Книга: Рассвет языка. Путь от обезьяньей болтовни к человеческому слову. История о том, как мы начали говорить
Назад: Высечь из камня
Дальше: Человеческое многообразие

Род человеческий

Старейшим окаменелостям, которые мы можем назвать человеческими, как уже говорилось, более двух миллионов лет. Насколько они человеческие, вопрос спорный. Некоторые исследователи склонны относить их скорее к австралопитекам.

Часть окаменелостей возрастом около двух миллионов лет имеет несколько больший объем мозг, чем у шимпанзе, и меньший размер зубов. Но эти находки мало чем похожи друг на друга и скорее всего принадлежат разным видам.



Homo habilis, реконструкция лица





Первая из этих окаменелостей получила название Homo habilis (человек умелый), и, во избежание дальнейших пререканий по поводу того, что и как следует называть, вся группа, скорее неформально, стала именоваться «хабилины». Но и у хабилинов не обнаруживается никаких признаков, свидетельствующих о качественном умственном прогрессе по сравнению с шимпанзе.

Хабилины населяли открытые пространства, ели больше мяса, чем обычные шимпанзе, и активнее использовали каменные орудия труда. Но они распространились не дальше, чем австралопитеки, и не выказывают никаких признаков большей успешности в эволюционном смысле.

Из некоторых разновидностей хабилинов около 1,8 миллиона лет тому назад развилось новое существо, куда более похожее на человека, чем его предки. Его практически человеческий скелет оказался в руках ученых. Речь идет об одной из ранних форм человека Homo erectus, которую иногда рассматривают как отдельный вид, и в этом случае называют Homo ergaster – «человек работающий».

«Homo erectus» означает «человек прямоходящий». Само по себе это может ввести в заблуждение, ведь Люси и ее сородичи встали на задние конечности еще за пару миллионов лет до «эректуса». Но Эжен Дюбуа не знал этого, когда в 1892 году давал название своему «яванскому человеку». Мозг Homo erectus все еще меньше, чем у среднестатистического современного человека, но уже в два раза больше, чем у шимпанзе, и это видно невооруженным глазом. В мире очень много людей имеет мозг не больше, чем у среднестатистического «эректуса», и у них не наблюдается недостатка ни в ментальных, ни в языковых способностях. Если для возникновения языка необходим определенный минимум объема мозга, то этот предел достигнут.

Орудия труда, которые связывают с видом Homo erectus, – это описанные выше каплевидные каменные топоры. И они свидетельствуют о том, что Homo erectus мог планировать свои действия. То, что форма оставалась стандартной столь длительное время, доказывает, что у Homo erectus ремесленные навыки передавались из поколения в поколение. Дети перенимали у взрослых, как надо работать с камнем и как должен выглядеть правильно сделанный топор. При этом формы готового изделия сильно варьировались.

Сделать каменный топор не так просто. Даже современному человеку придется долго упражняться, прежде чем у него будет получаться что-нибудь более или менее приемлемое, – если, конечно, не поможет толковый учитель. Вот почему передавать знания и навыки было так важно. В конце концов, детеныши обезьян тоже учатся у взрослых, правда, в этом случае обучение не настолько детально и его результаты не так стабильны. Шимпанзе будет крайне сложно поддерживать традицию на протяжении нескольких поколений.

Стабильно передавать знания детям – необходимое условие функционирования языка. В противном случае каждому новому поколению придется изобретать язык заново, и он никогда не сможет развиться в такую сложную и всеохватную систему, какую сегодня собой представляет. С другой стороны, язык – мощное средство, способное облегчить передачу знаний. Можно ли, не владея языком, научиться изготовлять каплевидные топоры и какую роль могли сыграть учителя ремесла в развитии языка?

* * *

Мои самые ранние воспоминания относятся приблизительно к третьему году жизни. Два события того времени остались в моей памяти: первое – у меня появилась младшая сестра, и второе – мы переехали в новый дом. У меня сохранились кое-какие отрывочные воспоминания о старой квартире, включая сам переезд. Особенно один эпизод, как мы с папой ехали в новый дом на машине, доверху набитой всякой всячиной.

* * *

Отдельные эпизоды жизни хранятся в эпизодической или автобиографической памяти, и это естественно и неизбежно для каждого человека. Но как обстоят дела с памятью у животных?

