Глава 16. Нож на перестрелке
— Роняй стволы или получишь пулю в ногу, — поступило мне предложение, — Я парень меткий, сам видел.
Винтовка, пистолет и нож с пояса отправились на пол. Неведомая фигня, продолжавшая орать мне текстом про «критическую опасность», вызывала куда большее доверие, чем внешне расслабленный и даже криво улыбающийся Мырь. Если пишет — значит так оно и есть, она определенно умнее меня, это очень хорошо видно вот прямо сейчас. До рези в глазах, можно сказать.
— Очки сними, — выдал вторую просьбу Мырь, пока стоящие за моей спиной его подручные прибирали уроненное железо, — Сними и кидай сюда. Я уже знаю, что там увижу. Не стесняйся.
Мои довольно крепкие окуляры выдержали лишь три удара рукояткой револьвера. Били их мощно, деловито, со знанием дела. Разделавшись с очками, бандит снова заговорил:
— Теперь убедился, что ты тот самый кид, о котором нам спел мальчишка. Хорошо. Пойдешь с нами. Побазарим на корабле. Не рыпаешься — живешь. Усек?
— Усек, — хрипло ответил я, кося взгляд на следующую строчку в логах:
— Рекомендация: дождаться оптимального момента для действий.
— Босс, связать? — голосом, похожим на отрыжку двигателя, произнес один из бугаев за моей спиной.
— Не стоит, — покачал головой Мырь, — Наш кид слабак, каких поискать. Только вылупился. Но не дурак. Без нас и без очков его шансы вылезти из трущоб медяка не стоят. Если ему ласты завернуть, проблем по дороге не оберемся, а что тащить нам и так будет.
— Ну хоть спереди, — настойчиво прогудел тот же амбал.
— Нет, я сказал. Никуда он не денется! — мрачно вызверился на него Мырь, поворачиваясь ко мне, — Если ты хотя бы пёрнешь внезапно, кид, то через пару дней вся Векину будет знать твою рожу, а также то, что на тебя детектор Должников не работает, понял? У нас тут такой есть, коли ты не знал. А вы, два урода, никому об этом не звука, пока я не разрешу!
Черт, я думал, что на сегодня у судьбы кончились для меня унижения. Сначала бегал за оборотнем в погонах, мечтающим приподняться среди братвы, затем получил от бомжа палкой по уху, а теперь настолько жалок, что меня даже не связывают, тупо приказывая идти вместе с бандой. Самое паршивое, что этот лупоглазый меткий Мырь совершенно прав — я действительно не сбегу, раз они знают про мою необычность. Единственная утешительная новость в том, что эти битые жизнью, но торопящиеся бандюганы решили, что нож, пистолет и ружье — всё вооружение, что могло у меня быть.
Здоровенный старрх продолжал болтаться в ножнах между лопаток, надежно прикрытый курткой.
Поцеловав на прощание свое самолюбие, я сделал скромен, тих и вежлив, предоставляя всю инициативу бандюганам. Те развили в меру бурную и короткую деятельность, попеременно за мной наблюдая и не убирая руки от своего огнестрела. Лелея надежду, что в переходе к лодкам, которые доставят нас на корабль, я увижу свой шанс применить Аргумент по назначению, я слегка расслабился, вновь доверившись строкам в интерфейсе. Те сообщали, что на данный момент «опасность умеренная, подождите, идут какие-то процессы».
Взлелеянная надежда сдохла, как подстреленная лебедь — хозяйственные гопники решили взять с собой своих собак. Теперь за мной следили мрачные волкодавы весом под сотню килограммов, то и дела молча скаля пасти, в которые бы влезла моя голова. Хозяйственный Мырь рулил процессом, покрикивая на подчиненных, что их, судя по обозленным комментариям, радовало мало — всё ценное уже уехало на корабль, собираемые бандитами вещи скорее относились к походным, что ставило банду в тупик. Заместителя Жесткого интеллектуальные потуги братвы приводили в состояние высокой агрессивности, посему он даже пару раз пальнул в потолок на наиболее аргументированные возражения.
Сама дорога не заняла много времени. Вереница криминальных элементов, с матюгами тащащих на себе тюки с одеялами и тряпьем, молнией пронизала трущобы сквозь серию скрытых ходов. Где-то выбивались с ноги доски, раскрашенные под камень, где-то снималось и вешалось обратно полотно, слабо отличимое от каменной кладки, где-то перед нами гостеприимно распахивался люк старой городской канализации, не действующей уже с полсотни лет. У крыс множество ходов на все случаи жизни.
