь.
– Мадам, это правда вы? Польщен вашим вниманием.
– Нам надо встретиться, – ответила она. – У меня все закончилось.
Чувство долга боролось в нем с влечением к ней.
– Мадам, вы ведь чуть не умерли в последний раз. Как я могу собственными руками нести вам оружие, которое может вас убить?
– Я сама была дурой, – заявила она. – Впредь буду умнее.
Она больше не говорила голосом успешной властной женщины, у которой все под контролем – и своя собственная жизнь, и чужие. Она подлизывалась, юлила, ее голос звучал каку ребенка, разыгрывающего невинность, чтобы получить желаемое. Я больше так не буду — наша первая в жизни ложь.
– Нам опасно встречаться. – Кишот так и не смог побороть ни своих принципов, ни желания ее видеть. – Как к этому отнесется этот ваш мистер Андерсон, мистер Тайер? Я думаю, он может причинить мне вред.
– Можете забыть про него, – заверила она. – После ареста вашего… вашего родственника его идентифицировали по записям с камер наблюдения в Атланте. Конрад Чехов. Этим их надолго не одурачишь. Полиция ищет его, и он залег на дно. Даже я не знаю, где он.
– Вокруг вас полно людей, к кому можно обратиться, – сказал он. – Вы такая важная персона.
– Я совершенно одна. Творится какое-то безумие. Сегодня никто не вышел на работу. У меня даже охраны нет. Вообще ничего. Я абсолютно одна. Поэтому мне и нужно то, что у вас есть. Понимаете?
– Мадам, вам нужна защита.
Кишот непременно должен встретиться с ней. Он должен отдать свое бренное тело в ее распоряжение. У нее никого нет, и он ей нужен.
– Иди к ней, – вмешался лежащий в изголовье кровати пистолет. – После решим, что делать дальше.
– Ситуация в мире непростая, – продолжил Кишот разговор с Салмой. – Но у меня есть план, как мы можем спастись.
– У меня нет ни малейшего желания обсуждать ситуацию в мире, – заявила она с прежним апломбом. – И от вас мне нужна всего одна простая вещь. Надеюсь, она у вас есть?
– Того, что у меня есть, должно хватить на два года, – сообщил Кишот и услышал в трубке вздох облегчения.
– Где, как и когда мы встретимся? – спросила она. – Есть одна проблема. Мой водитель исчез и полагаю, что с концами. Конец фильма.
Кишот явно не понял последней фразы.
– Не берите в голову, – продолжила она. – Сомневаюсь, что такси еще работает.
– Старый красный дуб сразу за статуей Андерсена в Центральном парке.
– Это далеко.
– Лучше быть как можно дальше от вашего дома.
– Но как я туда доберусь?
Несмотря на всю свою любовь, Кишот испытал короткий приступ раздражения.
– Придете ножками, мадам. Как все люди.
Идти ножками было ужасно. Идти по улицам в полном одиночестве, не имея рядом никого, кто мог бы избавить ее от нежелательного внимания. Она умела делаться незаметной. Серые тона, накинутый на голову шарф, неприметная черная одежда, туфли без каблука, дешевая маленькая сумочка, никаких духов. Невыразительная пластика, отсутствие резких движений. Салма очень тщательно следила за собой. На улицах творилось настоящее безумие. Приближался праздник, но настроение у всех было далеко не праздничным. Люди носились по улицам с ужасом в глазах. Быть может, это последний Новый год в нашей жизни. Никто ни на кого не смотрел, все орали – каждый свое, не заботясь, слушает их кто-то или нет. Город Гамлетов, проклинающих подлые небеса. Естественно, разбитые окна, вскрытые брошенные машины. Салме казалось, что она попала на съемки фильма о гибели Манхэттена с Уиллом Смитом в главной роли. В Голливуде регулярно разрушают Манхэттен. Такое парадоксальное признание в любви. Салма думала обо всем сразу. Где Андерсон. Как он мог бросить ее в такой момент. Куда подевался Хоук. Почему она посреди царящего повсюду безумия тащится в Центральный парк на встречу с фентаниловым дилером. Неужели правильно встречаться со своим сумасшедшим поклонником тет-а-тет, ведь никого не будет рядом, если он… если он что? Ему сто лет, и он безобидней комара. Он не лишен своеобразного шарма и разговаривает как хорошо образованный человек. Да почему она успокаивает себя, она что, лишилась рассудка, как и все остальные? Этот человек опасен. От него следует держаться как можно дальше. Салма исправно принимала выписанные ей в связи с биполярным расстройством препараты, но несмотря на это, ощущала подступавшую истерику у себя в крови. Сколько подарков получила она от матери. Одноногий, к тому же пропавший, отец. Биполярное расстройство, которому она вынуждена ежедневно противостоять. И алкоголизм, который она сублимировала в зависимость от препаратов. Одного конкретного препарата. Одной из его форм. Спрея, который ты брызгаешь под язык, то есть под все аргументы и неустройства, и наступает покой.
Спасибо, мамочка. Ты виновата в том, что я есть. И если со мной сегодня что-то случится, виновата будешь только ты.