* * *

Красивая серо-голубая птица слетает с дуба с желудем в клюве. Она опускается на землю рядом с кочкой, из которой торчит пучок сухой травы, соскребает немного земли, заталкивает желудь под кочку и снова присыпает землей. Потом возвращается на дуб, срывает еще один желудь и прячет его под другой кочкой. Сделав это, птица, как обычно, озирается. И тут замечает другую такую же, как она сама, птицу на дереве неподалеку. Могла ли «соплеменница» видеть ее тайник? На всякий случай следующий желудь птица прячет в другом месте. И дальше продолжает зарывать желуди, один за одним.

Время на стыке зимы и весны самое голодное. На дубах нет желудей, да и другой еды совсем мало. Значит, пришло время откапывать старые запасы, и наша птица то и дело слетает то к одному тайнику, то к другому. Таким образом она перезимует, а там и подойдет пора высиживать птенцов.

* * *

Флоридская сойка – птица, как следует из названия, обитающая на территории штата Флорида в США. Ее серое оперение отливает голубым на голове, крыльях и хвосте. Она – близкий родственник сойки из наших лесов и ведет похожий образ жизни. Так же запасается орехами и другой пищей на голодное время. Одна сойка может спрятать несколько тысяч орехов в разных местах и ни одного не забудет. Исследователи установили, что птицы не только запоминают места, но и время, где что зарыли. Таким образом они следят за сроком годности продуктов и в первую очередь съедают то, что спрятали раньше. Кроме того, они могут помнить отдельные события, связанные с тем или иным «тайником». К примеру, появление другой птицы, которая могла бы видеть, где зарыты запасы пищи. В таком случае сойка как можно скорее возвращается к ненадежному «тайнику» и либо съедает его содержимое, либо перепрятывает в другое место.

Так есть ли у флоридской сойки эпизодическая память?

* * *

Плоды на дереве, которое шимпанзе обрывают вот уже несколько часов, скоро закончатся, а стая еще не насытилась. Впрочем, кое-кто уже ворчит, что пора уходить. Внизу, на земле, несколько шимпанзе уже расходятся в разные стороны, призывая других. В конце концов, около половины стаи собирается под деревом и идет вниз по течению реки. Там, у озера, растет другое фиговое дерево, которое в прошлом году принесло так много плодов, что стая питалась ими по меньше мере неделю. Когда они проходили там пару недель назад, фиги еще не созрели. Так, может, стоить проверить теперь?

* * *

В основе как планирования, так и эпизодической памяти лежат ментальные перемещения в пространстве-времени, то есть способность думать о том, что случится, либо о том, что уже случилось. И в одном, и в другом случае – о том, чего нет здесь и сейчас. У нас в голове как бы прокручивается кинопленка, на которой запечатлены сцены из прошлого либо того, что мы ожидаем увидеть в будущем.

Иначе это называется ментальными путешествиями во времени-пространстве. В этом месте эпизодическая память может снова показать вам список Хоккета, которому был посвящен один из разделов предыдущей части этой книги. Все правильно – одно из отмеченных Хоккетом свойств языка заключается в том, что с его помощью можно рассуждать о том, чего нет здесь и сейчас.

Но рассуждать или общаться на подобные темы означает способность думать о том, чего нет здесь и сейчас. Современный человеческий язык предполагает умение носителя совершать ментальные путешествия во времени.

Язык в его развитой, современной форме располагает множеством инструментов для подобных перемещений, прежде всего я имею в виду систему временных форм глагола. Мы говорим о том, что собираемся сделать, что сделали, в том числе и до определенного момента в прошлом, а также что могли бы, могли были бы, должны были, имели возможность сделать и какие возможности хотели бы обеспечить нашим детям и так далее.

При помощи всех этих выражений мы легко перемещаемся в пространстве и времени во всех возможных направлениях, а также между реальным, возможным и желаемым мирами. При этом совсем необязательно, что все эти инструменты были в языке с самого начала. Взаимодействие между тем, что мы можем думать, и тем, что можем сказать, развивалось постепенно в ходе эволюции. Поэтому окаменелости, проливающие свет на мыслительные возможности наших предков, так важны для понимания развития языка.

Ментальные путешествия, то есть эпизодическая память плюс способность планирования, – два опорных момента именно человеческого мышления, ключ к ответу на вопрос, что такое быть человеком. Мы, люди, без проблем совершаем ментальные путешествия во времени и пространстве. А как обстоит с этим у братьев наших меньших?