Менее чем через час тройка длинных рыбацких лодок уже везла в сумерках остатки банды на дожидающийся их корабль. Последний представлял из себя небольшую битую жизнью каравеллу, рядом с которой «Молниеносный» Диртхавена смотрелся бы настоящим орлом. Заперев меня в каюте капитана и оставив перед ее дверью собак, Мырь с подручными пошел наводить порядок среди остальных бандитов. Я оказался предоставлен самому себе в помещении, почти ничем не отличающимся от обычных кают, за исключением размеров, и наличием пары внушительных закрытых на замок сундуков. Также присутствовала обычная газовая лампа, вовсю качающаяся под потолком.
— Внимание! Условия соблюдены! Запускается трансформация! — вновь «обрадовало» меня нетипичным сообщением. Только я понял его смысл, как тело скрутило приступом боли. Внутри что-то забурчало и зашевелилось, голову сверхбыстрой дрелью прострелила откуда-то взявшаяся царица всех мигреней. Я хрюкнул, ничком падая на пол, под возбужденный шум возящихся за дверью собак.
— Расшифровка неактивного таланта «Эмпатия» завершена. Идёт преобразование. Новый приемлемый формат: «Чувство агрессии». Применение.
В голове расцвели апельсины и запел Кобзон. Я выгибался на полу как червяк, внезапно перерубленный пополам любопытным ребенком. Кости трещали, связки хрустели, зубы скрипели, я чувствовал себя перемалываемым в огромной мясорубке. Спустя какое-то время, сопоставимое то ли с секундами, то ли с годами, меня отпустило, оставив лежать на досках мокрым, как суслик, с квадратными глазами и полным неверием, что я вот это пережил. Как только грудь перестала ходить ходуном, а сердце пытаться выйти из организма через задницу, пришло новое уведомление:
— Расшифровка и адаптация неактивной способности «Демпфер эмоций» невозможна. Необходимо потратить 2 очка развития. Количество доступных очков развития — 2. Продолжить да/нет?
Та полужидкая субстанция, что сейчас заменяла мне мозг, тупо и молча ткнула фокусом мысли в слово «да». И меня вырубило как ударом доски-сороковки по затылку.
— Чего это с заморышем? — донесся до меня издалека чей-то знакомый, но ни разу не радующий голос, — Сдох, что ли?
— Да его Круппа-недоносок по тыкве вдарил, — гыгыкнул другой, еще более неприятный, — Вот он и скис!
— Приведите дохляка в чувства, — этот я определил сразу, как принадлежащий Мырю, — Водой сплесните.
Процесс отливания морской водой мне не особо понравился, более того, что пришлось на остатках скудных сил отползти к стене, пока не начали помогать подняться. Преступники не мешали, получая какое-никакое развлечение и щедро комментируя мои нелепые движения. Прислонившись спиной к стене каюты, я кожей ощутил ножны орочьего ножа. Это чуток успокоило. Дав мне слегка отдышаться и сфокусировать взгляд, Мырь начал говорить:
— В общем, кид, всё у нас с тобой довольно просто выйдет. Я тебя собираюсь сбагрить Механику, за недорого. Тот шкет очень уж громко орал, что ты ему едва ли не интереснее собственного сына, а шкету я поверил. Знаешь почему?
— Почему? — выдохнул я.
— Когда нам грамотные попадаются, их особые условия ждут, кид, — Мыря, достав нож, начал чистить себе ногти, — Сюда, на Эласту, много благородных тащится. Они, суки, гордые, кланяться и служить не приучены, ломать их долго. А стоят дорого, образованные же. Так вот, мы каждому такому поросенку правую ногу рубим. Сразу. Чисто так, аккуратно. Срезали — и в подвал, чтобы подумал. Так вот, когда пацан сразу верещать начал, кто его папаша, никто ему не поверил. Чего только не выдумывают, не представляешь. И императоры у них родней, а генералы за их благородные яйца сюда армию привезут… В общем, сам понимаешь. Но вот когда пацан и без ноги визжать тоже самое продолжил, тут Жесткий заинтересовался…
Лай и рычание собак стал громче. Животные определенно беспокоились.
— Вы отхерачили ногу сыну Механика? — выкашлял я из себя удивленное. Вопрос произвел странный эффект — силуэты подельников Мыря на секунду синхронно вспыхнули серым, а он сам — серым и красным. Каким-то образом я понял, что головорезы испугались, а их главарь еще и разозлился.