Мир для меня начал распадаться уже давно. Я отчетливо ощущаю это. Конечно, нельзя было допускать передозировки. Мне повезло, что я выжила, повезло, что не стала инвалидом, повезло, что могу вот так идти к Центральному парку по сошедшей с ума Мэдисон-авеню, но во всей системе нет никого, готового прикрывать меня со спины. Если бы мои люди вовремя подключились, они бы смогли не дать этой истории ход, сделать ее гораздо меньше – небольшие проблемы со здоровьем, ничего серьезного, но они позволили раздуть ее до небес. В своей передаче я всегда говорила только то, что думаю, понимая, что в наши дни любой, кто даже косвенно высказывается о политике, носит мишень у себя на спине, особенно темнокожий, особенно темнокожая женщина. Естественно, у меня были враги. Я должна была предвидеть, что так случится. Вместо этого я передознулась и сама подставила свою спину под нож. Наверное, мне стоит вернуться домой. Я скучаю по Бомбею. Невозможно вернуться в Бомбей, по которому я скучаю, невозможно вернуться домой. Вот кем мы все здесь становимся. Уплываем из мест, которые любим, а затем в них приходят люди с топорами и горящими факелами, громят все и сжигают, а мы говорим: ах, как же это грустно. Но мы сами покинули свой дом, сами оставили его пришедшим на наше место варварам. Могу ли я винить свою мать и в этом тоже? Почему бы и нет. На что еще годятся мертвые матери.
Не могу заставить себя смотреть вверх. Что это там вообще такое. Словно какой-то колосс схватил бластер и прострелил в небе дыру. Смотришь на нее, и хочется умереть. Такое нельзя исправить. Едва ли кто-то в Вашингтоне или на мысе Канаверал знает, что на хрен делать с этим. Интересно, а там вообще остался кто-то, кто работает у себя за столом, или все, как здесь, носятся по улицам и орут, все пространство между Белым домом и Капитолием и вокруг них – Дюпон-серкл, Национальная аллея, Пенсильвания-авеню – становится их одним сплошным ааааааааа. В Овальном кабинете зияет огромная овальная дыра. Ааааааааа. Вот все, что у нас осталось. Ничто овальной формы. Вот к чему пришло человечество за все годы своего существования. Шекспир Ньютон Эйнштейн Ганди Мандела Обама Опра и в конце крик бессилия. Ааааааааа аааааааа аааааа.
Да, Салма, я тебя слышу. Знаю, что несу высокопарную дичь и ничем не лучше их, тоже разговариваю сама с собой, как с другим человеком. Или это мое биполярное расстройство, диалог между полюсами, северным и южным? Ааааааааа.
Итак, я на месте, все, как велели. Не помню, когда в последний раз столько ходила пешком, разве что на беговой дорожке в спортзале. Вот этот противный парень с уткой, вот красный дуб. А вот ион- бежевое пальто, коричневая шляпа, переброшенная через правую руку шаль, а в левой – маленький саквояж радости. Кви-шо-тте? Кви-шоте? Да нет же, Кишот, звучит как “главный выстрел”. Идиотская улыбка через все лицо: к вашим услугам.
Оживший Бабаджан. Мой педофил-дедушка. Хи-хи-хи.
Она сказала:
– У меня в сумочке громадная сумма наличными, ее достаточно, чтобы купить все, что у вас есть. Я подожду, пока вы все пересчитаете. Так мне будет не нужно беспокоить вас снова.
Он ответил:
– Я не сделаю этого, мадам. Это все равно, что просить меня выстрелить вам в голову.
Она сказала:
– Я не желаю это обсуждать. Вы продаете? Я покупаю.
Он ответил:
– Приближается конец света. В вашей программе выступал один джентльмен, который знает путь к спасению. Он говорит, что созданный им портал открыт.
Она сказала:
– Почему мы с вами говорим об этом? Я здесь, чтобы совершить небольшую сделку за наличные.
Он ответил:
– Этого джентльмена показывали в новостях. Его зовут мистер Сент. Я знаю, где находится портал “Мэйфлауэр”. Возможно, и вы тоже, это очень резонансная новость. Вооруженная охрана по периметру, толпы жаждущих попасть в параллельный мир. Нужно ехать в Калифорнию. Корпорация Сента, Эль-Камино-Риал, 18144. Ведущая новостей лично мне сообщила, что это наш единственный шанс.
Она сказала:
– Вы собираетесь в Калифорнию. В добрый путь. У вас с собой будет нереальная куча денег. Может, сможете сторговаться и купить для себя местечко.
Он ответил:
– Вы должны поехать со мной.
Только сейчас мисс Салма заметила, что из-под перекинутой через его правую руку шали прямо на нее смотрит дуло пистолета. Так мне и надо, подумала она, к чертям собачьим, как можно быть такой дурой.
– Видите ли, мадам, – обратился к ней Кишот, – это говорящий пистолет, и он говорит мне, что я должен вас застрелить. Но я, я не хочу стрелять, я хочу спасти вас, а чтобы я смог вас спасти, вы должны поехать со мной в Соному, штат Калифорния. Прошу вас.
Следи за своим телом, велела она себе. Думай, что говоришь. В ближайшие пару минут решится, поживешь ты еще или умрешь прямо сейчас.