Как мы уже имели возможность убедиться, есть животные, которые могут планировать свое будущее и имеют эпизодическую память, по крайней мере в ограниченной форме. И это, так или иначе, указывает на способность к ментальным путешествиям. Сомнительно, однако, что у них она так же хорошо развита, как и у людей. Особенно сомнительно в отношении птиц, у которых эта способность развилась как будто для вполне конкретной цели. У нас нет никаких свидетельств тому, что птицы могут так же хорошо запоминать и другие факты, не имеющие никакого отношения к хранению желудей.

Возможности шимпанзе в этом плане как будто простираются шире. Они помнят, какие плоды когда созревают и где растут хорошие деревья того или иного вида. Похоже, с путешествиями во времени-пространстве обстоит так же, как и со многими другими когнитивными способностями, которые мы принимали за исключительно человеческие, и разница между нами и другими животными скорее в степени проявления. Наша способность к ментальным путешествиям во времени более глубокая и всеохватная, при этом нельзя сказать, что в этом отношении между нами и шимпанзе пролегла пропасть.

Таким образом, исходный уровень развития языка содержал, хотя бы в зачаточном состоянии, возможность ментальных путешествий – в той мере, в какой этого оказалось достаточно для возникновения языка. Во всяком случае, с этой стороны препятствий для его возникновения не было.

* * *

Вернемся к Homo erectus. Это был не только первый человеческий вид, способный планировать и мысленно перемещаться во времени, но и следовавший библейской заповеди осваивать планету. Есть ли взаимосвязь между ментальными возможностями «эректуса» и тем, что он смог заселить такие обширные территории?

Более ранние предшественники человека обитали в Восточной и Южной Африке. Но «эректус» не только распространился по всему Африканскому континенту и тропической Азии, вплоть до современного Китая (пекинский человек) и Индонезии (яванский человек), но и проложил дорогу в Европу.

Он не выносил чересчур холодного климата, поэтому не продвинулся севернее современного Пекина. Хотя уже в Пекине зимы бывают морозными, со снегом и минусовой температурой, но он их выдерживал.

Некоторые виды обезьян могут обитать и в холодном климате, к примеру в Японии. Но таких обезьян совсем немного. И справляться с суровым климатом им помогает теплый мех.

Был ли у Homo erectus мех? Этого мы не знаем. В исключительных случаях мех и кожа могут сохраняться в окаменелостях, но с прачеловеческими окаменелостями нам в этом отношении до сих пор не везло, во всяком случае настолько. По поводу того, почему волосяной покров у людей не такой, как у их ближайших родственников, существует множество теорий, но не одна из них не выглядит достаточно убедительной.

Одно ни у кого не вызывает сомнения – потерять мех мы могли только в теплом и солнечном климате. Остаться без согревающего волосяного покрова на холоде абсолютно неразумно, в том числе и с эволюционной точки зрения. Значит, это произошло, когда наши прапрадеды жили в Африке. Из этого следует, что мех исчез самое позднее у хабилинов два миллиона лет тому назад. Если это так, Homo erectus ходили с гладкой кожей и должны были иметь по крайней мере во что закутаться, чтобы пережить холодные пекинские зимы. При этом никаких прямых доказательств их наготы у нас нет.

Немного южнее, в Индонезии, климат был значительно мягче, чем на территории современного Пекина, поэтому там не требовалось ни одежды, ни меха. В этом регионе «эректус» столкнулся с другими трудностями. Уровень океана в те времена (а мы говорим о начале ледникового периода) был значительно ниже, чем теперь, поэтому до крупнейших из индонезийских островов, Суматры и Явы, можно было легко дойти вброд. Но дальше на восток глубина была сопоставима с нынешней, однако «эректусу» удалось добраться и туда.

Каменные топоры той эпохи обнаружены на острове Флорес, который никогда не был частью континента. Если у «эректуса» не было лодок, как иначе он смог бы туда проникнуть? Мы все еще слишком мало знаем о его способностях.





Карта. Остров Флорес в Индонезии





Французский лингвист Жан-Мари Хомберт утверждал, что язык является необходимым условием как долгих морских путешествий, так и колонизации земель по ту сторону моря, потому что как строительство более-менее надежной и вместительной лодки, так и планирование действий, необходимое для колонизационного путешествия, невозможны без языка. Хомбер имел в виду прежде всего заселение Австралии человеческим видом Homo sapiens, но аргументы применимы и к колонизации «эректусом» Флореса. Чтобы совершить такое, он должен был иметь язык.