— Не мы, Должничок, — почти пропел бандит, — Жесткий. Это здесь стандарты такие. Счетоводы, управляющие, приказчики — они везде нужны. Тихие, послушные, верные. Грамотные. А с одной ногой пути-дорожки закрыты, особо-то не поковыляешь. Ты лучше слушай, что я тебе предлагаю…
Предложение Мырь сделал разумное и приятное. У бандита всё было на мази, кроме одной маленькой детали — с остальной бандой он смену лидерства не обсуждал. В авторитете был неслабом, слушали его как родного, но ждали все-таки Жесткого, который должен был привезти крупный бакшиш за сопляка. Заявка Мыря могла встретить ну очень большое недопонимание, а вот для этого ему и нужен был я. Если я выступлю как представитель Механика, заранее знавший и отославший начальству весточку, что его сын попал к Жесткому, а затем пришедший с рыжим полицейским требовать пацана назад, то чаша весов качнется в сторону Мыря. Здорово качнется. Убедить подельников, что куда выгоднее сдать Жесткого людям Механика, обобрав бывшее (и жадноватое) начальство на все деньги, Мырь сможет без труда. Как и научить меня, что именно нужно говорить, чтобы трущобные жители купились.
Дальше всё просто. Меня и Жесткого с королевскими почестями передают тем, кого пришлет Механик, возможно за небольшой выкуп, в банде меняется атаман, ну а ставший одноногим Хорион… уплывает к покупателю, которым выступают люди уже Алхимика. Мырь был так добр, что назвал мне место и время, где будет произведен обмен, аргументируя, что догнать Жесткого с пацаном сейчас уже нереально. Следующий поезд до того городка будет лишь через неделю. А в случае отказа…
— Ну что, кид, мы с тобой кореша? — если бы аура бандита не вспыхнула на мгновение страхом, я бы подумал, что он буквально мечтает со мной подружиться.
Гулко лаяли обеспокоенные псы, явно непривыкшие к качке.
— Кореша, — прокряхтел я, медленно вставая.
— Тогда иди сюда! — мне был сделан широкий приглашающий жест, — Горто, запри собак, мы через пять минут пойдем наверх!
— Пора бы уже, — проворчал названный Горто, направляясь к двери, — Пацаны заколебались ждать под ветерком.
Прямо возле Мыря я вновь не удержался на ногах, падая на четвереньки с надсадным всхлипом. Елозя по полу в попытке утвердить руки на качающейся палубе, я услышал его досадливый комментарий по поводу покойного Круппа, того бомжа, кто отоварил меня дубинкой. Какой всё-таки нужный оказался бомж, как же он пришёлся к месту.
Мырь был очень опытным и тертым бандитом. Злым, резким, до ужаса метким и решительным, но его подвели две мелких и незначительных детали. Первой было то, что он, торопясь, не дал себе труда меня обыскать, поэтому вонзающийся ему в кишечник Аргумент стал очень большим сюрпризом. Возможно даже не фатальным, возможно, я бы просто не успел как следует развернуть и воткнуть столь здоровый нож, но тут в дело вступила деталь номер два. Бандит был человеком, а я кидом. Мои физические кондиции были куда лучше, чем у человека, живущего непростой жизнью в плохих условиях.
Остановив руку с револьвером, летящими в моё ухо, я с надсадным уханием вырвал старрх, слегка проворачивая его в ране. Шипы на кастете орочьего ножа распороли штаны и скрытую за ними плоть, превращая вытягивание в какое-то жуткое потрошение. Вырвав нож, я тотчас начал уходить вбок, доворачивая голову в попытке определить местоположение и боеготовность второго находящегося в комнате бандюги, но тот оказался начеку. Меня дважды толкнуло — в спину и руку, бросая вперед, мимо медленно падающего Мыря.
— Критическая ситуация! Активирован «Боевой режим»!
Мир слегка притухает, как будто включился «Демпфер эмоций». Чувства обесцвечиваются, мир слегка приостанавливается, время начинает идти нехотя и неравномерно.
Рука опирается точно в пол, превращая неконтролируемое падение в кувырок, предсказуемость которого я сбиваю ударом ноги в пол, чтобы укатиться с линии огня. Это почти получается, одна пуля летит мимо, вторая вскользь задевает ногу, отрывая подошву ботинка и срывая кожу с пятки. Я скручиваюсь, чтобы поймать в поле зрения стрелка, который попал по мне три раза из четырех выстрелов, вижу, как он дергает стволом револьвера, пытаясь поймать меня в прицел. Хорошо, один или два патрона. Надо действовать.