– Неужели ты думаешь, – заговорила она мягко и вкрадчиво, позволяя проявляться индийскому акценту, – что две наши бомбейские истории должны закончиться пушкой в Нью-Йорке? Вспомни, откуда мы родом. Prima in Indis, ворота Индии, звезда Востока, взошедшая на Западе! Пляжи – Ожерелье королевы, Хорнби-Веллард, Пали-Хилл, Джуху. Помнишь наши бхель-пури, нашего жареного помфрета, наш сленг бомбайя, наше кино? Ты любишь фильмы с моей мамой? А с бабушкой? Конечно! Все люди твоего возраста просто обожают их! Зара хат ке, зара бач ке, йе хе Бомбай мери джан. Осторожно, аккуратно, это Бомбей, жизнь моя. Вспомни кто мы, бхаи\ Мы не должны стоять по разные стороны пистолета. Ты не враг мне, я не враг тебе. Наши враги живут в другом месте, у них другой цвет кожи. Мы просто дети одного города. Бомбей! Не город, полный мазбут\ Великий бог Ганеша, наш Ганпати баппа, присматривает за нами. Всеми без исключения – индуистами, мусульманами, христианами. Пожалуйста, убери свою дурацкую пушку.
– Я не пытаюсь убить тебя, – объяснял ей Кишот. – Я пытаюсь спасти тебе жизнь.
– Позволь мне, – продолжила мисс Салма тем же вкрадчивым тоном, – указать тебе на некоторые технические сложности. Ты в одиночку среди бела дня собираешься похитить из Центрального парка женщину, которую знает вся Америка. Видимо, ты считаешь, что под дулом пистолета я не стану звать на помощь и пытаться убежать. Предположим, ты прав. Но что ты собираешься делать дальше? Нам предстоит проехать через всю Америку. Тебе нужно когда-то спать. Мне нужно периодически менять одежду и ходить в туалет. Ты собираешься стеречь меня в эти моменты? Сам понимаешь, как только люди поймут, что я пропала, будет объявлена тревога. Объявят план-перехват, мою фотографию будут показывать в каждом выпуске новостей. Думаешь, ты сможешь отвезти меня на Западное побережье и тебя не остановят уже через пять миль? Такое просто невозможно. Почему бы тебе просто не опустить пистолет, взять деньги, отдать мне свой саквояж, и мы будем в расчете. Никто не умрет, никто не попадет в тюрьму. Как тебе такой план?
– Похоже, – ответил Кишот, – ты все еще думаешь, что в мире вокруг нас все нормально. Но ситуация в мире далеко не нормальная. Большая часть телеканалов прекратила вещание. Выпуски новостей практически остались в прошлом. Никто не знает, существует ли еще в Нью-Йорке департамент полиции и что в нем творится. Не думаю, что хоть кто-то начнет тебя разыскивать, все вокруг объяты ужасом. По всей стране происходит полное безумие. Думаю, по всему миру тоже. У нас осталось совсем мало времени. Я очень прошу тебя поехать со мной.
В этот момент к то и дело возникавшим в материи над ними, в небе, дырам начали добавляться трещины в земле под ногами. За спиной у Салмы и Кишота, там, где находился музей искусств Метрополитен, ничто с воем, как на гигантском пожаре, прорвалось сквозь нечто, вещность нашего мира, оставив после себя лишь все более привычную дыру, похожую на воронку от снаряда, черную дыру в небытие, по краям которой трепыхались обрывки живой материи и обломки наивысших достижений культуры, бесценных экспонатов, которые человечество собирало на протяжении своей истории, истории, которой больше не было, как не было больше и особого смысла самой жизни на Земле.
Мисс Салма Р. разрыдалась.
– Мы должны пойти туда и помочь.
– Там не осталось ничего живого. Некому помогать, – возразил Кишот.
Она вытерла слезы.
– Убирай свою пушку, – с неожиданной решимостью заявила Салма. – Поехали.
– Не слушай ее, – вмешался в разговор пистолет. – Ей нельзя доверять. Верить можно только мне. Я – твой шанс на бессмертие. Не дай себя одурачить. Стреляй!
– Бессмертия больше не существует, – ответил Кишот. – Нет будущего, нет потомков, нет славы. Эти слова нужно изъять из словарей. Хотя и словарей тоже нет. У нас есть только здесь и сейчас.
– Ты что, разговариваешь сам с собой? – испугалась Салма. – Я что, собираюсь доверить свою жизнь ненормальному, который говорит сам с собой?
– Я разговаривал с пистолетом, – попытался успокоить ее Кишот. – Объяснял ему, почему он мне больше не нужен.
– Господи Исусе, – взмолилась мисс Салма Р.
Кишот и Салма начали действовать сообща.
– Мне понадобится одежда, – сообщила она, и, погрузившись в “круз”, они отправились в “Гэп” на углу Пятьдесят девятой улицы и Лексингтон-авеню. Никого из работников не осталось, и мародеры растаскивали товары. Кишот и Салма быстро взяли все необходимое и ушли. Через несколько кварталов они проделали то же самое в аптеке и были готовы отправляться в путь. Мародеры с мрачными лицами и пустыми глазами растаскивали бесхозный товар по инерции. Люди не смотрели друг на друга.
– Ну вот, теперь я еще и воровка, – посетовала Салма.
– Собственности больше не существует, – отозвался Кишот. – Я не уверен даже, что деньги еще в ходу. Все что осталось – дорога на запад или смерть.
– Ты уверен, что потянешь? В твоем возрасте, да так далеко…
– Я отлично вожу.
– Не уверена. Ты уже давно не водишь.
– Тогда веди ты.
– Ты правда не будешь против?
– Конечно.
– Тогда ладно. Меняемся местами. Значит, автомобильное путешествие.