* * *

В Западной Африке конец засушливого сезона. Саванна на территории Сенегала покрыта желто-бурой сухой травой. Стая шимпанзе отдыхает в тени дерева. Большую часть дня они посвятили поискам пищи и нашли не так много. А сейчас слишком жарко, чтобы бродить по саванне. Грозовая туча на небе – предвестник сезона дождей. Как только солнце заходит за тучу, стая оживляется.

Шимпанзе все еще голодны. Дождь шел недолго, зато блеснула молния и ударил гром. От молнии загорелось дерево, и огонь быстро распространился по саванне. Когда горизонт заволокло дымом, шимпанзе сразу поняли, в чем дело. Вскоре они увидели надвигающийся на них фронт огня и без паники переместились в безопасное, по их расчетам, место. Шимпанзе знают, как ветер разносит пожар, и выбирают то направление, где огня не должно быть.

Когда пожар стихает, они как ни в чем не бывало возвращаются на прежнее место и продолжают искать еду уже на пепелище. Если повезет, могут обнаружить какого-нибудь зверька, не так хорошо, как они, понимавшего огонь.

Большинство животных при виде огня охватывает паника, но только не шимпанзе. Они понимают, отчего возникает и как распространяется пламя. В неволе шимпанзе могут научиться разжигать и поддерживать огонь. При этом нет свидетельств тому, что в дикой природе они имеют с ним более тесный контакт, нежели это описано выше.

* * *

Конец засушливого сезона на территории современного Израиля около миллиона лет тому назад. Трава на склонах желто-бурая и сухая. Группа «эректусов» отдыхает в тени скалы. Большую часть дня они искали пищу и нашли совсем немного. А теперь стало слишком жарко. Горстка твердых орехов – вот вся их добыча. И ядра такие горькие, что есть их можно, пожалуй, только под угрозой голодной смерти. Грозовая туча на небе – предвестница сезона дождей. Как только солнце заходит за нее, люди начинают двигаться. Они все еще голодны. Дождя почти не было, но по небу прокатились раскаты грома. Молния ударила в дерево поодаль, и оно загорелось. От искр воспламенилась высокая трава, и огонь быстро распространился по холмам. Горизонт заволокло дымом. На людей надвигается фронт огня, но они не паникуют, а спокойно переходят в безопасное, по их расчетам, место. Из опыта они знают, как ветер разносит пожары, и могут предвидеть направление распространения пламени.

Но они знают об огне еще кое-что. Один из людей забегает за фронт огня, выносит оттуда горящую ветку и торжествующе показывает ее соплеменникам. Те тут же собирают в кучу траву и сухие ветки и вскоре устраиваются вокруг весело потрескивающего костра. Орехи кладут ближе к огню. Пусть поджарятся, так вкуснее.

* * *

Археологи обнаружили оставшиеся с каменного века следы огня и того, что можно считать простейшими очагами, во многих местах обитания Homo erectus. При этом остается спорным, до какой степени они владели огнем. Похоже, «эректусы» не умели его зажигать, потому что на стоянках следов огня не обнаружено. Зато могли использовать природный огонь и поддерживать его некоторое время. Возможно, хотя тому нет прямых доказательств, они использовали огонь для обработки пищи.

Британский исследователь Ричард Рэнгем выдвинул тезис, что приготовление пищи – ключ к эволюции человеческого рода. Лишь открыв для себя искусство приготовления пищи на огне, люди смогли развить такой большой мозг и исключительные ментальные и языковые способности. Предположение Рэнгема основывается на том, что, с одной стороны, мозг большого объема потребляет много энергии, с другой – из приготовленной на огне пищи мы можем извлечь гораздо больше энергии, чем из сырой.

Сырые овощи – довольно популярная диета для тех, кто хочет сбросить вес, так как позволяют достичь чувства насыщения минимальным количеством калорий. Но после термической обработки те же овощи не рекомендуется есть тем, кто хочет похудеть. Во всяком случае слишком много.

Предположение Рэнгема в общем и целом логично, но мы слишком мало знаем о том, когда люди начали использовать огонь в кулинарных целях. Лучшим подтверждением идеи Рэнгема было бы умение Homo erectus термически обрабатывать пищу, но с этим согласны далеко не все ученые.

Назад: Высечь из камня
Дальше: Человеческое многообразие