Старрх летит по кривой дуге в лицо бандита. Шансы, что я попаду острием — нулевые, но на данный момент это единственный отвлекающий фактор у меня под рукой. Пригибаясь, тот уворачивается от здоровенного ножа, но это дает мне почти целую секунду движения. Достаточно, чтобы подняться на ноги, уловить точку опоры с качающейся палубы, рвануться на носках вперед. Опасность, что кровь сейчас зальет ступню, усложнив мне перемещение, отметаю как несущественную в ближайшие две-три секунды.
Рывок удачен, от предпоследней пули я почти сознательно уклоняюсь, видя движение пальца на спусковом крючке стрелка. Еще раз прожать он не успевает, так как моё тело врезается в него, а пальцы левой руки сжимают и выкручивают пах. Мы падаем на пол, и через долю секунды я уже уверенно впиваюсь зубами в горло человека. Сжать покрепче челюсти, запуская руку туда, где видел рукоять самого обычного ножа, используемого при любой оказии.
Удар-удар-удар-удар-удар. Тычу в туловище бандита со скоростью швейной машинки, но тот в отчаянии всё-таки успевает сделать гадость — жестко тычет пятерней в лицо. От боли сжимаю челюсти куда сильнее, чем вообще представлял себе возможным, слышу хруст. Поле зрения сузилось, боль, на лице непроизвольная гримаса. Вывод — у меня что-то с глазом.
Неважно.
Дверь сзади распахивается, демонстрируя ствол и напряженное лицо отправленного к собакам Горто, что-то услышавшего сквозь их лай. Он не представляет для меня особой опасности, так как я уже подобрал выпавший из рук его подельника револьвер. Попасть из незнакомого оружия по мужику в другом конце полутемной каюты, да еще и с нарушенным зрением — подвиг не для меня. Зато я вполне могу попасть в пузатую лампу, просто задрав ствол вверх.
Бандит делает несколько выстрелов почти вслепую, а затем начинает торопливо пятиться. Времени достаточно, чтобы поднять старрх и вырвать из холодеющей руки покойного Мыря револьвер. Горто везет — он получает пулю в солнечное сплетение, тут же ничком падая на пол и начиная заливать его кровью. Собаки бесятся вовсю, превращаясь из надежного шумового прикрытия в тревожный фактор, способный привлечь ко мне внимание. Разум это холодно отмечает, а затем я… останавливаюсь, как сломанный механизм.
«Боевой режим» мне ничего не дал, совершенно. Он просто забрал лишнее. Эмоции, мысли, сомнения, он позволил мне действовать по прямым линиям там, где полноценный разум попытался бы проложить кривые. Но сейчас перед ним встала задача куда сложнее прямого конфликта — планирование. Требуется прекратить кровотечение, покинуть плавучее средство, добраться до берега, найти врача. Невозможно — дырки в спине, невозможно покинуть корабль — кровоточу, невозможно добраться до берега — текущих сил не хватит для преодоления водной преграды, невозможно найти врача — множество непреодолимых обстоятельств, включая сам Векину. Город с недавних пор ненавидит Должников.
Выхода нет. Я стою посреди залитой кровью каюты, в которой начинает одуряюще пахнуть бойней. Какой вкусный запах…
Что?!
Оглядываю трупы, тут же приходит понимание — это ресурс. Поглощение в краткосрочной перспективе даст телу возможность полностью остановить кровотечение, в долгосрочной же запустит процессы самоисцеления, очень быстрые, особенно если я найду возможность поспать. Но у этого ресурса крайне короткий период пригодности, через несколько минут он превратится в вкусное и даже теплое, но совершенно обыкновенное мясо. Следует немедленно…
Нет. Я стоял, шатаясь, шепотом разговаривая с собой. Каннибализм? Нет, я принадлежу к другому виду. Жизненная необходимость? Да, иначе покойник, без вариантов. Правое легкое быстро заполняется кровью. Поедание разумных? Они уже не разумны, это даже не они, а просто мясо. Я скорее сдохну, чем буду жрать человечину! Ты просто не пробовал ее на вкус. Да и какие они люди? Даже называть их так тошно. Исключено. Но они отрезали ногу ребенку! Отрежь себе тоже ногу! Вон ту, она почище.
Я. Скорее. Сдохну.
Прокусить себе щеку оказалось невероятно легко. Вспышка боли ослепила меня, едва не заставляя потерять разум, но навязчивая идея, желание, требование… отступили, прекращая сгибать сознание в податливый желейный ком. Стоя в который раз на четвереньках, я вновь начал слышать звуки. Скрип корабля, плеск волн, лай.
Лай? Пёсики. Я люблю песиков.