Время в пути – сорок пять часов, расстояние – три тысячи миль или около того. К обычным дорожным условиям необходимо добавить ряд факторов – дурная погода, брошенные на трассе машины, аварии, забитые разбитыми в хлам грузовиками обочины, обрушившиеся мосты, искореженная арматура, шайки длинноволосых гопников в канавах вдоль шоссе, бродячие собаки, сумасшедшие велосипедисты, неудавшиеся жертвы черных дыр – слепые, безногие, голодные, бездомные и безумные дети, отправляющиеся в ад ангелы, шагающие мертвецы, ползающие мертвецы, мертвые мертвецы. А сверху с изорванных баннеров на этот исход взирает павшая Америка. А еще выше – воющее страшное небо, изорванное ранами гигантского бластера, дыры в ничто, само Ничто, пожирающее звезды, заглатывающее галактики, порциями высасывающее из Земли жизнь, как мозг из черепушки, несущее нам смерть. Дыры.
Салон “круза” был космической капсулой, несущей их сквозь Вселенную, их надеждой на благополучное приземление в земле обетованной, шансом на спасение. К Корпорации Сента. По дороге, которая больше не является дорогой в прежнем смысле. Это просто слово. Реален лишь их разломанный безумный путь. Реально то, что внутри — двое до смерти перепуганных людей, с ужасом взирающих на то, что происходит снаружи, едва способных говорить от страха и измождения. Они останавливаются заправить машину, и Кишот с пистолетом стоят на страже, пока Салма заливает топливо.
– Ну-ну, – мрачно замечает пистолет. – Видать, я еще на что-то гожусь?
Они забирают с заправки мыло, туалетную бумагу и всю оставшуюся воду в бутылках. Когда им нужно отправить естественные потребности, они съезжают с трассы и находят участок проселочной дороги, который в данный момент кажется им безопасным. Они быстро моются и уезжают. Вся наша цивилизация оказалась просто кожей, которую они постепенно сбрасывают с себя. Ничто, кроме опустевшего бензобака или переполненного кишечника не может заставить их сделать остановку. Восемь часов подряд она ведет машину, затем засыпает на четыре часа. Пока она спит, он садится за руль и ведет, а потом сразу ложится на свои четыре часа, когда за руль садится она. Четыре часа они оба бодрствуют, затем она идет спать, а он ведет машину. Всего четыре часа из двадцать четырех могут они общаться, но все это время каждый, не слушая собеседника, говорит все, что приходит ему в голову, либо молчит, а истерия все растет. Такова тайная жизнь всех беглецов. Повстанцы времен апокалипсиса не видят, не слышат и не думают, они просто бегут, спасая свои жизни. Бегут туда, где есть последний шанс на спасение.
Он: Я потерял своего мальчика, своего единственного сына, свое благословение на старости лет. Она: Я хочу домой, я мечтаю о пляже Джуху, ты мог бы быть моим дедушкой вместо того порочного мерзавца. У меня снова была бы семья, только вместо плохого дедушки – хороший. Господи, что я говорю. Ты собирался застрелить меня. Ты беседуешь с пистолетами. Ты сумасшедший. Он: Я умыл руки. Я отказался от него. Он совершил ошибку. Я не захотел за это отвечать. Я стыдился его. Она: Эдвард Мунк и Ван Гог тоже страдали биполярным расстройством, ты не знал? Мне не хватает электричества. Ток заземляет меня. У нас по дороге есть клиника, где проводят электросудорожную терапию? Еще мне нужно пшикнуться спреем. Ты меня не слушаешь. У меня проблемы. Мне нужно лечение током. Нужен этот чертов спрей. Он: Если ты хочешь умереть, можем для этого остановиться. У тебя ремиссия. Позволь, я напомню: тошнота, рвота, аритмия, проблемы с дыханием, потеря ориентации, галлюцинации, слабость, повышенное потоотделение, кожный зуд, затрудненное глотание, головокружение и все, конец. Это то, что ты хочешь? Сможем ли мы доехать до Калифорнии и не потерять свой шанс пройти через портал в землю обетованную, если ты будешь упрямиться? Не сможем. Она: Ты должен отдать мне его. Ты продаешь, я покупаю. Он: Я очень давно люблю тебя. Я не стану причиной твоей смерти. Ты тоже сумасшедшая. Она: Да пошел ты. Он: Следи за дорогой.
Кливленд, Толедо, Чикаго, Сидар-Рапидс, Де-Мойн, Омаха. Она: Омаха, здесь играет в футбол Пейтон Мэннинг. Он: Это пляж во Франции. Гранд-Айленд, Норт-Платт, Шайенн. Он: Я смотрел один фильм про ковбоев по телевизору. Там старый вождь индейцев объясняет, почему его народ ждет неминуемое поражение. Он говорит: “Здесь очень много бледнолицых, но всегда не хватало людей”. На языке шайеннов человек будет “шайенн. Мне так кажется. Она: А на индийском человек будет “индиец”. Индийского языка не существует. Я знаю. И все же. Это мы. На индийском люди – это мы. Он: Мы индийцы на земле индейцев.
Снаружи больше нет. Есть только “круз” и внутри. Ничто воет в небесах, сводя их с ума. Они лопочут что-то и едут дальше. Солт-Лейк-Сити, Баттл-Маунтин, Рино. Она: Слушай, давай разведемся по-быстрому. Он: Не получится. Мы не женаты. Они истерически смеются и едут дальше. Национальный лес Тахо. Они едут дальше.
“ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КАЛИФОРНИЮ”
Он спал. Она разбудила его, чтобы показать дорожный указатель. Он проснулся очень быстро и сел очень прямо. Стоило ему увидеть надпись “Калифорния”, пелена одолевавших его всю жизнь иллюзий спала, и он отчетливо увидел, что происходит вокруг; он больше не был ни наивен, ни безумен. Похоже, все так, как сказано: лишь в конце пути странник понимает, что строил свое путешествие сплошь на ошибках; лишь дойдя до конца узкой тропы, ведущей далеко на север, японский поэт осознал, что ему нечему учиться далеко на севере; лишь взойдя на гору Каф узрели тридцать птиц-пили-гримов, что крылатый бог, которого они ожидали увидеть на вершине, это они сами; лишь увидев надпись “Добро пожаловать”, человек осознает, что “пожаловать” куда-то с “добром”, на что он так рассчитывал, попросту невозможно, а вместе с этим осознанием к нему приходят ясность видения, и здравомыслие, и даже, возможно, определенная мудрость.
Овладевшему своими разумом и чувствами Кишоту было что сказать мисс Салме Р.
– Мое странствие к тебе, – сообщил он ей, – было также и странствием к себе, к своей утраченной добродетели, к благочестию. Теперь я это вижу. Дерзнув добиться твоего расположения – дерзнув добиться невозможного! – я хотел, чтобы моя собственная жизнь снова обрела ценность. Только став достойным тебя, я мог снова почувствовать, что достоин быть самим собой.
– Классную речь толкнул, – оценила она.
– То, на что я надеялся, на самом деле лежит вне пределов надежды, – продолжал он. – Я был не в себе и пытался найти птенцов в прошлогоднем гнезде. А в это время вокруг меня вся Америка – да что там Америка, весь род людской, да-да, даже наша Индия! – стремительно утрачивала смысл существования, представление о морали, добродетели, теряла свою душу. Быть может – кто скажет наверняка, но я думаю именно так, – наше нравственное падение стало причиной окончательного падения космоса. Но я пробудился, это хоть что-то. Теперь я ясно вижу, что происходит, – нашему миру пришел конец, и наши истории могут закончиться вместе с ним, а значит, давай сделаем свой конец счастливым, прекратим существование в красивом месте и душевном покое. Но я по-прежнему верю, что мы можем спастись. По крайней мере, попытаться стоит.
– К чему тогда эта безумная гонка через всю Америку, если даже не попытаться? – согласилась она.
– Тогда звони ему.
– Кому?
– Гению. У тебя наверняка есть его мобильный. Ты должна поговорить с ним.
– Сейчас, только к обочине прижмусь.
– Мы не сможем попасть туда с главного входа, – сказал Кишот. – Там оцепление и толпы жаждущих спасения безумцев в истерике. Спроси его, как нам быть. Наверняка у них есть запасной вход.
– А если он не захочет сказать мне, где он?
– Ты – Салма, – ответил он. – Он первым предложит тебе войти.
Времени не осталось. В небесах, с ревом и воем, гигантское Ничто одну за другой пожирало звезды.
ЭТО ВЫ? ВЫ ПРАВДА ЗДЕСЬ?
Да, доктор Ивел, это я.
“Доктор Ивел ”. Теперь я вижу, это правда вы.
Доктор Аввал Сант. Я здесь с другом, он из наших, деси. Вы позволите нам зайти? Сообразим не троих.
Мы в плотном кольце. Вы сами знаете.
Скажите, что нам делать.
Ни на шаг не приближаться к Корпорации Сента. Езжайте по шоссе в направлении Бойс-Хот-Спрингс. Я отправляю за вами машину. Она будет ждать у кафе “Летающая свинья ”.
У вас там черный ход?
У нас там тоннель. Слышали про свет в конце тоннеля?
Еще до того, как они проехали тоннель до конца, Кишот – ныне наконец самый разумный и трезвомыслящий человек на планете – понял, что это сооружение представляет собой точную копию тоннеля, через который, как говорят, проходишь в конце жизни и в котором в какой-то момент оказываешься перед выбором: вернуться к манящим искушениям земной жизни или отправиться дальше, чтобы стать частью чистой Вечности. Он также осознал, что когда идет всеобщий распад материи, все в этом мире – его основа, его уток – рушится, когда звезды исчезают одна за другой и история человечества приходит к своему концу, невозможно, пройдя через некие магические врата, оказаться в новой, райской жизни – это сказка, ее нельзя воспринимать всерьез. Иными словами, Смерти не избежать даже тем, кто пропахал весь континент в надежде на Жизнь, ведь в конце пути вас поджидает темная фигура в капюшоне, которая раскроет вам свои объятия.
Как бы там ни было, думал он, правильнее доиграть партию до конца, а не сдаться, опрокинув на доску собственного черного короля; надо ждать: пусть тебе сначала поставят шах, потом мат; отражать каждую атаку белых, держать свои позиции до последнего, пусть даже на доске оказываются все новые и новые белые фигуры, а количество черных строго ограничено. А потому в конце тоннеля он вышел из своего старенького “круза”, зная, что больше никогда не сядет за его руль, молча поблагодарил его за долгие годы верной службы и, как истинный джентльмен, обойдя машину, помог выйти мисс Салме Р. Шофер в униформе, который ехал на своей машине впереди и показывал им дорогу, проводил их до железнодорожного вагончика, который должен был провезти их через все внутренности и доставить прямо к мозгу Корпорации Сента.