Иногда в жизни все решает чистое везение. Сегодня ты безработный, с последней сотней в кармане и без перспектив, а завтра внезапно берут сторожем на стройку, деловито отслюнявливая ошалевшему от привалившего счастья тебе аж девять полноценных красных бумажек по сто рублей. Вчера ты не знал, пойдешь ли ты вскоре подавать на развод, но пара случайных фраз рождают неловкий диалог с женой, в ходе которого выясняется, что ваши подозрения и страхи надуманны. Потея от ужаса перед аудитором сегодня, завтра ты лучишься от счастья, видя, как полиция пакует в уазик визжащего от ужаса исполнительного директора, запускавшего руку в бюджет по хитрой схеме.
Я всегда считал, что самое большое везение — это когда тебе не мешают.
Здоровенная тварь бросилась грудью на решетку клетки, задирая пасть к моей просунутой под потолком её узилища левой руке. Аргумент воткнулся в необдуманно подставленное горло, раздирая хищными пилообразными зубьями рану на обратном движении. Позволив бобику елозить, хрипя и лягаясь ногами, по полу, я крадучись отправился дальше. Совсем недалеко, силы таяли буквально с каждым ударом сердца, боль и слабость подступали со всех сторон, но загасить немногочисленные лампы было слишком важным для выживания.
Впившись в теплое парное мясо животного зубами, я ощутил небывалый прилив… нет, не сил. Эйфории, жадности, может быть, даже смысла жизни. Совсем не понимая, что испытываю, я жрал собачью ляжку, едва ли не урча от удовольствия. Небрежно вскрытая шкура мешалась, скулеж соседней собаки слегка отвлекал, но в остальном жизнь казалось мне прекрасной, удивительной, обещающей множество чудесных моментов.
Вроде этого.
Первым вновь начал видеть глаз. Затем утихла обжигающая и дергающая боль в пятке, сменившись тупым могучим нытьем. Я несколько раз глухо закашлялся, выплевывая свою кровь на трапезу. Нужно было съесть еще. Можно было съесть еще. Сейчас вот вспорю брюхо и попробую отдать должное печени. Во многих книгах пишут, что она чрезвычайно полезна. Действительно, принадлежавшая когда-то Богу-из-Машины и встроенная в меня система показывает, что печень и сердце обладают высокой ценностью.
Через несколько секунд, приложив чуточку усилий, понимаю, что и вкус у них тоже хороший.
Сознание, в том виде, к которому я привык, возвращалось неохотно. Пробудившийся чужой инстинкт, едва не принудивший меня к каннибализму, теперь не менее мощно требовал, чтобы я срочно нашел себе спокойное тихое место для переваривания сожранного. Как-то этот инстинкт мог взаимодействовать с разумом, поэтому постепенно отступал, давая мне возможность оценивать, планировать, действовать.
Время было на исходе. Диалог с бандитами начался около пятнадцати минут назад, но их дисциплины явно не хватит, чтобы еще дольше торчать на верхней палубе, ожидая, пока Мырь сотоварищи выйдут. Пора драпать.
Даже у этой сирой развалюхи было несколько палубных оружейных портов. Через один из них я и покинул судно, задавив в душе соблазн попробовать всех перерезать, чтобы добраться до обязательного буквально везде ялика. Конечно, в темноте я царь и бог, но тесные коридоры совершенно не то место, где можно поиграть в кошки-мышки с десятками головорезов. Всё, что на прощание я смог сделать, так это спереть несколько досок, кое-как связав их веревкой.
… ну и, конечно же, поджечь корабль. Есть же шанс, что банда начнет стрелять друг в друга за места на ялике? Правда же?
Впереди, прямо по курсу, сверкали огни ночного Векину. Я, перегнувшись через доски, вовсю греб вперед, держа курс на город. Обернувшись через несколько минут, заметил густой столб дыма, поднимающийся над покинутым мной кораблем. Хорошо, значит, осталось догрести до берега, поспать… а потом?
А потом я пойду за Хорионом, внезапно понял я. За ним и за Жестким. Раньше, пока это все не закрутилось, я смотрел на пацана, как на возможную помеху в пути, как на капризного ребенка, способного чисто ради своего эго насовать мне палок в колеса. То, что по своей тупости я не рассмотрел в маленьком говнюке источник информации о себе, стало солидным таким пинком по собственному самолюбию, которое только-только начало воскресать после победы над Мырем.
Доплыть, поспать, разобраться в изменениях, что со мной произошли, забрать шкрассов… и в погоню.
Время у меня есть. Жесткий должен умереть, а Хорион… ну там как получится.