Корпорация Сента словно светилась изнутри, Кишоту показалось, что они попали в мир, состоящий из множества наполненных светом просторных долин, испещренных маленькими темными пятнышками, которые, по его предположению, и были рабочими местами сотрудников корпорации. Ему казалось, что они оказались внутри самого Солнца либо вошли в сверкающий небесный дворец Бога Солнца. Ослепленный невыносимым белым светом, он так и не смог рассмотреть в этом сверкающем великолепии ни одной живой души, пока в конце их дороги двери вагончика не распахнулись автоматически, и их приветствовал Бог Солнца собственной персоной, Доктор Ивел, Доктор Зло, ученый и предприниматель, хозяин портала NEXT, мистер Ивел Сент.
– Добро пожаловать, – произнес он. – Счастлив приветствовать вас в этот черный день.
Его фигура была окружена сиянием, и это шло вразрез и с его словами о “черном дне”, и с наступившими темными временами. Просто одетый, в черной футболке и черных джинсах, доктор Сент показался Кишоту удивительно заурядным, с зализанными назад черными волосами и улыбкой интеллектуала, он напоминал актера второго плана, неожиданно получившего главную роль, или даже рабочего сцены, по недоразумению оказавшегося в центре сцены. Аввал Сант, ставший Ивелом Сентом. Он совсем не похож на человека, готового стать режиссером последнего шоу на Земле. Но он им был. Другого не было. Нас ждет его шоу.
– Как вы себя чувствуете? – первым делом спросил он Салму. – Я слышал, будто вы чуть не…
– Это правда, – ответила она. – Но у меня был план “Б”: чудесное воскресение и смертельная гонка через всю Америку, счет на часы, плюс бандиты, Безумный Макс и черные дыры по дороге.
– Дорогая, я счастлив, что вы здесь, – ответил доктор Ивел. – Мы все счастливы.
– Скажите, можно ли что-то сделать, чтобы предотвратить грядущий конец? – сменила тему Салма, и Кишот понял, что она все еще живет во власти оптимистической фантазии о том, что ученые смогут взмахнуть волшебной палочкой, и все опять станет, как было.
Ивел Сент едва заметно усмехнулся и ответил ей в духе а-я-ведь-предупреждал.
– Я последняя Кассандра в истории человечества, – произнес он. – Я все предсказывал, но мне никто не верил. На этот раз сгорит не только Троя, сгорят и Спарта, и Итака, и все ахейцы тоже.
Его самовосхваление, подумал Кишот, не имеет никакого смысла в момент кризиса, помочь могут лишь решительные действия, а его желание доказать свою правоту – чистый нарциссизм, ничего больше.
– Боюсь, мы не можем ничего сделать, – заключил Сент. – Миру осталось совсем немного. Мы не сможем спасти даже тех, кто сейчас осаждает наши ворота.
– Вы уже перемещали людей? – осаждала его вопросами Салма. – Портал NEXT работает нормально? Сколько человек перебрались на параллельную Землю? У вас есть связь с переправившимися?
– Мы можем поговорить наедине?
Ивел Сент взял ее под локоть и попытался отвести подальше от Кишота, однако девушка вырвалась и решительно взяла своего престарелого поклонника за руку.
– Мы с моим другом вместе проделали долгий и опасный путь и очень устали, – заявила она. – Я хочу, чтобы он тоже услышал все, что вы скажете.
Ивел Сент завел их в небольшое затемненное помещение и плотно закрыл стеклянную дверь. В этом месте никто не мог слышать их разговор.
– Дело в том, – заявил он, – что, выступая у вас на передаче, я несколько преувеличил факты, чтобы усилить драматический эффект.
– Собака, – продолжала свой допрос Салма. – Шрёдингер. Она жива?
– Мне очень жаль, но…
– Она умерла?
– Мне очень жаль, но собаку я выдумал.
– Проще говоря, у вас нет ровным счетом ничего, – вступил в разговор Кишот. – Именно поэтому вы все еще здесь и, как все мы смертные, ждете, когда наступит полный джаз.
– Это правда, Ивел? – испугалась Салма. – Портал NEXT не работает?
– Портал работает, – заявил Ивел Сент. – Точнее, сейчас заработает. Все вокруг изменяется так быстро и так радикально, совсем не по принципам Эйнштейна, поэтому нам приходится выстраивать физику процессов “из-под ножа”. Чтобы обеспечить отправку на параллельную Землю, нам необходимо точно определить величину с несколькими строками чисел после запятой. Все. что нам осталось, – привести в соответствие пару равенств.
– Все ясно, портал не работает, – заключила Салма.
– Есть одна история о сэре Исааке Ньютоне, – обратился к ней Сент. – Он объявил о том, что создал теорию гравитации еще до того, как закончил расчеты. Он просто знал, что прав. Поэтому перед тем, как поехать из Кембриджа в Лондон, чтобы представить свою теорию лучшим математикам Европы, он работал над расчетами день и ночь. И все успел.
– Ньютон тоже должен был успеть до конца света? – саркастически уточнил Кишот.
– Мы всё успеем, – уверенно заявил Сент. – В ближайшие часы.
– Я хочу посмотреть на портал, – потребовала Салма. – Можете отвести нас туда? Если, конечно, он существует, а не представляет собой на данном этапе белое пятно у вас в голове.
Ивел Сент напрягся, но сделал приглашающий жест рукой.
– Прошу вас.
Кишот ожидал увидеть что-то в духе немого кино, некое подобие алтаря в стиле ар-деко, вокруг которого с треском носятся электрические дуги и шаровые молнии, что-то вроде проигрывателя, использующего живых людей вместо пластинок или дисков. Вошедшего внутрь окружают электрические разряды, светящиеся шары и змейки, которые движутся все быстрее, сталкиваются друг с другом, разлетаются во всех направлениях, пока в один прекрасный миг не прозвучат фанфары и человек навсегда не исчезнет в белом сиянии.
Реальность оказалась банальна. Пустая комната с белыми стенами и стеклянным окном, через которое видно техническое помещение с оборудованием, скорее напоминает студию звукозаписи, чем безумную экспрессионистскую фантазию. Просто маленькая пустая комнатка с самой обычной дверью у противоположной стены. Так вот он каков, “Мэйфлауэр” нашего времени, дорога в пятое измерение, место, где наша Земля соприкасается с соседней. Всего лишь зайти в самую обычную дверь. Перейти из одной комнаты в другую. Так просто.
Устойчивое соединение с параллельной Землей все еще не было налажено.
Ивел Сент рассказал, что им удалось наверняка узнать о параллельной реальности всего несколько вещей: состав атмосферы, сила притяжения, температура воздуха – эти показатели сопоставимы с земными, и человек вполне сможет выжить в этих условиях. Тамошний воздух совсем немного отличается от нашего по своему составу, сила притяжения идентична или почти идентична гравитации на нашей Земле, климат полностью совпадает с нашим. Единственной нерешенной проблемой остается туман.
Туман?
До сих пор не удалось получить ни одного отчетливого изображения параллельной Земли. Параллельная Земля – по крайней мере та ее часть, связь с которой удалось наладить при помощи портала, – укутана густым туманом. Сотрудники Корпорации Сента пытались просветить его при помощи новейшего оборудования, переходили на инфракрасные и ультрафиолетовые частоты, прибегали к последним достижениям в области радиолокации, использовали даже камеры, закрепленные на космических телескопах. Компьютерный анализ собранных данных показал, что с большой степенью вероятности выход из портала находится в небольшом закрытом помещении, которое напоминает жилую комнату или рабочий кабинет (мы неизбежно страдаем землецентризмом, и все предположения об использовании данного помещения являются, конечно, чисто гипотетическими). Природа и количество обитателей данного пространства остаются, однако, полностью за пределами нашего понимания.
– Насколько велик риск? – поинтересовался Кишот.
– Как только мы сможем обеспечить устойчивый стабильный сигнал, – ответил ему Ивел Сент, – мне как раз сообщили, что это вопрос пары минут, – с точки зрения физики мы будем оценивать риски как низкие. Но должен вам сказать, что, пройдя сквозь портал, путешественник окажется в совершенно чужом мире, о нравах и обычаях которого абсолютно ничего не известно, мы не знаем их языка, у нас нет физических и материальных ресурсов, чтобы выжить в их мире, так что нам остается лишь уповать на то, что те, кто встретит нас по ту сторону, окажутся милостивы к нам, и полагаться на собственные силы и волю к жизни. Совершенно неизвестно, какие в том мире могут быть болезни и вирусы и опасны ли для его обитателей наши болезни. Это будет наш самый первый контакт, ничего нельзя знать наверняка.
– Значит, мы там будем беженцами, – понял Кишот. – Пилигримами, первыми вступившими на новую землю, будем надеяться, тамошние жители будут к нам милостивы и не дадут пропасть.
– Интересно, – спросила Салма, – те, кто пойдет вслед за нами, они окажутся там уже как завоеватели?
Трое людей в пустой комнате перед дверью в другой мир. Через стекло Кишот видел, что у пульта управления началась какая-то суета. Ивел Сент прижал руку к передатчику в ухе и мрачно слушал.
– У меня есть две новости, хорошая и плохая, – сообщил он. – Мы стабилизировали сигнал, и портал NEXT полностью готов к использованию.
– А что за плохая новость? – спросил Кишот.
– Скорость распада нашего мира возросла, – сообщил Ивел Сент. – Феномен дыр распространяется очень быстро. Мы не знаем, не можем предугадать, когда они будут здесь.
Кишот понял, что суета на пункте управления возникла потому, что находящимся там людям очень страшно. Конец света очень близок.
– Как открыть портал? – спросил он Сента.
– Как самую обычную дверь, – ответил тот. – Нажимаете ручку и тянете на себя.
– Вы точно уверены, что это безопасно?
– Сигнал стабилен. В параллельный мир мы вас доставим, но там вас может ждать все что угодно.
– Идите первым, – потребовал Кишот.
– Пока не могу, – ответил Ивел Сент. – У меня есть определенные обязательства. Я должен организовать эвакуацию своих сотрудников и, возможно, какой-то части людей, которые сейчас осаждают наш офис. Это моя обязанность.
– Идите первым, – повторил Кишот. В его руке поблескивал пистолет.
– Ну наконец-то, – в полный голос изрек зажатый в его руке “глок”. – Я уж думал, этого никогда не случится.
– Вы же это не всерьез, – заявил Сент.
– Еще как всерьез, – не согласился с ним Кишот. – Перед тем как отправить через портал мисс Салму, я должен убедиться, что все работает.
Когда портал открылся, все увидели по ту сторону плотную завесу серого тумана.
– Что ж, – сказал Ивел Сент, низко наклонил голову, зашел в проем двери, как бык на закланье. И исчез.
Всеобщая гибель – это гибель всего: всего и воспоминаний о том, что что-то когда-то существовало. Дело не в том, что все в этом мире вдруг забудет о том, что было когда-то – до того, как стало ничем, – но в том, что некому будет больше об этом помнить, а потому все станет не просто тем, чего не стало, но тем, чего никогда не было, – и не останется никого, кто мог бы рассказать великую историю о том, как все было, либо просто о том, как случилось, что все обернулось ничем, ведь больше нет рассказчиков, нет ни того, кто напишет, ни того, кто прочитает, а потому книга о том, как все обернулось ничем, никогда не увидит свет точно так же, как не мы сможем написать историю собственной смерти – в этом наша трагедия: мы проживаем историю, конца которой не знаем, а когда узнаем его, нас самих уже не будет.
Давайте представим это следующим образом. В самом сердце ярко освещенного туннеля мужчина в годах и женщина, которую он любит, стоят перед распахнутой дверью. Кто знает, что ждет их за ней? Но здесь, по эту сторону двери, есть надежда. В конце концов, возможно, есть жизнь после смерти. Он берет ее за руку. Она крепко сжимает его ладонь. Долгое странствие подходит к концу. Они пришли в Долину Отрешения, где мы все приобретаем власть навсегда раствориться во Вселенной. И с минимальной вероятностью переродиться во что-то новое.
Кишот – мудрый человек, и он точно понимает, что этого не случится. Но пока он по эту сторону двери, у него еще есть последняя возможность хоть на несколько мгновений отринуть всю свою мудрость и просто поверить.
– Что ж, – говорит он Салме, – пойдем.
На рабочем столе и каминной полке Автора в строгом порядке стояли тринадцать дорогих для него предметов, помогавших ему почувствовать себя дома: сомнительный образец “найденного искусства ” из Китая – отполированный камень с рисунком, отдаленно напоминающим лесистый горный пейзаж; слепок человеческой головы в духе гандхарской буддийской скульптуры; раскрытая в умиротворяющем жесте деревянная рука из Камбоджи с символом мира на ладони; пара кристаллов – поменьше и побольше – имеющих правильную форму звезды; викторианский медальон, внутрь которого он поместил фотографии родителей; три других фотографии тропического города времен его детства; изготовленная в эдвардианскую эпоху английская машинка для обрезания сигар в виде дракона с отточенными зубами; коробок индийских спичек формы “Чита ” с изображением крадущегося гепарда; маленькая мраморная фигурка удода, а также настоящий китайский веер. Автор не мог работать, если какого-то из этих предметов не было рядом. Каждый день он прикасался к ним, брал в руки. Еще один, самый ценный, хранился в ящике стола – это был небольшой, не толще двух с половиной сантиметров, серебряный слиток с выгравированной картой единой Индии. Это был его главный талисман, его личный сезам, его волшебная лампа. Автор поглаживал его каждый день, когда дописывал последние страницы своего романа.
Часто вечерами он засыпал прямо в кабинете, уронив голову на стол, напоминая древнего язычника, поклоняющегося неведомому божеству, алтарь которого расположен на экране его компьютера. Так случилось и в тот день, когда он закончил работу, – Автор в изнеможении опустил голову на стол и почти провалился в сон, когда увидел свет, разливавшийся из малюсенькой, почти не видной глазу щели в углу; если бы у него водились карликовые мыши, он бы решил, что это мышь у себя в норке зажгла настольную лампу, чтобы почитать перед сном, эта щель и вправду напоминала дверь, ведущую куда угодно, в другую реальность, на другую Землю. Внезапно в щели начало копошиться что-то живое. Автор сразу понял, что случилось и кого он видит. Такое было невозможно, но он знал, что это происходит. Теперь он понял и откуда в его истории взялся туман. Дело в масштабе. Наш мир оказался гигантским по сравнению с тем. Другой мир – тот, который он создал, – был миниатюрной копией нашей Вселенной, которая могла бы уместиться в стеклянном шаре – новогодняя игрушка без снега, шар уронили, он пошел трещинами, его миниатюрные жители должны погибнуть либо бежать. И вот они здесь, в его рабочем кабинете; увы – наш воздух слишком густ для них, они не видят сквозь него и едва могут дышать. Автор видел все предельно ясно: едва появившись, первый крошечный пришелец пытался ловить ртом воздух, но вскоре упал без чувств; его надежда обернулась разочарованием в этом континууме, населенном гигантскими мастодонтами, способными раздавить его одним пальцем. Микроскопический человечек, порождение фантазии Автора, блестяще справился со своей задачей: совершил невозможное, нашел дорожку между нашими мирами и перебрался из вымышленного мира в реальный, к своему Автору; и вот он здесь – неприкаянный, беспомощный, крохотный, хватающий ртом воздух, не находящий его, задыхающийся и такой потерянный.
Остановитесь! – кричит Автор, он знает, что произойдет в следующее мгновение, и он не властен изменить то, что уже написал: то, что случилось, невозможно предотвратить. Его сердце словно проваливается куда-то, грудь заливает боль. Всеобщая гибель – это гибель всего. Все подошло к концу.
Когда конец случился, его нельзя изменить – нельзя изменить гибель мира, смерть Автора и конец двух драгоценных, пусть и очень маленьких, человеческих жизней.
Они здесь, в дверном проеме, на пороге своей невозможной мечты – мисс Салма Р. и ее Кишот.